Перемена

Михаил Гарберман

2006 год. В маленьком городе на краю одной большой страны шестеро школьников решают открыть собственный кинотеатр. В его сеансах нет мультфильмов, зато полно мата, импровизаций, безвкусицы и подросткового нахальства. Огромная популярность, свое шоу на ТВ, деньги не принесут им радость. Они думают, что это самый ужасный период в их жизни. Они еще не знают, что скоро станут взрослыми, а школьная перемена превратится в настоящую. Книга содержит нецензурную брань.

Про эксклюзив

После поездки мы сняли еще два видео. Сразу осознали: нас знают. Эти видео требовали даже две соседние школы. Это было в высшей степени неловко. В первую очередь, конечно, Лиору и Киткату. После субботнего путешествия мы гуляли в воскресенье по городу, и стайка девчонок и пацанов узнала нас на Центральной площади. С ними впервые сфоткались люди не из школы. Уже в автобусе Лиор озвучил:

— Ссыкотно.

Марк задумался на минуту:

— Едем до Большевой.

— Чего мы забыли в этой дыре?

— Это мой дом. Отца сегодня нет, обсудим детали.

Спустя полчаса мы сидели у Марка в большом деревенском доме. Отца не было, он уехал к родственникам на несколько дней. Огромная гостиная соседствовала с небольшой каморкой под лестницей для Марка, прям как у Гарри Поттера. Но у последнего были только солдатики, а у Войцевского — четвертый «пень», штатив, новая видеокамера и микрофон.

Уселись в гостиной, полукругом.

— Я больше не буду говорить слово «ссыкотно», если надо ездить в эту глушь, — заверещал Лиор.

— Предлагаю совместить сюжеты на одном диске и продавать, — расхаживал туда-сюда Марк.

— Да кто это говно купит? — вырвалось у меня.

— Вот и узнаем, — задумчиво сказал Марк, почесывая нос.

— Надо собраться, обсудить тогда.

Все на меня уставились. Я понял, что мы уже собрались. За час придумали план, нашли все нужные видео. Их оказалось двенадцать. Монтировали до позднего вечера. Телефона в доме не было, пришлось идти к соседям, чтобы звонить маме. Родители разрешили остаться с ночевкой.

Мы спорили други с другом об очередности сюжетов до восьми вечера, после записали две «подводки» (слово это мы узнали потом). За это время Стефан съездил в последний работающий до девяти вечера компьютерный магазин и приволок нам пятьдесят CD-болванок. К часу ночи диски были готовы. Карманные расходы нас шестерых были истощены. Наигравшись с Vegas Pro вдоволь, мы упали на два рядом стоящих дивана.

— Надо ехать к бабушке Лиора. — Марк и правда был режиссером, у него сна ни в одном глазу. — Славик.

— Идея отличная, но мадам не в духе, — отозвался Славик.

— Куда? — Я даже не боролся с сонливостью.

— На центральный рынок. Черт, это все не то. Нам нужен эксклюзив.

— Кто такая бабушка Лиора, объясните мне, — не унимался я.

Мне объяснили.

На протяжении двух лет со Славиком я пыжился запомнить его родню. У него было несчетное количество двоюродных братьев и сестер, но я их никогда не видел. Был единоутробный брат, с которым мы познакомились, когда отдыхали на даче. Был дед, торчащий в гараже. Были дядья с востока и тетки с запада. Но квартире рядом со школой Славик жил с тихой тётей, и мы вечно подтрунивали над тем, что он всех родственников выдумал. Кроме одного. Настоящей жемчужиной семьи, главной кормилицией, была его бабушка по матери. Она держала палатку с палёными контрафактными дисками на центральном рынке. В этих палатках продавались диски, где тринадцать фильмов в плохом качестве на каждой стороне.

На рынке ее знали как «бабушка Лиор» и принимали за живую легенду. Она во время облав милиции упаковывала незаконный товар быстрее, чем в армии собирали автомат. Она, с пластиковым стаканчиком дымящегося отвратительного кофе разрешала нам брать любые диски, включая трилогии «Властелина колец» в смешном переводе. Мы диски теряли, а я до сих пор не вернул «Беги, Лола, беги». Согнать ее с рынка не могли, денег она приносила в семью стабильно, жила одна в квартире на окраине. Признанная королева контрафакта, она ходила на дни рождения местных бандитов и милиционеров, но была добрейшей души человек.

Ее палатка стояла близко к центру рынка, недалеко от рыбного места. К ней мы и пошли предлагать свои видео. Я, Марк и Лиор приехали спозаранку, к восьми утра. Вечером замерзшую торговку лучше не просить об одолжении. Нашли ее ларек. Издалека она увидела нас, и закурила длинную женскую сигарету.

— Мальчики, если что, музыку не подвезли, — грустно объявила она вместо приветствия.

— Бабуль! — Лиор поцеловал ее в щеку, она хихикнула. — А мы не покупать, мы предложить.

Марк поставил сумку на прилавок пакет с пятьюдесятью дисками.

— Так, и что это, кучерявый?

— Дурачимся на видео, — поддакнул я. — Очень смешно. Можете бесплатно давать их людям? А если попросят еще, когда придут — скажите нам. Тут вот номер телефона и почта электронная на обратной стороне.

— А как вы там дурачитесь? — сощурилась бабушка Лиор.

— Ба, добровольно, — отрицая рукой зло, сообщил Славик. — Звездами будем. Ну, я точно.

— Мать твоя с пеленок говорила, что на актерский пойдешь.

— Не пойду я на актерский, — уверенно объявил Славик. — Всем говори, что это детское телевидение, пацаны ролики снимают.

— Так может за деньги, парни?

— Следующую партию — обязательно, — кивнул Марк.

Бабушка взяла один из дисков, рассматривала.

— Ладно. — Она махнула рукой, и переживания улетучились. — Детям буду давать, как вы.

Это была победа. Мы на радостях начали обсуждать, сколько заработаем денег, чтобы купить дуб. Тесный икарус слушал честолюбивые мечты трех подростков. Но в школе нас ждало разочарование. После третьего урока в рекреации на втором этаже не появился телевизор. А это был символ свободы в школе.

Началась эта традиция задолго до меня. Наш учитель по ОБЖ тогда предложил выставлять в зону рекреации на втором этаже телевизор из своего кабинета. Журнальный столик с колесиками элегантно выкатывали из кабинета, и он собирал всех подростков на большой, сорокаминутной перемене. Совместный просмотр телевизора объединял тех, кто дрался или кого били.

Не существовало старших и младших, не было умных и глупых. Мы включали MTV, где можно было встретить Piece of Me от Бритни и «ТОП-10», и это делало толпу живым организмом. Тогда же я узрел, как рекламы воспринимаются толпой. Реклама про «Привет-подушка, привет-подружка», «Приправа на второе» или таблетки для потенции, где надо просто быть мужчиной, эхом истерики прокатывались по школьникам всех ступеней.

Никому в голову не приходило, что это может быть плохо.

Но вот кто-то из завучей увидел, как мы смотрим клип «Медведица» Мумий Тролля. Там огурец трахает разных людей. Учителя ОБЖ вызвали на ковер. Он сказал, что все претензии идиотские, и уволился. На доске объявлений рядом с расписанием уроков появился листок, где публично запретили выносить телевизор.

Мы стояли в коридоре, в составе толпы, что была разочарована. От грусти мы направились в столовую, где не стали есть. Уселись на подоконнике.

— Это всё пакет с черными полосками, — бушевал Марк.

— Марианна, точно! — поддакнул Никита. — Я митта ме тэмме?

— Опять ты со своим финским.

— Говорю, что будем делать?

— Терпеть.

— И стихотворение учить.

— Какое стихотворение?! — ввязался я.

— Она задала там стих учить. — Стеф указал на свои смирившиеся с будущей двойкой глаза. — Помните?

Мгновенно память освежилась, на внутренний чердак ворвался ветер воспоминаний. Марианна решила посвятить вторую четверть изучению стихотворений. Задала их кучу, в ужасающую рифму. Разумеется, мы забыли.

— Я ничего не учил, вы тоже, — пожал плечами Бустендорф. — Смиримся.

— Опять ты со своим смирением!

— Я ее по ночам во сне душу, — вырвалось у Бустендорфа. — Машиной ее давлю, там.

— Когда она отпочковалась от Сатаны, — начал Славик.

— А у меня в деревне вышка для прыжков была. Я Марианну с нее в каждом сне кидаю.

Потом мы отвлеклись на примеры в тетради Лиора, «скатывая» их по очереди. Затем пришел Томаш, властно дал нам списать геометрию. Мы так засиделись копированием, так увлеклись, что пропустили звонок мимо ушей. Позже уже бежали по вымершей школе, еще секунду назад бурлившую от жизни. Как только мы коснулись ручки кабинета и оказались в классе, где уже начался урок литературы, перед нами возникла Марианна.

Стоп-кадр. На нас смотрит весь класс.

— Ну и где вы были? — грозно поинтересовалась Марианна.

— В столовой, — жалобно пропищал Славик.

— И что вы делали столько времени в столовой?

— Так мы… это… — Это лепетал Томаш, у которого впервые в жизни что-то пошло не так.

— Выражали недовольство! — выкрикнул Киткат.

— Это по поводу чего?

— По поводу телевизора, который вы запретили.

Марианна коснулась пальцами очков.

— Так, всё. За дверь.

— Марианна Васильевна, так мы же…

— За дверь сказала. Всё, хватит.

— Так мы же в первый раз.

— И в последний, давайте, за дверь. На второй урок не опоздайте.

Перед нами с диким грохотом захлопнулась дверь. Мы снова оказались в полумраке коридора, где не было никого. Я быстро достал камеру. В видоискателе появилось грустное лицо Никиты.

— Нас и слушать не хотят, — грустно сказал он.

Мы просидели на подоконнике весь урок. На втором уроке нам влепили двойки, и не карандашом, как обычно. После уроков Никита и Славик поймали меня и Марка на крыльце. Они заговорили как чревовещатели, голос одного вырывался изо рта другого. Я до сих пор верю, что так оно и было:

— Есть дело.

— Одновременное дело.

— Требующее кучи людей.

— Кучу риска.

— Ролик крутой будет.

— В пустой школе.

— Да какое дело-то? — У Марка разболелась голова от недосыпа.

— Давайте снимем клип без склеек. — Лиор вытащил «Чюитс» из кармана и разжевал вишневую конфету. — Мы идем по школе и типа поем.

— А в чем крутость? — смутился Марк. — Просто идем и поем?

— Ага.

Кивают, как китайские болванчики, глаза горят и сверкают.

— Сделаем это в середине урока, — дополнил Киткат. — Снимем с одного дубля. И это будет в отместку за запрет телевизора. Мы его вернем.

— Одним дублем?

Дальше они снова начали тараторить:

— Нас когда спросят, зачем хулиганим…

— Мы такие — требуем вернуть телевизор! Нас все поддерживают.

— В клипе все будет идеально, вся школа поможет.

— Встанем, начнем танцевать, и двигаться вперед.

— На улицу, на хоздвор, на второй этаж, на пожарный выход.

— И камера такая следит за нами. Вся окружающая среда наша.

— Задействуем всех. Начнем с выпрыгивания из окна.

Головная боль Марка прошла. Идея была безумна.

У школы есть радиорубка, чьи мегафоны висели под потолком почти в каждом классе. Они не используются, но я попросил Томаша узнать, рабочие ли они. Рабочие. Мы проверили вечером, когда в школе уже пусто. Музыка может звучать повсюду. Вся школа станет нашей сценой. Дурацкая сила заставила нас действовать сообща. Мы договорились со своим классом о массовке. Потом нас поддержали другие классы.

— Мы хотим вернуть телевизор на переменах, — говорили мы шепотом. — Вы за?

К нам пришли школьники всех возрастов и спросили, чем помочь. Набралось человек сорок. И как никто не сболтнул о грозящейся съемке учителям? Загадка. Нашли даже четырех брейкдансеров и четверых качков из одиннадцатого класса. Они ради смеха решили нести паланкин с Лиором и Киткатом во время уличного эпизода.

Но открытием всего этого стали девочки. Мы подошли к Алине, представителю всех девчонок нашего класса, и попросили помочь.

— Вас точно выгонят, — резюмировала она, осмотрев меня и Марка с ног до головы. — Киношники.

— Поможешь или нет? Ты представь, математичка даже понимать не будет, что происходит. Все действуют как единый организм. — Войцевски с его руками понесло в творческие туманы. — Раз, и два, и три! Вы хлопаете, мы ходим.

— На математике? Да вас разорвут. Песня-то какая?

— Ээээ… пока не придумали.

Целый вечер наедине с собой каждый перебирал в памяти песни. Встретились, обсудили, но всем по отдельности нравился какой-то шлак. Но тут, недалеко от парка, рядом со школой, пронесся пердящий «Москвич», откуда донесся Seven Nation Army от White Stripes.

Случай выбрал эту песню.

Дело наметили к уроку математики, где кабинет был на первом этаже. Достали паланкин. Достали красную дорожку. Дискотечный шар. Костюм католического священника. Костюм турка с бутафорным мечом-секирой. Достали соболиные шубы, меха, пластиковые фужеры для шампанского. Достали еще кучу всего и вся.

В один из вечеров вернулись в школу, к пяти часам, до этого тусуясь у меня. Начали проводить первую репетицию, где поняли, что четырех минут мало. Пришлось сокращать маршрут, это первая и главная проблема. Второй проблемой был я. Снимаем с рук, никаких плавных движений, мне придется прыгать, бежать, двигаться быстрее актеров. Как это делать? Пришлось отложить. Было еще пять репетиций. Нас не заметил завхоз, не заметили работающие до шести вечера учителя. Уверенные в своей правоте, мы в глубине души хотели, чтобы нас поймали.

— Это все благодать, — умиротворенно кивнул Стефан.

— Это безалаберность, — резюмировал Лад.

Настал день перед съемками. Мы сидели у огромного цветочного горшка в столовой вшестером и ели выпечку. Проходящие мимо школьники загадочно глядели на нас. Таинственные улыбки и подмигивания неслись отовсюду. Все знали большой секрет, в центре которого мы были.

— Ссыкотно, — вдруг сказал Марк.

— Да не выгонят нас, — попытался успокоить Ладушка.

— Не всё прорепетировали, — переживал Марк. Потом ткнул Китката. — Дайте слово, что не облажаетесь. Снять с одного дубля четыре минуты, с кучей локацией.

— Выгорит. Сколько раз ходили уже, — отмахнулся Славик.

— Если ты упадешь, все пропало, — повернулся ко мне Марк, но потом задумался. — Да если кто угодно упадет.

Вечером я и Марк обзвонили ребят из массовки. Никто не слился. Славик отказался помогать в обзвоне:

— Позориться буду завтра, а вы звоните.

Математика была третьим уроком. Первые два (биология и язык) мы пробыли в смятении и бесконечно отлучались из класса. Встречали на перемене со всеми, уточняли роли, движения. Наконец прозвенел звонок. Третий этаж, ботинки (у Лиора они начищенны до блеска) стучат по лестнице. Девчонки строго глядели из-под чёлок. Вот и дверь, наспех выкрашенная неделю назад.

— Ее снести пора, а не красить, — вырвалось у меня.

Она распахнулась, мы вошли в наполненный светом класс и… увидели чужих людей.

Двое женщин, в серых пиджаках и слишком длинных юбках. В руке у каждой папка. На носу очки. Ужасные золотые серьги. Наша математичка, сорока двух лет, суетилась до невозможности фальшиво.

— Ребята, проходите, у нас сегодня комиссия. Но это обычный урок, обычный. — И нервно так хихикнула.

Лад по плану сел к окну на заднюю парту.

— Ладислав, садитесь ближе. У вас небольшой класс, зачем вам пустые парты.

— Тут прохладно. — Лад забыл, как пользоваться языком.

— Зимой-то? Ох, ну сидите, — махнула она рукой. — У нас учащиеся сидят, где хотят, полная свобода!

Улыбки учителя математики до этого не блестели в этом жутком классе, с затертой мелом доской. Я сел на первую парту, аккуратно положив камеру на колени. Они дрожали, грозясь уронить камеру. Досчитав до пяти, я отпустил страх.

— Уважаемые гости, вам там удобно, на последней парте? О, это замечательно! Начнем, ребята. Мы с вами на прошлом уроке начали функции и их графики.

Марк шикнул мне с соседней парты. Губы его пролепетали: «Минута». Томаш, сидящий за моей спиной, ткнул меня пальцем:

— Не одобряю, что ты с ними заодно, — Четкий зычный голос был и правда недоволен.

— Не люблю оставаться с девчонками, — выпалил я.

Смелость раскупорила вены, тепло и отвага потекли под кожей. Двадцать секунд, пятнадцать, десять. Я закрыл глаза, сжал в руке камеру и глубоко вздохнул. И знаете? Мир превратился в шутку. Все эти правила, эти формальности, это показушничество, это стремление сделать нормально. Математика никуда не денется. Тётки из комиссии будут вечно. Моя тройка в этой четверти не подлежит сомнению. Почему я не должен в этом участвовать?

Пятиклассник Тима, которого Томаш посадил за пульт в театральной студии, начала на кнопку. Дзиииинь! — звук лезвием прошелся по барабанным перепонкам. Заиграл тот самый гитарный риф из песни.

Дальше происходило то, что и стало эксклюзивом.

Лиор и Никита встали ногами на столы. Учительница онемела, ее реально превратили в дерево эти звуки. Я выбежал перед ней и начал снимать. Школа грохотала музыкой.

— Это… что вы позволя… — Одна из тетенек министерства лепетала эти слова. Музыка сглотнула слова без остатка.

Черные очки на королях появились именно в этот миг. Девчонки вскочили с мест, встали сбоку от парт. Славик и Никита пошли ногами прямо по партам. Ботинки тактом отбивали ритм песни. Ребята шли к окну.

Я выбежал перед ними, снимал, ощущая взгляд учительницы. Но она дерево, помните?

Алина подошла к парням, поклонилась и дала им корону на бархатной подушке. Ту самую, из поездки на природу, и ее копию. Никита нацепил корону. Славик нацепил корону. Они были два короля. Или королевы. Сколько высокомерия и важности в этом.

Ладушка поклонился и настежь распахнул окно. Оба выпрыгнули в него, и все вскрикнули. Окно первого этажа скоро поглотило и меня. Я, держа стабилизацию, аккуратно и быстро слез. Воистину помогало провидение.

— Что вы творите? — прорезался голос у математички. — Что это за безобразие?! Что за кошмар! Таволайнен! Лиор! Все!

Математичка осеклась, увидев сорок человек на улице.

Они танцевали синхронно, от этого голова кружилась. Четыре огромных старшеклассника стояли около паланкина из местного тюза. Я снимал, не видя преград. Выпрыгнув из окна, медленно преследовал наших королей. Старался плыть, давал плыть изображению.

Из толпы две танцующие восьмиклассницы надели на Лиора и Никиту меха и соболя меньше чем за три секунды. Отлаженность действий меня поразила.

Та-та-та-там… Музыка затухла, мы ведь вышли из школы, но кто-то включил плеер. Мощный гитарный рифф, когда Лиор и Киткат встали паланкине. Четверо парней превратились в носильщиков, и понесли.

Я выбежал перед ними, шел спиной вперед. Надо идти быстрее, чем их несут. Черт. Как на гололеде меня не вынесло на дорогу?

Массовка щелкала парными и резкими движениями энергетику. Короли сидели с пластиковыми фужерами на паланкине. Потом — рраз! — стали повелевать движениями толпы. Толпа выбежала вперед, она приветствовала их. Паланкин поворачивал на хоздвор. Музыка разрывала все происходящее.

На хоздворе короли спрыгнули. Массовка расступилась, склонив колено. Короли подошли к жутко старой двери, ведущей на пожарную лестницу.

Заиграл второй куплет.

Двери открылись, там был Марк, с бердышом в руке.

Под пыльным потолком завертелись четыре дискотечных шара. Разноцветные огоньки заплясали по грязным стенам. Неиспользуемые, но рабочие розетки не подвели. Музыка загрохотала. Как мне хотелось плясать. Но сквозь пальцы мои текла энергия куда более полезная.

Скинув соболя и, выбросил бокалы, скинув короны, Славик и Лиор гордо зашагали по лестнице на второй этаж. А там, у выхода в коридор стоял Стефан в одежде священника. Брызнув на них водой, он распахнул двери. Бааамс! Лежащая на полу толпа прижалась к стенам коридора. Короли шли, как подобает, с высокомерием. Они были одним целым и шли, как неживой, уверенный в себе предмет.

— Что за ерунда! Выключите музыку! — Голос Марианны, что неслась по коридору, заглушали стучащие каблуки. — Выключите!

Лиор и Славик подошли к ней, но мускулы на лице их взяли выходной. Парни выступили вперед, закрыв меня от завуча. И тут толпа внезапно подхватила их обоих. Они взмыли перед завучем в воздух, как велел сценарий. У меня была секунда, чтобы выбежать вперед перед ними.

— Лиор! Таволайнен! Остановитесь! Что это за кошмар!

Другие учителя высыпались из учительской, из классов, из кабинетов, высыпались в коридор и на лестницу. Они не понимали, что происходит. Громкая музыка была наименьшим из зол. Музыка убивала весь гнев изо рта Марианны.

Славика и Никиту спустили вниз, и перед ними расстилали красную ковровую дорожку. Парни шли по ней вниз, их осыпали блестками, рваными бумажками из школьных тетрадей в клетку. Они шли к дверям. Камера шла за ними и тянула меня.

Мы вышли на улицу.

Свет ослепил, солнце нещадно палило прямо на крыльцо. На улице толпа лежала прямо на асфальте, еще не заснеженном. Она встала и начала танцевать. Актеры тысячелетия встали на краю крыльца, обернулись к камере, впервые посмотрели прямо в нее. Темные очки спущены. Они беззвучно сказали они, засмеявшись.

Все замерли, растерявшись. Камера все еще снимала. Я обладал силой держать этот миг, сколько мог. Пока я не скомандую, никто не возвращается к реальной жизни.

— Ахуеть! — К нам несся Марк.

Он по дороге врезался в учителя биологии и даже не заметил этого. Я поднял голову. Из окна первого этажа на нас глядели две проверяющие тетеньки из министерства.

— Просто пиздец, как круто, — добавил Марк.

Марк упал лицом в лужу, поднялся и продолжил бежать. Я снова нажал REC на камере, и запись прекратилась. Волшебное мгновение закончено. Теперь разберемся с последствиями.

Про первое сопротивление и первый деньги.

На следующий день наступил декабрь. Нам назначили дисциплинарное слушание, весь предыдущий день нас убивали ожиданием в учительской. Пригласив на встречу, ее переносили на час позже, потом снова, потом снова. Марианна была в бешенстве. Родителям позвонили в тот же день. Так и не поговорив с нами, отправили домой.

Батя усадил меня за стол напротив себя и грозно уставился:

— Ну ты там… это… не хулигань.

— Да боже ж мой, орать на тебя некому! — Мама была в прекрасном настроении после гулянки на работе, и потому истерика была театральной. — С кем ты связался? Кто они такие?

— Одноклассники, как и Томаш. Мы кино снимаем, — сказал я, прикидывая раскадровку маминых метаний по квартире. — Это офигительно получилось, невероятно!

— Привлекай к себе внимание как-то скромнее. Ну, в конец концов, некрасиво урок срывать!

Порка наконец назначена на 14:00. Утром была литература, Марианна еле сдерживалась. Директор интересовался, когда клип посмотреть можно. Комиссия доложила о поведении учеников на уроке, объяснив это провокацией с нашей стороны. В администрации обсуждали опасность «малоизвестных» музыкальных групп для города Палатинск.

В этот же день мы признали, что нас знают примерно повсюду в городе. С нами знакомились, нас приветствовали. Нам жали руки старшеклассники, с нами фотографировались уже чаще. Трудовик, ничего не понимая, но сказал, что молодцы. Лиора и Славика даже гопники на крыльце узнавали. Подходили, предлагали помощь в решении вопросов.

Но главное, что ничего не понимали мы. Ролик вышел эффектным, он разошелся по всем телефонам. Его увозили с собой в лагеря, в спортивные секции, в кружки и музыкальные школы. Все видели ролик, и мы испытывали последствия.

В итоге мы ждали в кабинете у Марианны, ждали расправы. Пахло фруктами. Особенность школьных запахов такова, что фрукты появляются только зимой. День учителя, время дней рождений. Палатинск северный город, лицей Северный, дарить фрукты в унылую зиму есть тон хороший.

Марианна вошла, не взглянула на нас. Мы стоим, как на расстреле.

— Садитесь. — Вбивая невидимые гвозди своим голосом, она указала на диван рядом.

Мы уселись на небольшой диван, впившийся в шкаф. Рядом на полочках лежала толстенная папка тетрадей, которую Лиор тут же опрокинул.

— Извините.

— Знакомьтесь с Марией, — холодно отозвалась Марианна, смотря поверх очков.

— Можно просто Маша, — раздался аккуратный, тонкий голосок.

Сбоку от нее и правда появилась женщина. Маша была очень маленькой. Субтильная женщина, со шляпой, с сумочкой, со странной челкой, ей было за пятьдесят. Она одинаково могла быть занозой в заднице и священной матроной.

Мы проблеяли в ответ приветствия.

— Мария главный редактор школьной газеты в Южном округе. — Марианна не беседовала, а предъявляла задание. — Готовится выпуск о нашей школе. Вашу энергию направить бы в это русло. Маша, в твоем распоряжении целых шесть рук.

Я видел эту газету. Знаете, там есть рубрика «Дежурный по номеру», куда брали показных неформалов, эмо или ска. Где темы типа «Моя первая любовь?» или «Как справиться с волнением перед контрольной». От газеты пахло духотой. Официальное уныние издавалось тиражом в 550 экземпляров.

— Мне сказали, вы творческие мальчики, — залебезила эта Маша пальчиками по сумочке. — Это очень большая ответственность, газету получает министерство. Научу вас писать статьи. Ребята наши помогут вам с текстом, с фотографиями.

Я глянул вбок. Таволайнена скрывал шкаф, и в его руках была одна из тетрадок. Это явно была тетрадка на проверку. В руках у Никиты была ручка. И улыбался он недобро.

— Вы сможете реализовать свой творческий потенциал, — верещала Мария. — Денег у нас нет, все добровольно, газета распространяется бесплатно, но ее можно купить за символическую плату в пять…

Никита принялся изображать из себя учителя, и нарисовал в тетради огромный член. Лиор прыснул.

— Вам смешное что-то говорят? — рявкнула Марианна. — Таволайнен!

Киткат быстро кинул тетрадь в общую кучу.

— Тут я.

— Что «тут»? Задание понятно? Договаривайтесь о встрече.

Марк вдруг помотал головой:

— Простите, но нет.

Марианна повернула голову вправо так быстро, что хрустнуло в воздухе.

— Войцевски, где твоя совесть? — спросила она. — У вас она на шестерых? Бегать по партам на уроке, подговаривать учеников других классов, взлетать передо мной на руках чужих! Это можно, а поработать для школы нельзя.

— Но ведь там уныние! — вдруг сказал я. — Марианна Владимировна, это же скучнейшая газета в мире.

Мария ни разу не оскорбилась. Видимо, в глубине души знала это.

— А ты все читал, чтобы такое говорить мне и главному редактору? Ты главный зачинатель всего вашего безобразия.

— Я только снимаю на камеру.

— Вы не в том положении сейчас, чтобы спорить. — Марианна теряла терпение. — Вас не исключили только потому, что директор за вас заступился. Сказал, так и планировали.

Марк присвистнул, и тут Марианна начала закипать в свойственной манере чайника.

— Ребята, у вас очень-очень-очень превратное представление о нашем муниципальном вестнике, — начала была Мария

Боже, это «очень-очень-очень» напоминало сюсюканье с годовалым ребенком. Марк заглянул в глаза каждому, собрал невидимое мнение, и обратился к главному редактору:

— Извините, мы не занимаемся текстом, мы делаем кино и телевидение.

— Мы не хотим работать в газете, — подтвердил Стефан.

— Ребята, какие же вы упертые, это же такая большая возможность.

— Ваша газета, — покачал головой Марк. — Простите, она самая неинтересная в мире.

— Так, все! — Марианна хлопнула по столу. — Маша, подождете меня в коридоре? Эти оболтусы считают, что они тут главные.

Мария быстро выпрыгнула из класса. Свинцовая тишина наползла нам в уши.

— Вам тут не базар, черти. — Марианна поднялась со стула. — Вам побунтовать хочется?

Марк вдруг встал, и мы встали за ним. Учительница литературы восприняла это с отвращением.

— Мы приносим извинения, что сделали это перед комиссией. И приносим извинения, что сорвали урок, — четко сказал Марк, заражая и нас уверенностью. — Больше этого не повторится. Но хотели справедливости. Мы всего лишь хотели вернуть телевизор на большой перемене.

— Кого?

— Телевизор.

Марианна посмотрела на нас тем самым взглядом, что появился потом, спустя полтора года, в ответственный момент. Ее глаза так и вопили: «Ради этого? Ради этой чуши вы устроили это шоу? Ради такой дурацкой вещи? Вы что, совсем тупые?». Марианна не любила и не понимала подростков.

— Телевизор запрещен на больших переменах, это не обсуждается, — сказала Марианна.

— Но нас даже не спросили.

— Почему вас должны спрашивать? — возмутилась Марианна. — Вы не взрослые люди.

— Ну вот мы и говорим нет.

Марианна хотела сделать резкое движение, но осеклась. Костяшки пальцем постучали по столу.

— Если мне сообщат, что это видео вы кому-то передали, мы вас исключим.

— Тогда исключайте сейчас. Оно повсюду, мы всем распространили.

— Да что ж это такое! — Марианна подошла к двери, распахнула ее, и в кабинет ворвались гулкие эха школьников. — Терпение закончилось. Вон.

— Мы просто снимаем кино, — жалким голосом завопил Ладушка, боящийся своего отца.

— Вон. Больше на территории школы вам ничего сделать не удастся. Ни снять на видео, ни напакостить на уроке, ни оскорбить преподавателя. Не хотите по-хорошему — будет никак. Я всё сказала. Что смеетесь, это правда. Уставом школы запрещено снимать. Я говорю вам от имени устава.

Марк разогнался. Он, своим подростковым умом, тщательно подбирал слова, и ни капли не боялся.

— У нас ведь был хороший лицей, — твердо сказал он. — Но учителя все хуже и хуже.

— Марианна Владимировна, как они у вас разговаривают! — воскликнула Маша.

Марианна сдержалась.

— Если еще одно ваше видео будет снято под этой крышей, это будет официальное основание для вашего отчисления. Пойдете в девятнадцатую школу напротив, где по пол-класса на учете в детской комнате милиции.

— Мы не будем терпеть ничего плохого, — сказал осмелевший Стефан.

Марианна промолчала.

Мы со смесью смирения и победы вышли за двери. Мария, слабым плечом своим сбивая нас в угол, ворвалась в кабинет:

— Марианночка, ну давай поговорим хоть, столько не виделись.

Дверь захлопнулась.

Мы понуро вышли в коридор, дошли до окон, сели на подоконник. Переваривали взрослые решения, эмоции. Как жаль, что никто не говорит тебе, правильно ты поступаешь или нет. В этот момент из-за угла вышел Томаш. Он был разъярен, шагал яростно, на лице величайшее раздражение.

— Вот вы где! — Он руками очертил невидимый круг перед собой. — Вот кто я из-за вас, гондоны. Ноль.

— Ля, он умеет материться, — заметил Таволайнен.

— Я не президент школы, мне нет доверия, потому что я связан с вами. А я не связан с вами! — Его трясло от гнева. — Марианна, эта Марианна. Директор хороший, все завучи нормальные, но эта тетка министерская! Чтоб она.

Томаш выдохнул, как паровоз выпускает дым. Мне не доставило удовольствие смотреть на брата, оставшегося ни с чем.

— Тебя правда попросили не быть президентом школы? — спросил я.

— Да. — Брат выглядел потерянным мальчиком, у которого отобрали игрушку. — Это временно, но общее настроение Марианны к этому идет. Денег нет. Текучка учителей. Вы еще добиваете со своим творчеством. Знаете, что на следующей неделе возобновляется музыка?

Музыки у нас в этом году еще не было.

— Ее будет вести подруга Марианны. Она раньше работала, помните?

— Нет! — завопили все, кроме меня. — Боже, нет! Только не эта!

— Что такого? — не понимал я.

— Из-за нее уволили Борисыча, предыдущего учителя, — Томаш говорил и размышлял, и со стороны выглядело, будто бредит. — Отличный мужик. Но Марианна решила пристроить подругу, и эта подруга ужасна. Вы можете сорвать урок музыки?

Меньше всего на свете мы готовились услышать противоправное из этого рта.

— Снимите это на видео, и распространите, — кивал Томаш самому себе. — Хотите, я поучавствую?

— Ну дела, — вырвалось у Стефана. — Томаш, душа моя, ты серьезно?

— Так нас исключат же, — начал было Лад.

— Вы идиоты? — Брат засмеялся. — Вас шестерых никто не исключит. Это огромный геморрой для директора. А теперь, когда у вас поддержка, с вами только договариваться будут. Чего молчите? Вы вечно трещите, а тут замолкли.

Я глянул на Таволайнена. Он подумал и тут же сделал «гопака», раскидывая свои длинные руки и ноги перед Томашем. Мы загоготали от неумелых движений.

— Это танец в честь посвящения, — хлопнул в ладоши Лиор. — Ты теперь на нашем телевидении, пиджачок. Урок музыки так урок музыки.

Прозвенел звонок. Мы пошли на обществознание. На следующий день позвонила бабушка Лиора. Все диски ушли. На другой день начались звонки Стефану на его телефон (его номер был указан на диске). Он принимал предзаказы, озвучивая двадцатку за диск. Десятку стоило сырье, и десятка — наше творчество. Но это лучше, чем ноль. Марк был в восторге. Мы пока совсем не понимали, что происходит.

Клип сделал круг, и пришел в лицей извне, с новыми учениками. Целую неделю мы наблюдали за группками школьников, которые тусовались по углам и пели текст на английском языке, пересматривая видео. Текст, конечно, не переводили. Символично, то на вторую половину декабря был назначен первый урок музыки. Мы уже приготовили пятерку новых дурацких видео, снятых вне школы, и теперь готовились ко второму эксклюзиву.

К дню икс мы продали первые двадцать два диска. У нас было две сотни мелочью, и это было настоящее сокровище.