Спецоперация «Зверобой»

Михаил Болтунов, 2020

13 марта 1943 года в Смоленске было совершено покушение на Гитлера. Речь не об известной бомбе полковника фон Трескова, которая не сработала в самолете фюрера. Его ликвидировали советские разведчики – специальная разведывательно-диверсионная группа «Зверобой» – по дороге из ставки «Беренхалле» («Медвежья берлога») на аэродром. Гитлер был убит. Но тогда кто руководил Германией еще два года?..

Часть вторая

Глава 1

Начальник первого отдела Разведуправления полковник Павел Селезнев внимательно выслушал доклад воентехника Баталина. Как можно подробнее попросил рассказать об аресте в Куйбышеве, допросе, диких абсурдных обвинениях. Чем больше говорил Сергей, тем беспокойнее становилось на душе у полковника. «Их даже война не угомонила. — думал он. — Впрочем, почему она должна была их угомонить? Теперь, прикрываясь войной, они и вовсе будут творить, что захотят. Этот случай очень тревожный сигнал. Реально могли замордовать парня. А пора бы уже и с настоящими шпионами разбираться, а не с придуманными. Но с теми намного труднее и опаснее. Он, конечно, напишет докладную начальнику, только, что толку…»

— Вот что я тебе скажу, Баталин. Мой совет на будущее: держись от них как можно дальше.

— Я ведь в гости к ним не напрашивался. В Сарыозеке у начальника просил, дайте мне хоть какую-нибудь справку, а то и, вправду, в гражданке, с пистолетом, без документов…

— Согласен. Наш просчет. Но у начальника тоже приказ: разведчиков не светить. До тебя десятки наших таким же образом отправляли. До Москвы добирались без всяких проблем, любо-дорого. А ты как раз на 22 июня угодил, границу пересек. Пока до Куйбышева добрался, тут уже все тылы на поимку шпионов подняли. Тупизна это дремучая, немецкие шпионы без документов не пойдут. У них, не сомневаюсь, будут отличные документы. Вот о чем надо думать НКВД.

Полковник Селезнев раскрыл большую старую тетрадь, полистал ее, нашел нужную страницу.

— Вот что, Баталин Сергей Иванович, ты временно прикомандирован к первому отделу. Дальше посмотрим.

— А как же служба радиосвязи? — удивился воентехник.

— Там в курсе. Ты хорошо поработал в командировке. Теперь придется потрудиться здесь. Отдел, к сожалению, у нас небольшой, людей мало. Опыта тоже. А у тебя за спиной финская война, Китай. Обещают вроде нас в управление развернуть, но пока… Так что дел…

— Вагон и маленькая тележка, — подхватил Баталин, вспомнив вдруг любимое выражение начштаба 44-й дивизии полковника Онуфрия Иосифовича Волкова.

— Это ты тонко подметил, — усмехнулся Селезнев. — Поэтому не откладывая дела в долгий ящик, мы сейчас идем разгружать этот вагон. Точнее, идем на допрос. Как раз и тебе тренировка в немецком, а то ведь в последнее время ты все больше китайским занимался.

— Некогда там было китайский учить, товарищ полковник. Главное выжить, да связь дать. Чтоб японские шпионы, которых немало среди китайцев, не отравили.

Полковник захлопнул тетрадь, спрятал ее в сейф и встал из-за стола.

— Что за допрос? — поинтересовался Сергей.

— Сейчас увидишь. Правда, мы уже назначили переводчика, но ничего страшного. Как говорят, кашу маслом не испортишь. Допрашивать будем немецкого летчика, сбитого над нашей территорией. Сейчас, чтобы ты знал, принята директива об обязательной и немедленной отправке в Москву, к нам в Разведуправление, пленных офицеров, унтер-офицеров и летчиков вермахта.

Селезнев вместе с Баталиным вышли из подъезда во двор, завернули за угол здания и оказались перед маленькой одноэтажной постройкой. Полковник открыл скрипучую дверь, шагнул в комнату. Сидевший за столом младший лейтенант поднялся.

— Летчик здесь? — спросил Селезнев и, не ожидая ответа, приказал: — Заводи. Начнем.

Полковник сел справа у стены, Сергею предложил расположиться напротив.

Караульный с винтовкой на плече ввел в комнату пленного. Перед ними стоял среднего роста, рыжий капитан люфтваффе. На макушке волосы его были ярко-рыжими, а к вискам постепенно светлели, словно выгорели на солнце. Брови светлые, соломенные, едва видимые на бледном лице.

Баталин впервые лицом к лицу видел врага. На летчике был мундир с открытым воротом, сорочка без галстука, погоны с двумя звездочками, на грязновато-желтых петлицах по три птички, ниже — дубовые листья. Пилот, как показалось Сергею, был несколько помят и обескуражен, но держался уверенно.

Переводчик начал задавать вопросы. Спрашивал как-то неуверенно, тихим голосом, все время поглядывая то на полковника Селезнева, то на Баталина.

Из ответов летчика стало ясно, что зовут его Питер Ланге. Это не первый его налет на Москву. Командир сбитого Ю-88 вел себя умело и хитро. Он убеждал переводчика, что в тайны командования не посвящен, знал только маршрут своей боевой машины, район бомбежки, да и то до него не дотянул, был сбит зенитной артиллерией, выбросился с парашютом. Экипаж его самолета, судя по всему, погиб.

Так, в сущности, и произошло. О подробностях боя Селезнев был осведомлен и без Ланге, а вот что касалось позиции капитана «моя хата с краю», и я знаю только свой маршрут, тут никто фашисту не поверил. Пленного отправили в камеру, а переводчику было поручено внимательно изучить документы гауптмана.

Младший лейтенант изучил, но ничего примечательного не нашел. Дольше всего промучился с записной книжкой пилота, однако расшифровать замысловатые немецкие знаки не смог.

Полковник Селезнев вызвал к себе Сергея.

— У нашего переводчика полный провал. Одолеть ему этот Эверест так и не удалось. Хотя он старался.

— У него не только в письменном переводе провал, он и на допросе был ни рыба ни мясо. Кстати, это сразу же почувствовал наш огненный летун.

— О, бомбер Ланге сама интеллигентность. Большая редкость, скажу я тебе по секрету. Ты еще насмотришься такого… К нам попадают офицеры и летчики, а это же элита. Железобетонные фашисты: наглые, самоуверенные, ведут себя высокомерно, вызывающе. Уходят от прямых вопросов, не моргнув глазом выдают ложные сведения, пытаются запутать переводчиков. Недавно один озверелый фашист во время допроса набросился на переводчика, попытался вырвать у него пистолет. Хорошо часовой находился в кабинете. Один удар в лоб прикладом, и фашист, придя в себя, стал просто шелковым. Не успевали за ним записывать.

— С немцами понятно, а что с переводами? Поток материалов будет нарастать, это и дураку ясно — трофейные документы, разного рода приказы, уставы, наставления, записи на оперативных картах. А личные письма военнопленных, их документы. Перевод статей в газетах, радиопередач, расшифрованных радиограмм. А тексты? Они же разные: технические, политические, экономические…

Баталин умолк. Угрюмо молчал и Селезнев. Проблем Сергей набросал много. Разошелся, как Хлестаков. Но, судя по всему, полковник это знал и без него. Воентехнику стало не по себе. В управлении еще без году неделя, а уже шустро углядел недостатки и недочеты. Чтоб как-то сгладить неловкость Баталин спросил:

— А переводчик откуда?

— Прикрепленный. То ли из Наркомата торговли, то ли из Политехнического музея. Людей не хватает. Привлекаем из гражданских организаций. Надо будет у начальника бюро переводов Савенкова уточнить.

Селезнев вынул из папки синюю записную книжку. Сергей узнал книжку Ланге. Полковник протянул ее Баталину, но не отдал сразу, а придержал, словно сомневаясь.

— Поработай плотно с записной книжкой. Как ты сказал, огненного летуна? Что-то мне подсказывает, он не так прост, как прикидывается. А насчет переводчиков, ты в точку попал. Мы эти проблемы вместе с Савенковым в начале этой недели долго «жевали». Вроде нашли развязки. Кстати, тот же Савенков про тебя каким-то образом пронюхал и слезно просил отдать тебя в бюро переводов. Пойдешь?

Полковник хитро прищурился.

— Что вы, да никогда, — наотрез отказался Баталин.

— Ты не торопись. Как бы не промахнуться. Он тебя грозился едва ли не своим замом сделать.

— Товарищ полковник, я им факультативно буду помогать. За счет своего личного времени.

— Хитер монтер, учитывая, что мы работаем от зари до зари, без выходных, где ты видел это личное время. А по большому счету ты прав, это же наше общее дело. Надо — поможем. Вот сейчас и пришло то самое надо.

Записи бомбера Питера Ланге оказались настоящим ребусом. Баталин быстро понял: капитан делал стенографические записи, да еще мелким, куриным почерком, разумеется, по-немецки. Будь такая абракадабра записана по-русски, и то вряд ли разберешься, а тут еще на чужом языке. На это и рассчитывал фашист, мол, откуда у диких русаков найдутся спецы по немецкой стенографии. Но Ланге просчитался. Действительно, таких специалистов были единицы, но, поди ж ты, не повезло фашисту, Баталин знал немецкую стенографию.

Почти всю ночь корпел он над записями. Но ребус разгадал. Оказывается, Ланге участвовал в совещании командиров летных частей немецкой воздушной армии. Там же из уст командования и прозвучали даты — 30 сентября — 1 октября, которые гауптман пунктуально занес в свою записную книжку. Цифры оказались особой важности — на эти сутки гитлеровское командование назначило генеральное наступление на Москву. На втором допросе фашистскому капитану ничего не оставалось, как подтвердить верность расшифрованных записей. Они в тот же день были доложены командованию Разведуправления, далее в Генштаб, в Ставку Верховного.

Гитлеровский пилот был поражен, он пережил настоящий шок. Этот русский старший лейтенант, которого, казалось, он, чистокровный ариец, легко обвел вокруг пальца, «расколол» его. «Огненный летун», по сути, выдал врагам дату наступления на Москву.

Интересная была работа. Но участие в ней скорее исключение. Допросами занималось специальное бюро переводчиков, которое квартировало на улице Грицевца, 19. А в обязанности офицеров первого отдела входил подбор сотрудников для заброски в тыл, введение их в оперативную обстановку, обеспечение легендирования, снабжение документами, разработка условий связи, осуществление засылки агентов и руководство их дальнейшей работой.

Учили, как по неожиданным приметам установить, что перевозится в поездах. Как на глаз сосчитать живую силу, если колонна противника в движении. Конспиративные квартиры, явки, пароли. Изучение немецкой формы, званий, знаки различия, ордена, медали. Словом, делали из обычных людей разведчиков.

Работа шла в столь напряженном режиме, что один офицер, как правило, готовил сразу несколько разведгрупп и отдельных агентов.

Однако прежде чем принять для подготовки группу будущих агентов, Сергей получил персональное поручение начальника отдела.

— Займись радистками разведгрупп, приглядись, — сказал Селезнев. — Срок подготовки завершается. Энергии у девчонок много, а знаний маловато, молодые, неопытные… В тылу врага кто ей поможет? А без связи, сам знаешь, мы ничего не значим. Пустое место.

Сергей прекрасно понимал то, о чем говорил начальник. Все правильно говорил. Только попал он в щекотливую ситуацию: радисток разведгрупп готовили конкретные инструкторы. Старались, обучали, а тут приходит весь в белом воентехник Баталин и… устраивает проверку. А если окажется, что проверку эту кто-то не пройдет. Стало быть, кому шкуру спустят? Знамо дело — инструктору: недоучил, недоглядел.

Полковник Селезнев был человеком опытным и, безусловно, догадался, о чем задумался его подчиненный.

— Самое главное запомни: ты не проверяющий, не инспектор, а помощник. Добрый и внимательный. Подскажи, посоветуй, но оценки каждой из девочек будешь выдавать только мне. Лично. Никому больше.

Баталин вздохнул с облегчением: гора с плеч. Он был готов прямо сейчас стать добрым и внимательным.

На «инспекцию» Сергею дали двое суток. На третьи сутки утром его ждал с докладом начальник отдела.

— А… Инспектор! — улыбнулся полковник. — Чем обрадуешь, детина?

— Докладываю: поработал с радистами в девяти разведгруппах. Рядовые Гринчук и Чеботарева подготовлены отлично. Даже не ожидал.

— Надеюсь, ты раскусил секрет их высокой подготовки?

— Чего там кусать, товарищ полковник. Гринчук — студент института связи, а Чеботарева — занималась в радиосекции Осоавиахима. Остальные начинали, как нулевые. Тем не менее пятеро из них на сегодня вполне на уровне. Учитывая, конечно, наш сжатый курс обучения. А вот двоих надо отчислять.

— Отчислять? С какого перепугу? — удивился Селезнев. — У них же через неделю заброски в тыл.

— Ивацевич и Панова. Выходит, проглядели, когда зачисляли.

— Что значит, проглядели? Нет, погоди, Баталин! Такого не может быть. Учили, мучили, и на тебе…В чем там дело?

Конец ознакомительного фрагмента.