Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

Михаил Вострышев, 2016

Дневники великого князя Константина Константиновича (1858–1915), на которых основана книга, – это и летопись рокового падения империи Романовых, и страстная исповедь мятущейся души поэта К.Р, и беспощадный анализ своих порочных чувств и крамольных идей, и исполненный боли рассказ о злосчастиях старшего брата, оказавшегося по воле царственного дядюшки сначала в застенке, а затем в пожизненном изгнании под наблюдением врачей-психиатров. Россия не забыла братьев: романсы на стихи К.Р. распевали повсеместно, сюжет его пьесы «Царь Иудейский» М. Булгаков использовал при написании «Мастера и Маргариты», а превратившему Голодную степь в цветущий оазис «сумасшедшему» Николаю Константиновичу благодарные земляки в 1918 году (уже при большевиках!) устроили пышные похороны…

Отец

Сорокалетний отец новорожденного с детства воспитывался для службы на флоте. Даже наставником к нему определили не профессионального педагога, а морского офицера, участника двух кругосветных плаваний Федора Петровича Литке.

«Успехи, оказанные великим князем по всем предметам, — писал Литке о своем воспитаннике, — которые, конечно, в значительной степени должны быть отнесены на счет необыкновенных его способностей, доказывают, что когда внимание учителя посвящено нераздельно одному ученику, то четырех полных часов занятий учителя с учеником совершенно достаточно».

В девятнадцать лет Константин Николаевич, уже не раз с восьмилетнего возраста выходивший в море на учебных судах, отправился на военном корабле в Константинополь, после чего составил записку «Предположение атаки царя-града с моря». В 1847–1848 годах, командуя фрегатом «Паллада», он совершил две морских кампании. В 1849 году участвовал в битве под Вайценом в Венгрии, но решил, что дым сражений — не его дело, и занялся правительственной деятельностью. В 1850 году он назначен членом Государственного совета — высшего законосовещательного учреждения, вдобавок с 1853 года возглавил Морское министерство.

«У вел. кн. Константина довольно дерзкая и бесцеремонная манера рассматривать людей в монокль, пронизывая вас жестким, но умным взглядом, — записывает в дневнике 4 июля 1854 года фрейлина А. Ф. Тютчева, старшая дочь знаменитого поэта. — Один из всей царской семьи он невысокого роста, у него красивые «романовские» черты лица, а профиль немного напоминает Наполеона в молодости. Он отличается живостью, много говорит и с большой легкостью и изяществом выражается на нескольких языках. Говорят, что он очень образован, очень любознателен, очень деятелен; от него ждут с надеждой славы будущего царствования».

С воцарением 19 февраля 1855 года старшего брата Александра II пылкий и страстный Константин Николаевич все больше погружается в государственные дела, возрождает на Черном море флот, уничтоженный в Крымскую войну, занимается законотворческой деятельностью.

«Великий князь, — отзывается о нем историк литературы академик А. В. Никитенко, — пользуется репутацией защитника и главы партии всех мыслящих людей — главы так называемого прогресса».

И хотя деятельность на благо отечества отнимала почти все время, Константин Николаевич, когда не был в заграничных командировках, вечера проводил с женой Александрой Иосифовной, дочерью Саксен-Альтенбургского герцога Иосифа, с которой обвенчался по православному обряду в 1848 году и которая родила ему Николая, Ольгу, Веру, а теперь и Константина, названного, как и отец, в честь равноапостольного царя Константина. С жинкой и старшими детьми по несколько раз в неделю он ездит в театр, играет с ними на фортепьянах, возит их в зверинец. Иногда участвует в домашних спектаклях. Ну и конечно, вся семья часто собирается вместе на молитву в часы обедни в домовую церковь.

Когда на свет появился Костюха, как ласково называл сына отец, Константин Николаевич был переполнен планами и прожектами по переустройству России. Он вездесущ — на доках Кронштадта, на боевых кораблях, в мастерских Адмиралтейства, на докладе у императора Саши в Зимнем дворце, в Крестьянском комитете.

Кроме того, надо навещать больную матушку — вдовствующую императрицу, участвовать в парадах, похоронах, крестинах. И каждое утро работать со своими сотрудниками над новыми законами, уставами, чертежами, сметами.

Большинству русских дворян, привыкших к лени и постоянному доходу от труда крепостных крестьян, столь кипучая деятельность была не по плечу. Они могли посудачить в клубе за картами о достоинствах и недостатках цивилизации, посетовать в театре на упадок сценического мастерства, поругать за обедом у богатого соседа государственных чиновников. Но работать до седьмого пота — Боже упаси! На это существуют низкие люди.

Великий князь, как любой человек труда, брезговал пустопорожними разговорами, не стеснялся выполнять даже рутинную работу, если она необходима, искренне желал расшевелить и двинуть вперед захиревшее от долгого столбняка отечество.

Не только освобождение крестьян и возрождение флота волновали его. Требовалось, по его мнению, немедленно отменить зверские средневековые законы по отношению к приверженцам старой веры, коренным образом улучшить судопроизводство, сократить сроки службы в армии и перейти к всеобщей воинской повинности. «В то же время, — писал он 24 июня 1857 года князю А. И. Барятинскому, — необходимо изыскать новые и притом колоссальные источники народного богатства, дабы Россия сравнялась в этом отношении с другими государствами, ибо мы не можем далее себя обманывать и должны сказать, что мы и слабее, и беднее первостепенных держав и что беднее не только матерьяльными способами, но и силами умственными, особенно в деле Администрации».

Бросить столь дерзкий упрек любимой России великому князю, который почитался за второго человека после царя, было не просто, тем более любимому сыну Николая I, императора, считавшего, что его державе более всего необходима крепкая узда. Но дети часто непохожи на своих отцов, тем более Константин Николаевич, который повидал мир не только с парадного крыльца, но заглянул и через заднюю дверь, которой ходит мастеровой люд.

Костюшка лежал в колыбели, окруженный няньками, у него резался первый зуб, вспыхнула, наделала много шума и вскоре угасла первая болезнь — ветряная оспа. Начало его жизни проходило почти так же, как у миллионов других малышей, несмотря на заботу о маленьком великом князе множества прислуги и на величественные залы, в которых ему приходилось коротать время. Об этой однообразной жизни, когда ребенок впервые познает мир, ничего оригинального сказать невозможно. Отец же всецело посвятил себя борьбе за реформы в России, отдыхая лишь в те немногочисленные часы, когда бывал в кругу семьи. Его дневниковые записи пестрят заботами и опасениями о стране. Лишь изредка несколько строк он посвящает семье.

27 июня 1859 г. «Наше положение страшное. Дай Бог, чтоб наконец глаза раскрылись и чтоб перестали действовать обыкновенной нашей манерой — полумерами, а приняли наконец пусть болезненные, но решительные меры».

15 июля 1859 г. «Грустный день отъезда. Грустное прощание с жинкой и детьми, которые все в слезах».

29 октября 1859 г. «Саша^[1] меня взял с собою в коляску и рассказывал мне про письма и про адресы, которые он беспрерывно получает от ретроградской партии по крестьянскому вопросу».

10 августа 1860 г. «Нашему Ангелу, Костюхе, минуло сегодня два года и его в первый раз одели в русскую рубашку, в которой он был ужасно мил, и здешняя артиллерия подарила ему артиллерийскую фуражку».

1 января 1861 г. «Вот начался этот таинственный 1861 год. Что он нам принесет? С какими чувствами взглянем мы на него 31 декабря? Крестьянский вопрос и вопрос славянский должны в нем разрешиться! Не довольно ли этого одного, чтобы назвать его таинственным и даже роковым? Может быть, это самая важная эпоха в тысячелетнее существование России. Но я спокоен, потому что верую и исповедую, что ничто не совершится иначе, как по Воле Божией, а мы знаем, яко благ Господь. Это мне довольно. На Бога надейся, а сам не плошай».

19 февраля 1861 года был подписан, а 5 марта, в Прощеное воскресенье, объявлен народу Манифест об освобождении крестьян. Сделан наконец запоздалый не менее, чем на полстолетия, шаг. Уничтожена величайшая несправедливость, уничтожена пока лишь на бумаге. Но все равно это был поворотный момент в истории, когда впервые была проявлена государственная воля к уравнению прав и обязанностей разных сословий.

Примечания

1

Александр II.