Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Мира Брат, 2022

Кира – кошка с секретами. Причем некоторые секреты она и сама о себе не знает. Конечно, она очень радовалась, поступив на службу в корпорацию КС-Смерть, потому что здесь сможет реализовать и свой научный потенциал, и мистические таланты. Только вот из шкафов внезапно полезли старые скелеты. Новую перспективную сотрудницу начинают преследовать странные тени, убивающие ее близких, коллег и знакомых. Фауст – монстр на службе у бога судьбы. Адская гончая, профессиональный ликвидатор, с детства воспитанный защищать и оберегать баланс жизни и смерти на планете. Опасный, зубастый и сварливый. Его характер ожесточился настолько, что начал мешать выполнению долга и представлять опасность для окружающих. Внимательный и чуткий начальник Первой десятины Маркус Волфтейн решает убить двух зайцев одновременно и объединяет этих двоих в пару. А бог судьбы ехидно улыбается своим костлявым ртом, подглядывая за всеми этими "случайными" встречами и стечениями обстоятельств. Содержит нецензурную брань.

Глава II. Ганолват

Первая неделя прошла просто ужасно. Фауст откровенно маялся. Ходил, следил, наблюдал, часами томился в тесном салоне прокатного автомобиля, проклиная себя и своё наказание. Тем не менее, он вынужден был признать, что Марк поступил справедливо. Он и сам чувствовал, что за последние пару лет изменился. Только в одном диабол был не прав. Фауст стал не злым — а пустым. Внутри него росла и зрела черная, бездонная пустота, поджидала его вечерами перед сном, утрами после пробуждения. Сейчас, из-за всей этой истории с Грогом и разговора с Маркусом он понимал, что вспышками гнева просто пытается заполниться и как будто оживить себя заново.

Кошка не далеко уехала от Стикса. Она снимала малогабаритную квартирку в одном из немногих тихих секторов Гамора. Многомиллионный город распластался уродливой кляксой на западном берегу Черата. В хорошую погоду, когда смог немного расступался, с самой северной части набережной можно было видеть вдалеке термитные башни КС. Из порта два раза в сутки на Стикс ходил паром, а также скоростная электричка метро. Стеклянные тоннели были проложены прямо по дну реки. Стикс был основной базой Контрольной Службы СМЕРТЬ. Это был целый городок с офисами, тренировочными центрами, больницами, лабораториями, университетом и школой-интернатом. Не говоря уже о центральном анализаторном блоке, в котором трудились детективы, юристы, операторы и прочий обслуживающий персонал. В термитнике на поверхности размещалась едва ли половина всей этой инфраструктуры, остальное располагалось под землей, и без пространственных фокусов здесь не обошлось. Для любого количества гостей, сотрудников, пленных или для новых отделов всегда волшебным образом находилось место. Этажи вниз просто… появлялись. Да, конечно окна всех подземных помещений выходили в ад и большую часть времени были просто черными. Кого-то это напрягало, для кого-то было невыносимо. А кому-то было просто нельзя туда спускаться, потому что для него окна переставали быть черными и начинали показывать его персональный ад. Кире ад не показывался, но все же она предпочитала кочевать.

Фауст также был привычен к кочевому образу жизни, но именно Гамор никогда не любил, хотя бывать и жить ему тут приходилось довольно много. Из-за разрешенных двигателей внутреннего сгорания тут было слишком шумно. Слишком грязно. Город славился свободой нравов и пестротой населения. Благодаря близости базы КС, тут всегда было полно как сотрудников, так и наемников, отдыхавших между заданиями или на выходных. Так что преступность тут водилась с одной стороны в избытке, но с другой — исключительно мелкая и несмелая.

г. Гамор

Девушка жила работой. Везде и повсюду она таскалась со своим неизменным портфельчиком, в котором содержался гибридный ноутбук и какие-то к нему прибамбасы, плюс что-то вроде фотоаппарата-сканера. А таскалась она много, особенно вечерами: бары, концерты, фольклорные, литературные вечера, балет, театр, опера — ей было всё равно куда, лишь бы было побольше народу. И всюду со своей машинкой. А днём она просто гуляла по городу. Что можно было фотографировать с таким остервенением в этом гигантском душном мегаполисе псу было решительно непонятно, но Фауст старался об этом не думать. Он маялся, томился и скучал. Вникать в проблемы и жизнь хвостатой девчонки, которая к тому же могла уволиться через год или два, ему совершенно не хотелось. Личное дело он просмотрел наискосок и отложил. За эту первую седмицу ничего странного или мистического он, как и ожидалось, не заметил. Только один раз отогнал от нее хулиганов. Было это в субботу ночью, когда она возвращалась из клуба.

Тогда Судья чуть не поперхнулся своим дурным кофе, увидев, как девушка выходит вечером на улицу в малюсеньком обтягивающем платье. Пожалуй, впервые он увидел её с хорошо уложенными в гладкое каре волосами и подведенными глазами. Он отметил про себя, что ее собранный пытливый взгляд и рабочая сдержанность движений в сочетании с полупрозрачным платьецем смотрятся очень сексуально. Ночная дискотека называлась «Ватная зубочистка» и была ничем не примечательным заведением среднего класса. Музыка грохочет, однообразные басы слышны ещё снаружи.

В клубе проблем не было. Сначала она просто нашла себе местечко за столиком на балюстраде второго этажа, откуда прекрасно просматривался весь зал, две из трёх клетки с полуголыми танцовщицами и часть барной стойки. Пёс оценил выбор места для наблюдений на отлично. Там она открыла свой ноут. Установила на треногу бритву-фотоаппарат, направила пузырь объектива на танцпол, и чуть не до двух ночи пялилась в экран, потягивая ледяной милкшейк. Откровенно говоря, странное поведение для молодой красавицы в ночном клубе.

Пёс внимательно следил, как в половине второго к ней бесцеремонно подсел мелкий неприятный человечек в кепке, натянутой по самые брови и завёл разговор. Это не было попыткой склеить девку — человек был из службы безопасности заведения. Фауст уже напрягся, ожидая проблем, но вопреки его скепсису, конфликта не последовало. Уже через несколько минут новые приятели непринуждённо разговаривали, смеялись и чокались безалкогольными напитками. Так продолжалось до утра. Ну а потом Фауст сильно усомнился в умственных способностях этого сотрудника СМЕРТИ — девушка отправилась домой — одна. Пешком. По городу с весьма паршивой криминогенной репутацией. Почему она не взяла такси, почему не нашла себе кавалера какого-нибудь — он не понимал. Её начали пасти в первом же переулке — четверо малолетних панкариков следили за одинокой фигуркой целых два квартала, прежде чем отважились напасть. Пёс просто спугнул шпану, выскочив из-за поворота с жутким рыком и клацнув зубами. На этом приключения и закончились — выглянув за угол, он удовлетворённо отметил, что, по крайней мере, теперь она решила убежать. Бежала она на четырех лапах и довольно шустро, забавно распушив полосатый хвост.

На второй неделе Кира практически не вылезала из этого клуба. Толстый охранник пропускал её сразу, лишь приветственно кивнув, внутри встречал неприятный мелкий человечек, дружески обнимал и провожал до её места на балкончике, теперь стабильно украшенном табличкой «Reserved». К счастью больше она не отваживалась гулять ночью в одиночку и пользовалась услугами такси.

К концу второй седьмицы, Кира собрала сумку и двинулась в путь. Она действительно много переезжала. Города, городки, городочки и мегаполисы. Все, правда, в пределах Северной Серой зоны Зоомы. Логику передвижения Фауст не понял и сделал вывод, что алгоритм ей задают таинственные данные в маленьком ноутбуке. Как такового дома у неё и не было. Судя по всему она вот так каталась, собирая данные, потом возвращалась на Стикс в лабораторию на пару дней для их обработки, а затем снова уезжала, оставляя разбираться дальше трех своих лаборантов.

Съёмные апартаменты, квартиры, дома, номера в гостиницах. Прогулки. Тихие дни с книгой или в музее и вечера на концерте, в кабаке или филармонии. Пес поймал себя на мысли, что стал привыкать как к такому образу жизни, так и к кошке. Ему начинало нравится то, что вместе с ней он ведет вроде бы очень активный образ жизни, но одновременно с тем и очень размеренный, тихий. В молчании. За это время ей удалось несколько раз удивить его. К примеру, девушка вполне сносно ездила верхом, предпочитая в качестве транспорта рогатых парнокопытных. Она легко находила общий язык с кем угодно, была обаятельной и умела расположить к себе. Но при этом — почти все время проводила одна и ее это, казалось, совсем не тяготит.

Многие обескураживающие вещи не вызывали у неё никакого смущения, а какие-то пустяки заставляли краснеть. Она могла ходить с нелепым бантом на шее, и постесняться обратиться к полисмену на улице, чтобы узнать дорогу. Она могла нырнуть в книгу утром и случайно проседать с ней в кафе до вечера, пока не перелистнет последнюю страницу. При этом отстоять очередь из трех человек в магазине ей не хватало терпения, и она могла бросить набранную корзину с покупками. Она могла передумать идти куда-то не то, что на полдороги, а вообще у самых входных дверей. Развернуться и отправиться домой или куда-то в другое, порой неожиданное заведение.

У неё был парень, который, нужно сказать, проявлял к её работе чуть ли не меньше интереса, чем Фауст. Звали его Джекоб, здоровенный человек с пушистыми соломенными волосами и брезгливым выражением лица. Вместе они не жили, только изредка встречались и ночевали в его частном доме в хорошем районе Лесты, когда она проезжала через этот живописный скучный городок, маленький культурный оазис неподалеку от громоздкого Гамора. Он редко ходил с ней, только в бары, и ещё иногда встречал. Зато он вытаскивал ее «в свет», на официальные приемы. Для этого Кира делала укладку, макияж и наряжалась, превращаясь в настоящую красавицу — стройную и грациозную. Глубокого серо–сизого цвета короткая шерстка контрастировала с пепельно–белым каре, а человеческие глаза в естественной светлой обводке придавали ее и так миловидному лицу особую искорку. Она могла быть очаровательной, особенно когда улыбалась. Но она этого всего не любила. Не только приемов и светских раутов, а вообще играть своим очарованием в искусственных условиях. И старалась смыться с таких мероприятий при первой возможности.

Однажды пес засек из своего неприметного экипажа, как она выбирается из окна второго этажа пафосной усадьбы какого-то богатея, куда ее затащил на такой вот прием Джекоб. Кошка ловко спустилась на когтях по стене, затем яростно стянула с себя сверкающее вечернее платье и затолкала его в клумбу. Напоследок она с силой зашвырнула в кусты высокие туфли, взлохматила тщательно уложенные белесые волосы, встала на четыре лапы и нырнула в подлесок. Пес долго смеялся. Он не слышал, но почему-то был уверен, что она при этом ворчала и материлась. Еще больше он смеялся, глядя, как Джекоб выскочил из парадного входа и бестолково озирался по сторонам. Парень почему-то ужасно не нравился псу — вызывал раздражение. То ли снобом казался, то ли выскочкой. И то, что любовничек не так уж много времени уделял своей музе, объясняя это постоянными переездами последней, было Судье на руку.

Так, в прогулках, кафе, концентрах и барах прошел почти месяц. Треть наказания была отбыта и все шло хорошо, так, что пес даже начал расслабляться.

События начали резко развиваться, когда они в очередной раз переехали. Тут всё сразу же было по-другому, с самого начала, с самого места, в которое их завело кошачье исследование.

Ганолват. Пластилиновый городок. Здания не выше пяти этажей, не построенные, а будто вылепленные из цветного теста. Громоздятся своими округлыми боками, закрученными шпилями, колоннами, куполами и балкончиками, нависают над мощёными мостовыми и кривыми переулками. Зелёная набережная в центре города, тёплый апельсиновый свет и мечтательная дымка тумана, ползущая по ногам. Если быть внимательным, можно заметить, как она выпускает тонкие щупальца и спиралью завинчивается вокруг фонарного столба. Здесь это в порядке вещей. Местные жители — маленькие пузатенькие человечки в традиционных колпачках — не обращают внимания на такого рода чудеса. Это Ганолват — город–пограничник с зоной Мистерии. Единственное место на планете, где граница этой невероятной зоны как-то обозначена.

Мистерия — одно из чудес света. Огромное многокилометровое розовое пятно на карте мира, не имеющее чётких границ, нанесённое лишь приблизительно. Внутри зоны есть несколько более или менее стабильных городов, до которых можно добраться по более или менее стабильным дорогам. В остальном — это место, где рождаются сны. Если сойти с тропы, то можно очутиться где угодно. Иногда просто на другой стороне планеты, а порой и вовсе исчезнуть. Бывали случаи, когда люди входили в леса Мистерии, а возвращались все также молодыми через несколько десятилетий, уверенные, что прогуляли всего пару часов.

Кто-то верил, что Мистерия это один большой портал в другие миры, кто-то, что в другое время. А может вся Мистерия — это один большой запутанный пространственный пузырь, который вмещает в себя ещё такую же по размерам планету, вторую Зоому. Так или иначе, но с уверенностью можно было сказать только где Мистерия начиналась и заканчивалась — все границы этого странного места проходили по лесу или по воде и были стабильны. А вот внутренних карт попросту не существовало. Путешественники рассказывали об удивительных городах, и деревнях, старинных и современных, которые посетили, но повторно на прежнем месте их уже не находили. Можно было проколесить её по стабильным дорогам вдоль и поперек, и это каждый раз будет разная страна, разная карта и разные расстояния. Только здесь, на семикилометровой набережной Ганолвата — Дороге Туманов — можно было любоваться ею так открыто. Изменчивая хозяйка миражей почему-то благоволила городу, и уже много столетий позволяла его окнам созерцать свою мощь.

Каждую ночь Дорога Туманов погружалась в этот самый туман, а на рассвете, когда плотная дымка рассеивалась, толпы собравшихся на набережной туристов и горожан с удивлением наблюдали новый пейзаж. Иногда набережная становилась выходом к реке, на другом берегу которой сверкал неведомый город, иногда к океану, полному плавучих льдов, иногда к горячему южному морю или пустыне, к лесу, полю, к зеркальному отражению самого Ганолвата. По другую сторону от изящных парапетов Дороги Туманов, выполненных в виде шахматных фигур, могло оказаться всё что угодно — поле, вода, лес, джунгли, тундра или болото с аллигаторами.

В один из дней, когда туман рассеялся, оказалось, что за перилами простирается полукилометровая пропасть, а на её дне бушуют чёрные волны беспокойного океана. Многие туристы отшатнулись в ужасе от такой высоты, но только не Кира. Эта любопытная бестия заострила уши и вылезла так далеко за парапет, что Фауст чуть не демаскировал себя, кинувшись уже выволакивать её за хвост. Но она и сама вернулась. И на её лице с восторженно распахнутыми серыми глазами и огромными расширенными зрачками читалось такое отстранённое восхищение, что она ничего не заметила.

Невозможно сказать, существует ли то, что показывает коварная Мистерия на самом деле или это только миражи. Известно лишь то, что в этой части мира в эту непредсказуемую зону не войти. Если перепрыгнуть через парапет и попытаться пройти дальше, то окажется, что идёшь целый день, но так и не сдвинулся с места. Это в лучшем случае, а можно и пропасть. Об этом напоминают множество плакатов по всему городу и, конечно на самой набережной. А также при въезде в город после обязательной проверки документов полисмен в синем колпачке скороговоркой объясняет всем въезжающим, что администрация города не рекомендует путникам выходить за перила Дороги Туманов, а в противном случае не несёт ответственности за их жизнь и благосостояние.

Фаусту город нравился. И это было для него сигналом перемен — ведь в последние полгода ему вообще ничего не нравилось. По прошествии месяца с начала слежки за кошкой он вынужден был признать, что Марк был прав — ему был нужен отдых. Не то чтобы он полностью восстановил свою прежнюю форму, нет, но стал чувствовать себя значительно лучше. Курок его настроения больше не был постоянно взведен в положение «готовность к взрыву», появился какой-то запас. Может быть, это произошло благодаря постоянным прогулкам и насыщенной культ–программе, а может быть, потому что много дней к нему никто не лез, ничего не требовал, не дергал. Он изнывал от скуки, продолжал бубнить в уме нечто недовольно–злое в адрес всего окружающего, но не мог отрицать, что уже не терзается тошнотворным ощущением бессмысленности всего и вся. Он понял это, когда полчаса простоял в очереди на визу для въезда в Ганолват и не представил ни одного способа жестокой расправы с древним, трясущимся от старости таможенником, который подолгу причмокивая синюшными склизкими губами, педантично просматривал документы всех очередников по нескольку раз. Он просто смотрел на это чудо долголетия и ждал, словно пережидая дурную погоду.

Это было каким-то свежим ветром. Ну а потом свежего ветра стало чересчур много, и к концу недели пёс решил всё–таки переговорить с подопечной.

* * *

— Куда торопишься, ципа? Может тебя проводить?

Кира так задумалась, что не сразу поняла, что этот внезапно отделившийся от тени человек с маслеными глазками и противными усами обращается к ней.

— Нет, спасибо, я сама… — автоматически выпалила она. Вообще в последнее время Кира расслабилась. Ей стало казаться, что люди подобрели, что все россказни об опасностях ночных переулков для юных девушек — это сказки, выдуманные злобными старыми девами и суеверия. Она оглянулась, чтобы убедиться, что действительно забрела среди ночи в этот грязный узкий переулок своими собственными ногами.

«Молодец, нечего сказать».

Мужик бесцеремонно рассматривал её фигуру, перекатываясь по изгибам сверху вниз и обратно. Чуть глубже в проулке стояли ещё двое: один покрепче да повыше и один какой-то совсем плюгавый жилистый коротышка. Ей стало тревожно.

— Чо ты тянешь!? Хватай её, урод!

Мелкий коротышка выкрикнул это так зло и жёстко, что даже усатый удивлённо оглянулся. Кира решила использовать это замешательство и рванулась назад. На мгновение ей показалось, что удастся убежать, но крепкая как клещи рука почти сразу схватила её за хвост. Девушка мявкнула и сжалась. Однако никакого дальше движения не последовало — ни удара, ничего. Обернувшись, она увидела странную картину. Усатый цепко схватил её за хвост, а его, в свою очередь, цепко схватил за горло смутно знакомый высокий бурый пёс с узкой зубастой мордой.

— Отпускай, — сказал он низким рычащим голосом.

Усатый злобно сощурился, но, видимо, рука на горле сжалась сильнее, и он с досадой отпустил добычу. Кира тут же поджала распушившийся хвост, но убегать не стала. Поднялась и встала за спиной у пса, стараясь вспомнить, где его видела.

— Извините, ребята, но эту девушку уже провожаю я, — пробасил пес и отпустил человека.

— Иди к чёрту, это наша территория! — зашипел второй, выступая из темноты. — Откуда ты вообще взялся?! Я тя тут не видел!

— Ну, ведь это хорошо, — рассудительно сказал пёс. — Если увидишь ещё раз — убью.

Усатый отошёл, видимо, от первичного потрясения и резким движением выбросил перочинный нож–бабочку. Язык жестов, понятный существам на любом уровне культуры.

Пёс не изменился в лице. На этом диалекте он тоже говорить умел. В его правой руке, словно соткавшись из ночной тени, вдруг оказалась коса. Только что её не было и вот она уже есть, острая, изогнутая, хищная. Кира даже услышала, как с хрустом подкосились ноги у незадачливых бандитов. Усатый и крепыш, суеверно крестясь, быстро отступали, утягивая за собой и мелкого. Только сейчас девушка заметила, что всё это время он смотрел только на неё, сверлил своими мутными злыми глазками. Товарищи практически силой развернули и утащили его вглубь городской чащи.

Кира перевела взгляд на своего нечаянного спасителя. Высокий двоякоходящий псовый с гладкой короткой шерстью красно–бурого цвета задумчиво смотрел в след разбойникам.

— Странный какой-то взгляд у этого маленького, — сказала Кира. Он кивнул. Развернулся и спокойно пошёл к выходу из закоулка.

«Мда. Везёт мне сегодня».

— Ты из КС, да? Волфтейн не шутил и приставил ко мне телохранителя.

Пёс стиснул зубы.

— Не телохранителя, а наблюдателя.

— Ну, во всяком случае, сейчас ты не наблюдал, а вмешался… к счастью.

Он кивнул.

— Спасибо.

Он снова кивнул, не глядя на неё. Они шли быстрым шагом, он точно знал где находятся ее апартаменты и целенаправленно вёл её домой. Девушка вздохнула и взялась за разговор.

— И давно ты за мной «наблюдаешь»?

— Месяц.

Она встала как вкопанная. Она ведь и думать забыла про тот разговор с Марком.

«Месяц?»

Пёс прошёл немного вперёд, тоже остановился и обернулся. В его темных глазах отражалась усталость от бесконечного терпения. А в голове у Киры стремительно пролистывалось всё, что приключилось с ней за это время. Как она металась по какой-то автозаправке в поисках туалета, а потом полчаса не могла выйти, потому что дверь захлопнулась. Как из бара на неё вывалилась какая-то пьянь и облевала с головы до ног. И её счастливые мысли о том, что никто этого не видел. А ещё вспомнилось самое обидное — как она оказалась одна ночью, посреди незнакомого города, потому что у неё сдох арендованный козёл от болезней и старости, и пошёл такой проливенный дождь, что она вымокла и промёрзла по самые кишки. И никто, ни одна сволочь не помогла ей тогда.

— Ты за мной таскаешься уже месяц? И ни разу не подошёл, не предупредил, не представился, не помог?

— Предупредил тебя ещё Волфтейн, представил, кстати, он же. А если я тебе сейчас не помог, то я просто не понимаю, что ты подразумеваешь под помощью.

Ответить вроде бы было нечего, но на душе стало как-то погано.

«Ну и типчик. Вот вроде не нагрубил, а чувствую себя обосранной».

Кошка сжала челюсти и кулаки, сдержанно кивнула и они снова пошли.

— Ну и? — она решила продолжить разворачивать разговор. — Много неприятностей ты от меня отвёл?

— Это четвёртый случай за неделю.

— Ты серьезно? — она не верила своим ушам.

Кивок.

«Вот оно в чём дело. Я-то думала, это мир стал добрее и светлее, а это просто у меня за спиной ходит бугай и всех негодяев распугивает».

— И что, так всегда? — голос стал сухим и каким-то чужим.

— Нет. С момента, как сюда переехала. Я поэтому сегодня решил тебя встряхнуть, подпустил этих троих поближе, чтобы обратить твоё внимание, наконец, на то, что происходит. Три недели совершенно спокойно, а как только мы приехали в Ганолват — ты словно антенну для приманки ублюдков включила. Зачем ты вообще сюда припёрлась через пол континента?

— По делу надо, вот и припёрлась — буркнула она. Её оскорбляло, что этот невесть откуда свалившийся качёк выговаривает её, как школьницу.

— Слушай меня внимательно, кошка, — он повернулся к ней, приблизил своё лицо к её и начал чеканить слова, будто говорил с полной идиоткой. — Я бы с удовольствием не делал того, что вынужден делать. Но обязанности диктуют мне необходимость с тобой сейчас разговаривать и провожать до дверей, как какую-то мажорную шэфскую дочку. И поверь мне — если я задал вопрос, то это не для радости общения, а чтобы услышать чёткий ответ. Итак: зачем ты припёрлась в Ганолват?

Гнев сжимал свои удушливые объятья на горле девушки. Но она решила не препираться. В конце концов, он действительно только делает свою работу.

— Меня пригласил Маэстро.

— Какой маэстро?

— Маэстро Мантичини. Он когда-то был моим преподавателем, и мы поддерживаем переписку. Сейчас у него турне с новой программой драматической пантомимы — как раз то, что мне надо. И он пригласил меня. Билеты на такое событие не достать — глупо было отказываться.

— И когда будет это волшебное действо?

— В пятницу.

Он кивнул. Кира только сейчас заметила, что всё это время они стояли на месте. Пёс словно окутал её аурой своего раздражения, и она перестала замечать всё вокруг. Она тряхнула головой, чтобы смахнуть с себя остатки этого плена, и они пошли дальше.

— Значит, потом ты уедешь?

— Не знаю.

Какое-то время они шли молча, каждый думал о чём-то своём. Кира быстро успокаивалась. Почему она, действительно, думала, что человек, который спасает её шкуру от бандитов, должен быть при этом добрым, ласковым и вежливым? У него есть полное право быть дерьмом, если это не мешает работе. Они вышли на второстепенную набережную. Через весь город протекала река Зеленка. Кира сняла маленькую мансардную комнатку прямо на берегу. Её успокаивало и умиротворяло тихое искристое течение, отбрасывавшее мерцающие блики на потолок. Маленький коренастый человечек в белом костюме и белом же остром колпачке с недовольным лицом методично обрызгивал из пульверизатора припаркованные вдоль дороги коляски, велосипеды, самокаты и прочий транспорт. В воздухе стоял терпкий яблочный дух.

Фауст удивлённо задрал бровь. Это было первое более или менее человеческое проявление эмоций, и кошка слегка оттаяла. В конце концов, у всех бывают плохие дни.

— Раствором уксуса поливает. Это чтобы за ночь не вросли в мостовую.

— А так бывает?

Она пожала плечами.

— Редко, обычно ближе к Дороге, но городские власти не рискуют. Что поделать — туман. Слава богам, никакая потусторонняя дрянь сюда пока не вылезает. Ты не знал?

— Я тут не для этого.

— Видимо, все мужики так устроены. Как можно очутиться в незнакомом городе и ничего о нём не пытаться узнать? — вздохнула девушка. У пса от такой наглости защемило какой-то нерв в спине и горло перехватило. Он поперхнулся, что и спасло беседу от неминуемого взрыва.

— Всё. Пришли, — быстро констатировала она и без того очевидный факт, просто чтобы не давать времени ответить. Ей понравился взгляд, которым он одарил её — словно увидел вдруг, что разговаривает с кем-то разумным, а не с пустым ведром. Она была довольна своей маленькой победой, открыла дверь и замерла в проёме в ожидании напутственных слов.

— Если что, я буду рядом, — сказал, отвернулся и ушёл, словно её и не было.

Кира покачала головой, вздохнула и стала подниматься к себе по лестнице из сырого почерневшего старого дерева, пропахшего кислыми воспоминаниями минувших лет.

* * *

г. Ганолват. Туманы Мистерии.

Она задерживалась.

Шоу закончилось больше часа назад, и даже самые медлительные зрители уже выползли наружу, тихо переговариваясь и делясь впечатлениями. А Кира словно растворилась. Скорее всего, просто этот её знакомый импресарио пригласил её за кулисы. Фауст с особым тщанием рассмотрел этого лазурно–голубого престарелого коротышку, больше всего похожего на панду с рефлексами гепарда, и констатировал совершенную безопасность последнего. Особенно в сексуальном плане.

Следовало признать — шоу было отменным. Подбор актёров изумлял: искренность сквозила в каждом движении, взгляде, выражении лица. Ему понравилось. И это тоже было нечто для него новое. Фауст любил музыку. Но его жизнь складывалась так, что он просто не знал, как в действительности “сила искусства” влияет на душу. На такое исследование не было у него ни времени, ни возможностей до встречи с кошкой.

Кира задерживалась.

Фауст взглянул в серое мокрое небо. Низкие облака стремительно летели куда-то, быстро меняя очертания. Сентябрь уже чувствовался, вечерами проникал под одежду. Скоро совсем стемнеет и начнёт затягиваться туманом. В последнюю пару дней он почему-то много думал об этом тумане и о людях, которые тут живут, для которых он был обычным делом. А ещё зачем-то он купил туристический путеводитель и полностью его прочитал, от корки до корки. Больше всего его поразило то, что в городе был принят матриархат и многомужество. Он с удивлением понял, что большая часть людей, которых он видел — полицейские, строители, чиновники — это женщины, просто они не сильно отличались от мужчин. Некоторые даже носили пышные бороды и кустистые усы. Одежда тоже была универсальной — юбок, платьев, каблуков не существовало. Всё объяснялось просто: Ганолват — гномий город. Он не совсем хорошо понимал, зачем всё это читал, зачем ему эти знания, но сейчас отметил, что смотрит по сторонам с большим удовольствием, чем раньше.

Зажглись фонари. Фауст вздохнул. Кошка задерживалась. Ему не показалось. Одна и та же мысль в третий раз клюнула его в мозги. Этого уже нельзя было игнорировать. Она, конечно, и раньше задерживалась на таких мероприятиях. Могла зависнуть над каким-нибудь аквариумом с рыбками и кормить их, веселясь, как ребёнок. Или разглядывать картинку на стене, сканируя её своей странной машинкой.

Но сейчас почему-то ему было тревожно. Чутью он доверял. Поэтому решил больше не терзаться попусту, а пойти и проверить. В конце концов, о том, что он где-то рядом она и так знает. Он отлип от закрученной колонны здания картинной галереи, перебежал дорогу и скрылся в высоком чёрном зёве Городского Дома Оперного Искусства.

— Да… Да, конечно…

Кира чувствовала себя ужасно неловко. Он явно от неё чего-то хотел, но она не могла понять, чего именно. Маэстро уже битый час бубнил что-то путано, но очень эмоционально — о гастролях, нерадивых учениках, бездарных протеже и жадных агентах. Сначала Кира внимательно слушала, а затем поняла, что старик ходит кругами. Он вообще сильно сдал за те несколько лет, что она его не видела, и сейчас выглядел не лучшим образом. Похудел, посерел, сгорбился. Особенно сильно изменился взгляд — глаза красные, отёкшие, бегают и совсем не ищут ответного взгляда, напротив, всё время ускользают куда-то в сторону. Ей было немного грустно. Раньше Мантичини был прелестнейшим человеком, сильным, стремительным, ярким, воодушевляющим. А от бубнёжа этой тени она уже устала,

На улице быстро темнело.

— Да.. Да.. Маэстро, я… уже так поздно. Сейчас придут уборщики…

— Не придут, милочка, я их всех отпустил на сегодня.

— Зачем это? — Кира стала между делом подвигаться к высокой ажурной двери выхода в холл. Здание Дома Оперы было выстроено в стиле сказочного дворца. Серые каменные стены, широкие лестницы, лампы освещения в виде факелов и свечей, огромный камин в фойе. Мрачно, но очень живописно. Для поддержания всей этой красоты в здании должны были трудиться толпы работников. Она только сейчас отметила, какая стоит ледяная тишина.

Старик, видимо, заметил поползновения девушки и резко, неожиданно сильно схватил её за руку. Это было похоже на бросок кобры и не вязалось с хрупким и пухлым деятелем искусства. Жест был какой-то нереальный. Она хотела вскрикнуть, но голос как замкнуло. Мантичини тянул её к себе, и притом с такой силой, что всё её вежливое сопротивление осталось незамеченным. Его узловатые руки тряслись — то ли от дряхлости, то ли от нетерпения.

— Ты такая молоденькая, девочка…

Он притянул руку к самому своему лицу и рассматривал её пальцы с таким вниманием, словно обнаружил новый вид бабочки.

— Такая молоденькая… Кира, я всегда видел, как ты талантлива… И ты такая молодая… Совсем не то, что я — умирающий старик.

Она смотрела на него и не верила своим глазам и ушам. Неужели её профессор свихнулся? Его лицо заострилось, стало жёстким, сухим, злым.

— Старик… Ты знаешь, что я задумал новую пьесу? Огромный проект! Я вынесу на сцену подводный мир! Ты представляешь!? Киронька! — он посмотрел на неё. Сейчас это было воодушевлённое лицо её старого учителя искусств, которое она так любила. Кошка недоверчиво улыбнулась. Профессор уже увлёкся своей идеей, отпустил её пальцы и устремил мечтательный взгляд куда-то в стену позади неё. — Представляешь? Огромный, до потолка аквариум. И в нём действо! Все актёры будут настоящими русалами, водяными и жаберными. Никаких фикций! Это будет великолепный балет! Трагедия прекрасной молодой русалки, у которой есть великий талант, и нет голоса…

Тут он вдруг вернулся. Взгляд вновь приобрёл затравленность и нездоровый блеск.

— Она такая же молодая, как ты, Кира. А я слишком стар, чтобы успеть поставить этот балет.

— Ну что вы, профессор, вы ещё вполне… — она уже вплотную подошла к двери и даже как бы невзначай уцепилась вспотевшей лапой за ручку. Не нравилось ей больше разговаривать.

— Что вполне? — он не спросил это, а прошипел. Глазки, злые, потемневшие, безумные, вперились в её лицо. — Что я вполне? Вполне молод? Здоров? Вы, одарённая молодёжь, разбрызгиваете своё время впустую, как воду! Вы ленитесь! Спите целыми днями!..

«Ну всё. Точно сбрендил».

–…Вы не бережёте то, что у вас есть!! — его голос стал не просто громким. Он начал раскладываться на странные потусторонние шумы. В нём появились одновременно пищащие и низкие булькающие тоны.

Это было выше её сил. Кира толкнула дверь так, что та грохнула об стену и с потолка посыпалась пыль, и вылетела в коридор второго этажа, прямо рядом с широкой плоской лестницей, украшенной горгульями.

— Спасибобольшое–мнеуженадо бежать…. — пролепетала она на ходу, сбегая вниз.

— ВАМ НЕ НУЖНА ВАША ЖИЗНЬ?! ОТДАЙТЕ ЕЁ МНЕ!! Я ВОЗЬМУ ЕЁ!! МНЕ ОНА ОООЧЕНЬ НУЖНА!!

Она смотрела под ноги и поэтому на полном ходу врезалась в пса на пролёте лестницы. Он, правда, не растерялся, а поймал её за руки и максимально смягчил торможение.

— Где тебя черти носят? — грубо рыкнул он. Девушка испуганно вскрикнула, но быстро сориентировалась.

— Слава богу…

«Вот сейчас я тебя рада видеть»

— Быстрее, старик, кажись, свихнулся… — она начала толкать его в обратную сторону, к выходу. Но телохранитель уже смотрел наверх, туда, где осталась открытая дверь. Она машинально отметила, как его брови поползли вверх в изумлении.

— МНЕ НУЖНА ТВОЯ ЖИЗНЬ, КИРА! — шипение, визг, рокот, вой, скрежет — что угодно, но не человеческий голос, гораздо ближе за спиной, чем она хотела бы слышать. — ОТДАЙ ЕЁ МНЕ!!! МОЛОДОСТЬ!!!

— Убегай, — коротко сказал пёс, с силой пихая её вниз и становясь между ней и маэстро. Она пролетела всю лестницу по инерции и только чудом не упала. Когда она обернулась, то увидела, как бурая фигура пса быстро и ловко вертится, сдерживая НЕЧТО, что оказалось на лестнице вместо старого профессора. Нечто чёрное, расплывчатое, высокое и вязкое. Чёрная гора, слепленная из теней, огромный воющий студень.

К ужасу девушки в тот момент, когда она оглянулась, этот студень с леденящим душу треском и неимоверной силой и скоростью обвил щёлкающего зубами пса толстыми щупальцами и, подняв высоко вверх, грохнул его спиной об стену. Дальше она смотреть не стала, а пулей вылетела наружу.

Осенний ветер сразу же вцепился в её длинное вечернее платье и поднял мурашки на голых плечах. На улице было пасмурно, темно и безлюдно. Кошка перескочила через дорогу, пробежала под закрученной колоннадой Городской картинной галереи и спряталась за самой дальней колонной, чтобы отдышаться. Что делать дальше она не знала. Более того, до неё начало доходить, что произошло что-то невероятное и совершенно жуткое. Тело начало отпускать и потряхивать, к глазам подступили предательские слёзы.

«Спокойно! Ты боец или как? Собралась, сопли вытерла и пошла вперёд»

Самотерапия как обычно сработала. Подступающая паника отхлынула. Кошка выпрямилась, глубоко вдохнула и решительно сделала шаг на тротуар. И тут же завизжала, подпрыгнув на полметра вверх, растопырив когтистые лапки. Потому что кто-то навалился на неё сзади.

— Это я. Я. Бегом сейчас, — прохрипел пёс, схватил её за руку и потянул за собой. Только что улица была совершенно пуста, Кира могла в этом поклясться. Высокая мощная темно–синяя лошадь появилась из ниоткуда, на ходу поднырнула под руку хозяину, и рванула вперёд. Девушка крякнула, когда стальная лапа телохранителя вздёрнула её вверх и усадила на хребет впереди себя.

Жёлтые фонари мелькают со страшной скоростью. Простая лошадь не может так быстро двигаться. И выламывать брусчатку из земли по ходу движения не может. И воплощаться из теней тоже. Зловещее синее чудовище скакало так, словно за ними гнался дракон. Это была, наверно, самая ужасная поездка в её жизни. В платье неудобно, жёсткие кости ходят ходуном под тонкой сёдельной подкладкой, отдача от земли передаётся заднице практически в полном объёме. Скорость зашкаливает и ничерта не видно впереди. Так мало всего этого, горе–телохранитель ещё наваливается всем телом, прижимая её к самой лошадиной шее.

В это время в оперативном центре КС-СМЕРТЬ.

— Redlight. Квадрат семнадцать\ шестьдесят восемь, регистр «Судья», — молоденький оператор быстро среагировал на изменение рисунка и появление светлячковых линий на водной глади большого во всю стену экрана, защёлкал клавишами своего сетевого компьютера. — Это F.J.Death.

— Фауст? — сегодня дежурным куратором был Коган, седеющий эльф с искусственным глазом, глава седьмой десятины. Ему приходилось бывать координатором Фауста несколько раз. — Господи, что с ним-то могло случиться? Черти ему зону безопасности. Он на Лошади?

— Да.

— Направляй её.

— Уже.

Пёс что-то тихо буркнул, и Лошадь резко сменила направление, свернув в боковую улицу. Скорость немного уменьшилась, зато поворотов прибавилось, и тряска только усилилась. Кира еле держалась, всё время ожидая момента, когда же, наконец, выпадет, но пёс крепко обхватил её за пояс, вцепился в предплечье и прижимал к себе.

«Синяк будет». Мелькнуло у нее в уме. Уж чего–чего, а синяков она, конечно не боялась. Но ей было неприятно. И так дистанция была сломлена. Хоть она и понимала, что обстоятельства соответствуют, что телохранитель ее сейчас спасает, а не лапает, но не могла ничего поделать с собой. Ей хотелось вывернуться из его захвата и хоть немного отодвинуться.

Лошадь Фауста

Она всматривалась в дома, пытаясь определить, куда же их везет лошадь. Точно можно было сказать только то, что они удаляются от театра. Пёс немного ослабил хватку на её руке,

…«Всё равно синяк будет»…

…но в то же время завалился ещё ниже.

— Ты меня придавишь, придурок! — наконец возмутилась она. Никакой реакции не последовало. Она извернулась и заглянула ему в лицо. Глаза зажмурены, на губах розовая пена и всё время что-то шепчет.

— Черт..те. Чертите…же…

«Боже мой, да он же не смотрит, куда мы едем!»

Сначала она испугалась, но быстро взяла себя в руки. Поднапряглась, сильно наклонилась влево, нащупала под седлом маленькую кнопку. Щелчок, и вокруг них блеснул радужный пузырь дорожного щита. Ветер тут же стих, скорость перестала так сильно чувствоваться. Лошадь, казалось, неслась сама по себе. Девушка снова попыталась повернуться лицом к Фаусту и, рискуя утратить равновесие, слегка тряхнула его, чтобы привести в чувства.

— Куда мы едем? Слышишь? Куда мы так летим?!

Пёс через силу разлепил глаза и тихо сказал: «Не волнуйся. Она сама выведет». Словно в ответ на его слова, кобыла начала тормозить. Пёс снова закрыл глаза. Из носа у него потянулась блестящая струйка тяжелой черной крови. Кира огляделась. Самый обычный тихий и тёмный двор. Старые кирпичные дома в английском стиле. Спальный ничем не примечательный район. Впереди длинная череда общественных стоил. И снова никого.

Ещё мгновение назад никого. Двор был пуст, тих, все жители спали или, во всяком случае, тихонько сидели по домам, просматривая перед сном вечерние передачи. Но стоило Лошади приостановиться, как её тут же принял под уздцы невесть откуда взявшийся прохожий в тёмной невзрачной одежде. Не поймал или схватил, а именно принял, потому что зверюга остановилась точно, как калькулятор. Животное всхрапнуло, но повиновалось. Люди в тёмных костюмах повылезали мгновенно, словно тараканы из щелей, и устремились к ним со всех сторон. Они были словно ожившие тени. Один подскочил и взял Лошадь с другой стороны, шлёпнув ей над глазами какую-то чёрную переливчатую полоску. Та сразу успокоилась и расслабилась. Давление на спину прекратилось, рука освободилась, и девушка с изумлением почувствовала, как пёс начал безвольно заваливаться на бок, как мешок с картошкой. Четверо человек бережно подхватили тело её защитника и оттащили в сторону. В свете фонаря она увидела, как из его рта тут же густым потоком потекла кровь. Люди действовали быстро, чётко и деловито, как техники на гонках, натренированные менять колёса за три секунды. Они уложили его на брусчатку, надели кислородную маску, налепили каких-то датчиков и нашлёпок.

— Кира?

Коротко стриженный молодой человек приятной наружности в светло–сером свитере с высоким горлом и простой кожанке подошёл к лошади и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься.

— Да. Это я, — она замешкалась, но приняла помощь и спрыгнула. Всхрапывающую Лошадь тут же увели в неизвестном направлении. Кира оценила кобылу под светом фонаря, и поняла, что с животным явно было что-то не так, и не только по комплекции. На боках, груди и ногах зверюги зияли крупные поблескивающие язвы. А точнее просто дыры в шкуре, через которые виднелась серо–фиолетовая мускулатура. Но ни это, ни металлические стяжки то там, то здесь, ей явно не мешали и никак не влияли на самочувствие.

— Меня зовут Ник. Николай Сэмь'эль. Я побуду с Вами, вместо Фауста… пока ситуация не прояснится.

— Хорошо…

«Точно. Фауст… Фауст Джонатан чего-то там».

Она обернулась. Команда техников склонилась над распластанной на земле фигурой пса, копошились, трудились. Кошка решила подойти ближе. Частично из-за любопытства, но ещё ей вдруг стало стыдно. В конце концов, хоть он и был злобным отморозком, но оказался в нужный момент в нужном месте. Сунулся в самое пекло и, не раздумывая, кинулся ей на помощь. Непонятно, что там эта чёрная гадость с ним сделала, и была ли она вообще, но ему сейчас явно было хуже, чем ей. Невзирая даже на ломоту в спине и синяк на предплечье.

Тут к Фаусту протиснулся ещё один человек, тоже непонятно откуда взявшийся. Он по–особенному выделялся среди остальных. Вроде такая же тёмная простая одежда, но он словно светился изнутри. Мягкое грустное лицо, лёгкая озабоченность в глазах, волнистые пушистые волосы до плеч. Девушка быстро смекнула — это Ангел. Мистические существа, состоящие из доброты и милосердия примкнули к КС-СМЕРТЬ со дня основания и стали основой лекарского оперативного корпуса. Мужчина быстро, но плавно положил бледную руку на голову псу и медленно повёл её вниз. Когда довёл до живота, Фауст оскалился, глотнул воздух пастью, разбрызгивая кровь, и выгнулся дугой, запрокинув голову.

Киру охватил страх. Не за себя. За свою сохранность она на самом деле не боялась — были у нее на это причины, о которых она просто не хотела рассказывать ни Волфтейну, ни кому-либо еще. Но вид страдающего живого существа всегда приводил ее в панический трепет. Она не выносила чужой боли. Девушка машинально обняла себя за плечи, бессознательно стараясь успокоить саму себя. Пёс истекал кровью. Выплёвывал её тяжёлыми густыми кляксами.

«Это чудо, что он вообще сюда доехал. Эгоистка, я ещё хотела, чтоб он мне что-то ответил. Не помер бы».

Лицо Ангела стало хмурым и озабоченным.

— Держите, — донеслось до неё. Или она это додумала? Холодный спокойный голос раздался будто бы в голове. Так или иначе, но четверо санитаров тоже услышали инструкцию, навалились на руки и ноги несчастного, придавили его голову к земле и зажали пасть. Лекарь плавно и уверенно перевёл обе руки к груди пса.

А потом он погрузил их в его тело. Этот момент Кира всю оставшуюся жизнь считала самым жутким из всего, что ей приходилось видеть. Она не могла объяснить, почему её так ужаснула работа Ангела, но тогда она поняла, что никогда, даже в самой крайней необходимости, не позволит так проникнуть в себя. Её пробрала такая ледяная дрожь, что чуть сосульки не посыпались.

Лекарь сосредоточенно что-то нащупывал. Пса под его руками свела и вывернула судорога, несмотря на все усилия четверых здоровых мужчин. Он не кричал, и это было ещё страшнее. Он не издал ни одного звука. Только тихий стонущий выдох, когда пытка, наконец, закончилась. Ангел также плавно поднял руки, встряхнул ими и удручённо покачал головой.

— Увозим, — снова этот голос, ясный, прохладный. Санитары, всё также молча, засуетились, засобирались.

На плечи девушки легла тёплая мягкая тяжесть. Сэм’ель по–своему трактовал охватившую её дрожь и укрыл своей курткой. Она благодарно кивнула.

— Здравствуйте, Кира.

На этот раз она вздрогнула от неожиданности. Сильный строгий голос принадлежал подошедшему сзади высокому плечистому человеку с длинными сухими волосами песочного цвета.

— Меня зовут Коган, я дежурный куратор. Рад, что Вы не пострадали.

Вот и официальное лицо. Девушка кивнула и указала на пса.

— Что с ним?

— Если честно, то я надеялся, что это Вы мне расскажете, — Коган нахмурился, его белесый немигающий взгляд напрягал. Сухое лицо, тонкие сведенные брови цвета высохшей травы, сухие эмоции. — Кира, скажите, Вы видели, что произошло?

Девушка неуверенно покачала головой.

— Я что-то видела, но я не поняла, что это было. Я разговаривала с директором театра, потом… отвернулась, вышла из комнаты и наткнулась на эээ… Фауста. И это… то, что на нас напало, было у меня за спиной.

«Боже мой. Я же всегда думала, что это просто галлюцинации. Просто детские фантазии… как всё оказалось серьёзно. Это всё правда, всё–всё правда! Какой кошмар, ну почему это меня преследует!»

Она вдруг почувствовала сокрушающую усталость. В голове запищало, ноги стали ватными, в глаза словно щедро засыпали по ложке мелкого речного песка. До нее вдруг дошло, что ее детский сон только что повредил человека в реальной жизни. И от этой мысли она покачнулась.

Ник участливо дотронулся до её локтя.

— Вам плохо?

Она отрицательно мотнула головой, но он всё равно отвёл её немного в сторону и усадил на припаркованную в тени корявой ивы красную лакированную телегу.

— Касио! Ты нужен здесь, — Коган махнул кому-то из врачей. Отозвался Ангел. Он бросил заботливый взгляд на своего подопечного и плывущей походкой направился к ним. Он смотрел Кире прямо в глаза, и от его светло–серого взгляда кружилась голова. Запахло озоном и повеяло прохладой. Он весь был удивительно мягким — мягкие черты лица, мягкие волосы…

— Здравствуйте.

…мягкий голос. Его присутствие успокаивало.

— Вы позволите? Я врач.

Он протянул руку к голове Киры. Мягкое прохладное прикосновение. И тут её пронзил испуг. Она на секунду представила, что он сейчас также погрузится в её тело, как только что входил в Фауста. Ангел тут же отдёрнул руку, словно обжёгся.

— С Вами всё хорошо, Кира. Просто перенервничали и синяк на руке. Выспитесь как следует. Вам повезло.

— Что с Death'ом? — спросил Коган.

Касио погрустнел.

— Плохо. Я не могу представить себе силы, которая могла так его помять. Множественные ушибы, повреждения внутренних органов и обильное кровотечение в перикарде, небольшой разрыв в левом легком.

«Не жилец», похолодела Кира.

— Странно то, что удар прошёл словно насквозь, минуя всю броню и плакоскелет. Не знаю, как выразиться… оно ударило его в самую душу, — он посмотрел вслед увозящему Фауста фургону. — Ему сейчас очень больно.

Столько заботы было в этих словах, доброты, участия… что Киру обдала волна восхищения чуткостью этого неземного создания и вины за собственное бессердечие. Всё–таки она отчаянная эгоистка. Стоит тут живая здоровая, со своим синяком на руке, в то время как совершенно непричастный человек теперь не выйдет из больницы раньше следующего лета и еще год будет восстанавливаться.

— Когда он сможет вернуться к исполнению? — словно прочитав её мысли, спросил Коган.

— Через две недели, не раньше. — Кире показалось, что она ослышалась. Коган присвистнул, зацокал языком.

— Две недели! Ничего себе… Действительно, сильно его…

«Две недели… он каменный?»

Неожиданно Касио улыбнулся и повернулся к ней.

— Я ему передам.

— Что?

— Вашу оценку. Каменный — очень точная характеристика. Я скажу ему, когда он придёт в себя. Мне теперь пора. До свидания, Кира.

Ангел кивнул Когану. Отвернулся и пошёл прочь мягкой размашистой походкой.

«Передай лучше спасибо», — запоздало подумала девушка. Врачеватель слегка повернул голову, будто услышал и обернулся. А может, и нет, и она это только придумала.

Улица опустела. Пять минут весь двор был заполнен людьми, делами, светом, эмоциями и суетой. А сейчас осталась только она, строгий куратор Коган и скромный Николай. Ангел уже исчез, растворился в темноте, хотя она отвела от него взгляд всего на секунду. Теперь здесь было совершенно тихо, и эта тишина сгущалась, обнажая далёкие шумы вроде грохота коляски по мостовой, скрипа дерева, щелчка затвора на окне где-то на верхних этажах…

— Ну что ж. Я вижу, Ник уже представился. Сэмь'ель заменит Фауста. Он будет с Вами, пока Судья не восстановит силы.

— Может не надо, я сама как-нибудь разберусь, — сморщилась девушка, по привычке сопротивляясь очередной попытке контроля.

Коган взял её за плечи и заглянул прямо в глаза. Его губы были сжатыми, тонкими, белыми.

— Кира? После того, что произошло с Вами сегодня, Вы хотите, чтобы я оставил Вас одну? Вы действительно этого хотите?

Пожалуй, впервые она поняла значение этих слов. Это не было войной за её самостоятельность, никто не посягал на её умение постоять за себя. Ей просто предлагали не быть одной. Она вдруг представила, что они действительно сейчас развернуться и уйдут, и она останется посреди этой спящей улицы — одна. В пустоте, наедине со своими мыслями, памятью и тем, что снова выползало из прошлого. Притаилось где-то рядом, осторожно спряталось за стеной дома или в тени от света фонаря…

Ник галантно предложил ей свою руку и отвел к стоящему за углом новомодному автомобилю. Серебристая капля, похожая из-за больших овальных окон и треугольной обтекаемой формы на голову насекомого с тихим шипением открыла перед ней автоматическую дверь.

Такие современные летающие автомобили были запрещены в Ганолвате, он относился к техногенной зоне. Но, видимо, контора пробила экстренный пропуск. Кира еще раз обернулась, поежилась, заметив поблескивающие кровавые лужи на асфальте, благодарно кивнула Когану и решительно уселась в комфортное кожаное кресло автомобиля.