Последний гость

Мирослава Чайка, 2022

Загадочное голосовое сообщение от старого друга заставляет Джемму вернуться в городок детства под названием Персиковая Долина. Джемма мечтает посетить бал невест, встретиться со старыми друзьями и вернуть свою первую любовь – красавца винодела Николя, но мечтам о безмятежном отдыхе не суждено сбыться. Во-первых, властная тетя Джеммы просит племянницу соблазнить яхтсмена Глеба, который затевает бунт в поселке, а во-вторых, происходит убийство Андрея Дижэ, чье сообщение и привело Джемму в Долину. Раскрыть это преступление для девушки становится делом чести. Но в ходе расследования всплывают все новые и новые тайны жителей поселка и под подозрением оказываются даже самые близкие… Тонкий психологизм романа, многоуровневый сюжет и яркие персонажи будут держать вас в напряжении до самого финала.

5. Гнездо

Культовые здания в Вавилоне традиционно были квадратными в плане и состояли из нескольких ярусов. Назывались такие здания «зиккураты». Ярусы в них обычно были выкрашены в разные цвета: первый был черным и символизировал подземный мир, второй — красным и олицетворял мир людей, а третий ярус был белым и обозначал мир богов. В «Зиккурате» мадам Надин была собственная, присущая только Долине, символика, связанная с морем и цветением персика. А маленькая башенка на самой крыше, служившая у вавилонян святилищем и бывшая всегда лазурной, здесь была белоснежной. Уложенная плитами каррарского мрамора с темными прожилками, служила она излюбленным пристанищем вездесущих чаек, поэтому именовалась в народе «Гнездом». Сакрального значения не имела и была попросту VIP-залом.

***

Мадам Надин сидела в спальне на мягком бархатном стуле, поставив перед собой статую Мардука на высокий изящный комод, заменив им вазу с пышным букетом. Торшер с хрустальными подвесками рассеивал теплый свет по комнате, создавая атмосферу блаженства. Дама время от времени подносила руку к лицу, и по ее алебастровой коже скользил ночной пеньюар темно-синего цвета, обработанный плотным белым кружевом. Атласные домашние туфли на небольшом каблучке только наполовину были надеты, оставляя свободной большую часть стопы. Она пребывала в задумчивости, устремив взгляд карих глаз на статую павлина, которую считала божеством и покровителем Персиковой Долины.

— Несправедливо покарал ты нас, несправедливо, — вдруг четко проговорила дама, метнув на статую холодный взгляд. — Кара, посланная тобой, непомерна, и за что? За мелкие прегрешения?

Надин, потерявшая в свое время дочь и мужа, считала себя испившей чашу горьких бед сполна, поэтому разговаривала с Мардуком без малейшего страха, даже слегка высокомерно, приподняв голову, как с равным:

— Молчишь? А вот я отреклась от всех своих богов и поверила тебе, и всю Долину убедила в твоем милосердии. За что ты караешь меня, чем я перед тобой провинилась?

Женщина плотно сжала губы, в ее голосе появились металлические нотки.

— Зачем забрал ты жизнь у Андрея прямо в висячем саду, зачем без вины близкого мне человека в тюрьме держишь, зачем наслал на Долину демона Глеба с его фривольными идеями, никому ненужными технологиями и яхтами?

Надин начала переходить на крик, она встала, подошла к божеству и уже замахнулась, чтобы его ударить, как вдруг опомнилась, отдернула руку и замерла.

— Прости, дорогой Мардук, прости, я совсем разошлась, а хотела тебя задобрить дарами, — заговорила она со статуей, будто с капризным ребенком. — Хочешь, я попрошу Петра, и мы глаза твои инкрустируем драгоценными камнями, а могу тебе на шею надеть золотую цепь. И для других могу сделать что угодно, например, половину своего урожая персиков отдать бесплатно в детский сад и школу. — Дама поглаживала павлина по спине и старалась говорить помягче. — Только ты дай мне, пожалуйста, знак, если мне надо это сделать, а то я не хочу зря нести убытки. Если тебе действительно нужны мои жертвы, пошли сигнал.

Сказав это, Надин затихла, прислушиваясь, ожидая знаменья, она надеялась, что Мардук как-то проявит себя: криком петуха или лаем соседской собаки, но вокруг не было ни звука. Тогда она открыла окно и взглянула на темное южное небо, пестрившее бесконечным количеством мерцающих звезд. Ночная прохлада начала поступать в комнату. Надин выключила кондиционер и снова перевела взгляд на Мардука.

— Как обычно, придется все решать самой! Боги явно меня недолюбливают. Ну, раз для меня у тебя ничего нет, пошли успех в делах хотя бы Джемме.

Дама хотела еще что-то добавить, но к ней постучала горничная и, не отпирая двери, проговорила:

— Мадам, там Коля Вересков пришел, впускать?

Надин быстро накинула на Мардука простынь и, с трудом засовывая его за комод, кряхтя от тяжести, злобно шептала:

— Нет, Мардук, ты не павлин, а глупая курица! Я имела в виду Глеба, а не Николя!

— Пусть проходит в гостиную, я сейчас приму его! — крикнула она через дверь.

Дама, накинув халат, по пути взглянула в зеркало, чтобы поправить прическу, и натянула на лицо дежурную улыбку. Затем тяжело вздохнула, раздумывая, как лучше поступить с Николя, и, решив, что соперничество только подстегнет интерес Глеба к Джемме, прошептала своему отражению: «Пришел, значит. Хорошо, что Джемма уже спит и не наломает дров». Она вспомнила, как застала племянницу у себя в спальне, как пыталась объяснить ей присутствие Мардука, убеждая, что принесла себе павлина, чтобы отвлечь людей от смерти Андрея и ареста Петра Ивановича, а потом уговаривала ее не огорчаться относительно равнодушия Николя и, напоив бокалом домашнего вина, уложила в постель.

Молодой человек, вставший с кресла навстречу Надин, был так не похож на того, кто оставил ее племянницу в день помолвки четыре года назад. Он несколько лет прожил в Австралии, а вернувшись, купил виноградники, усиленно занялся виноделием и все свое время проводил на собственном небольшом винзаводе, где обустроил подземное хранилище для готовой продукции, и поэтому в поселке появлялся редко. Люди поговаривали, что Николя с головой ушел в работу, изменился, но Надин не верила в то, что люди меняются, разве только внешне. И каждый раз, когда Надин видела Николя, он становился только красивее. Сначала юный сорванец из этакого Гекльберри Финна превратился в подобие златокудрого Аполлона, а сейчас в слащавом образе, как в выдержанном вине, появились терпкие нотки, точеное тело стало могучим, заветренная кожа — холеной, а у чистых голубых глаз появился демонический прищур.

— Николя, чем обязана столь позднему визиту?

— Здравствуйте, мадам Надин, я так давно не был в вашем доме, здесь все изменилось, кроме вас, конечно. Вы все так же ярки и прекрасны, как солнце над Долиной.

Надин сдержанно отреагировала на его комплимент, будь она обычной дамой средних лет, склонной к сентиментальности, она бы, возможно, ненавидела Николя за то, как он поступил с Джеммой, но она в первую очередь была человеком дела, и эта история, из-за которой Николя всегда смотрел на нее с еле уловимым беспокойством, давала ей власть над ним, а власть Надин любила больше всего.

Она повелительно указала гостю на кресло. Повисшая пауза угнетающе действовала на Николая, он заерзал в кресле и начал говорить спокойно, но не так уверенно, как обычно:

— Я сегодня на балу видел Джемму, хотел бы с ней поговорить. Только вернулся с виноградников, не знал, что она приехала.

Сказав это, Ник небрежно поправил выгоревшие ровными золотыми прядями волосы, упавшие мягким шелком на его лицо. Он был избалован успехом, вниманием женщин, никогда себя ни в чем не винил, и та история с Джеммой была для него как царапина на новеньком лобовом стекле, он бесконечно водил по ней дворниками, но она никак не исчезала.

— Джемма спит, я не стану ее будить ради тебя, — резко ответила Надин и, чтобы еще больнее уколоть наглеца, добавила: — Завтра в «Гнезде» и повидаетесь. Ой, постой, или Джемма-Виктория не пригласила тебя на завтрашнюю встречу старых друзей в «Зиккурат»?

Молодой человек на какое-то мгновение растерялся от того, что даже не слышал о встрече, которую они по традиции устраивали в башне ресторана Надин каждый раз, когда Джемма приезжала в Долину. Надин организовывала в этой башне праздники для своей племянницы лет с десяти, и всегда Николя был ее главным гостем. Как же так могло случиться, что теперь он был персоной нон грата? Юноша поднял брови, отчего на загорелом лбу появились две глубокие морщины, он силился придумать достойный ответ, но дама его опередила:

— Ах да, я совсем забыла, ты же купил себе свидание на балу с этой, как ее там? Все время путаю этих сестер. Кто там тебе достался?

Надин врала и про встречу старой компании Джеммы, и про то, что забыла, как зовут победительницу бала, но ничуть об этом не сожалела, она наслаждалась растерянностью самоуверенного ловеласа. Дама была уверена, что устроить вечеринку для Джемминых друзей у себя в ресторане сможет в два счета, а то, что Николя, главного заводилу и душу компании, забыли пригласить на нее, больно ударит по его самолюбию.

— Да я так, ради азарта участвовал в аукционе на балу, для меня это свидание ничего не значит, — неожиданно для себя начал оправдываться Николя, будто ему опять было 14 лет, и он без спроса взял отцовский мотоцикл. Но он тут же спохватился, встал, сунул руки в карманы, гордо вскинул голову и, сделав пару шагов к двери, давая Надин понять, что он уже намерен покинуть ее дом, продолжил: — Ну, если подумать, на посиделках нашей честной компании я был тысячу раз, а вот на таком свидании стоит побывать хоть однажды. Все говорят, что вы в «Зиккурате» устраиваете незабываемый ужин для победителя аукциона.

Молодой человек говорил кратко и негромко, держался так, чтобы не дрогнул ни один мускул на его лице, и Надин не догадалась, как он расстроен и взбешен. Не пригласить его, Николя, на посиделки в «Гнезде» было равносильно унизительной пощечине. Но, как он ни старался, дама видела его насквозь. Она знала этого обаятельного юношу с детских лет и уже готова была сжалиться над ним, погладить по голове, как маленького, и напоить любимым апельсиновым соком, и только безграничная жажда ставить красивых мужчин на место не позволила ей растаять под очаровательным взглядом этих синих глаз в обрамлении пушистых светлых ресниц.

Как только за Николаем Вересковым закрылась дверь, Надин с легкостью молодой девушки вбежала на второй этаж, чтобы обрадовать Джемму, но, открыв дверь ее спальни, обнаружила, что племянница и вправду спала сладким безмятежным сном. Свет от ночника освещал ее правильные черты, и легкая улыбка играла на прекрасном лице. Надин залюбовалась умиротворением, веявшим от спящей девушки, и, присев на край дивана, тяжело вздохнула, прошептав в темноту: «Моя Аннушка была бы сейчас немного старше…» Она откинула голову на высокую спинку дивана и почувствовала, как сердце сжалось от накативших воспоминаний. Надин уже много лет не позволяла себе снова и снова переживать страшные события молодости, которые раньше доводили ее до безумия, но сейчас, увидев мирно спящую Джемму, она вдруг представила, что ее дочь тоже могла быть такой красивой и счастливой, но ее безжалостно поглотила земля. По щеке женщины покатилась горячая слеза, и перед глазами, словно вспышки сознания, начали возникать моменты самого страшного дня ее жизни.

Надин схватилась за висевший на шее медальон в виде большой белой жемчужины, обрамленной черными бриллиантами, повернула его тыльной стороной и начала нежно пальцем гладить монету, которая составляла основу этого украшения. На монете были изображены руки, держащие вечный огонь, а за языками пламени простирались ангельские крылья и дата 07.12.1988. Это все, что у нее осталось в память о том чудовищном дне, монета, которую тысячи людей, также как и она, хранили в своих домах как метку, что их семьи не обошла эта беда. Дама поднялась, еще раз посмотрела на Джемму и медленно побрела к себе. На ее лицо налегла тень печали, моментально состарив весь облик, уголки рта скорбно опустились вниз, между бровей появились морщины, в глазах погас огонь жизни, и вся она сгорбилась, опустив округлые плечи.

Утром Надин разбудил звук газонокосилки и резкий запах скошенной травы. Она не позволяла делать шумные работы по дому до восьми часов, поскольку не любила, чтобы кто-то вмешивался в ее распорядок дня, заставляя проснуться раньше обычного. И уже была готова обрушить свой гнев на садовника, но, когда перевела взгляд на часы, поняла, что проспала. Дама встала и с недовольным лицом прошла к окну, чтобы закрыть его, тем самым сохранить в комнате ночную прохладу, но, протянув руку к раме, услышала разговор кухарки с женщиной по имени Мария, приносившей им несколько раз в неделю свежие яйца.

— Ой, дорогая, у меня такая новость, я знаю, кто может быть виновен в смерти Андрея Дижэ.

— Да ты что?! Ну, давай рассказывай, только тише, Надин не любит сплетен.

— Помнишь, со мной работает Соня, ну, жена Данилы с Садовой?

— Такая полненькая, тихая?

— Не такая уж она и тихая, вчера я обнаружила ее платье спрятанное, и ты даже не представляешь где. Она его затолкала в кастрюлю для компотов!

— Да ну!

— Вот-вот, я сама была в шоке. Так это еще не самое страшное, я хотела достать это платье, а оно все в крови!

— В чьей крови?

— Ну, понятно в чьей, явно она Андрея убила, иначе зачем платье в кастрюле держать? Это же улика, думала, в детском саду никто не найдет.

Женщины еще что-то говорили, удаляясь от окна, и через время их голоса стихли, а Надин оторопела от услышанного, не зная, как лучше использовать эту информацию, но в полицию звонить не стала, чтобы не выглядеть посмешищем. Тут одними сплетнями не обойтись, чтобы обвинить Соню и вытащить Петра Ивановича, нужны были реальные улики.

За завтраком Надин в красках рассказала Джемме о ночном визите Николя и о том, что сегодня нужно собрать друзей в «Гнезде», но при этом все прокручивала в голове услышанное о Соне, и в ее воображении рисовалась страшная картинка огромной кастрюли, доверху забитой окровавленными платьями, поэтому, когда племянница обратилась к тете, несколько раз повторив вопрос, Надин отстраненно переспросила:

— Что ты говоришь, милая?

— Я говорю, что встречаться не с кем. Я, Лиля, Руслан, Тимур, ну, еще Максик приедет, если Лиля ему позвонит. Раньше же еще был Андрей и Николя, а теперь компании, получается, и нет.

— А Лилин брат? Разве он с вами не дружил? — рассеянно спросила дама, подливая себе в стакан ледяной абрикосовый компот, от которого тонкое стекло сразу запотело, и Надин начала недовольно обтирать его салфеткой.

— Ну да, Артур, я про него забыла, — отозвалась Джемма, и по ее виду было понятно, что она недолюбливала этого молодого человека.

— Джемма, а может, пригласишь Глеба? Мне как раз нужно отвлечь его от одного дела, да и Николя приревнует.

— Нет, тетя, Глеб будет смущаться в чужой компании, и вообще, мы вчера повздорили на балу из-за его шоу с фотографиями конкурсанток, а чтобы Николя меня ревновал, я не хочу. Я вообще от него ничего не хочу.

— Я бы еще могла поверить, что ты не хочешь Николя вернуть, но что ты не хотела бы подпортить ему нервы, я никогда не поверю.

— Мы можем не говорить о нем?! — недовольно выпалила Джемма, отодвигая от себя креманку с клубникой. — Я же говорила, что не ем сахар в чистом виде, зачем мою клубнику так сильно засыпали сахарной пудрой?!

— Ты зря сердишься, милая. Не хочешь говорить о Николя — пожалуйста, к тому же в каждом доме, где есть молодые девицы, и так наверняка каждый день о нем говорят, много чести! Лучше придумай, как быстро помириться с Глебом. А клубнику тебе сейчас заменят. — Дама сделала еле заметный знак рукой, и вмиг у стола появился парень с выправкой официанта мишленовского ресторана и так же быстро скрылся, держа в руках хрустальную вазочку на миниатюрной ножке, заполненную крупной спелой клубникой.

— Хорошо, я подумаю насчет Глеба, только я все еще не понимаю конечной цели. Ну, допустим, мне удастся завязать с ним роман, ну, предположим, я заморочу ему голову, но каким чудом я заставлю его сделать мне предложение? И как это спровоцирует его уехать из Долины?

— Если бы ты слушалась меня раньше, то и Николя бы не сбежал с помолвки, ни тот другой в Норвегию. У меня опыт, я знаю людей. Для начала нужно создать незабываемую атмосферу судьбоносной встречи, это уже было на дороге, когда сломался его хаммер. Затем дать ему почувствовать себя героем, это устроишь завтра, так вы с ним и помиритесь. Следующий этап — задушевные разговоры, ты расскажешь о своей крошечной драме, он в ответ о своей, вуаля, вы уже эмоционально связаны. Потом узнаешь о его мечте и объявишь себя его ярым сподвижником, отступишь от пагубных идей своей зловредной тети и перейдешь на его сторону. Все — он считает тебя своей судьбой, залечивая твои раны, делает предложение — и дело в шляпе, — вставая из-за стола, проговорила Надин и, направляясь к двери, проронила через плечо, смеясь: — А что будет потом, это уже мои заботы, тебе этого знать не нужно, но обещаю: не успеешь ты привыкнуть к блеску помолвочного кольца, как Глеб Кропп покинет Долину и больше никогда сюда не вернется.

Позавтракав с племянницей, Надин сделала несколько телефонных звонков, надела платье в стиле сафари песочного цвета и, повязав на шею ярко-красную косынку в цвет своего автомобиля, отправилась на строительство консервного завода, которое изрядно затягивалось и выводило даму, привыкшую всегда следовать плану, из себя. Но, выехав на окраину поселка, она остановилась у обочины и, заглушив мотор, начала ждать, то и дело поглядывая по привычке на наручные часы. Человек, которого она ожидала, опаздывал, прислав несколько сообщений на телефон, но Надин они только раздражали. Вообще сегодня она была на редкость в дурном настроении.

Спустя минут двадцать наконец рядом с дорогим элегантным автомобилем мадам Надин припарковался черный микроавтобус, забрызганный таким количеством грязи, что даже трудно было себе представить, как в окрестностях Долины с идеальными дорогами можно было найти такое болотистое место. Крупный молодой мужчина, вышедший из микроавтобуса, был сердитым, похожим на нахохлившуюся пучеглазую сову, но, открывая дверцу машины, в которой его ожидали, принял покорное выражение лица и несколько раз извинился за опоздание.

Надин, тяжело вздохнув, окинула недовольным взглядом его несвежую растянутую рубашку поло темно-синего цвета, вспотевшее лицо со следами тяжелой формы себореи и невольно отодвинулась, но потом стряхнула с себя нахлынувшую брезгливость и сразу перешла к делу:

— Данила, я к тебе обращаюсь только с особыми поручениями, и ты всегда их отлично выполнял, я это очень ценю. Но сегодняшняя просьба будет необычной даже для меня.

Мужчина молчал, ежась под пристальным взглядом Надин, стараясь предугадать, что понадобилось этой своенравной дамочке на этот раз. Он громко сопел и, несмотря на работающий в машине кондиционер, от волнения еще больше потел, поэтому чувствовал себя особенно некомфортно. А дама продолжала холодным тоном:

— Я хочу сразу отметить, что заплачу за работу вдвойне, но ты не смеешь это с кем-либо обсуждать, ни с одним человеком, понятно?

— Понятно, — буркнул мужчина, при этом кивнул, наклонив голову вперед, но обратно ее не вернул, а остался сидеть в напряжении с опущенным подбородком.

Надин, глядя на это, еще раз глубоко вздохнула, решив, что так Данила старался показать готовность ее выслушать, начала негромко, но очень четко объяснять:

— Тебе известно, что на центральной площади открылось кафе быстрого питания, хозяин этого заведения разместил объявление час назад о поиске экспедитора. А теперь самое важное: ты сейчас поедешь, устроишься на эту должность и будешь мне докладывать обо всех его поручениях, особенно когда планируется открытие и первая поставка продуктов.

— Но у меня уже есть работа, как я смогу их совмещать?

— Это временно, на несколько дней. Когда все сделаешь, уволишься. Что ты как маленький? Делов-то, — проговорила Надин, поглядывая на часы, тем самым давая понять, что у нее нет лишнего времени. — Да, вот еще что: у меня в багажнике коробка, заклеенная скотчем, перенеси сейчас ее себе в машину и, как только будет возможность, оставь на складе этого кафе, но только не так, чтобы ее можно было легко найти. Все понял?

— Да, чего уж тут непонятного: на работу устроиться, вам докладывать и коробку на складе припрятать, — перечислил мужчина, хватаясь за ручку двери. И когда он уже был готов выйти, Надин повернулась в его сторону и, слегка прищурив глаза, как бы невзначай спросила:

— А твоя жена, ее, по-моему, Соней зовут, она в детском саду работает поваром? У вас с ней все хорошо?

— В смысле? — морща лоб, осведомился Данила, не понимая, к чему клонит Надин.

— Бывало так, что вы в последнее время ссорились, или, может быть, она не ночевала дома? — начала издалека Надин, пытаясь вывести Данилу на разговор про ночь убийства, на что у Данилы была странная, но очень красноречивая, на ее взгляд, реакция. Он вдруг весь покраснел, сжал руки в мощные кулаки, ноздри его мясистого носа возбужденно затрепетали, и он начал выходить из себя:

— А я не намерен с вами откровенничать, вы мне за это не платите, моя жена — мое дело.

— Угомонись, ты что так разошелся? — сказала Надин, включая зажигание. — Забыл, с кем разговариваешь? Пошел с глаз, и чтоб вечером был отчет.

В шесть часов вечера Надин спешным шагом вошла в свой ресторан под названием «Зиккурат», не успев даже переодеться в нарядное платье, чего старалась не позволять себе, поскольку это место для нее было неким оплотом радости, как, впрочем, и весь поселок. Потеряв семью, единственной возможностью не покончить с собой стало для Надежды Львовны, Надеждой Львовной больше не быть, и она начала называть себя мадам Надин. Придумав красивую историю о том, как жила в Пуатье, она переехала в Персиковую Долину и построила в ней рай на земле. Здесь никогда не бывало хмурых дней, тусклых красок и потерь, потому что терять мадам Надин было нечего: замуж она больше не вышла, детей и даже питомцев не заводила, оттого не было в ней страха, а чтобы в душу не просочилась тоска, окружила она себя неистово веселящейся толпой и работой без единого выходного.

Открывался ресторан «Зиккурат» не раньше шести часов вечера, в силу своей занятости, жители Долины приходили в ресторан по особенным случаям, и Надин старалась этот случай сделать для них незабываемым. И если много тысяч лет назад жители Междуречья пытались приготовить себе еду, не имея для этого даже примитивной посуды, то в этом ресторане все было оформлено и оборудовано на высшем уровне. Просторный зал утопал в свете огромных хрустальных люстр, а столики напротив были небольшими, уютными, покрытыми белоснежными накрахмаленными скатертями, с букетами свежих цветов в любое время года. По вечерам свет приглушали, и на столы ставили канделябры с горящими свечами. Их растопленный воск, словно слезы умиленья, неспешно стекал в медные подставки причудливой формы. Полы сияли черным мрамором с золотым орнаментом по краю, в центре возвышался камин в человеческий рост, фланкированный с двух сторон изысканными восточными вазами. Служащими этого ресторана были только красивые мужчины в идеально подогнанной по фигуре форме, а официанты еще должны были надевать исключительно чистые белые перчатки. Кухня была укомплектована по последнему слову техники, а наличию такого шеф-повара мог позавидовать любой великий император.

Переступив порог, Надин прислушалась к тягучим звукам джаза, окутывающим каждый уголок зала. Она подошла поближе к сцене, чтобы посмотреть на джаз-банд, приглашенный на вечер для показного свидания победительницы вчерашнего бала. Все столики первого этажа ресторана были заняты, жители Персиковой Долины любили наблюдать за этими необычными свиданиями, а Надин старалась сделать этот вечер для посетителей ресторана запоминающимся. Но сегодня у нее за долгое время существования необычной традиции были другие намерения.

Стол для пары — виновников торжества — обычно ставили ближе к сцене, отделив его пышными букетами в высоких напольных вазах от общего зала, но так, чтобы при желании можно было собравшимся гостям понаблюдать за зарождающимися отношениями между юной победительницей и мужчиной, желающим покорить ее сердце. Поэтому, когда мадам Надин скомандовала накрывать для главных гостей вечера столик не у сцены, а у лестницы, ведущей в башню с маленьким банкетным залом, официанты были удивлены.

По решению тети Джемма пригласила друзей в «Гнездо», назначив встречу на полчаса раньше свидания победительницы бала. Поднявшись наверх, девушка почувствовала в себе знакомую с детства уверенность, что с наступлением лета ее жизнь начинает светиться разноцветными красками приключений, дружбы и головокружительных любовных историй. Она обошла вокруг сервированного на шесть персон стола и направилась к распахнутым настежь окнам с тонкой золотой обрешеткой, сияющим отражением предзакатного солнца. В них развевался прозрачный тюль от дуновения легкого ветерка, и от этого движения и летающих за окнами чаек на фоне голубого неба казалось, что ресторан в башне возносится и парит на уровне облаков. Сегодня девушка была одета в летний комбинезон из серебристого плиссированного шелка, его рукава заменяли два мягких волана, доходящих до самой талии, открывая нежные руки и спину. Она замерла и слушала, как хлопают от ветра занавески, а воланы-крылья комбинезона вторили этим движениям, делая Джемму похожей на волшебную птицу с сияющим опереньем.

Утром в разговоре с Надин Джемма, естественно, отрицала, что хочет увидеть Николя и уж тем более его вернуть, но сейчас, глядя на то место за столом, которое традиционно много лет подряд занимал ее Ник, она не могла унять в себе губительное желание видеть его. Джемма мечтала, что как только он услышит их суетную возню и громкий смех, то ноги сами приведут его в знакомое место, к людям, которые когда-то были ему очень дороги. «Разве может наша история сравниться с каким-то сомнительным свиданием? — размышляла Джемма, рассматривая пышный букет пионовидных роз и крупных белоснежных гвоздик в прозрачной шаровидной вазе. — Нет, он обязательно придет».

Справа от стола стояло начищенное до блеска ведро для шаманского, лед в нем постепенно таял, и девушка бросила тревожный взгляд на дверь. Но вот послышались первые шаги по лестнице, и на пороге появилась Лиля со своим братом Артуром. Обворожительная хрупкая Лиля в легком воздушном платье обняла подругу, прошептав в самое ухо: «Я отпросилась у мужа на весь вечер и отключила телефон, — а потом оглянулась на брата и еще тише спросила: — Думаешь, Николя не придет?» На что Джемма только пожала плечами и перевела взгляд на Артура, который стоял у кресла с высоким изголовьем, широко расставив ноги в мягких мокасинах на босу ногу, и внимательно изучал Джемму, бесстыдно скользя взглядом по ее привлекательным формам. По крупному лицу Артура с близко посаженными глазами, широким плечам и небольшой черной бородке сложно было сказать, что он младший брат Лили. За последние четыре года Артур сильно возмужал, и Джемма искренне надеялась, что к своим двадцати двум годам вместе с юношеской угловатостью фигуры ушли и его сумасбродность, откровенная развязность и непредсказуемость. Но не успела она обмолвиться с ним и парой слов, как в маленький банкетный зал башни, словно ураган, ворвался невысокий краснощекий молодой человек с горящими темными глазами. Он выглядел таким возбужденным и суетным, что, казалось, с его появлением все вокруг пришло в движение. Пробираясь к Джемме для объятий, он потянул за собой край скатерти, и это бы обернулось катастрофой для фарфоровой посуды, но Джемма вовремя отреагировала, сделав шаг ему навстречу.

— Макс, рада тебя видеть! Ты все такой же энергичный!

— И толстый, — язвительно заметил Артур.

— Артур, как некрасиво, — сказала смущенно Джемма, подставляя Максиму щеку для поцелуя.

— Он прав, я раздался, возраст берет свое. Ты зато расцвела, ну, прямо и не знаю, как к тебе подступиться, — смущался юноша, доставая из кармана небольшую коробочку цвета морской волны, перевязанную золотой тесьмой. — У меня для тебя маленький подарок.

Максим вручил Джемме коробку с таким довольным лицом и так торжественно, что, казалось, получал от этих действий безмерное наслаждение. Девушка тут же уловила настроение друга, радостно захлопала в ладоши, поставила коробку на стол и, ловкими движениями развязав тесьму, открыла крышку. Подарком была раскрытая раковина, внутренняя часть которой сияла перламутром, а в центре нижней створки застыла жемчужина небывалой красоты.

— Макс, какая прелесть, эта же настоящая жемчужина, и такая большая!

— Теперь это мой бизнес, я их выращиваю и устричную ферму держу, правда, еще не все получается, но начало положено, и я уверен: мой бизнес будет процветать, — сказав это, юноша вдруг растрогался и заморгал. Джемма поняла, что он по-прежнему излишне эмоционален, и с годами его милая в детстве особенность стала казаться нервным расстройством. Юноша хотел достать платок, но вместо этого вынул из кармана осколок гладкого камня со странным рельефом.

— Ой, что это у тебя? — оживилась Джемма, протягивая руку к необычному предмету. — Можно взглянуть?

— Я нашел это на утесе, там, где устанавливал платформу для устричной фермы. Забавная вещица, правда? — отозвался Максим.

— А можно я возьму его на время, покажу Надин?

— Конечно. А ты думаешь, это что-то древнее?

Но ответить девушка не успела. Следом за Максимом в комнате появился Тимур Дробус — элегантный, молчаливый, стройный юноша с большими умными глазами, и пока девушки рассматривали подарок Максима, парни изучали карту вин, громко обсуждая новшества любимого ресторана. И так как все понимали, что Николя, скорее всего, не присоединится сегодня к их посиделкам (так было принято с легкой руки Лилиной бабушки называть их встречи в «Гнезде), ждали только появления Руслана, который сегодня задерживался. Поскольку Руслан работал врачом в местной амбулатории, то к его опозданиям и срочным вызовам относились с пониманием. Но сегодня Руся опаздывал не из-за профессиональной занятости: он возил свою четырнадцатилетнюю сестру в город на занятия по танцам и присоединился к друзьям, задержавшись минут на сорок. Его белая наутюженная рубашка выгодно подчеркивала бронзовый загар, глаза цвета горького шоколада смотрели спокойно и вдумчиво, а черные блестящие волосы были аккуратно уложены, завершая безупречный образ.

— О, а вот и наш Русланчик! — воскликнула Лиля, с восторгом захлопав глазами, словно она увидела сверхчеловека.

— Не Русланчик, а Руслан Игоревич, — поправил ее Максим, протягивая другу руку.

Руслан протиснулся между окном и креслами, стараясь не потревожить сидящих за столом парней, подошел к улыбающейся Джемме и, поцеловав ей руку, положил на стол небольшой букетик лаванды, перевязанный сиреневой лентой, а затем повернулся к Лиле, и точно такой же букет появился у ее фужера с шампанским.

— Русланчик, спасибо, — проговорила Лиля. — Я положу ее на прикроватную тумбочку, чтобы лучше засыпать.

Потом доктор вернулся к Максиму, протянул ему флакончик с таблетками от болей в поджелудочной. А проходя мимо Тимура, забрал у него карту вин и картинно погрозил пальцем со словами:

— Я же предупреждал, с антибиотиками нельзя.

Артур наблюдал за действиями доктора с презрительной усмешкой на губах и сказал наконец:

— Вы, Русланчик Игоревич, всех облагодетельствовали, всем помогли, прямо как подорожник, хоть к ране прикладывай.

Молодой доктор повернул непроницаемое лицо в сторону Артура и сказал совершенно спокойно:

— Пойду помою руки перед едой.

— Давай быстрее, пока Макс все не сожрал, — ехидно прищуриваясь, добавил Артур и рассмеялся.

Когда под звук фанфар Николя заводил в зал свою избранницу, в высокой башне ресторана пили, не чокаясь, в память о безвременно ушедшем из жизни Андрее Дижэ.

Николя, усадив свою спутницу за накрытый стол, был удивлен его странному расположению, но не успел официант разлить шампанское, как он догадался, в чем подвох. С широкой винтовой лестницы, ведущей в «Гнездо» ресторана, доносились знакомые голоса, звон бокалов, стук приборов и, конечно, смех, смех, который он не спутает ни с одним в мире, звонкий, как перелив колокольчика, заразительный своей неподдельной радостью, смех, который он готов был слушать снова и снова, смех его крошки Джеммы.

«Ах, эта хитрющая лиса мадам Надин, — думал Николя, хватаясь за накрахмаленную салфетку, удерживая себя всеми силами, чтобы не сорваться и не вбежать по лестнице, ведущей в мир его юношеских радостей. — Думала, я не устою и пошлю к чертям это никчемное свидание, но теперь уж нет, не стану играть по ее правилам».

Николя заулыбался белозубой улыбкой и, как только заметил Надин в зале, сразу взял за руку сидящую с ним рядом рыженькую девушку. Он оценивающе посмотрел на нее, ему нравились юные красотки, а почему нет? У них была упругая кожа, высокая грудь, практически отсутствовал страх и предубеждения, их можно было легко удивить. Но не это же его привлекало, должно было быть что-то еще. Николя жадно скользил взглядом по телу девушки, отчего щеки ее покрылись еле заметным румянцем, и она была уверена, что знаменитый ловелас предложит ей уйти вместе еще до того, как подадут горячие блюда. Но взор Николя остановился на ее глазах, такой взгляд открытый, светлый нельзя было ни нарисовать у визажиста, ни подтянуть в спортзале, его нельзя было ни с чем перепутать — это был взгляд человека, не знавшего потерь и разочарований. И больше всего на свете Николя нравилось не спать с молоденькими девицами, а видеть, как этот взгляд потухал в их глазах, когда он объявлял, что между ними все кончено. Обычно таких мужчин в гостиных за чаем называют «ловелас» или «Казанова», в дамских туалетах — все больше «бабник». Но для Ника это было не просто распущенностью, это скорее был своеобразный извращенный фетиш, своего рода коллекция потухших взглядов, и он не мог не думать о том, что там, наверху, среди его друзей находился венец его коллекции — его первая жертва и единственная девушка, чьи глаза он так и не видел с момента их разрыва. Мысли его прервал голос официанта:

— Господин Вересков, желаете ли малиновый соус к утке?

— Желаю, — ответил Николя, двусмысленно глядя на свою спутницу, а не на официанта. Почувствовав в воздухе нотки вседозволенности, молодой официант, лукаво улыбаясь, предложил:

— Может, подать еще устриц? Свежайшие, с фермы вашего друга Максимилиана Лапина, он, кстати, тоже здесь, в VIP-зале, если захотите поздороваться.

Николя вспыхнул.

— Нет, благодарю, — процедил он и сделал рукой движение, показывающее официанту, что ему пора скрыться.

Но после этого разговора, как ни старался Николя не думать о друзьях, собравшихся в башне, не мог. В голове без конца крутилось «ваш друг», «здесь в башне», «ваши друзья», «хотите поздороваться». Да, черт возьми, он хотел не просто поздороваться, а быть там. Это было место, где Надин устраивала им праздники с таким размахом, от которого даже дух захватывало. Вначале детские шумные посиделки с огромными тортами и лимонадом, потом подростковые пирушки с розыгрышем подарков, и когда они совсем стали взрослыми — безудержные вечеринки с алкогольными коктейлями и караоке до самого утра. Надин позволяла племяннице и ее друзьям все: любую еду и выпивку, громкую музыку, азартные игры, кальян. Единственное, чего Надин не позволяла, — это скука. Но это было не самым важным, главное было делать все вместе, как единый организм, как маленькая армия или скорее шайка разбойников: забраться в персиковые сады Надин и убегать с бешено колотящимся сердцем от сторожа; стащить у рыбаков лодку и уплыть на маяк ночью, а потом купаться голышом и обещать девчонкам, что не будешь за ними подглядывать, но не сдержать обещание; устроить гонки на лошадях без седла или сделать из старенького запорожца кабриолет, срезав кабину, и всей компанией забираться в него, чтобы на предельной скорости рассекать по побережью, оставляя на мокром песке глубокие следы, испробовать все опасные виражи; прыгать с самых высоких утесов; выпить весь алкоголь в баре Надин и заявиться пьяными на праздник цветения эхинопсиса.

Николя устало потер лоб. Девушка напротив что-то говорила о тартаре из говядины, Николя делал вид, что слушает, а наверху молодые люди старались делать вид, что не ждут появления Николя. Они первый раз после смерти Андрея собрались вместе, и им не терпелось высказать свои предположения относительно этого жестокого убийства. Первым начал с запальчивостью тараторить Максим, живший с Андреем по соседству, поэтому видевшийся с ним каждый день, и хотя Андрей был человеком весьма закрытым, Максим был уверен в своей осведомленности.

— А знаете, это хорошо, что Коли сейчас нет с нами, я хотел вам кое-что рассказать. У них с Андреем была ссора накануне, и я даже видел, как Вересков хватал Андрея за грудки.

— Не понимаю, на что ты намекаешь, — удивленно поднимая брови, спросила Джемма. — Разве мог Николя сделать что-то подобное?

— А что, разве твой Николя был когда-то пай-мальчиком? — занервничал Максим, наливая себе полный бокал красного вина. — Он всегда любил нарушать правила, разве нет? К тому же в последнее время он сильно изменился. Как только дела его пошли в гору, он очень от нас отдалился.

— Да, деньги портят людей, — произнес Артур, сидевший напротив Максима, — но сейчас речь не об этом. Если ты что-то знаешь, выкладывай, а то голословно обвинять человека — это…

Максим заерзал на стуле, взлохматил волосы, будто собираясь с мыслями, чтобы ничего не забыть, затем подался вперед, положив руки на стол и понизив голос, таинственно начал рассказывать:

— Андрей весь этот год доставлял удобрения для Колиных виноградников, и вдруг выяснилось, что большая часть какого-то редкого сорта винограда погибла из-за некачественной подкормки. Вот тут Вересков и разошелся, кричал на Андрея, даже угрожал. Я в это время убирался в саду и сам слышал их ссору.

— И что ты слышал? — робко спросила Лиля, не веря, что Николя мог быть замешан в убийстве друга.

— Коля говорил, что Андрей хочет его разорить, и что если тот сделал это специально, то ему не жить! Представляете, так прямо и сказал: «Тебе не жить», — стирая капельки пота со лба рукавом, словно после тяжелой работы, произнес Максим и, оглянувшись на дверь, продолжил совсем тихо: — Потом Коля уехал к себе на виноградники, а вчера вечером появился — и сразу ко мне, вина притащил разного, мы выпили, то да се, а потом он вдруг начал просить не рассказывать следователю, если тот будет спрашивать, что они с Андреем не ладили в последнее время. Вот и закрадываются подозрения: а не виновен ли наш Николя в убийстве?

— Не городи чепуху, — вмешался в разговор Руслан, державшийся всегда слегка отрешенно. — Мало ли что можно ляпнуть в сердцах. Коля не мог убить Андрея, он слишком любит жизнь, чтобы кого-то лишить ее.

— Да уж, скорее это ты, Макс, убил Андрея, потому что хотел его слопать, — сказал, смеясь, Артур и начал демонстрировать, как пожирает воображаемую кость, и причмокивать. Так как Лиля никогда не делала замечаний своему брату, Джемма хотела сама остановить Артура или даже стукнуть его чем-нибудь, чтобы он наконец замолчал, но она сидела далеко, поэтому просто закричала, как-то испуганно и строго одновременно:

— Артур, хватит!

За огромными окнами заискрилась очередная темная южная ночь, ветер сменил направление, и в зал начал проникать запах прибоя. По заведенной в ресторане традиции безмолвный официант занес и поставил на стол серебряные канделябры с уже зажженными свечами. Свет от пламени отбрасывал яркие блики на гладкие волосы Джеммы и еле заметными искорками сверкал в ее голубых глазах. Гости уже разошлись, в «Гнезде» остались только она и Руслан. Джемма нервно дергала ногой под столом и периодически терла рукой лицо. Ей хотелось поскорее разобраться в этом преступлении, то, что сейчас падала тень на ее любимого Николя, в невиновности которого она была уверена, несмотря на все, что он ей сделал, не давало ей возможности обойти расследование этого запутанного дела стороной.

— Ты выглядишь встревоженной и растерянной, тебе нужно поспать. Может, дать тебе снотворное? — послышался сдержанный голос Руслана.

— Нет, разве что у тебя есть что-то, чтобы вернуть мои 16 лет, мне совсем не нравится быть взрослой. Я не хочу хоронить друзей, подозревать бывших любовников в убийстве и тем более пить снотворное, — постукивая пальцем по фарфоровому блюдцу, ответила Джемма, она и вправду была на взводе, но едва ли сон мог решить ее проблемы.

— Если бы я не был врачом, то, наверное, предложил бы тебе сейчас выпить виски, но я могу только дать совет. Помнишь деда Макара?

— Он еще жив?

— Да, на днях ему будет 95, и он прекрасно себя чувствует. Так вот, я как-то спросил у него, в чем секрет его долголетия, и знаешь, что он ответил мне? «Я никогда никого не любил!»

— Это ужасный совет, Руслан, — отодвигая от себя нетронутое пирожное, ответила Джемма, — бесчеловечный.

— Я же врач, а не проповедник. И, как твой врач, я не разрешаю тебе волноваться за Николя. С ним все будет в порядке, а твое неравнодушие к его судьбе уже и так награда, и неизвестно, заслуживает ли он ее.

Прощаясь с Джеммой, Руслан постарался убедить ее, что все непременно будет хорошо. Он вообще всегда был очень спокоен и рассудителен, его профессия была для него не просто работой, а предназначением. Еще в детстве он прочитал слова древнегреческого философа Сократа, что все профессии в мире от людей и только три от богов: судья, педагог и врач. И сразу решил, что вырастет и станет врачом. Сейчас он мог предотвращать боль, облегчать страдания, возможно, он не считал себя богом, но героем — вполне. Руслан знал, что люди на него рассчитывали, поэтому никогда не позволял себе слабости, и его уверенное «Вам не о чем беспокоиться», сказанное прямо в глаза больному, не раз вытаскивало людей с того света. Поэтому репутация и честь были для доктора не пустым звуком, ведь что такое профессионализм без доброго имени? Так, замок из песка.

По окончании встречи Джемма ни нашла в себе сил ни на прогулку по тихим ночным улицам Долины, ни на задушевную беседу с Надин. Она с тяжелым сердцем поднялась на второй этаж тетиного дома, осторожно ступая на поскрипывающие половицы, чтобы никого не разбудить, и, расстегивая по пути жемчужные пуговички комбинезона, с грустью думала о том, что дружба в детстве кажется более искренней и значимой. Добравшись до своей спальни, она тихо открыла дверь и вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. В другое время присутствие человека в спальне не особенно бы ее напугало, но в свете последних событий она вздрогнула, прикусив губу, и резко включила свет. В глубине комнаты за миниатюрным бюро сидел улыбающийся Николя. Юноша тут же поднялся ей навстречу, но Джемма резко замерла у входа с таким испуганным выражением лица, что он тоже оторопел, не понимая, рада она его появлению или нет.

— Ник?! — наконец произнесла девушка, все еще испуганно хлопая глазами. — Как ты здесь оказался?

— Так же, как и всегда, через балкон, — смеясь, ответил молодой человек, внимательно разглядывая застывшую в дверях девушку. — Как ты изменилась, крошка Джемма, стала еще красивее. Да, теперь тебя, наверное, не стоит так называть, теперь ты настоящая Джемма-Виктория.

Услышав обращение «крошка Джемма», да еще произнесенное до боли знакомым голосом, девушка почувствовала слабость в ногах. Если бы Николя сказал еще что-нибудь, она бы непременно съехала всем телом вниз по дверному косяку и распласталась бесформенной кучей на полу. Но он молчал, все еще не понимая ее реакции. И это позволило девушке немного прийти в себя.

«Крошка Джемма» — так Николя называл ее с детства, будучи старше на три года. Сейчас она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, бегающей с сачком за бабочками. Она ловила этих хрупких насекомых и в банке приносила Николя, а он умертвлял для нее хлопающих по стеклу крылышками несчастных созданий, вкалывая иглу в секретное место, где-то между головкой и брюшком, а потом вручал ей со словами: «Все готово, крошка Джемма, получай очередной хладный труп для твоей коллекции».

«Как же это было давно», — подумала девушка, а может, даже произнесла эти слова вслух. Встреча, которую она сотни раз прокручивала в голове, которая снилась ей, встреча, для которой были продуманы все диалоги, позы, происходила прямо сейчас, в реальном времени, но Джемма будто застыла в вязком желе. Мозг словно отказывался ей подчиняться, и она пролепетала самую нелепую, на ее взгляд, фразу, а впоследствии корила себя за нее беспрестанно:

— Ты тоже изменился, даже, кажется, ростом стал выше, — и улыбнулась ему, как будто не было между ними этой пропасти или скорее горы Джемминых разочарований, бессонных ночей, ненависти к себе, ненависти к нему, жалости к себе и еще страха.

Николя же никогда не боялся их встречи, он знал, что Джемма не станет его упрекать и даже спрашивать, что тогда произошло. Она не была из тех, кто выпрашивает любовь к себе, она просто наслаждалась, когда ей ее давали.

И сейчас Николя был готов дать ей весь мир. Улыбка, сиявшая на ее лице, не была улыбкой радости от долгожданной встречи, она просто знала, что если Николя здесь, значит, он хочет здесь быть, и неважно, что было четыре года назад, что будет завтра или через десять лет, ведь счастье нельзя просчитать — это лишь мгновение, и это мгновение было прямо сейчас.

Эта улыбка, скользнувшая по лицу Джеммы, была для Николя неким сигналом, он тут же заключил ее в объятия, прижал к себе, как потерянное дитя, и несколько раз поцеловал в голову, наслаждаясь ароматом ее волос.

— Ах, какая же ты хорошенькая, просто настоящая богиня! Время идет, и оно на твоей стороне, милая, — нежно шептал юноша и, приподняв ее лицо за подбородок, хотел поцеловать в губы, но Джемма высвободилась из его объятий, неторопливо и изящно прошла к дивану, собрав волосы на одну сторону и села эффектно закинув ногу на ногу.

Она хотела прожить свой момент счастья, сполна насладиться каждой его секундой, не торопясь, не расплескивая. Потому что Николя был для нее особенным, ее первой любовью, первым парнем, который научил ее целоваться и наслаждаться чувствами, именно с ним она прожила свою первую ночь любви. Джемме хотелось тоже быть значимым человеком для него, девушкой, память о которой он пронесет через всю жизнь, будет боготворить время, проведенное с ней, и прошепчет ее имя, набирая в грудь последнюю в жизни каплю воздуха.

Джемма представила себя воплощением всех прекрасных женщин, когда-то живших на земле, она вскинула на него гордый профиль, как у Нефертити, сладострастно откинулась на спинку кресла, как тициановская Даная, и заговорила голосом, будоражащим воображение, будто сказочный голос Шахерезады:

— Я знала, что рано или поздно мы встретимся, но не думала, что сегодня.

Сказав это, Джемма почему-то смутилась и почувствовала, как предательски зарделись ее щеки, она хотела скрыть свое волнение, но оно не ускользнуло от зорких глаз опытного соблазнителя. Николя знал ее слишком давно, чтобы не заметить, как подрагивает ее верхняя губа и тонкие пальцы излишне сильно сжимают подлокотник кресла.

— Знаешь, как говорят: «Сегодня для любого дела самый лучший день!» — заговорил он мягко и уверенно, как могут только очень успешные мужчины. — Хотя в Долине каждый день — самый лучший, что скажешь? Я столько путешествовал, кажется, полмира пешком прошел, а остальную половину проплыл на серфе, но не там, за океаном, ни посредине пустыни — нигде нет таких закатов, как в Долине.

Конец ознакомительного фрагмента.