Теодор

Михаил Владимирович Поборуев, 2012

Фантастическая история о человеке, получившем второй шанс на жизнь в странном параллельном мире.

.Пустынная ночная дорога успокаивает и расслабляет. Федор Николаевич доверил управление машиной рефлексам и опыту, а сам погрузился в мысли. Фонарные столбы размеренно отсчитывали метры, редкие встречные машины проносились по краю сознания, полотно ночного шоссе манило вдаль. Федор Николаевич любил дорогу. Особенно ночную. Вроде как и делом занят, машину ведешь, но при этом ничто не мешает думать о своем. О семье, о взрослых, состоявшихся в жизни детях, о подрастающих внуках. Об ушедшей в мир иной три года как жене. Мысли крутились в голове, перемешивались, то исчезали, то возникали вновь. Дарили радостные моменты воспоминаний. Кололи ошибками и потерями. Все это было жизнью. Местами сложной, изредка беззаботной, но чаще хлопотной. И, несмотря ни на что — счастливой. Теперь это все становилось воспоминаниями. Разменяв девятый десяток, Федор Николаевич все чаще думал о конце. Не со страхом, нет. И не с сожалением. Он все чаще думал о том, что же потом? Что за чертой? Вечность или забвение? Нет, забвение ему не грозит. Дети, внуки — он верил в это — всегда будут помнить о родителях. Они с женой отдали все силы, и душевные и физические, своим детям. А те внукам. Вечность? Какая она? Ну что ж, скоро увидим. Нет, торопиться мы не будем. Федор Николаевич вспомнил забавную шепелявость маленькой Ксюши:"Дедуська, пойдем водочку квасить!"Да… они с большой прилежностью почти полдня красили на даче деревянную лодочку, сделанную папой, средним сыном Федора Николаевича. Лодочка получилась просто загляденье, всем семейством ее спустили на воду в лучах заката и дружно дули в парус, пока она не уткнулась носом в другой берег пожарного пруда за околицей…. Федор Николаевич улыбнулся, поправил морщинистые руки на руле. Машина тихонько шелестела по асфальту, где-то вдали мигал желтый огонек светофора, надо будет немного сбавить, переход, наверное… Пенсионер снова погрузился в свои мысли…

Что и как произошло Федор Николаевич не понял. Вот только что вроде мелькнула фарами встречная фура и растворилась в зеркале заднего вида… Но нет больше зеркала. Нет руля. Нет ночи. Есть яркое полуденное солнце, хлебный аромат колышащихся над головой колосьев, переливчатые трели жаворонков в вышине. Федор Николаевич почти не удивился. Можно сказать, он ждал этого момента. Только вот жаль, попрощаться не успел… Пенсионер приподнялся, сел. Рядом обнаружилась сумка, очень похожая на ту, в которой носят фотокамеры. Федор Николаевич встал, огляделся. Бескрайнее пшеничное поле, и полное одиночество. Из живых существ только жаворонки в небе да кузнечики в траве. Федор Николаевич поднял сумку, повесил на плечо. Внутри действительно оказалась фотокамера, только какая-то странная — нет названия фирмы, нет кнопки просмотра фотографий, нет отсека для фотопленки, только ручки управления параметрами съемки и кнопка спуска затвора. Оставлять камеру в чистом поле глупо, отдавать некому… Федор Николаевич сызмальства не брал чужих вещей, даже бесхозных, считая все, что не заработал сам — чужим, не своим. Вот и теперь решил найти ближайшее селение и спросить там, вдруг кто потерял. Хоть и выглядело это все крайне странно, особенно для того места, в которое, как думал пенсионер, он попал. На ад, как он считал, это было не похоже, а в раю разве кто-то теряет камеры? Федор Николаевич еще раз оглядел горизонт, приложив руку козырьком над глазами. Рука больше не была старчески морщинистой и немощной. Во всем теле пенсионер чувствовал силу и энергию, помолодевшие глаза усмотрели далеко-далеко вроде как дымок из печной трубы. Ну вот и ориентир, будем разбираться…. Путь к селению оказался неожиданно долгим. Несмотря на помолодевший и полный сил организм, Федор Николаевич прилично подустал. Дым, который заприметил пенсионер в поле, шел из трубы местного… кафе? столовой? Неожиданно в голову пришло слово"таверна", оказавшись самым точным определением этого заведения. Федор вошел внутрь и сел за ближайший стол.

Столешница почернела от времени и падавшей пищи, но была тщательно вытерта. Крепкая дубовая лавка даже не шелохнулась под тяжестью севшего на нее путника. В зале пахло слегка подгоревшим мясом, вином и копотью от освещавших помещение факелов. Посетителей почти не было, только Федор и четверо мужчин за столом в дальнем углу, неспешно употреблявших какую-то дичь и негромко переговаривавшихся между собой. Федор вдруг ощутил приличный голод и жажду, молодой организм требовал подкрепления после долгого пути под полуденным солнцем. Но как и что попросить? Какие тут порядки? Да и чем расплачиваться? Федор впервые оглядел себя. Стильная темно-зеленая рубаха с фиолетовой окантовкой, скроенная из нежного, похожего на плотный шелк материала, узкие, но не облегающие синие брюки, на поясе два небольших мешочка. В одном были монеты из красно-желтого материала с цифрами от одного до пяти, а в другом серые монеты номиналом один, пять и десять. Монет в мешочках оказалось довольно много, что вселяло надежду и оптимизм. Не успел Федор поднять глаза в поисках кого бы попросить поесть, как откуда-то из недр выскочил крепкий невысокий паренек и подскочил к столу. Длинная, прихваченная по поясу толстой веревкой рубашка и широкие штаны из грубой, похожей на мешковину материи создавали неповторимый образ.

— Рам Теодор! Рад вас видеть! Что будете кушать? Как всегда или что-то особенное?

Федор несколько растерялся. Похоже, его тут хорошо знали, правда, под именем Теодор, но это не так уж важно, паренек вряд ли ошибался.

— Как обычно…. эээ… — Федор замялся, не зная, как обратиться к пареньку.

— Пек Михась! — парень довольно улыбался. — Я тут новенький, недавно служакой устроился, вас всего раза три кормил, но, думаю, вы скоро запомните мое имя! — и умчался.

"Михась. Михаил по-нашему…" — размышлял Федор-Теодор. — "А вот Пек…и Рам.. это что? Титул? Прозвище? Фамилия?"Размышления прервал Михась, материализовавшись у стола с большим блюдом в руках. На блюде благоухал свежеприготовленный кусок мяса, искрилась бутылка красного вина."Неплохо я тут…"обычно"… кушаю…" — подумалось Теодору. Гость кивнул"служаке", тот снял с блюда кушанья и умчался обратно, пожелав Теодору"доброй трапезы". Теодор-Федор с удовольствием уговаривал нежнейшее мясо, запивая чуть сладковатым, ароматным легким вином. Сытая истома и легкий, едва заметный хмель расслабили теперь уже молодого человека.

Мысли потекли плавнее, торопиться было некуда. В таверне его знали, а значит не прогонят, можно спокойно посидеть, послушать, приглядеться. То, что это не ад и не рай, было понятно и так. Федор не умер. Но куда попал? Дверь в таверну с грохотом отворилась, впустив немного уличного света и свежего воздуха, и на пороге показался…. Леха! Давний школьный друг Федора, с которым они взрывали после уроков самодельные петарды из селитры и спичечной серы, пробовали курить за гаражами, заглядывались на старшеклассниц, обсуждая их начинающие оформляться прелести. Леха был облачен в длинный, благородного глубокого синего цвета кафтан, отороченный золотой лентой.

— Рам Теодор! — воскликнул Леха, увидев гостя. — А я вас с самого утра ищу!

Леха сел рядом на скамью, подлетевший тут же"служака"Михась вытянулся в ожидании заказа.

— Пек, повтори мне то же, что и раму Теодору.

Федор глядел на Леху и не понимал что делать дальше.

— Слушаю, рам Лексис! — пек умчался выполнять заказ.

"Лексис… так вот как тебя тут зовут… Интересно, в каких мы тут отношениях?" — размышлял Теодор.

— Ну, рассказывай, как дела, как сам, какой шедевр создал? — Леха-Лексис дружелюбно, но с каким-то легким превосходством смотрел на Теодора. Теодор решительно не знал, что отвечать и как себя вести. Еще и шедевра какого-то ждут… Надо было что-то срочно придумывать.

— Да вот, с утра решил покататься на лошади, да неудачно упал, ездок из меня так себе… Головой вот приложился, гудит теперь, соображаю туго. Так что извини, если что, рам Лексис… — наугад выдал Теодор.

— На лошади? Это еще что такое? Никогда не слышал. Что-то новое? — Лексис, похоже, не понимал, о чем речь. Пек тем временем принес обед и тот принялся за трапезу.

— Ну да, лошадь. Животное такое, ездить удобно. Садишься на спину, ногами за бока держишься, уздечкой управляешь. Тыг-дым, тыг-дым, иго-го! — Теодор изобразил жестами процесс катания на лошадях.

— А, на лохаше чтоль? Ну так бы и сказал. А то выдумал"лошадь"какая-то. Видно, крепко ты головой приложился, друг мой.

Похоже, версия оказалась правдоподобной, Федор облегченно выдохнул.. — Ты уж береги себя, ты нужен Двору. Другого такого аккуратного фотуграпа очень сложно будет найти. — Дружелюбно посоветовал Лексис. — Да, кстати, вот, держи гонорар.

Лексис протянул Теодору два мешочка, в точности таких же, какие уже были на поясе, только куда более туго набитые монетами.

— Я постараюсь уговорить Его Джентльменство дать тебе отдыху недельки на две-три, раз уж ты так неудачно головой приложился.

— Да, спасибо большое, рам Лексис, было бы очень кстати… — пробормотал Теодор, растерявшийся от полученной информации и денег.

— Ну что ты все"рам", да"рам".. мы ж с тобой практически равные! Давай без этих формальностей.

Теодор благодарно кивнул. Похоже, у них с Лексисом действительно были довольно теплые отношения, хотя Лексис, судя по всему, был несколько ближе ко"Двору". Теодор вдруг вспомнил о сумке со странной камерой и решил спросить у, видимо, друга.

— Слушай, Лексис, я тут в поле сумку нашел с камерой, не знаешь, чья может быть? — Теодор достал сумку и показал Лексису.

— Да, брат… сильно ты головой приложился… может, месяцок отпуска тебе попросить? Это ж твоя камера! Забыл? Тебе ж именно за фотугры платят во Дворе, а не за твои"шедевры"живописные, как все вокруг думают. Давай-ка я тебя домой провожу, а?

— Ясно… — пробормотал Теодор, хотя на самом деле ничего ему ясно не было. — Нет, спасибо, Лексис, я пока тут посижу. Да и вино еще осталось. Спасибо тебе. Я буду аккуратней.

— Ну как знаешь. Будь осторожен, пожалуйста. При Дворе тебя ценят и уважают. Ты нам дорог. И как друг прежде всего. — Лексис помолчал, потом наклонился к самому уху Теодора и тихонько и участливо произнес: — Не проболтайся о своем занятии, хорошо? Помни, ты придворный живописец, а это твои вспомогательные инструменты. А фотугры… это то, за что тебе реально платят. Я, конечно, во всем и всегда за тебя, но и ты будь внимателен. — и добавил уже громче и с улыбкой: — Лохаша себе посмирней в следующий раз выбирай.

Лексис встал, бросил на стол две серые монеты достоинством десять каждая, дружески пожал руку Теодору и вышел.

Теодор сделал глоток вкусного вина и задумался. Фотугры, живопись, камера-инструмент, тайна еще эта… Голова легонько кружилась, но не от вина, а от запутанности ситуации. Вино закончилось, от мяса не осталось ни кусочка. Подошел Михась, удовлетворенно сгреб оставленные Лексисом монеты, участливо взглянул на Теодора.

— Рам Теодор, вы в порядке?

— Да, спасибо. Сколько я должен за обед?

— Как обычно, двадцать менов. — пек улыбнулся. — Может, вас проводить домой? Как-то вы неважно выглядите, рам…

— Да, будь любезен, Михась. Голова что-то кружится… — Теодору было очень кстати предложение Михася, можно было не показывать виду, что не знаешь, где твой собственный дом. Теодор достал две серые монеты по десять менов и одну в один мен, как награду за услужливость пека, и протянул Михасю. Тот с почтением принял монеты, сердечно поблагодарил и через минуту они вдвоем уже шли по улице в направлении, как надеялся Теодор, к дому. Теодор с любопытством оглядывал окрестности, вертел головой то влево, то вправо, то назад, ссылаясь на головокружение. Наконец они подошли к богатому двухэтажному особняку, напоминавшему внешним видом маленький дворец. Ворота отворил, видимо, слуга, поклонившись Теодору. Салатовый кафтан с красной каймой смотрелся на привратнике неожиданно эффектно.

— Добро пожаловать домой, рам Теодор. — произнес привратник. Теодор кивнул.

— Пек Васяль, у рама Теодора кружится голова, будь любезен, помоги ему, пожалуйста, а мне пора обратно в таверну. — произнес Михась, поклонился Теодору и умчался.

Васяль помог Теодору подняться на второй этаж, открыл двери в покои рама. Услужливо подождал, смотря вниз и в сторону, пока Теодор разденется и ляжет в постель.

— Доброго отдыха, рам Теодор. На всякий случай напомню, если что-то понадобится, у изголовья в стене большая синяя кнопка. Я тотчас буду. — произнес Васяль и неслышно затворил двери снаружи покоев. Федор-Теодор остался наедине со своими мыслями в своем новом доме.

Федору Николаевичу не спалось. Проворочавшись часа два, он встал, тихонько оделся и вышел на улицу. В селении все спали, ни одного огонька. Ночь была ясной и тихой. Незнакомые ароматы ночных цветов наполняли воздух, какая-то поздняя птица негромко высвистывала нежную песенку, где-то рядом весело журчал ручеек. Федору Николаевичу подумалось, как было бы хорошо в такую чУдную ночь сидеть, обняв любимую, около ручейка, слушать ночную птицу и мечтать. Вновь нахлынули воспоминания, Федор вздохнул и посмотрел в небо. Огромная, неестественная Луна занимала едва ли не четверть небосвода. Она была гораздо бледнее привычной, но, благодаря размерам, прилично освещала окрестности. Привычного"зайца на велосипеде"на диске Луны Федор не разглядел, то ли из-за размеров, то ли сама Луна была не такой. Поискал Большую Медведицу, но не нашел. Не было ни Полярной звезды, ни так любимой Кассиопеи. Звезды выглядели гораздо ближе, казалось, протяни руку и прикоснешься. Такого эффекта Федор не видел даже когда гулял с женой южной теплой ночью по берегу моря. Но они были чужими. Млечный Путь вроде бы проглядывался на самом горизонте, но очень смутно и не на своем месте. Дорога заканчивалась у последнего дома в селении, Федор остановился и сел на кочку. Рядом раздалось тихое шуршание и показался острый носик ежа. Федор протянул руку, еж смело подошел ближе и принюхался. Пенсионер был бы рад угостить ночного странника кусочком яблока или молоком, но из дома он вышел с пустыми руками. Еж обиженно фыркнул и скрылся в густой траве. Федор Николаевич снова остался один. За последние годы он привык к одиночеству. Оно позволяло вести тихую, размеренную жизнь, что-то делать так и тогда, как и когда было легче и удобнее. Конечно, дети и внуки часто навещали, приглашали на дачу, пенсионер с удовольствием играл с внуками и обсуждал новости с детьми. Но с возрастом Федор стал все сильнее уставать от шума и скорости жизни молодого поколения… Луна медленно скатывалась за горизонт, унося с собой остатки призрачного света и навевая сон. Федор-Теодор вернулся в свой особняк и лег в постель.

Следующие недели, пользуясь отпуском, Теодор гулял по округе, изучая этот новый для него мир. Помня об официальном занятии, рисовал пейзажи, которые, на удивление, получались довольно сносно. На удивление, потому что в своем старом мире Федор Николаевич был сварщиком. Классным, опытным, востребованным и уважаемым, но сварщиком, а никак не живописцем. Да, в молодости был период увлечения фотографией, но успехом это не увенчалось, снимки получались заурядными и скучными, и Федор бросил это дело. А теперь вот с удовольствием рисовал… нет, писАл картины, радуясь такому приятному занятию.

Конец ознакомительного фрагмента.