Басурманин. Крылья каарганов

Милена Миллинткевич, 2020

Вторая книга романа-дилогии. Чтобы склонить голову перед поверженным народом, хану Дамиру потребовалось всё его мужество. Но чтобы уцелеть понадобится нечто большее. Как не погибнуть, столкнувшись со злейшим врагом? Как выстоять в схватке с самим собой? Как отыскать дорогу во мраке и сохранить в сердце огонь? Тяжкие испытания ждут и княгиню Владелину. Разгадает ли она коварные планы заговорщиков? Сможет ли принять сложное решение? Чтобы выжить, княгине нужно убить Дамира или он убьет её. Плата за любовь так высока!

Глава 5

Князь Олег Святославович, укутавшись в длинную бобровую шубу, развалился на резной лавке, крытой мехами. У окна просторной светлицы он старательно изучал послание, спозаранку спешно доставленное Суздальским гонцом. Прочитав и небрежно бросив свиток на стол, князь погрузился в раздумья. Вести не радовали. Не впервой было ему, опальному, получать от доносчиков сведения, вновь и вновь заставлявшие его обдумывать новый поход на Русь. Ещё не сменила природа золотой сарафан на белый, как из Рязани гонец прискакал. Лишь только небеса уронили на землю первые студёные воды — из Ростовского княжества вести недобрые. Теперь вот Фёдор Глебович не радует.

Поразмыслив о неизбежном, Олег Святославович почесал бороду, вновь взял свиток, беглым взглядом окинул письмена, и уже хотел кликнуть служку, как снаружи послышался грохот падающей утвари, брань и возня. Тяжёлая дверь настежь распахнулась, и в светлицу ввалился громадных размеров человек, закутанный с головы до пят в серую дорожную накидку. Следом за ним протиснулся щуплый темноволосый отрок и, рухнув ниц, запричитал:

— Смилуйся, княже! Уж как я просил обождать, да всё без толку.

— Умолкни! — гаркнул на него Олег Святославович.

Махнув плащём, из-под которого виднелась внушительных размеров сабля, великан обернулся и поглядел на служку, от чего тот вжался в дверной косяк и затрясся, как заяц. Ворох подушек, лежавший горой на скамье и задетый ненароком, полелел на пол.

Силясь разглядеть вошедшего, князь медленно выпрямился, аккуратно извлекая из-за пояса кинжал, повернулся к незваному гостю и произнёс:

— Кто таков будешь? Назовись!

Великан скинул с плеч накидку и, положив массивную ладонь на рукоять сабли, встал в полный рост, широко расставив ноги.

— Скройся! — велел князь служке, махнув рукой, и улыбнулся.

— Джамбулат! Как есть, сам военачальник хорезмийский пожаловал! — распахнув объятия, Олег Святославович подошёл к гостю. — Не чаял с тобой в этих землях свидеться. Стало быть, понадобился тебе, коли ты меня сыскал, да скрытно в терем мой пожаловал?

— Давненько не видались, князь!

Джамбулат обнял хозяина светлицы и принялся оглядываться.

— Слух дошёл до Хорезма, что ты, воротился из Византии да теперь в Тьмутаракани обретаешься.

— Про то многим ведомо. Я не таюсь. До меня тоже слухи доходили, будто ты в опалу к шаху Маджиду попал.

Джамбулат похлопал князя по плечу, в три шага пересёк светлицу и уселся на лавку у стола. Налил кваса в кубок, сделал жадный глоток.

— Вырви языки тем, кто тебе на меня напраслину наговаривает. О какой опале речи ведёшь? Так, спор малый вышел.

— И об чём спор, друг мой?

— О тебе, Олег Святославович!

Князь сел напротив и с интересом уставился на гостя. Давненько уже судьба свела его с этим беспощадным воином. Многое связывало их — и битвы за земли ближние, и завоевание дальних краёв. Равного ему по хитрости, коварству и кровожадности Олег Святославович не знавал и посему старался держаться немного в стороне — и дружбу не крушить, и под острую саблю не попасться.

— Обо мне? И чем же я хорезмшаху не угодил? Мало подношений присылаю?

Джамбулат ухмыльнулся, наклонился через стол и заговорил тихо, словно опасаясь быть услышанным.

— Дошли до шаха вести, будто ты всё никак землёй не обрастёшь. Вот и поспорил я с повелителем, что смогу тебя, безземельного, на престол сразу двух княжеств посадить.

— Пошто это ты за моей спиной спор такой затеял, Джамбулат? Да ещё и с хорезмшахом. Поведай-ка!

— Да с того, что выгода Хорезму большая будет, ежели ты стол обретёшь. Или шапку наденешь и тут же позабудешь доброту правителя моего, а?

— Как можно, Джамбулат? Неужто ты меня на крамоле какой споймал? Я завсегда на твою сторону встану, коли нужда будет. Только сомнения у меня имеются. За столько лет не удалось мне ни одного княжества сломить. Неужто тебе сможется то, что мне оказалось не под силу?

— Ты для меня войско собери. Осолук за тебя встанет, а за ним рать великая множеством. Ханы степные его чтут. Вот ты и призови, да не русов — кыпчаков, хазар, с коими дружбу водишь. А я во главе выйду и поднесу тебе стол да шапку княжескую в дар.

— А что взамен просишь?

— Малость! Слыхал я, по Руси бродит хан кыпчакский. Дошли слухи, будто в землях Рязанских он кров сыскал. Сказывали мне, младой князь, что наместничает в тех краях, ему обиду простил за разорение.

— Слыхивал я про то. И до меня доходил вести, будто в Рязанских землях недоволен люд простой. Ропщет!

— Дай мне войско, князь. Людей хитрых, что в Рязань вхожи. Тех, что сумеют в западню хана того заманить. И станешь ты муромским и Рязанским княжествами править. А ловчее прочих окажешься, так я тебе и Ростовские, и Новгородские земли помогу обрести. Только призови воинов степных, да вели ханам верностью мне служить. Щедро одарю тех, кто подсобит дерзкого нечестивца изловить. В том всем выгода будет. Кыпчаки непокорные, что тебе неподвластны и к Хорезму в подчинение не идут — опасные соседи.

— Верно, сказываешь. Костры жаркие мне под боком без надобности. Только пошто он тебе, хан сей? И отчего своё войско не привёл, а моё дать велишь, да за голову буйную половину Руси прочишь?

Джамбулат выпрямился. Смерил тяжёлым взглядом князя, осмотрелся.

— То не твоя забота. Степняков собери, а мои каарганы подороже целого войска будут. Да только вот все земли прошли, а его не сыскали. Теперь понятно отчего. Не у меня — у тебя под боком он притаился. Хан оный без надобности тебе — беда, да и только. Ну, так что скажешь, Олег Святославович? Дашь войско?

— Ох, Джамбулат! Чую знатную ты задумал битву. Я завсегда в таких делах за тебя встану. Будет тебе войско и половецкое, и хазарское. Только уж и ты меня милостью не обдели.

— Сдержи слово княжеское, а я своё под копыта коню не брошу. Ни в каких землях не сыщешь ты ни воина, ни хана, ни шаха посмевшего упрекнуть меня в том, что слово не держу.

— Вот и ладно! — обрадованный тем, что, наконец, сможет обрести долгожданную власть, Олег Святославович ёрзал на лавке и потирал руки. — Ты, друг мой, поди, с коня да ко мне в терем? Где встал? Всего ли у тебя в достатке?

— За холмом в лесочке воины мои притаились. И захочешь найти — не сыщешь.

— Стало быть, у меня не останешься?

— До поры там скроюсь. Ненароком кому на глаза попаду — спугну добычу.

— И то верно! Если нужда какая одолеет — дай знать, всё будет в срок. А пока… Самоха! — хлопнул в ладоши князь и крикнул зычно, чтобы его услыхали.

Дверь тихонько скрипнула, и в щёлку протиснулся служка.

— Княже, дозволь молвить! — косясь на великана, произнёс он. — Воевода Рязанский пожаловал. Пред очи твоя просится.

— Ты вот что, Самоха! — бросив короткий взгляд на Джамбулата, задергался Олег Святославович. — Попервой вели ещё квасу да мёду на стол подать, мяса там разного, пирогов, грибочков мочёных да яблок. Вишь, гость у меня знатный. Да не колготись без меры. Понял ли? А как трапезу сообразишь, так и воеводе кланяйся. Да язык не распускай, а то вместе с головой отрежу.

— Всё исполню, княже, как повелишь, — не переставая испуганно коситься на гостя, промямлил отрок, поклонился в пол и шмыгнул за дверь.

Лишь только служка скрылся, светлицу огласил приглушённый рык Джамбулата:

— С чего это к тебе Рязанский воевода наведывается?

— Да ты не серчай! Небось, уже помыслил, будто я за твоей спиной худое замышляю? Симеон Тихонович почитай давненько мне верой и правдой служит. Слово его крепкое. Коли говорит чего, значится, так оно и есть. Да и много ещё таких. Там, где мне быть не подвластно, завсегда у меня очи да уши имеются. А ты, друг мой, пока я с воеводой говорить стану, вон за той дверкой, что у дальней стены схоронись. Постой, послушай, что сказывать станет. Ему до поры об тебе знать не след. Мало ли чего?

Джамбулат недовольно хмыкнул, но с князем спорить не стал. Поднялся, в пять шагов оказался у стены и, оглянувшись напоследок на хозяина терема, скрылся за низенькой дверкой, с трудом протиснулся в неё и притворил не до конца, оставив узкую щёлку.

Двери шумно распахнулись и, наполнив светлицу гомоном, челядь принялась уставлять стол снедью, готовя трапезу. Князь покосился туда, где укрылся Джамбулат. Увидев щель и узкую полоску света на полу, спешно подошёл и придвинул почти вплотную сундук, да узенькую лавку, на которой по обыкновению сидел гусляр.

Когда стол уже ломился от яств, Олег Святославович ещё раз окинул взором кушанья, светлицу и махнул Самохе. Отрок распахнул дверь и, отвесив низкий поклон князю, огласил:

— Воевода Рязанский к тебе, княже. Принять просит.

Скинув шубу в дверях, запыхавшись, в светлицу ввалился невысокий воин в богатых доспехах:

— Здрав буде, князь-батюшка! — склонился он.

— И тебе поздорову, Симеон Тихонович! — отозвался князь.

— Ох, и служки у тебя, Олег Святославович, — оглянувшись на отрока, подбиравшего с полу одёжу, воевода скорчил недовольную гримасу. — То обожди. То поспешай.

— Не бурчи, Симеон Тихонович.

Князь уселся на лавку и махнул рукой Самохе, чтобы скрылся.

— Вот, присаживайся к столу, отведай пирогов. Да сказывай, что за напасть с тобой приключилась?

— Как это ты, княже, прознал о горестях моих, до того как я тебе об них поведал?

— Ну, так ты сам ко мне пришёл, не по зову. Гонца поперед себя не слал. Стало быть, беда с тобой приключилась.

— Ох, правда твоя, княже, — поглядывая на яства и давясь слюной, причитал воевода. — Сказать кому — так ежели сам не видал да не слыхивал, так и веры нет речам твёрдым. А я тебе, как есть, батюшка Олег Святославович, вот ни слова не сбрешу. Младой-то князь Владислав Рязанский дюже бесчинствует! Воеводства меня лишил. Изгнал за правду, за доброе. Уж как я ратовал за него. Как старался. Живота не щадя с ранней зорьки до вечерней… И так ему, и сяк угождал. Всё пустое.

Не выдержав созерцания богатого изобилия на столе, воевода умолк. Искоса поглядывая на князя, протянул руку к кубку, налил мёду, испил, отхватив от дичи добрый кусок, засунул в рот да потянулся за мочёным яблочком, когда на его руку упала и крепко придавила к столу тяжёлая пятерня князя. Воевода подавился, закашлялся, с трудом глотая пищу.

— Мне нет дела до твоих горестей, Симеон. Щедрот моих ты немало имеешь, чтобы жалиться на бесчинства. Сказывай по первой, брюхо опосля набивать станешь. Что князь? В чём винишь его?

— Да в том напасть, княже, — оглядевшись по сторонам, зашептал воевода, — Владислав басурмана пригрел, что две весны тому Рязань пожёг-разорил. Позабыл, видать, как мы с батюшкой князем Мстиславом Игоревичем вызволять его из полона Дамирова хаживали. Половцы по земле нашей как по своей шастают, а хан ихний запросто в княжеский терем вхож. Сам де князь у него совету спрашивает, да поболе прочих слушается.

— Подишь ты, где схоронился! — почесал бороду князь и, не обращая боле на воеводу внимания, забубнил, размышляя вслух, думая о чём-то своём. — А и верно-то как писано! Каарганы Джамбулата всю степь Великую да поле Дикой обскакали его сыскать силясь. А он, как есть, тут под боком пригрелся. Стало быть, не сбрехал!..

Так, ведя с самим собой речи, Олег Святославович наблюдал, как воевода успел опустошить два кубка мёду, умять добрый кусок пирога, заесть всё это уткой и теперь, развалившись на лавке, наслаждался мочёными яблочками.

— А ты всё так же до харчей падок, Симеон. И, что, много ли с ним?

— Кого? Половцев? — осоловев, не сразу понял, о чём его спрашивают воевода. — А!.. Да тьма их там, половцев этих. Хан Дамир весь народ свой привёл. Страху напустил. Люди пужаются. Куда взор ни кинь — везде они, басурманы окаянные. Тьфу… Коли эти ка…ка… как их там звать-величать… его ищут, так весточку послать надобно, Джамбулату этому.

— Пошлём, не твоя в том печаль. А дело твоё теперячи иное будет. Исполнишь, что велю — князем-наместником в Рязани посажу.

— Князем? Да ну! Как же это… А Владислав куда же денется?

— Не об том помыслы твои, Симеон! Думы есть у меня рать собрать. Новгород воевать пойду. А там Ростов и Муром недалече будут. Себе земли те взять желаю. Опосля в Рязани наместник верный мне ох, как нужон будет! Сказывай, али не хошь князем стать?

— Хочу, батюшка-князь Олег Святославович! Ох, как на то желание имею!

— Тогда у меня к тебе спешное будет. Внимай и чтобы ни одна живая душа про то не проведала…

— Нешто в тебе, князь, службе моей веры нет?

— Есть-есть, Симеон Тихонович. Ты, вот что… Я грамотку напишу. Свезёшь её в Суздаль князю-наместнику тамошнему. Скажешь, де, я прислал и велел глядеть вокруг зорко, на Муром посматривать, да окрест себя. Что ни скажет Фёдор Глебович — всё исполни. Сделаешь — быть тебе князем в Рязани.

— Всё, что велишь, князь-батюшка. Я в твоей власти. Только медку поднеси, отощал с пути.

— Отощал! Половину трапезы моей умял, прорва! Ладно! Будет! Тебя в срубе можно надолго без харчей и воды запереть, и то с голодухи не сгинешь. Отощал… Ступай пока. Самохе скажи, я велел тебя потчевать, а мне поразмыслить надобно. Только смотри мне, не пощезни куда — сыщу! Голову с плеч сниму, на пику насажу, а телеса за ворота выставлю, воронью на забаву, люду в назидание. Понял?

— Что ты, что ты, батюшка Олег Святославович! Нешто я себе вражина какая?

— То-то же. Ступай и жди, покуда призову.

Как только за воеводой затворилась дверь, тихонько скрипнула другая.

— Ты, князь, шакала подле себя держишь. Того гляди на сторону кинется, только кто куском мяса поманит да калачом.

— Верно, говоришь, друг мой, Джамбулат. Гнилой человечишко. Токмо поди, уж давненько служит мне, и худого за ним ничего замечено не было. Труслив больно! Да за добрую плату на всё решится. А теперячи, пуще прежнего стараться станет. Уж так очи его огнём полыхнули, как про то услыхал, кому стол Рязанский отойдёт. Вот он, воевода, да наместник в Суздале князь Фёдор Глебович и помогут изловить хана твоего. Лишь на них в сём деле опереться можно. Они и людишек для чёрной работы сыщут, и воинов верных дадут, и вопросов пустых задавать не станут, ибо алчущие оба и до подношений дюже охочи, да на посулы падки.

— Сказываешь, за хорошую плату живота не пожалеют?

–Ты, друг мой, напраслиной не тяготись. Хоть и гнилой, но справный воевода Рязанский. Расшибётся, но сделает всё, что велю. Не за страх, но за шапку стараться станет.

— Смотри, князь, если в тебе ему вера есть — дело твоё. Но я лишь себе веру имею.

— Как так? А я? А Таймас?

— Таймаса и людей его я от погибели лютой уберёг. Он мне жизнью обязан. Только это заставляет его служить мне. Не станет меня и ему конец. А ты со мной дружбу водишь оттого, что земли княжеские заполучить надёжу питаешь. А как только князем где сядешь, так и врагом меня объявить поспешишь.

— Да, нешто я добра не ведаю, друг мой?

— Запомни речи свои, князь. Придёт пора — спрошу с тебя.

— Не сыскать тебе на Руси вернее меня! — посматривая на Джамбулата, произнёс князь и, глядя, как тот лишь усмехнулся его речам, спросил. — Есть ли в чём надобность у тебя? Ты только скажи, всё мигом велю исполнить.

— Нет, — встал с лавки Джамбулат. — Потребность какая явится — мальчишку пришлю, звать Тамача. На твоего Самоху похож. Также тощ и труслив, как щенок шакала.

И завернувшись по маковку в дорожную накидку, Джамбулат исчез в сгущающейся тьме теремных коридоров.

Олег Святославович ещё долго смотрел ему вслед.

— Самоха! Огня дай! — хрипло прокричал он во мрак, оглядываясь и щурясь наползающей из углов и маленьких окошек мгле.

Будто вспомнив то, что забыл ранее, князь встрепенулся, повернулся к столу, налил в кубок мёду, отломил кусок остывшего пирога, да так и остался сидеть, не пригубив яств.

На пороге показался Самоха со светильней, в которой горела толстая сальная свеча. Поставив её на стол, служка поджег лучину, ткнул ей в стоявшие по углам светлицы массивные резные лампады, привезенные князем то ли с Родоса, то ли из Византии. Запалив небольшую светильню на столе и, поклонившись, он удалился, так и не будучи замеченный властителем, всё сидевшем и размышлявшем о гостях внезапных, да потаённых желаниях.

В стене напротив стола тихо раскрылась маленькая дверь и в светлицу вошла статная темноволосая красавица-половчанка. Неслышно ступая, она подошла ближе и, присев рядом с Олегом Святославовичем, положила свою хрупкую ладонь на его руку.

— Князь мой! — услыхал он сквозь раздумья женский голос.

Встрепенувшись Олег Святославович отложил снедь, обтёр руки о кафтан и поднял голову:

— Краса ненаглядная! Люба моя, Караса Осолуковна! — заключая в объятья жену, расплескался медовыми речами князь. — Нешто ты сызнова, как лёгкий ветерок, по терему витаешь? Я и не слыхивал, как ты вошла.

— Скажи мне, князь, за какой это надобностью к тебе Джамбулат пожаловал? Он не тот с кем князю за одним столом пировать пристало. Джамбулат лишь своей выгоде верен, лишь о себе печётся.

— Краса моя ясная, не стоит тебе головку худыми думами замутнять.

— Кабы его конь у крыльца тебе худого не сулил, не стала бы.

— На сей раз Джамбулат ко мне за помощью пожаловал.

Княгиня удивлённо уставилась на мужа:

— И что же всесильному военачальнику Хорезма понадобилось?

— Просит слово замолвить перед ханом Осолуком. Войско ему требуется.

— Войско! Нешто ты и слово ему дать успел? Атасы и голову в сторону хорезмийца не повернёт. Не простил он ему убийства ни Каракюрта, ни Каюма.

— Знаю, краса моя ясная! И потому прошу — уговори отца дать войско мне. За то со всех земель, что под копытами его резвых коней окажутся, он данью возьмёт, чем захочет.

— Велики посулы твои. Токмо что за надобность тебе в войске? Ты сызнова Русь воевать удумал?

— Что ты, и не помышлял, краса моя ясная! Есть у меня надобность в Рязань сходить. Сказывают, там приюта сыскал хан Дамир. Мне до него дела нет, а вот Джамбулату он шибко надобен. Запои́м оного хана, он к моим ногам половину Руси положить обещался.

— Да в умели ты, Олег Святославович? — в ужасе отшатнулась от мужа красавица — половчанка. — Чтобы не сотворил тот хан, да защитят тебя духи и боги вышние на него идти. Сам пропадёшь и войско погубишь!

Князь Олег налил в кубок мёду, отпил и развалился на лавке:

— Что так?

— Он, как и его атасы Явуз-хан хитер, умом не слаб да с духами говорить горазд. Сила за ним немалая стоит. Ежели он один пред войском в степь выйдет, и то одолеть его непросто будет.

— А тебе ведомо, в чём его сила? Как сломить непокорного?

— Того никто не ведает. Сказывают, что за Дамиром этим старец Хамзир приглядывает. А супротив сааршы²⁸ ни один хан кыпчакский, хазарский или ещё какой не встанет, ибо смерть лютая ждёт всякого, кто на одну тропку с ним выйдет.

Князь поднялся от стола, подошёл к княгине, сжал плечи:

— Спужали, как я погляжу красу мою ясную эти россказни о ведуне. А кто его видел-то, Хамзира этого? Вот ты или атасы твой встречали старца, что такой ужас на вас нагнал?

— Нет.

— Стало быть, нет его и в помине, ведуна того. И не пристало верить тому, что очи твои ясные невидали.

Караса Осолуковна хотела было что-то сказать, да князь наложил на её уста палец.

— Не кручинься и головку милую страхами не забивай. С таким военачальником как Джамбулат, да с войском, что у хана Осолука, ни одному княжеству не устоять. А хану Дамиру и подавно. Ступай! А поутру гонца к атасы пошлём. Давненько он у нас не гостил.

— Не приедет он. Самим надобно.

— Ну, так и гонец тогда не к чему. Сами поутру и поедем. Ступай, ступай… — подтолкнул он жену к двери.

Караса молча кивнула и скрылась за маленькой дверцей. Пройдя тёмными коридорами и неслышно спустившись по потайной лестнице, она распахнула низенькую дверку и оказалась в маленькой светёлке. Одинокая лучина тускло освещала нехитрое убранство: лавка, стол сундук, да узкая лежанка.

— Самоха! — шёпотом позвала красавица-половчанка. — Самоха, ты тут?

Но в светёлке никого не оказалось. Присев на лавку, Караса принялась размышлять, где носит этого мальчишку, когда дверь тихонько отворилась и высокая щуплая тень скользнула в комнату.

— Самоха! — вновь тихо позвала Караса.

Тень съёжилась, сжалась, и крадучись вышла на свет.

— Тьфу ты, спужал! — встала половчанка. — Где ты ходишь, когда нужон?

И не дожидаясь ответа, схватила служку за руку и усадила рядом с собой на лавку.

— Сказывай, что слыхал? Об чём князь с воеводой и хорезмийцем говорили?

— Ох, княгиня-матушка, — покачал головой Самоха. — Худое затевают оне, ох, худое! На Рязань идти хотят хана какого-то ловить. Воеводу того, что в терему привечали, Олег Святославович обещался в Рязанском княжестве наместником посадить, а себе все прочие земли взять. Затем во́йско ему нужно. К хану Осолуку, батюшке твоему, кланяться собирается.

— И о каких землях они сказывали?

— О ростовских, муромских да суздальских. А ещё новгородских…

— Стало быть, князь Русь воевать собрался!

— Как есть собрался, княгиня-матушка.

Самоха шмыгнул носом и поднял умоляющие глаза на княгиню:

— Доколе же терпеть нам? Неужто опять смотреть станем на бесчинства князя?

— Не станем, Самоха. Князь поутру тебя к атасы посылать собирался, да я в степь напросилась. Со мной поедешь. Поодаль ото всех держись, на глаза князю зазря не попадайся. А как в чисто поле выедем, скажу, что делать. Ты узелок собери, ибо сюда больше не вернёшься. Как не жаль мне с тобой расставаться, а надо. Собирайся. Я к себе пойду, пока князь не кинулся.

Примечания

28

Сааршы – колдун.