Глава одиннадцатая
Женихи
Куда пропал философ?
Баня — важное дело.
У Сяпы нет шансов.
Любовь слепа
Сяпа, как никто другой из кышей, постоянно пропадал.
— Сяпа! — звал Бибо, рыская по Сяпиному дому.
«Куда делся этот маленький философ? — недоумевал он. — Наверняка поёт на два голоса с жаворонком или спорит, в чём смысл жизни, с червяком по имени Нукась. Сяпа утверждает, что у червяков нет ничего, кроме головы, значит они самые умные. Отсюда вывод: старшим в Маленькой Тени надо назначить самого крупного червяка, а крупнее Нукася на холме никого нет. Вот такая вот Сяпина философия. По-моему, бред!»
И Бибо опять стал звать друга.
Сяпа нашёлся в ручье. Его голова поплавком торчала над водой. Обычно кыши моются долго и тщательно: чистят пятки песком, трутся боками о прибрежные кочки, мхом драят уши. Сяпа никогда не был банным фанатом, но сегодня не спешил вылезать из воды. При этом кыш высвистывал сложные соловьиные трели.
— Так и знал, что ты занят ерундой! — рассердился Бибо.
— Это не ерунда. Это музыка! — возразил Сяпа.
— Сяпа, сегодня утром я назвал тебя умным кышем. Я ошибся. Ты форменный болван. И решительно не в себе. Нечего прохлаждаться. Утика вот-вот выберет себе жениха!
— Ну какой из меня, маленького и толстого, жених? Шансов нет. Без сомнения, милая, нежная Утика выберет женихом тебя, Бибо, и никого другого.
— Да ладно! — растаял тот. — Вылезай, подхалим. Надевай панаму, и идём. Когда все собираются вместе, нехорошо оставаться одному. А не пойдёшь — дуну тебе в ухо!
— А раньше ты никогда не опускался до Бякиных приёмчиков, — пожурил друга Сяпа.
— Ты тоже. Поэтому не пренебрегай компанией.
Сяпа вылез из ручья, и друзья отправились наряжаться.
Всё получилось не так, как надо. «Не лучшим образом», — как сказал Хнусю Тука. Вечером, после церемонии смотрин, сидя под Дубом на крылечке Тукиной хижинки, они любовались заходящим солнцем, пили сосновый коктейль и делились впечатлениями. Тука через слово обиженно хмыкал и вздыхал. Хнусь ёрзал от возмущения и переполнения чувств.
— Совет что велел Утике? Выбрать себе жениха из кышей Маленькой Тени. А эта дурёха привела с собой глупого холёного Фуфу. Ну конечно, усы у него густые, а вот глаза — пустые.
— Это любовь, — тихо ответил Тука. — Любовь не выбирает.
— И с тобой не поздоровалась. И Сяпу назвала колобком. Это Сяпу-то! Да её Фуфа против Сяпы — как моховая кочка против холма.
— Любовь слепа, — тихо отозвался Тука.
— Ну и пусть! Ей же будет хуже! С этим Фуфой Утика ещё хлебнёт кышьего горя.
— Это точно, — поддакнул Тука.
— Ты подумай, — продолжал гневаться Хнусь, — она ведь с самого начала всё сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна ответить: «Жаворонков!» — потому что сон про жаворонков счастливый. А эта «перепёлка» вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне — к злости и обиде!
Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и скрылся в своейхижинке.
