Чертово колесо

Михаил Гиголашвили, 2007

Михаил Гиголашвили (р. 1954) – прозаик и филолог, автор романов «Иудея», «Толмач», «Захват Московии» (шорт-лист премии «НОС»), «Чертово колесо» (шорт-лист премии «Большая книга»), «Тайный год» («Русская премия», шорт-лист премий «Большая книга» и «Русский Букер»). Грузия, 1987 год, «перестройка». Тбилисские наркоманы и менты, неотличимые от мафии, интеллигенция, воры в законе, партноменклатура – детально прописанные персонажи романа «Чертово колесо» страдают от ломки физической, слома личности, смены эпох и «понятий». «Сквозь мелкие детали, сквозь чутко расслышанные фразы и точно схваченные общественные настроения проступает сложный и страшный образ великой империи накануне распада. Наркотики в этом плотном, густонаселенном, эпохальном романе – не более чем машинное масло, смазка, позволяющая привести в движение поразительно изящную и стройную конструкцию». Галина Юзефович

12

Утром у Ладо затрещал телефон.

— В чем дело?.. — с трудом узнав поникший, усталый и растерянный голос лысого Серго, просипел Ладо.

— Надо срочно повидаться.

— Что, лекарство появилось?

— Какое на хер лекарство!.. Через десять минут буду, из автомата звоню…

Ладо вылез из постели, пошел осматривать квартиру. Жены и сына не было, мать из кухни предложила чай, но он, ответив:

— Нет, ко мне товарищ! — открыл входную дверь и под скорбно-вопросительным взглядом матери повел Серго в свою комнату.

Мать можно было понять — вид у гостя оказался помятый: круги под глазами, синяки и ссадины на руках и лице, кровоточащая глубокая царапина на лысине.

— Что с тобой?

— Я прямо из ментовки! — сообщил Серго, опускаясь в кресло. — Трое суток там сидел, пока они машину на себя переоформляли… Они всё знают… Всё и про всех…

Ладо в растерянности опустился на стул:

— Что знают? Откуда? Про кого? Расскажи подробнее!

Серго поведал о том, как его арестовали, отвезли в отделение и мучили там, добиваясь имен, фамилий, фактов.

— У них есть список, они читали его мне! Там все мы — я, ты, Гуга, Бати, Тугуши, Художник, еще какие-то фамилии, клички…

— Почему тогда они не берут всех? У всех же проколы! — И Ладо, закатав рукава фуфайки, стал лихорадочно осматривать свои изуродованные вены.

— Не знаю, — пожал плечами Серго. — Ничего не понимаю…

— Как они тебя взяли?

— Явились на работу. Нашли вторяк в пузыре, шприц, проколы, сами еще подкинули пару чеков…

— Сами?

— Ну да, не я же… Откуда у меня чеки?..

— Вот паскуды! Возили в наркологический?

— Нет. Для чего им это? У меня проколов, как от швейной машинки… Я сказал, что от алоэ… Алоэ, мол, делаю…

— Алоэ! — усмехнулся Ладо. — Кто же алоэ в вену делает? Да еще в капиллярку? — И он указал на тыльные стороны ладоней Серго, испещренные точками и мозолями.

— Ничего другого в голову не пришло. Я сказал им, что ничего не знаю, что это ошибка. Тогда они стали бить… Палачи. И майор с ними, толстый. Вешали за наручники… Потом завели разговор о деньгах. Где у меня деньги? Я же им сразу отдал машину, что еще? Дома с ума сойдут! Дай телефон!

Серго торопливо набрал номер и долго что-то объяснял отцу, сваливая свое отсутствие на неожиданную девочку из Москвы, с которой был вынужден провести это время. Отец кричал так громко, что Ладо слышал его басистые рыки:

— Руки отвалятся набрать номер?! Сукин сын! Мне хотя бы мог сообщить? Позвони — а там черт с тобой, хоть сифилисом заразись, сволочь! Мать чуть не умерла, лежит с давлением. Все больницы и морги обзвонили! Жена от окна не отходит! Дети в панике! А он с блядями, мерзавец! Есть же телефон!

— С женой не ссорь, ничего ей не говори! — попросил Серго. — Как дети?

— Дети?! — завопил отец и швырнул трубку, которая, казалось, ударила Серго по голове.

Он понурился. Ладо вновь начал выспрашивать:

— Ты ментам ничего не сказал?

— А что я мог сказать? Список у них есть, барыг я не знаю… Сказку про дедушку Михо сказал — и всё. Ну, помнишь, воронцовские приносили кахетинскую опиуху, говорили, что у какого-то дяди Михо берут, под Телави, где он в теплице выращивает. Еще смеялись — зачем в Кахетии теплицы, там и так жара стоит…

— Когда они выпустили тебя?

— Утром пришел толстый майор, вывел из подвала, сказал, чтоб я никому ничего не говорил и убирался к чертовой матери. Машину забрали, должен им кое-какие документы еще донести. Что отцу скажу?

— Да… — в смятении протянул Ладо, набрал номер Гуги: — Срочно выходи на угол! — Повесив трубку, спросил: — Кто же закладывает?

Серго развел руками:

— Не я, во всяком случае… Но кто-то стучит основательно — они, например, знают, что Гуга ездит к татарам, что мы колемся у Художника, что сейчас сидим на кокнаре. Знают даже, что у Тугуши вены плохие. Как там, говорят, Тугуши? Вены у него не стали получше? Пусть, говорят, к нам приедет, мы ему шунт поставим! Представляешь?!

— Ничего себе! — вырвалось у Ладо, на которого эта деталь произвела тягостное впечатление. — Давай вспоминай все по порядку, будем вычислять.

— Да я уже три дня вычисляю — все без толку… — безнадежно махнул рукой Серго.

Ладо быстро оделся. Они спустились во двор, по дороге вспоминая, сопоставляя, прикидывая, но что тут прикинешь, что с чем сопоставишь? Икс на игрек дает вечный икс-игрек.

— Если они всё знают — почему не берут? Нелогично. Тебя выпускают, нас не берут. Ведь пока проколы свежие — надо брать… Улики… — пробормотал Ладо.

— Меня же взяли… Или ты хочешь сказать, что это я дал список? — воспаленно вскинулся Серго.

— При чем тут ты? Я просто рассуждаю. Почему они тебя так быстро выпустили? Они ведь понимают, что ты всех предупредишь, что все попрячутся. Или затевают что-нибудь похуже? — сказал Ладо, а сам в первый раз подумал: «А если правда — Серго дал список? Раскололся, не выдержал? Нет, так нельзя думать! Он не мог… Сто лет его знаю… В детстве на баскетбол во Дворец пионеров ходили…»

Ладо чувствовал, как надвигается оцепенение, охватывающее его в тяжелые минуты, — он действовал, говорил, жил, а на самом деле внутри все застывало, как в спазме, хотелось уснуть, скинуть бремя мыслей, забыться, исчезнуть… Подошел Гуга. Узнав, в чем дело, длинно выругался:

— Сколько лет кайфую — ни разу псам не попадался! А на старости лет — вот тебе, пожалуйста! Дети у всех! Скоро внуков будем нянчить — а тут список!..

Не став рассуждать, кто стукач и чего можно ждать, он сразу решил:

— Надо прятаться. Я смываюсь. Аппарат нужно забрать у Шалико! Ладо, поехали к нему. А ты, Серго, обзвони всех, предупреди, чтобы смывались!

— Кого это всех? — уточнил Серго.

— Кого? Тебе лучше знать, кого! — с нажимом ответил Гуга.

— Ты на что намекаешь? — набычился Серго.

— Ни на что. Тебе же читали список. Кто там был — тех и предупреди.

— Стоп! — сказал Ладо, вмиг представив себе всю кошмарную сеть взаимных подозрений. — Так мы свихнемся! Дойдем до того, что станем подозревать друг друга… Учтите еще: все, кто таскается к Художнику — наркоманы, но не преступники. Ну, какой Арчил Тугуши преступник? Где гарантия, что если псы возьмут его за шиворот, он не расколется и не сдаст всех подчистую? Или Бати?.. Борзик?.. Да и мы что, преступники? — обвел он рукой всех троих.

— Конечно. Если бы кайф продавали в аптеках, то никто из нас не общался бы с ворьем, — поддакнул Серго. — Нужны нам эти сатаны и нугзары! Прошлый раз полжизни потерял, когда Рублевку кидали.

— А может, Художника взяли? Соседи настучали? Они ведь видят, что там творится! — предположил Гуга. — Запахи чуют… Никому, в конце концов, не приятно рядом с такой хатой жить, да еще в итальянском дворике. А собакам много надо? Явились и разбомбили Художника…

— Особенно их интересовал Бати, — вспомнил Серго.

— Ну да, у него есть деньги, — отреагировал Гуга. — Слышали, кстати — его дядю, Давида Соломоновича, гинеколога, на днях ограбили? Пропилили в крыше дыру, влезли с потолка, всё забрали и смылись.

— Ничего себе! И много взяли?

— Разное говорят…

— Удивительный город — не успели вчера ограбить, как сегодня все уже знают! — невесело усмехнулся Серго. — Кто ограбил, еще неизвестно? Не Бати ли сам?

— Нет, куда ему! Он на это не способен, — вставил Ладо.

— Он на все способен.

— А может, его менты после ограбления поймали, а он и сдал всех? — начал развивать мысль Серго.

— Да, этот мог свободно всех заложить! — сказал Гуга. — Кто-кто, а он уж точно раскололся бы, если его взяли за яйца! И не особенно даже сильно. Помнишь, Серго, как он тебя бросил в ломке на море?

— Разве такое можно забыть? Он гадина, а не человек. На все способен! — ответил Серго, в волнении вытирая взмокшую лысину скомканным платком.

— Надо ехать за аппаратом, — напомнил Гуга.

— Про аппарат тоже знают, — сообщил Серго. — И в курсе, кто его привез…

— Как? И это?! — в отчаянии округлил глаза Гуга.

— Опасно идти к Шалико!.. А если он всех заложил?.. В ГПИ часто рейды проводят, там не только студенты, но и все доценты кайфуют… — предположил Ладо.

Гуга, подумав, ответил:

— Не исключено. Но у меня выхода нет — я должен забрать аппарат. Ты, если хочешь, оставайся, я поеду один…

— Поехали вместе.

Серго отправился звонить и предупреждать, а Ладо и Гуга поехали к Шалико Сванидзе. По дороге обсуждали свалившееся несчастье, прикидывали, где скрыться, что сказать дома и как вообще избавиться от угрозыска и беды. Пока они на свободе, надо что-то предпринимать — не сидеть же и не ждать, пока явится угрозыск…

— Знаешь что? — вдруг сказал Гуга. — Мы ведь собирались в Кабарду за анашой… Вот и поедем. Там сейчас мацанку^[21] собирать начинают, самый лучший первяк… Пособираем немного, посидим на гашише, слезем с иглы. Рванем прямо завтра! Достанем денег, соберем старых шмоток — и вперед! Только что делать с ломкой? Не умереть бы по дороге…

Ладо сочувственно промолчал. Гуга сидел на игле плотнее его, кололся несколько раз в день, ездил в поисках ширки за сотни километров, в Кировабад, Грозный, Назрань.

Прикидывая, что нужно для поездки, подъехали к закопченному, как крематорий, корпусу, стоящему на отшибе плато Нуцубидзе^[22]. Здесь снимал квартиру Шалико, вечный студент, родом из какой-то гурийской деревни. Огляделись, заперли машину. В лифте на Ладо накатил страх — а вдруг у Сванидзе засада?

Они долго звонили, топчась на площадке. Дверь не открывали, но за дверью ощущалось движение: скрип половиц, тихие слова и шаги. Спустя несколько минут выглянул Шалико, в трусах и босиком. Вид у него был обычный — опухший и растерянный. Вошли, не здороваясь.

В комнате без мебели вповалку лежали парни, человек пять, с закрытыми глазами, красные, расстегнутые. Они, казалось, спали, но Ладо уловил, что кое-кто тяжело открыл глаза при их появлении, но и только — подняться или говорить никто не мог. Стоял резкий запах немытых тел.

В углу какой-то тип с наушниками на голове копался у аппарата.

— Идиот, они же могут подохнуть! — свистящим гневным шепотом сказал Гуга, больно хватая ойкнувшего Сванидзе за руку и резко разворачивая его лицом к себе. — Я тебе аппарат для чего оставил, паскуда этакая? Я тебе дал его спрятать, в чехле, а ты что творишь? В каком они виде? От таких передозировок копыта откинуть можно!

И Гуга, наступая на лежащих, подскочил к типу, грубо сорвал с него наушники, вырвал вилку из розетки и поволок аппарат на кухню. Шнур задел кого-то из лежащих по лицу. Парни заворочались, замычали.

— Очнись! — Ладо шлепнул Сванидзе по щеке. — Серго поймали, менты всё знают, в любую минуту сюда могут нагрянуть! Гони этих ублюдков! Убирай квартиру и дуй в свою деревню. Чтоб духа твоего тут не было! Если менты явятся — никакие бирюльки тебе не помогут! — указал Ладо на копеечные иконки, свечечки, листки с молитвами, которыми были увешены убогие стены и уставлены телевизор и полки. Даже на столе, среди объедков и пустых бутылок, красовался пластмассовый складень, где Давид Гареджийский изгонял дракона.

Шалико, услышав про ментов, с криками «Уй-ме! Уйме!» в ужасе начал расталкивать парней.

Ладо отправился на кухню, куда Гуга вытащил аппарат.

— Табло треснуло, — показал Гуга змеящуюся трещинку. — Болван я, болван, кому доверился!

Из комнаты неслись обрывки ругани, но квартира постепенно опустела.

— Мы с тобой еще поговорим, ты у нас попляшешь, идиот! — пообещал Гуга, когда последний парень покинул квартиру.

Шалико молча переминался босыми ногами.

— Милиция у всех на хвосте — до тебя дошло? — еще раз повторил Ладо. — Прибери хату и сваливай домой, коров пасти! И проветри квартиру! Вонь, как в хлеву!

Гуга погрузил аппарат в чехол. Потащил вместе с Ладо к лифту.

— Житья от деревенских нет! — ругался Гуга в кабине. — Надо собираться, искать Анзора и мотать отсюда в Кабарду.

Ладо скривился:

— Какого еще Анзора? Сололакского? Этого кровопийцы только не хватает! Без Анзора не обойтись?

— Нет. Он всех знает в Нальчике, Байраму сводный брат, на зоне с ним сидел — как без него? Там тоже ничего на улице не валяется, все искать и зубами вырывать надо. Сам не соображаешь? Любой хороший кайф требует беготни и хлопот. Без Байрама нельзя, он местный. Значит, и без Анзора тоже никак. Чего ждать? Чтобы нас менты захапали? Аппарат пристроим и поедем. Придержи, чтоб на спуске не прыгал.

«Заколебал ты с этим аппаратом!» — с неожиданной грубостью подумал Ладо, но перегнулся через сиденье и стал придерживать кожаный чехол, под которым что-то брякало и стукало.

Все, по словам Гуги, началось с капсул. В лаборатории рассуждали так: почему бы не изобрести капсулы против наркотиков, на манер алкогольных, но которые могли бы поддерживать в больном ощущение эйфории, избавляющей от вечного поиска наркотиков? Нравится тебе быть постоянно под балдой — будь! Капсулы планировались в расчете на месяц, год, два и три года, на манер антиалкогольных. С ними ничего не получилось, но из этой идеи родилась идея аппарата. Когда Гуга привез из Москвы громоздкий образец, Ладо по-дружески помогал ему, даже первым провел на себе опыты, после чего несколько дней мучился давлением и тошнотой. Потом стало не до того. А на сокурсников Шалико из ГПИ с их деревянными черепами аппарат, очевидно, действовал хорошо, в самый раз, убивал наповал.

— Он амигдалу стимулирует, — объяснял Гуга. — Такой центр в мозгу, который заведует кайфом, и если его раздражать электротоками, то можно вызвать ощущение эйфории.

Тут Ладо пришла идея спрятать аппарат у Зуры. Там есть разные тайники, где хранится нелегальщина: листовки, плакаты, оружие. Он сказал об этом Гуге. Они поехали к Зуре, который жил в частных домах на Бахтрионской улице. Ладо свистом позвал его. Зура, не спеша, вышел за ворота. На плечах у него была накинута бурка. Узнав, что надо спрятать ворованную антикварную швейную машинку, он почесал бороду, сдвинул на затылок шапочку и велел тащить железку к сараю, а сам пошел за ключами.

Приехавшие заволокли аппарат во двор со странными вещами: садовая скамейка, несколько гробовых плит и старых камней с письменами, складная лестница-стремянка, плотницкий инструмент, дрова, топор, коса…

— Это ему зачем? — покосился Гуга на косу.

— А надгробья зачем? А бурка зачем в жару? — ответил Ладо. — Кто его разберет, молодняк… У них свои дела…

— Он не кайфует?

— Нет, что ты! Ненавидит кайфариков! Сидят целыми днями, совещаются… Штабы имеют, типографии, партии…

— Делать им нечего! — в сердцах сказал Гуга. — А что им вообще надо?

— Ну, свободу от империи, самостоятельность…

— А, понял, лекции Гамсахурдии…

Зура вернулся с приятелем, молчаливым и коренастым.

— Времени нет. Люди у меня. Мы сами затащим. Вы езжайте, а то соседи смотрят! — махнул Зура рукой. — Я к тебе на днях зайду, еще пару глав занесу.

— Ладно. Если меня не будет — матери оставь. Она на мой стол положит.

— А как последний отрывок?

— Хорошо. Так, мелочи какие-то по стилистике, чуть-чуть орфографии, — Ладо начал вспоминать, но Зура оборвал его:

— Потом, когда зайду, поговорим. А сейчас все, расход!

Гости пошли к машине, а Зура, отперев сарай, стал затаскивать в него аппарат. Другой парень стоял в задумчивости и не помогал.

— Странные типы, — тихо пробормотал Гуга. — Откуда ты его знаешь?

— В одном классе учились. Он всегда был замкнутый. Теперь вот писать начал.

— А что пишет? Бред, наверно? Читать хоть можно?

— Вполне. Дам, если хочешь. Пересказывать лень, да и трудно. Бесы, идолы, древняя Грузия…

— Вот съездим в Кабарду, возьмем мацанку и перезимуем — с книжками, музыкой, бабами! — мечтательно сказал Гуга. — Проколы заживут… С лекарства слезем, в себя придем… А то я так плотно сижу, что ничего уже не чувствую, только ломку снимаю. Зачем тогда вообще колоться, не лучше ли трезво сидеть?

— Знаем эту песню, — вздохнул Ладо. — Трезвым ты не можешь быть — вот в чем проблема.

— Нет, гашиш поможет слезть.

— Дай-то бог. Но верится с трудом. Придет Чарлик, придет Пирожок, принесут опиум, предложат кокнар, покажут кодеин — и всё по новой… — печально усмехнулся Ладо.

Гуга не ответил, сгорбился и начал открывать машину. Он знал, что Ладо прав. И Ладо знал, что он знает. И все всё знали, но устоять были не в силах. Горошина амигдалы намного сильнее двухкилограммового серого вещества…

Примечания

21

Пыльца на конопле, сырье для гашиша.

22

Новый район Тбилиси.