Моя безумная бывшая

Мин Чихён, 2019

Он так ее любил, но все испортил. И вот, спустя четыре года после расставания, Сынчжун неожиданно сталкивается с ней в толпе. Но кто эта дерзкая девушка в мешковатой одежде и с короткой стрижкой, стоящая сейчас перед ним? Теперь Сынчжуну придется пойти на компромисс с самим собой и погрузиться в непонятный для него новый мир, чтобы заслужить второй шанс. Выдержат ли эти отношения столкновение взглядов «типичного корейца» и феминистки? И что вообще она творит?! Для кого эта книга Для читателей корейских молодежных романов. Для тех, кому интересно больше узнать о культуре и жизни в Корее. Для поклонников романов «Гоблин» Ынсук Ким, Суён Ким, «„Магазин снов“ мистера Талергута» Ли Мие, «Снежный шар» Пак Соён, «Пересеку время ради тебя» Ли Кконним. На русском языке публикуется впервые.

2. Лучше бы она не появлялась

— Ты почему удираешь? Преступление совершил?

— Так что ж ты сразу не заговорила? Сначала угрожающе глазами сверлишь, а потом еще и следом гонишься!

— Я решила, что обозналась, а потом пригляделась и поняла, что это ты. Хотела заговорить, а ты как припустил!

Объяснение звучало вполне убедительно, поэтому возразить мне было нечего. Я вдруг почувствовал себя усталым, нелепым и еще бог знает каким — не выразить словами. Разумеется, я не исключал возможности такой случайной встречи, но кто бы мог подумать, что произойдет она при таких обстоятельствах. И что я предстану перед ней таким.

Это так странно. Почему сегодня впервые за долгое время мне вдруг вспомнились события четырехлетней давности? Может, мне напомнили о ней женщины в черном, проходившие за окнами кафе? Ведь когда я в последний раз видел ее в аэропорту четыре года назад — точнее, когда я посчитал, что видел ее в последний раз, — она тоже была с ног до головы в черном.

Все это было так неожиданно и так обескураживающе, что, когда она стянула маску и с горькой усмешкой сказала: «Слушай, я так гналась за тобой, что даже есть захотела! Угости-ка меня курицей!» — я даже не удивился ее наглости.

Только вот разве мы в тех отношениях, чтобы улыбаться и изображать дружбу? Иногда, когда я думал о ней, мне казалось, что сердце разорвется, а она… В голове кружился ураган мыслей, а ноги сами вели ее в популярный ресторанчик неподалеку.

Так мы и оказались за одним столом. Лицом к лицу.

— Ну и жара!

Она сняла кепку — и подстриженные под каре волосы упали на щеки. Когда мы встречались, ее волосы были ниже плеч. Зато аккуратные черты лица, которые я теперь мог разглядеть, совсем не изменились. Они казались чуть более зрелыми — все-таки ей вот-вот будет тридцать, — но юношеская прелесть никуда не делась, а полное отсутствие макияжа лишь усиливало это впечатление. По правде говоря, она и раньше не красилась ярко. Может, из-за и без того хорошей кожи, а может, потому, что умела лишь подводить глаза, да и то одним способом, которому ее научила подруга. Как по мне, ей этого хватало, чтобы быть привлекательной.

— Да уж, не думала я, что мы с тобой вот так встретимся! Ты что, не рад меня видеть? — Пока я переводил дыхание, она, похоже, пыталась скрыть за болтовней неловкость.

— Ну, рад… — Разумеется, весь спектр чувств, которые я испытывал, слово «рад» не передавало.

— Что нового? Сколько лет-то прошло?

— Ну, года четыре? Да что нового… Работаю, да и всё.

— Целых четыре года? Вот это да! — Она с преувеличенным удивлением загибала пальцы то так, то эдак.

— Ну а как ты? Чем занимаешься?

— Литературным редактором работаю.

— В издательство устроилась?

— Да, только в последнее время хочу уволиться и работать на себя.

— Понятно. Я тоже ужасно хочу уволиться.

А ведь в те времена, когда мы встречались и готовились к выпуску из университета, нам казалось, что любая работа, которая подвернется, — это уже везение. Люди меняются.

— Что ж, здорово. Ты всегда хотела работать в издательстве.

— Да, но только теперь поняла, что в этой сфере не все так безоблачно. А как ты в Америку съездил? Понравилось там?

При слове «Америка» былые чувства, усыплённые легкой, свойственной старым друзьям беседой, закипели с новой силой. Даже не знаю, сколько раз за прошедшие годы я пересказывал друзьям за выпивкой, как страдал из-за нашего разрыва, как был подавлен, насколько это меня травмировало. Как одиноко мне было в первую ночь в Америке, в незнакомой тесной комнатушке. Но я даже представить не мог, что у меня будет возможность поведать об этом самой виновнице.

–…Да так…

— Как «так»?

— Не хочу об этом говорить.

— Почему?

Почему?!

Я не поверил своим ушам, когда она как ни в чем не бывало задала этот вопрос.

— Ты еще спрашиваешь?

Но она, похоже, считала, что с нее взятки гладки. Она округлила глаза, будто правда не понимала, о чем речь.

— А что такого? Почему мне нельзя поинтересоваться?

— А разве ты имеешь на это право после того, как бросила меня, прислав одно банальное сообщение? А?

Она промолчала.

— Ты хоть знаешь, насколько тяжело и больно мне было из-за тебя? И теперь ты объявляешься и как ни в чем не бывало задаешь такие вопросы. По-твоему, это какая-нибудь встреча выпускников?

От собственных слов я весь покрылся мурашками и ощутил, как по щеке скатилась слеза. Да что же за день сегодня, в самом деле?! Что вообще со мной случилось? Сижу, лью слезы в «курином» ресторане, куда ходят солидные работающие люди. Чувствуя себя жалким и несчастным, я украдкой вытер щеку.

Она молча наблюдала за мной, а потом буквально взревела:

— Так кто тебя просил уезжать?

–?..

За долю секунды слезы наполнили ее глаза и тут же полились ручьем.

— Ты ведь сам решил уехать, несмотря на то что я умоляла тебя остаться! Думаешь, у тебя одного тут душевная травма? Ты вообще представляешь, каково было мне?

Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Я так опешил, что мои слезы мигом высохли.

— Слушай… — Я понятия не имел, что делать, и положил ладонь ей на плечо.

— Не трогай меня! — грозно бросила она, вывернувшись из-под моей руки, и продолжила плакать.

Мне оставалось лишь сидеть и молча смотреть, как она рыдает. Бессердечная женщина. Как еще назвать человека, который мало того, что о расставании сообщает так, будто это рутина, так еще и блокирует меня во всех соцсетях за те тринадцать часов, что я лечу в самолете?

«Кто знает, может, она тебе изменяла? Как узнала, что ты уезжаешь, так сразу и завела другого», — ругали ее мои друзья, и я не возражал. С такими мыслями было проще держаться.

Но теперь она сидела передо мной вся в слезах. А я совершенно не представлял, что творилось у нее в душе.

Не сводя глаз с ее дрожащих плеч, к нам осторожно подобрался официант и поставил на стол курицу и пиво. Да уж, мы даже еду свою получить не успели, а уже устроили представление.

Пар мы выпустили и теперь, не зная, как вести себя дальше, молча жевали курицу. Увидев, что она взяла кружку с пивом, я тут же поднял свою и предложил чокнуться. Прохладный алкоголь пошел хорошо, и мы опустошили стаканы в считаные минуты. Немного расслабившись, я вдруг забеспокоился о том, в каком виде предстал перед ней: весь взмок, пока удирал сломя голову, и теперь наверняка выглядел потрепанным. Хотя какая разница. Сегодня мне все равно не удалось бы выглядеть в ее глазах крутым.

Смакуя хрустящую корочку курицы, я без какого-либо умысла сказал:

— После нашего расставания я больше не верю женщинам.

— Не смеши.

— Правда! Я с тех пор так и не завел нормальных отношений ни в Америке, ни здесь, в Корее.

Она кивнула и ответила:

— Это я мужчинам не верю. Впрочем, не только из-за тебя.

— Почему?

— Слишком много придурков встречалось.

— Каких придурков?

— Да разных…

— А зачем ты с такими встречаешься? Зачем?

Не знаю, были ли уместны подобные замечания с моей стороны, но я вдруг ощутил прилив злости, и слова вылетели сами собой.

Она сосредоточенно обгладывала куриную ногу, будто и не плакала вовсе несколькими минутами ранее. Но мои слова, очевидно, вывели ее из себя.

— Слушай, у придурков на лбу, что ли, написано, что они придурки? Откуда мне знать, от кого из них бежать надо? Я с мужиками больше не встречаюсь. Меня воротит от этих типичных корейцев.

— Вот это да! — Я чуть не покатился со смеху. — Вот это ничего себе! Ты сейчас правда сказала «типичные корейцы»?

— Именно.

— Впервые вижу человека, который употребляет это выражение.

— А в интернете тебя забанили?

— Вот поэтому и говорю, что впервые вижу человека, который произносит это вслух. — Я был искренне удивлен, но она посмотрела на меня с презрением.

— Ну, твои приятели должны были его слышать.

Ее взгляд натолкнул меня на забавную мысль:

— Слушай, а я тоже типичный кореец?

— Откуда я знаю, какой ты теперь.

— Ну, а четыре года назад?

На ее лице мелькнула растерянность, она нахмурилась и с серьезным видом стала о чем-то размышлять. Но что со мной? Неужели я переживаю? Я ждал, затаив дыхание, пока она наконец не дала ответ:

— Ну, замашки у тебя были.

— Ха-ха-ха! Ну и ерунду ты болтаешь! Да во всем мире не найдется такого доброго и любящего парня, как я!

— Поэтому и говорю, что у тебя были замашки.

Ее слова вызвали очередной приступ хохота — мне показалось, что это очень смешная шутка. Она тоже смеялась, не отводя от меня глаз, но с какой-то безнадежностью во взгляде.

Продолжая тихо посмеиваться, я задумался над ее словами. Лишь теперь мозаика сложилась в целую картинку.

— Подожди-ка, так ты участвовала в этом митинге мегаличек, потому что тебя обижали какие-то придурки? Типа приставали на свиданиях? Вот с-с!.. Где, где эти уроды, покажи мне их!

Я рассвирепел, но на этот раз рассмеялась она:

— Слушай, я впервые вижу мужика, который использует слово мегаличка!

— Тебя что, тоже в интернете забанили?

— Ты хоть знаешь, что за митинг там был, чтобы теперь тут разглагольствовать?

— Ну… про беременность?..

— Проехали. Лучше молчи, если не хочешь показаться совсем отбитым.

Слова были резкие, но я почему-то вновь рассмеялся. Они прозвучали мило — может, потому, что из ее уст.

— «Отбитым»? Вот как, значит, нынче литературные редакторы выражаются?

— Слово приставучее.

— Ладно, но если дело не в этом, то зачем ты ходила на митинг? Четыре года назад ты такими вещами не интересовалась.

— Думаешь?

Раньше она совершенно не походила на активистку, а новостям и документальным фильмам предпочитала романы и художественное кино. Мир сам по себе, я сама по себе — такое впечатление она производила.

Она покачала головой:

— Предположим, наш мир вынуждает меня быть феминисткой, и что?

— Феминисткой? Ха-ха-ха, ну ты даешь!

— Это слово ты тоже впервые слышишь?

— Ага, — кивнул я.

Она усмехнулась:

— Если бы мы знали, как все сложится, то четыре года назад не встречались бы. Мы встречались лишь потому, что это было тогда, четыре года назад.

— Ты так считаешь?.. Да, может, ты и права. — Я, хмыкнув, кивнул.

Будь она хоть тысячу раз замечательной, даже в мыслях я не стал бы встречаться с мегаличкой, точнее с феминисткой. На свете столько женственных и добрых девушек — нормальных девушек, — с чего бы я стал…

Повисла неловкая тишина. Я потянулся к курице, оторвал крылышко — свою любимую часть — и откусил, но теперь вкус почему-то казался мне уже не таким прекрасным, как несколько минут назад.

— Что ж, наша сегодняшняя встреча — это тоже судьба. Рада видеть тебя, — весело произнесла она, чтобы развеять неловкость.

Мы снова подняли стаканы и чокнулись. Гулко звякнуло стекло.

А потом…

Я пришел в себя, открыл глаза и уставился на незнакомый потолок. Перепугавшись, я приподнялся и увидел ее: обнаженная, она лежала рядом. Мы были в мотеле. Как это случилось? Я сел и, обхватив руками страшно гудевшую голову, попытался восстановить в памяти события прошлой ночи.

— Может, еще по бокалу?

— Хочу продолжения! Здесь недалеко есть отличный бар!

Да, пусть я и сравнил нашу встречу со встречей выпускников, пусть мысль о том, что за эти годы она превратилась в феминистку, не укладывалась в голове, тем не менее пить с ней было очень весело, поэтому я требовал и требовал продолжения.

— Ты хоть знаешь, как сильно я тебя любила?

— А я — еще сильнее!

— Нет, я!

— Я ужасно плакал тогда.

— А я плакала еще больше.

— Ты никогда не поймешь, что я чувствовал. Меня бросила любимая девушка, и я оказался в Америке совсем один.

— Ты по мне не скучал?

— Не хочу рассказывать.

— Почему это? Говори! Быстро говори!

Мы обменивались бессвязными дурашливыми фразами до тех пор, пока не начали отключаться. Этот спор, на спор даже не походивший, продолжался довольно долго. Поплакав над событиями четырехлетней давности, часа в три утра мы решили разойтись по домам. Она сходила в уборную, пока я оплачивал счет, и мы вышли на улицу.

— Ты как поедешь? Вызвать такси?

— А? Да…

Переулок, где находились бары, совсем опустел. Покачиваясь, мы посмотрели друг другу в глаза и, словно притянутые друг к другу магнитом, слились в поцелуе. Мы целовались так, будто сорвались с цепи, будто всю жизнь ждали именно этого мига и теперь наслаждались им. Судя по силе, с которой она сжимала мою руку, ей тоже нравилось. Вот так мы и оказались здесь… На всякий случай я заглянул под одеяло и нашел там растянутый презерватив, уже сослуживший свою службу.

— У-у-у… — почти неслышно застонала она.

При виде ее неприкрытого тела я почувствовал то же, что ощущал в такие моменты четыре года назад. Полагаю, мы оба сожалели о нашем расставании, иначе вчерашняя случайная встреча закончилась бы совсем по-другому. А что, если наши чувства друг к другу еще не остыли? Я повидал множество «нормальных» женщин и не скажу, что она хоть чем-то превосходила их, даже наоборот — она наряжается в черное и бегает на подозрительные митинги. Это, конечно, огромный минус. Но решающим фактором остается то, что она — это она. Ничто этого не заменит. На земле она единственная такая.

С другими женщинами я стараюсь быть невозмутимым, и лишь она может заставить меня то бегать, то плакать, то вести себя импульсивно. Думаю, что и секс у нас такой же превосходный, как и раньше.

Конец ознакомительного фрагмента.