Два мага

Михаил Волконский, 1902

«В роскошном доме на Острове у екатерининского вельможи, богатого барина Елагина, шли приготовления к парадному обеду. Стол готовили в саду, вблизи круглой беседки, обсаженной деревьями и розами и украшенной статуями. Беседка с ее живыми стенами должна была заменить гостиную. День стоял солнечный. Погода как нельзя лучше благоприятствовала готовившемуся празднику…»

Опять Кутра-Рари

Цветинский любил поесть, и Бессменный застал его за заказом обеда, объясняющим повару, как делать «черный соус» к сигу.

— Ну, что, был ты у графа Феникса? — спросил его Бессменный.

— Был, был, все сделано. Ты что предпочитаешь — цыпленка со стручками или телятину под бешамелью?

— Когда же драться будем?

— Завтра утром. Так, если тебе все равно, тогда цыпленка. Сделай ты нам цыпленка, — обернулся Цветинский к повару, — понимаешь, под белым соусом и со стручками… На жаркое я велел зажарить поросенка, — сказал он князю.

Бессменный сел и задумался.

— Ты что киснешь? — спросил вдруг Цветинский, отпустив наконец повара и перенося свое внимание на разговор с Бессменным.

Боязнь, что товарищ мог принять его задумчивость за выражение угнетенного настроения перед дуэлью, заставила князя покраснеть.

— Я сейчас, — поспешил пояснить он, — ехал в карете от Елагина с новым Фениксом своего рода, со стариком-индусом Кутра-Рари, и он мне наговорил разных вещей, я и задумался о них.

— Кутра-Рари? Знаю! — подхватил Цветинский, принимаясь за семгу, принесенную, для закуски. — Я только что познакомился с ним у графа Феникса.

— То есть… что ты называешь «только что»?

— А вот сейчас, перед обедом, когда я был по твоему делу у графа.

— Постой, братец, ты говори толком, оставь на минуту семгу.

— Нет, семги я не оставлю, потому что она бархатная, отличная семга, а говорю тебе толком, что познакомился сейчас с господином Кутра-Рари, или как он там называется, только что вот, у графа Феникса.

— Да, ведь с Кутра-Рари я только что сидел у Елагина, и потом, говорю тебе, он довез меня сюда в карете.

— Я видел в окно, что ты подъехал с ним. Но он уехал от Феникса раньше меня, а я остался, чтобы условиться о дуэли. Где же вы встретились?

— Да у Елагина же. Он там провел сегодня все утро.

На этот раз Цветинский оставил семгу и глянул, разинув рот, на Бессменного.

— Да ты, может быть, его в зеркале видел? — спросил тот.

— В каком зеркале?

— У графа Феникса есть такое черное зеркало.

— В каком там зеркале! Когда я приехал, индус сидел у Феникса и разговаривал с ним. Граф познакомил нас. Мы поговорили немного, потом индус встал и уехал.

— О чем же вы говорили?

— А я его спросил, как делают одно индийское блюдо: «кэри» оно называется, отварной рис с разными приправами; я слышал о нем, но никогда не едал, так мне было любопытно.

— И он объяснил?

— Объяснил…

— Странные вещи! Как же я его видел у Елагина и прямо приехал с ним оттуда в карете?

— А ты не врешь?

— Да ведь ты сам видел, и карета была елагинская.

— Видел, правда, но истинная правда и то, что я с ним у графа Феникса разговаривал.

— Значит, в Петербурге теперь два Кутра-Рари, — решил князь.

— Очевидно, — согласился Цветинский. — Ну, за их здоровье! — добавил он, протягивая рюмку.

Бессменный чокнулся с ним.

— Благодарю вас, господа! — раздался возле них голос старика-индуса.

Они оба вздрогнули и оглянулись.

Кутра-Рари в своей чалме и халате подходил к их столику.

— Еще раз здравствуйте! — поклонился он Цветинскому. — Позволите, князь, присесть к вам? — спросил он, обращаясь к Бессменному.

— Милости просим! Но каким образом вы здесь?

— Самым обыкновенным — я вошел вслед за вами.

— А мне казалось, что вы уехали.

— Вам это только показалось. Я вошел за вами, и вы этого не заметили.

— Так это, по-видимому, твой индус? — сказал по-русски Цветинский. — Как же он со мной кланялся, как со знакомым?

— Ну что, научили вы здешнего повара, как делают кэри? — обратился Кутра-Рари к Цветинскому.

— Позвольте, — заговорил тот, переходя на французский язык, — разве я имел честь с вами познакомиться сегодня у графа Феникса?

— Ну да, со мной, и расспрашивали меня о кэри и о том, какие напитки пьют в Индии и введен ли там лед в употребление.

— Действительно, я спрашивал и про лед, и про напитки, — подтвердил Цветинский Бессменному. — Хорошо! Значит, мы с вами были у графа Феникса. Так как же вы могли приехать от господина Елагина вместе с князем? Это непонятно.

— А между тем я приехал от господина Елагина вместе с князем, и по дороге мы разговаривали о вещах непонятных, которым князь не верит, потому что они непонятны ему.

— Но, по крайней мере, объясните, как вы могли в одно и то же время быть в разных местах?

— Мои объяснения не помогут до тех пор, пока вы сами не поймете того, что непонятно вам теперь.

— Но как же мы этого достигнем?

— Путем работы над собой.

— A с чего же надо начать эту работу?

— Хотя бы с того, что научиться владеть всем собой и победить в себе всякую страсть — будь это страсть к любимой девушке или просто к тому, чтобы хорошо и плотно покушать.

— Вы хотите, кажется, посадить меня на диету? — спросил Цветинский. — Нет, тогда я вам прямо скажу: «Увольте!», тогда я не желаю понимать непонятное. Я предпочитаю добрый кусок и стакан хорошего вина всем отвлеченностям, да и вы, вероятно, не откажетесь разделить с нами наш обед. Могу вас уверить — он будет недурен… Я сейчас велю вам подать прибор…

— Благодарю вас, — ответил Кутра-Рари, — я никогда не обедаю.

— Неужели обходитесь только завтраком и ужином?

— И не завтракаю, и не ужинаю.

— Так вы лишаете себя смысла жизни!

— Разве смысл жизни в еде?

— Ну конечно! — рассмеялся Цветинский. — Посмотрите, какие нам щи принесли — наварные, ароматные! Какая тут философия устоит против них!..

— А вы тоже того же мнения, что смысл жизни в еде? — спросил Кутра-Рари у Бессменного.

— Нет, я вовсе не разделяю этого мнения, — проговорил тот, невольно усмехнувшись. — Но мне хочется есть. Я проголодался с утра.

— Тогда пойдемте ко мне.

— Как «пойдемте ко мне», когда он голоден и щи стоят на столе? — перебил Цветинский. — Нет, уж сегодня пусть он ест обед моего заказа, а в другой раз пойдет к вам обедать, если вы брезгуете нашим хлебом-солью.

— Я не зову князя обедать к себе, — пояснил Кутра-Рари, — потому что я, как сказал вам, не обедаю; напротив, то, что я хочу показать ему у себя, не имеет ничего общего с едой. Я желал бы только, чтобы князь доказал на деле свои слова, что для него еда не имеет важного значения.

— Можно не придавать ей значения, но следует есть, когда хочется, — стал возражать Цветинский, — князь может идти к вам после обеда… Кушай, брат, щи отличные!..

Он налил до краев тарелку щей и передал ее Бессменному.

— Князь, — проговорил Кутра-Рари, — оставьте еду и пойдемте ко мне!

— Это тоже символ? — спросил Бессменный.

— Да, и символ, и вместе с тем необходимость. Сытый желудок мешает ясности зрения.

— А вы далеко живете?

— Здесь, в номерах при этом трактире, наверху.

Странное дело, но то обстоятельство, что индус жил здесь же, где они назначили свидание с Цветинским, показалось Бессменному почему-то наиболее удивительным из всего необычайного, что случилось с ним вчера и сегодня. Положим, трактир был из лучших, но они легко могли выбрать и другой, а между тем выбрали именно этот, и оказалось, что ему с индусом нужно было ехать в одно и то же место.

— Пойдемте! — вдруг, вставая, сказал Бессменный, неожиданно решившись.

Кутра-Рари встал, поклонился и повел его.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул им вслед Цветинский. — На что же это похоже — голодному человеку от обеда не евши вставать! Поистине чудеса в решете!

Но Бессменный не слушал его.

Над трактиром были номера, считавшиеся из самых дорогих в то время в Петербурге, что не мешало им быть довольно-таки скромными. Однако длинный коридор, куда выходили двери комнат, содержался чисто, только запах лампового масла чувствовался в нем.

Номера, которые занимал Кутра-Рари, были в конце коридора, несколько удаленные от других.

— Милости прошу, — пригласил индус, отворяя дверь, — вот я здесь живу.

Комната, куда вошел Бессменный, оказалась самой обыкновенной. Но стены ее были выкрашены заново клеевой краской, белый деревянный пол был начисто выскребен, подоконники и переплеты рам тщательно вымыты, на мебель надеты свежевыстиранные чехлы. Все было необычайно опрятно, но более чем просто. Все лишнее, все, что так или иначе обыкновенно способствует украшению, было удалено: ни зеркала, ни картин на стенах, ни драпировок.

Кутра-Рари провел Бессменного в другую комнату, ничем не отличавшуюся от первой. Та же опрятность и больше ничего.

— Я вам говорил, мой князь, — начал Кутра-Рари, усадив гостя, — что могу узнать, где ваш медальон теперь. Хотите сами видеть это?

— Как вам будет угодно! — согласился Бессменный. — Как же вы мне это покажете? В зеркало?

— В черное зеркало, как граф Феникс? — усмехнулся Кутра-Рари. — Нет, у меня не существует никакого зеркала. — Он встал, говоря это, подошел к столу, на котором стояла небольшая шкатулка черного дерева с перламутровыми инкрустациями, и вынул из нее хрустальный шар, гладко отшлифованный. — Возьмите этот шар, князь, думайте о медальоне и смотрите на свет сквозь хрусталь!