Под сенью боярышника

Ми Ай, 2023

Роман китайской писательницы Ай Ми, ставший на её родине бестселлером, посвящён периоду Культурной революции в Китае и основан на реальных событиях. Герои повествования – старшеклассница Цзинцю, отправленная на перевоспитание в деревню, и участник геологической партии по имени Сунь проникаются взаимной симпатией, но чтобы не скомпрометировать себя, молодые люди вынуждены скрывать свои чувства. Искренние, романтические отношения героев проходят сложные испытания, но не всем планам и мечтам суждено сбыться.

Глава восьмая

Несколько дней прошло без малейшего намёка на сплетни, и Цзинцю начала верить, что, может быть, и не было ничего, о чём стоило волноваться. Линь, казалось, заслуживал доверия и согласился с просьбой Третьего Старче ничего никому не говорить. Похоже, он хранил своё обещание. Так что Цзинцю удалось немного расслабиться. Приободрившись, она даже начала вязать Линю джемпер. Она прикинула на глаз его рост, объём груди и выбрала простой рисунок. Каждый вечер она вязала допоздна, стараясь закончить работу до того, как уедет.

Видя, как она старательно работает, Тётенька Чжан сказала:

— Нет нужды так гнать. Если ты не закончишь, то можешь забрать его с собой домой. Как только он будет готов, Линь может съездить и забрать его. Или ты можешь приехать и привезти.

Услышав такое, Цзинцю стала работать ещё старательнее: ей не хотелось оставлять хоть какие-то зацепки, которые означали бы, что надо снова встречаться с Линем. Странное дело, её не беспокоило, что такие усилия могут принять за привязанность — только Линю такое могло прийти в голову. Когда придёт время отказать ему, это больно ударит по его самолюбию.

Однажды, когда Тётенька Чжан и Цзинцю болтали о чём-то, Цзинцю упомянула непреходящие проблемы со здоровьем у её матери. У неё часто находили кровь в моче, но доктор не мог выявить причину. Он стал выписывать рецепты так, чтобы мать могла покупать грецкие орехи и леденцы, которые, как говорили, могли излечить, и пока они помогали. Но грецкие орехи и леденцы были в дефиците, и даже по рецепту купить их было трудно.

— Юминь говорит, что у них растут грецкие орехи в старом доме её семьи, — сказала Тётенька Чжан. — Я попрошу её привезти, когда она в следующий раз поедет туда. Ты можешь отвезти их своей матери.

Цзинцю была в восторге! Её мать уже долго болела, и они испробовали всё, чтобы вылечить её: инъекции цыплячьей крови, терапия жестами, всё, что угодно, при условии, что стоило это не слишком дорого. Но всё было тщетно. В самых худших случаях анализы её матери были цвета крови. Цзинцю тут же побежала спросить Юминь. Та ответила:

— Да, у нас действительно растут грецкие орехи, там, где я выросла. Но это очень далеко отсюда, и я не знаю, когда поеду туда в следующий раз. Но я напишу домой и попрошу своих домашних припасти что-то для тебя. А когда потом поеду, то привезу тебе.

— Гм… а почём вы продаёте фунт грецких орехов?

— Вообще-то это наши собственные деревья. Не надо нам денег! Это далеко, и, кроме того, мы не можем спускаться с гор, чтобы торговать ими. Считается, что мы должны отсекать хвост капитализма. У нас забирают всё, что мы выращиваем на этих холмах, хотя предполагается, что весь наш урожай предназначен для собственного пользования. Когда нам только разрешат продавать то, что мы выращиваем? И к тому же все мы считаем тебя частью нашей семьи. Если мы можем помочь выздороветь твоей маме, то бери хоть всё дерево — не беда.

Цзинцю была тронута.

— Спасибо огроменное. Напиши письмо, когда представится оказия… Я найду время съездить туда сама — только бы это помогло маме. Я так боюсь, что однажды она просто истечёт кровью.

Через несколько дней Линь зашёл в комнату Цзинцю с бамбуковой корзиной в руках.

— Посмотри, хватит ли тебе этого.

С этими словами он повернулся и ушёл. Цзинцю пригляделась к корзине и обнаружила, что та полна грецких орехов! Она была потрясена. Юминь, должно быть, приказала Линю проделать весь путь до её прежнего дома и собрать их. Цзинцю была в ярости и провела оставшуюся часть дня, сдерживая слёзы. Давным-давно она дала себе клятву не лить слёз. Её отец и брат горбатились в сельской коммуне, мать была больна, сестра была пятью годами моложе её, так что ей приходилось быть главной опорой семьи. У неё был свой собственный лозунг: истекай кровью, пóтом, но не плачь.

Она поспешила найти Линя. Тот сидел у торцовой стены дома и ел. Она подошла к нему и остановилась, наблюдая, как он раз за разом набивал полный рот. Казалось, он был голоден.

— Ты ездил домой к нашей невестке? — спросила она.

— М-м-м.

— Далеко?

— Нет.

Цзинцю посмотрела на его обувь. Туфли были сношены от ходьбы, а подошва светилась насквозь. Она не могла вымолвить ни слова, а только молча смотрела на его туфли. Он проследил за её пристальным взглядом и быстро убрал ботинки, прикрыв их своими стопами. Стыдясь он тихо сказал:

— У меня походка тяжёлая, я быстро снашиваю обувь. Я хотел идти босиком, но на горе холодно.

Она задыхалась, сдерживая слёзы.

— Она послала тебя?

— Нет. Я просто подумал, что твоя мама могла воспользоваться ими как можно скорее. — Он собрал последние зёрна риса со стенок миски и сказал: — Я ухожу на работу. Я ещё успею на вторую половину дня.

И ушёл, чтобы торопливо вернуться через мгновение с мотыгой на плече.

— Найди бумагу и закрой корзину, а то Хуань Хуань всё съест. Не думай: он хоть и мал, а своё возьмёт.

Цзинцю смотрела, как Линь прячет свои изношенные туфли в поленницу дров возле двери. Он обернулся и сказал:

— Ничего не говори моей матери: она только отчитает меня и назовёт обалдуем.

Линь ушёл. Цзинцю вытащила туфли из поленницы и осмотрела их. Она хотела подлатать их, но так как одна подошва протёрлась насквозь, то починить их уже было невозможно. Она засунула туфли обратно в поленницу.

Цзинцю стало плохо. Она стояла и размышляла. Если она примет помощь Линя, то как она ему отплатит? Она решила взять грецкие орехи, но только потому, что они помогут её матери поправиться. Та изводила себя слишком многими заботами. Всякий раз, когда она переживала меньше, симптомы у неё ослабевали. Когда же волнений становилось больше, или когда работа была слишком утомительной, кровотечение усиливалось снова. Грецкие орехи и леденцы останавливали процесс.

Цзинцю вернулась в свою комнату и присела перед корзиной грецких орехов.

Она по очереди потрогала каждый. Здесь, должно быть, более двадцати фунтов грецких орехов. Чтобы купить такое количество, ей нужно было бы попросить у доктора не менее десяти рецептов, не говоря уже о деньгах. Ей очень хотелось тотчас же доставить корзину своей матери, но без леденцов орехи были бесполезны, а без справки врача она не получит ни одного. Доктор же выписывал рецепт, только когда болезнь у матери вспыхивала с новой силой.

Тем не менее, здесь достаточно орехов, чтобы продлить матери жизнь. Её сестра тоже была бы рада, поскольку ничто ей так не нравилось делать, как колоть грецкие орехи.

В этом деле она была докой. Она ставила орех вертикально и маленьким молотком-гвоздодёром слегка постукивала по его вершине, пока скорлупа не распадалась на четыре доли. А там, в середине, оставался отлично сформированный орех. Иногда, конечно, и он раскалывался. Тогда сестрёнка брала иглу и выковыривала остатки. Потом она смешивала эти осколки с леденцами и отдавала эту смесь матери. Мать, конечно, отказывалась, уговаривая своих дочерей съесть такую микстуру. Здоровье её не настолько плохо, всё нормально, а вы обе ещё растёте, ешьте сами. А девочки отвечали, что грецкие орехи слишком горькие, и вообще они им не нравятся.

Цзинцю встала на колени и думала: вот, Линь действительно слишком хорош для неё. Она слышала рассказы из дореволюционных времён о маменькиных дочках, которые, бывало, продавали свои тела, чтобы поддержать матерей. Она думала, что понимает их. Что ещё молодая девушка могла сделать, чтобы помочь матери в те дни? Даже теперь, в этом новом обществе, что могла сделать такая девушка как Цзинцю кроме продажи собственного тела, чтобы поддержать мать? Сейчас, с этой корзиной грецких орехов перед собой, она боялась: если эта корзина грецких орехов вылечит мою мать, разве я не должна согласиться выйти замуж за Линя? Теперь они были частью нового общества, где нельзя было покупать и продавать людей, и она не могла продать себя ему. Только выйти замуж.

По мере того, как она размышляла, как бы отплатить Линю за его доброту, мысли её переключились на Третьего Старче. В глубине души ей было жаль, что это не Третий Старче принёс орехи, так как проблема решалась бы тогда легко: она бы с радостью продала себя ему. Цзинцю упрекала себя. А в чём, собственно, Линь хуже Третьего Старче? Только в том, что пониже ростом, и внешне не похож на мелкого буржуа, как Третий Старче? Но разве не нужно смотреть на то, что у человека внутри, а не снаружи?

И тут же она снова себя отчитала. Как ты можешь говорить, что Третий Старче не так добр как Линь? Разве он не заботится о тебе? К тому же, он и другим всегда помогает: чинит их ручки, часы, тратит свои деньги на то, чтобы купить запчасти и никогда ни у кого не берёт ни гроша. Разве это не свидетельство его доброты?

Говорили, что его прозвали образцовым солдатом геологической партии.

Запутавшись в своих мыслях в какой-то момент, она поднялась и криво рассмеялась. Ни один из этих двух на самом деле никогда и не говорил, что ты им интересна — так с какой стати ты так распетушилась? Она решила сшить Линю новые туфли с тем, чтобы мать его не бранила, и с тем, чтобы ему не приходилось ходить босиком в холод. Она знала, что у Тётеньки Чжан в корзине для шитья было полно подбитых подошв, которые всего-то надо было подогнать и подшить, и верхов, склеенных, но без подошв. Потребуется пара вечеров, чтобы превратить эти запчасти в готовую пару туфель.

Она выбежала, чтобы найти Тётеньку, и сказала ей, что желала бы сделать пару туфель для Линя. Глаза Тётеньки сверкнули от удовольствия, и она тут же поспешила отыскать два готовых верха, две подошвы, наряду с нитью, иглами, и каблуками, чтобы выдать всё это богатство Цзинцю. И постояла рядом, восторженно наблюдая, как Цзинцю подшивает подошвы к верхам.

— Никогда бы не подумала, что вы, городские девушки, знаете, как шить! — воскликнула Тётенька через какое-то время. — Ты подшила подошву быстрее, чем смогла бы я, да ещё и более сложным стежком. Твоя мать очень хорошая учительница, если воспитала такую способную дочь.

Цзинцю смутилась и сказала Тётеньке Чжан, что единственная причина, по которой она умела шить обувь, заключалась в том, что её семья была бедной. Они не могли позволить себе покупать готовые туфли, поэтому мать шила их сама. Из одного основания чёрного хлопка она могла изготовить передние части для двух пар ботинок. Из старых кусочков ткани она могла склеить подкладку и сделать верх. А вот подошвы приходилось делать самой. Самым трудным было пришить подошву к верху, но Цзинцю изучила каждый этап этой операции. Большую часть времени она носила туфли, сшитые самостоятельно. И только в дождь, или когда приходилось уезжать далеко, или на военную подготовку в школе, она надевала свои армейские, зелёные холщовые туфли фабрики «Освобождение». Ступни её оказались понятливыми: как только они достигли тридцать пятого размера, то прекратили рост, как будто боялись перерасти продукцию фабрики «Освобождение».

— Ни твоя двоюродная сестра Фэнь, ни Фан не умеют шить обувь. Кто знает, что они будут делать, когда повыскакивают замуж?

Цзинцю успокоила её:

— В наши дни многие не носят самодельную обувь. Они покупают себе туфли, как только выйдут замуж.

— Но покупная обувь не так удобна как самодельная. Я никак не могу привыкнуть к этим кедам. В них так потеешь, а когда снимешь их, они такие горячие и вонючие.

Тётенька посмотрела на стопы Цзинцю и вздохнула:

— О! У тебя ступня такая маленькая, точно у тех девушек из богатых семей до революции. Ни у одной девушки, которая работает в поле, не может быть такой малюсенькой ступни.

Цзинцю покраснела. Эти ступни, должно быть, достались ей от отца — землевладельца. У отца размер ступни считался маленьким, тогда как у матери всё было в норме — доказательство того, что семья её матери была хорошей рабочей закваски, а вот отец на жизнь зарабатывал эксплуатацией масс.

— Это, вероятно, от моего отца, — сказала она честно. — Мой отец… его семья были землевладельцами. Когда речь заходит о моих взглядах, у меня чёткая граница между моим отцом и мной, но когда речь заходит о моих ногах…

— А что за беда в том, чтобы быть землевладельцем? Нужны удача и навыки в управлении хозяйством, чтобы накопить землю. У тех из нас, у кого нет полей, кто арендует землю и платит аренду другим, — у нас тоже своё место. Не нравятся мне люди, которые завидуют землевладельцам и их деньгам. Они просто находят любой повод осудить людей.

Цзинцю подумала, что у неё что-то со слухом. Предки Тётеньки все были бедными крестьянами. Как же она могла говорить такие реакционные вещи? Она была уверена, что Тётенька Чжан испытывает её, и было крайне важно это испытание пройти. Она не осмелилась проглотить приманку, и вместо этого склонила голову ещё ниже к шитью.

Две ночи упорного труда — и Цзинцю закончила туфли для Линя. Она попросила его примерить их. Он принёс таз воды, тщательно вымыл ноги и осторожно задвинул их в свои новые туфли. Он наказал Хуань Хуаню принести ему листок бумаги, который положил на пол, прежде, чем сделать несколько отмеренных шагов.

— Тесные? Слишком малы? Жмут? — спросила тревожно Цзинцю.

Линь улыбнулся:

— Они удобнее, чем те, что делала мама.

Тётенька Чжан засмеялась и игриво его упрекнула:

— Правду люди говорят: «Найди жену, забудь мать». Так что теперь ты…

Перебивая, Цзинцю поспешила объяснить:

— Я сшила эти туфли в благодарность Линю за то, что он принёс орехи для моей мамы — вот и всё.

Два дня спустя пришёл Третий Старче с большим пакетом леденцов и вручил его Цзинцю, чтобы та отвезла матери. Цзинцю начала с удивлением:

— Ты… а как ты узнал, что моей маме нужны леденцы?

— Мне ты не говорила, но запрещала ли другим говорить мне? — он выглядел немного раздраженным. — Как же ты могла сказать им, но не сказать мне?

— Сказать кому?

— Что значит, кому? Линь рассказал мне, вот кто. Он сказал, что смог только раздобыть орехи, но не леденцы, а без леденцов орехи будут бесполезны.

— Такой большой пакет леденцов… сколько… почём они?

— А орехи в такой большой корзине, почём они?

— Орехи собрали с дерева…

— Леденцы тоже растут на деревьях.

Так он снова подтрунивал над нею. Она хихикнула:

— Ты несёшь чушь: леденцы не растут на деревьях… разве нет?

Он просветлел, увидев её улыбку.

— Подожди, вот ты заработаешь кучу денег и сможешь рассчитаться со мной, честно и справедливо. Я прослежу. Как тебе такое?

Здóрово, подумала Цзинцю, теперь точно я в западне. Если Линь и Третий Старче сотрудничали, чтобы помочь маме, значит ли это, что я должна была выйти замуж за обоих? Она могла только опять посмеяться над собой: а кто-нибудь из них двоих предлагал тебе выйти замуж? С таким происхождением как у тебя было бы чудом, если бы кто-нибудь когда-нибудь на это решился.