Тайна герцога

Михаил Волконский, 1912

«В конце тридцатых годов восемнадцатого столетия Невский проспект тянулся от Адмиралтейства, построенного Петром Великим, до моста на реке Фонтанной, который считался выездным пунктом города. Но уже и тогда город на самом деле не прекращался тут, и за Фонтанкой от моста застраивались дома по сторонам дороги к Александро-Невской лавре. Эти дома кончались длинным двухэтажным зданием на том месте, где теперь проложена Пушкинская улица, и в нем находилась лавка товаров незатейливого крестьянского производства, необходимых в домашнем быту. Деготь с баранками играл в этой торговле видную роль…»

XIV. Кому горе, кому удача!

Митька иронически усмехнулся и спросил:

— Да ты почем знаешь об этом? Ты разве видел ее?

— Видел… — ответил Соболев.

— И влюбился?

— В нее нельзя не влюбиться!.. Стоит лишь увидать…

— Да не может быть!

— Клянусь тебе.

— Но где же ты мог ее видеть?

— Да ведь я из-за этого и опоздал на заставу.

— А-а! Ты из-за этого опоздал на заставу!

И мало-помалу Митька своими вопросами заставил Соболева рассказать подробно, как он случайно заглянул в щель частокола, как увидел сад и как, наконец, показалась в этом саду та, которой он не забудет уже всю жизнь и которую «отнял у него» герцог Бирон.

— Понимаешь, видал я девушек и женщин до сих пор, — рассказывал Иван Иванович, — но все они — ничто пред нею…

— Так, брат, все всегда думают, — усмехнулся Жемчугов.

— Нет, Митька, я — не «все»!.. Уверяю тебя: такой, как она, другой нет и не может быть на свете.

— И это все говорят… тоже…

— Ну, мне все равно… теперь я знаю, что все погибло для меня, а там пусть говорят, что хотят… Ты знаешь, я теперь рад, что попал в Тайную канцелярию и что мы сидим теперь в каземате.

— Ну, ты за себя говори, а меня оставь! Я хочу выбраться как можно скорее.

— А мне все равно… теперь для меня все кончено… не жить мне больше!..

— Отчего же не жить?

— Пусть делают со мной, что хотят!.. Пусть взводят, какие хотят, обвинения — я оправдываться не буду… Все кончено…

— Ну, погоди еще!.. Может быть, тебе так только показалось, а на самом деле оно и не так вовсе… Ты мог ошибиться домом.

— О, нет!.. Сад принадлежит именно к забытому дому, куда входил герцог…

— Ну, что ж, и это ничего… все-таки тебе это не помешает познакомиться с твоей красавицей.

— Но это невозможно!

— Для истинной любви ничего невозможного нет.

— Ты думаешь?

— Истинная любовь творит чудеса.

— И ты думаешь, что мне удастся пробраться к ней?

— Отчего же нет?

— Но герцог!

— Что герцог?

— Ведь все-таки она принадлежит ему.

— Если это и так, то, как ни грустно, все-таки тут ничего нет такого ужасного!.. Ведь она не знает о твоей любви, ни даже о твоем существовании.

— А ты можешь себе представить, что она когда-нибудь узнает?

— Отчего же нет? Говорю тебе…

— Ну, тогда я хочу жить!..

— Вот то-то и оно!..

— Ты мне обещаешь помогать?

— Обещаю.

— Благодарю тебя! Ты знаешь, мы были до сих пор друзьями, но теперь ты мне такой друг, такой друг!.. Я просто тебе сказать не могу, какой ты мне друг… Но только вот что, Митька милый: дай ты мне одно обещание, одно обещание — крепкое свое слово, что ты не станешь рассказывать о моей любви — понимаешь? — никому, что это останется тайной между нами до гроба!..

— Постой! Почему же тайной?

— Так… чтобы никто не знал…

— Ни даже та, которую ты любишь?

— Тсс… и не говори об этом, и не смей!

Дверь в это время отворилась, и грубый голос крикнул:

— Дмитрий Жемчугов, к допросу!

Митьку вывели из каземата или — вернее — сделали только вид, что вывели, а на самом деле это была лишь комедия для него.

Его встретил в дежурной комнате Шешковский, который был дежурным сегодня в канцелярии на ночь и которому надоело сидеть одному. Поэтому он послал за Жемчуговым в каземат под предлогом допроса. Впрочем, тут играло также роль и нетерпение Шешковского узнать поскорее подробности дела.

— Ну, что, разузнал? — спросил он как только вошел Жемчугов.

— Все до ниточки, — ответил тот и передал все подробности, рассказанные Соболевым.

Шешковский весело потер руки от удовольствия и воскликнул:

— Ведь если все это подтвердится, то его светлость герцог Бирон в наших руках.

— Надо только Соболева высвободить. Понимаешь, он со своей влюбленностью, золотой человек, будет в наших руках, — сказал Митька.

— Да, он будет полезен, — согласился и Шешковский.

— Ну, еще бы!.. Так вот надо, чтобы Андрей Иванович постарался о нем завтра же.

Шешковский подмигнул Жемчугову и успокоительно произнес:

— Постараемся!