Элита

Мерседес Лэки, 2016

Элита – это лучшие воины, которые могут победить даже самых жестоких монстров. Именно Элита борется с масштабными нашествиями пришлецов. И именно здесь теперь служит Рада. Она всегда знала, что на новом месте ей не придется скучать, но она и не подозревала, сколько сюрпризов ее ждет. Так, девушка первая столкнулась с пришлецами, о которых раньше никто не знал. Кто эти чудовища? И откуда они появились? Но главное – Рада оказалось случайной свидетельницей сразу нескольких убийств. У всех жертв есть нечто общее, и Рада понимает: ей обязательно нужно выяснить, кто совершил эти таинственные преступления. Иначе под подозрением окажется не только она сама, но и человек, который ей особенно дорог. Мерседес Лэки – всемирно известный автор фэнтези и обладатель многочисленных литературных наград. Ее серия «Охотница» стала бестселлером по версии престижного издания New York Times.

2

По затылку у меня тек пот; вся головная повязка взмокла. Но потела я от напряжения, а не от страха. Я удерживала магическую сеть над бурлящей, мечущейся стаей глазунов. Мы укрылись за разрушенной стеной — гнездо было на другом ее конце. К счастью, глазуны не догадывались, где я прячусь — а то вместо мозгов у меня уже был бы кисель.

Вот уже несколько минут тишину нарушало размеренное пощелкивание. Это Марк — Белый Паладин — отстреливал из винтовки шакалов. Шакалы — симбиотические партнеры глазунов. Издали они очень похожи на обычных охотничьих собак вроде биглей. Но шерсть у них белая, а глаза и уши — багряно-красные. Вблизи кажется, что эти твари плачут кровавыми слезами. И зубы у них острее ножа. Марк нашел себе отличное убежище на ветке дерева: можно сколько угодно палить из винтовки — шакалам туда в жизни не забраться. А его Гончие — красивые белоснежные создания, напоминающие крылатых львов, — гоняли от него отбившихся глазунов.

Все-таки приятно, когда от тебя польза не в качестве наживки. Вот сейчас, например, я себя ощущаю полноправным членом команды.

Вам, наверное, любопытно, каково это: держать магическую сеть. Представьте, что у меня две гигантские руки и растопыренными пальцами я старательно придавливаю края сети к земле. А твари, попавшие в сеть, беснуются и рвутся наружу, как будто под сетью скачет целое стадо диких козлов. Однако глазуны — это вам не козлы. Глазун похож на гигантское глазное яблоко, сидящее на волосатом клубке. А снизу из клубка торчат жирные розовые щупальца. И если вы встретитесь с глазуном взглядом, то пропала ваша головушка: глазун вам мозги зажарит и подрумянит.

— Готова? — спросил Лучник. Он сидел рядом на корточках и разминал руки. В руках у него ничего не было.

Я кивнула. По моему кивку Лучник выскочил из укрытия, и внезапно в руках у него возник сияющий лук со стрелой на тетиве. За секунду, если не меньше, Лучник выпустил штук пять таких стрел и снова нырнул в наше убежище за разрушенной стеной. С другой стороны протрещали пять выстрелов. Я осторожно высунулась из-за стены. Пять глазунов лишились Щитов. Мерзкие глазастые клубки, теперь беззащитные, тряслись с перепуга.

«Давай!» — мысленно приказала я Ча, и пять моих Гончих бацнули из укрытия через сеть, похватали «голых» глазунов и стали их трепать, пока не затрепали до смерти. Глазуны сдохли и растворились так стремительно, что даже не успели издать свой душераздирающий предсмертный вопль. Гончие мигом бацнули назад, спасаясь от взгляда живых глазунов.

Если я колочу по Щиту глазуна магическим молотом, а Гончие поливают его огнем, то на один Щит у нас уходит несколько минут. А Лучник за считаные секунды разбил пять Щитов.

Лучник смотрел на меня. Ждал знака, что Гончие снова вышли из укрытия. Ча просигналил мне, и я кивнула Лучнику:

— Можно.

Он снова поднялся и начал стрелять.

Лучник — из Охотников постарше. Он приземистый, плотно сбитый и очень мускулистый. У него седеющие каштановые волосы, намек на бороду и усы и хмурое лицо, на котором почти всегда написана мрачная решимость. Правда, сегодня решимость была не столько мрачная, сколько яростная. Я выглянула из-за стены, убедилась, что он попал во всех глазунов, в которых целился, и кивнула Ча.

Гончие, которые не могли бацать, как Кусач и Дергач, занимались шакалами, поспешившими на выручку приятелям-глазунам. Шакалы, даже раненые, не издавали ни звука. Если вы не знаете, что тут у нас происходит, то вполне можете принять отстрел шакалов за тренировочную стрельбу по мишеням. Щелк! Щелк! Вспышка, вспышка, еще вспышка. Ну собрались друзья, ну решили пострелять забавы ради — почему бы и нет?

Усилиями Лучника и Гончих глазунов становилось все меньше, и держать сеть было легче. Высунувшись в очередной раз, я увидела, что уже можно затягивать. Что я и сделала. Меньше сеть — меньше расход магии.

«Что шакалы?» — мысленно спросила я Ча.

«Почти готовы. Кусач и Дергач славно потрудились. Ангелы приканчивают тех, кого ранил Паладин». При слове «Ангелы» у меня в голове отчетливо прозвучал сдавленный смешок. Так называли Гончих Марка у него дома. Марк был из Христовых, но не такой замороченный, как те, с кем мне доводилось иметь дело.

Винтовка смолкла. Видимо, у Марка иссякли мишени.

— Паладин вызывает Лучника, — раздалось из перскома. — Шакалы уложены. Шакалы уложены.

— Можешь видеть гнездо со своего места? — спросил Лучник в перском.

— Так точно. Устроим двойной обстрел?

— Понял. Радка ослепит их вспышкой. — Лучник кивнул мне, я кивнула в ответ. Сейчас уже не надо держать сеть с двумя-тремя десятками барахтающихся глазунов. Вспышку я осилю. — Сначала вспышка, потом мы стреляем. Три… два… один!

Я подскочила и врезала по уцелевшим глазунам заклинанием. Обычный гигантский всполох света максимально возможного спектрального диапазона. Я такой применяла против драккена. Когда свет рассеялся, я быстро юркнула в укрытие.

Выжившие глазуны ослепли, и теперь Лучник мог пускать в них свои магические стрелы сколько душе угодно. Снова затрещала винтовка: как только Лучник разбивал Щит глазуна, того тут же укладывала пуля Марка. Вот выстрелы стихли. Значит, все кончено.

Я отпустила сеть. Та растворилась, а я размяла сведенные судорогой руки. Лучник привалился спиной к стене и устало съехал вниз. Покопавшись в рюкзаке, я протянула ему бутылку с водой и несколько энергетических кубиков для подкрепления сил.

Он принял все это и поблагодарил меня слабой улыбкой. Мы с ним вместе поели и попили, дожидаясь, пока Марк слезет со своей ветки и присоединится к нам.

— А почему такие лук и стрелы? — Мне не терпелось спросить об этом Лучника с тех самых пор, как я впервые увидела его в деле. — Почему не стрелы-молнии? Не огненные стрелы?

Тут подошел Марк. Он уселся рядом на корточках, и я протянула ему еще одну бутылку.

Лучник пожал плечами и сделал большой глоток.

— Магия идет больше от чувств. Не отсюда, — он постучал пальцем по лбу, — а отсюда, — он коснулся груди. — Молнии мне казались не очень мощными. А с магическим ружьем у меня не заладилось. Что-то в нем было не то. Мой наставник в Озерном крае пользовался огненным мечом, и я подумал: не попробовать ли лук? Попробовал — и вроде пошло. Вот потому и лук со стрелами.

— Зато стрелы никогда не кончатся, — хмыкнул Марк. Он глянул, сколько у него боеприпасов, и поморщился. — Жаль, я не могу делать магические пули. Я вообще ничего не могу — только Щит, да Письмена чертить, да Путь открывать…

Лучник покосился на Марка и невозмутимым тоном произнес:

— Это не так.

Марк очень рослый парень. Высокий, плечистый, светловолосый. Ему очень подходит фамилия Паладин — он совсем как рыцарь из историй про короля Артура. И выбить его из колеи довольно трудно. Но сейчас он изумленно хлопал глазами на Лучника, словно тот с размаху залепил ему по лбу.

— Так ты ничего не замечаешь? — Лучник потрясенно покачал головой. — Невероятно. А ты не обращал внимания, что каждым выстрелом ты без промаха укладываешь наповал? Кроме тех случаев, когда ты хочешь оставить тварь Гончим. Тогда ты не укладываешь, а ранишь.

Марк так остолбенел, что, казалось, ткни пальцем — упадет.

Лучник заговорил с ним медленно, отчетливо, как с ребенком:

— Твоя магия направляет пули. И видимо, уже достаточно давно. Я не удивлюсь, если однажды обнаружится, что ты, если захочешь, можешь стрелять из-за угла.

Марк беззвучно шевелил губами. И наконец пробормотал:

— А как… а откуда ты узнал?

— Я Видел, — просто ответил Лучник. Он имел в виду то самое магическое видение, которым мы все наделены. — Ты сам не Видишь потому, что сосредоточен не на пуле, а на цели. Это единственное объяснение. И это нормально: если бьешь с помощью магии, ты и должен думать о том, куда бьешь.

— Я… э-э-э… — промямлил Марк. Лучник испытующе посмотрел на него и увидел то же, что и я. А именно: Марк Паладин совершенно сбит с толку.

— Знаешь, в чем разница между тобой и Радкой? Если не считать количества Гончих? — спросил Лучник и продолжил, не дожидаясь ответа: — Радка уверена, что всегда есть чему учиться. Есть куда расти. Всегда отыщутся новые пути магии, которые можно освоить. И она постоянно учится, никогда не останавливается и делается все сильнее и сильнее. Поэтому Кент без раздумий допустил ее к испытаниям, хоть она и была совсем зеленая. Магия — это как мускулы, Белый Паладин. От работы она становится крепче. А ты становишься искуснее.

— Я… — Марк помотал головой. — Мне всегда говорили, чтобы я довольствовался тем, что есть. От добра добра не ищут.

— А, вон оно что. Это тебя дома так учили? — уточнил Лучник. А я сидела и помалкивала в тряпочку. — Ну вот, теперь ты узнал про себя кое-что новенькое. Как распорядиться этим знанием — дело хозяйское. Главное, помни, что силком ничего не добьешься. Магия отзывается на веру, не на разумные доводы. Просто поверь, что ты умеешь направлять пули, и потренируйся, постреляй по мишеням. Говорю тебе: совсем скоро будешь стрелять из-за угла. Исключительно полезный навык. — Тут Лучник испытующе посмотрел уже на меня и поинтересовался: — А тебя кто научил искать добра от добра?

— Никто не учил, — ответила я. — Сама догадалась, это же логично. Ты ведь сказал: мускулы крепче от работы. Ну и упорство, наверное, тоже. — Я лихорадочно соображала, что можно сказать насчет одного-единственного Охотника, которому действительно полагалось быть на Горе. Это один их тех недотеп, каких Пик-Цивитас сбагривает на сторону по принципу «на́ тебе, Боже, что нам негоже». Охотник все еще у нас. Но сразу по прибытии он зачем-то затеял поединок с диким Жителем. Очень глупая затея. И в итоге Житель расплавил ему мозги. Поэтому этот олух сидит в комнате с мягкими стенами и пускает слюни. А один из Учителей строчит за него рапорты в Пик. — Мой наставник не сильно одаренный, да к тому же не любит отрывать зад от стула. Он не знает тех людей, среди которых я выросла, и знать не хочет. Ему на них плевать. А мне нет. Вот я и стала учиться сама, чтобы защищать их. — Я отпила большой глоток, чтобы успеть еще подумать. — А ты видишь в этом особый смысл?

— Если ты сама его видишь — значит, он есть. — Лучник чуть улыбнулся. — Это одна из первых истин, которые усваиваешь в Элите: то, что работает, имеет право на существование. Кстати, с вами обоими приятно было Охотиться. Джон Шепард. — Он подал мне руку, и я пожала ее. Потом он также протянул руку Марку.

— Марк Паладин, — представился Марк, пожимая протянутую руку. — И спасибо, что прибыли так быстро.

— Работа у нас такая, Марк, — отмахнулся Лучник. — И кстати, хватит дурью маяться. — Он развернул перском к себе и произнес: — Элит-отряд ЛР запрашивает транспорт. Гнездо глазунов нейтрализовано.

— Вас понял, отряд ЛР.

Лучник поднялся:

— Может, и тебя захватим, Паладин? А то ведь буря идет, помнишь?

Марк посмотрел на Гончих, собравшихся вокруг него. Они пофыркивали — как будто насмешливо. Он улыбнулся и покачал головой:

— Мы доработаем. До конца смены буря все равно не грянет. У нас перед этим гнездом были одни гоблины.

— Для шоу самое оно, — хмыкнул Лучник и изобразил гримасу, которая у него шла за улыбку. По крайней мере, при мне.

Марк лишь молча пожал плечами. Я хотела что-нибудь сказать, но тут вдалеке застрекотал винтокрыл. Наверное, тот, который доставил нас, сел где-то неподалеку и ждал, пока мы его вызовем. Поэтому я лишь сказала:

— Увидимся в штабе, Марк.

А он кивнул и наконец улыбнулся.

Тут как раз показался винтокрыл, и мы залезли внутрь. Марк помахал нам и двинулся дорабатывать смену; Гончие кружили у него над головой. Винтокрыл набрал высоту и начал ускоряться, как вдруг Лучник нахмурился и немного высунулся из открытой дверцы. Я не успела и рта раскрыть, как он постучал пилота по плечу и показал ему пальцем: мол, сделай круг, приятель. А потом обернулся ко мне.

— Вон там, внизу! — крикнул он, указывая куда-то. Винтокрыл тем временем накренился, закладывая круг. — Быть того не может… Но могу поклясться, я видел… — Он не договорил, давая понять, что видел что-то несусветное. Не обычное чудище.

Меня прошиб холодный пот. Я тоже подалась вперед, насколько позволял ремень безопасности, и вгляделась туда, куда показывал Лучник.

И там… там правда что-то было! Оно появилось и исчезло стремительно, за долю секунды, но я разглядела мелькание чего-то лавандового и пурпурного — то ли ткани, то ли волос — а возможно, и того и другого. И еще что-то блеснуло. Драгоценность? А затем…

Оно пропало. Под нами тянулись заросли кустов и сорных трав. Я подняла глаза и встретила ошеломленный взгляд Лучника.

— Ты видела?! — выкрикнул он.

Я медленно кивнула.

Винтокрыл выпрямился и вернулся на прежний курс.

— Сделать еще круг, Охотник? — спросил пилот.

Лучник выразительно глянул на меня и ответил:

— Да нет… Хотел убедиться, что глазунов не осталось. Мне вроде один недобиток померещился — но нет, обознался. Просто куча хлама.

Я помалкивала. Если Лучник не хочет докладывать об увиденном, то и мне не стоит. Да и, в конце концов, что мы с ним видели-то? Что-то промелькнуло, и все… Может, это нам почудилось от усталости. Мы же только что укладывали глазунов, а они как раз туманят мозги. Впрочем, как и Жители.

И все-таки… этот лавандовый проблеск… Лавандовый — цвет того самого Жителя-Волхва, который так интересовался моей персоной. Вот честно: стоило мне об этом подумать — у меня сразу живот скрутило и я вся заледенела от испуга. Не знаю, что ему от меня понадобилось. Знаю одно: если вас заприметил Житель, а в особенности Волхв, хеппи-энда у вашей истории не случится.

Я понимающе кивнула старшему Элит-Охотнику. Он пожал плечами, скривился и покрутил пальцем у виска, как бы говоря: «Совсем мозги всмятку». Я опять кивнула. Мы оба вздохнули и уселись поудобнее.

Я прикрыла глаза. Может, стоит снова встать на очередь? Сейчас, после Охоты меня отпускало довольно быстро. Я ведь и сделала-то всего ничего: сеть да вспышки. Лучник — вот он совсем выдохся. А я чем дольше сидела в винтокрыле, тем больше ощущала в себе силы для продолжения. Когда мы садились у штаба, я уже решила, что пойду на Охоту еще. Перекушу по-быстрому и пойду.

Но едва мы ступили на землю, Лучник вцепился в мой локоть и потащил куда-то прочь, подальше от стрекочущего винтокрыла. Чтобы можно было разговаривать нормальным голосом, без крика.

— Пойдем-ка внутрь, потолкуем о том о сем, — сказал он. — И заодно пожуем чего-нибудь.

У Элиты есть собственная кухня. Потому что в столовский режим мы обычно не вписываемся: нам надо есть то раньше, то позднее.

На нашей кухне стоит морозильник, набитый полуфабрикатами, скорогрей и еще холодильник с прозрачной дверцей — там еда, которую не надо готовить или разогревать.

Лучник набрал три тарелки всякой заморозки, а я соорудила себе сэндвичей с помидорами. Мы уселись за столик, где могли бы впритык поместиться шестеро, и принялись за еду.

В кухню зашел еще один Охотник из Элиты — молодой (и, между прочим, очень симпатичный) парень с позывным «Ретро». Он взял несколько фруктов. Ретро, как и мы, был в Охотничьем костюме — в серо-серебристо-зеленом наряде без рукавов. И очень облегающем. Заметив нас, Ретро широко улыбнулся. Мне улыбнулся. Я заморгала.

— Радка, привет! — сказал он.

И вдруг как давай жонглировать фруктами! Я опять заморгала. У Ретро поразительно синие глаза, худое лицо, выдающийся подбородок и лохматая светлая шевелюра. И когда он вот так смотрит, я почему-то теряюсь.

— И тебе привет, — пролепетала я.

— И когда мы с тобой идем на свидание? — осведомился он таким тоном, будто наше с ним свидание само собой разумелось.

— Я… э-э-э… — промямлила я. — Я как бы уже встречаюсь кое с кем…

— Со злыднем Псаймоном, да? С ним одним? — И он вопросительно поднял брови, не переставая жонглировать.

— Н-ну-у… — изрекла я. А чего я удивляюсь? Пора уже привыкнуть, что все в курсе моей личной жизни. Все же смотрели мой канал, пока я не вступила в Элиту.

— Значит, не с ним одним. Тогда подумай! Сама гляди — разве можно на меня не клюнуть? Я ведь клевый малый!

— Чего-чего? Клева мало? — невозмутимо переспросил Лучник.

— Душа поет, когда клюет, — подмигнув мне, дурашливо пропел Ретро.

Лучник закатил глаза. Ретро закончил жонглировать, ловко поймав яблоко ртом, и удалился.

Я не знала, что и сказать. К счастью, Лучник вообще не смутился.

— У нас на одну девчонку — трое парней, — заметил он. — Он бы по-любому пригласил тебя на свидание. Зная Ретро… Даже странно, что он тянул так долго.

— Э-э… ну ладно, — булькнула я. — А ты о чем хотел со мной поговорить?

Хоть бы он-то не завел эту песню про свидание. Я восхищаюсь Лучником, у него можно куче всего научиться, но для меня он все же староват…

— О тебе. — Лучник уставил на меня картофельную соломинку. — Ты не как другие новобранцы, Рада Чарм. Почему?

Я впилась зубами в сэндвич, давая себе время собраться с мыслями.

— Может, это из-за того места, где я выросла. Это община, она возникла еще до Дисерея. — Чистая правда. Если разобраться — чем Монастырь не община? — И кажется, по здешним меркам у меня… несколько другие взгляды.

Лучник кивнул:

— Тут не поспоришь. Итак. — Он доел свою картофельную соломку и приступил к чему-то похожему на жаркое. — Скажи мне, Охотница Рада, чему ты хочешь научиться?

Действительно — чему? Ясно, что всему на свете, но если поконкретней… Я примолкла и задумалась.

— Я еще мало знаю, чтобы верно судить о том, чего не знаю, — ответила я. — Скажем так: всему, чему меня готовы учить.

Лучник опять кивнул:

— Я это передам. И я бы предложил тебе почитать кое-что. Но самое важное я уже сказал Белому Паладину: магия идет от чувства, а не от разума.

Что-то в этом духе говорили мне Учителя. Но я сделала вид, что насчет магии и чувств — это для меня новости. Однако Лучник не закончил.

— И важно еще кое-что. Ты, надо думать, пока не совсем тут обвыклась, — продолжил он, отодвигая стопку пустых тарелок. — Все, что ты видишь, — либо наносное, либо поддельное. Кругом маски. Ничто в этом мире не является тем, чем кажется.

Лучник смотрел как-то загадочно. Это он не о пришлецах, пронеслось у меня в голове. Он, наверное, говорит обо всем Пик-Цивитасе. Я ведь уже хлебнула городской жизни, немного понимаю, что к чему.

— Каждый носит маску, — медленно произнесла я.

Лучник с ухмылкой ткнул в меня пальцем:

— Вот-вот. Точнее и не скажешь.

— Ну ладно. — Подкрепившись, я сразу почувствовала себя человеком. — А теперь я, пожалуй, снова встану на очередь…

— Это ни к чему, — перебил он.

И указал на экран за моей спиной. На этом экране обычно крутился новостной канал. Я обернулась: сейчас там транслировали метеокарту с Пиком в центре. На нас стремительно надвигался грозовой фронт — не красный, не оранжевый, как обычно у нас на Горе, а почти фиолетовый с алым хвостом.

— Грозовой фронт, — невозмутимо прокомментировал Лучник, подтверждая мои мысли. — И довольно большой. Ты тут недолго, не видела здешних бурь. В такую бурю никто носа не высунет, даже гог с драккеном. Нас уверяли, что гроза пройдет стороной, но… — Он пожал плечами, словно говоря: «Вот и верь этим синоптикам».

Оба наши перскома испустили какие-то особенные трели — сигнал был мне незнаком. После этого прозвучало объявление — видимо, предварительно записанное:

— Всем Охотникам. Идет грозовой фронт. Всем Охотникам. Вернуться на базу.

Я дважды ткнула в перском: подтвердить, что извещение получено, и закрыть сообщение. Лучник спустя секунду сделал то же самое.

— Наши большие бури — это чаще всего метели, — пояснила я. Лучник изучал что-то у себя в перскоме. — Они не стихают по нескольку дней.

И мне вспомнилась одна такая метель. Большая часть Монастыря вкопана в Гору, поэтому Учителям только и дел было, что навесить на окна тяжелые деревянные ставни, перенести все тренировки на воздухе в залы для боевых искусств и целиком положиться на ветер, который снабжал нас электричеством. Но деревенским приходилось всю осень сооружать крытые соломой коридоры между домами. Зато, когда налетали метели, с такими коридорами снежные завалы были не страшны: подумаешь, лишняя пара футов снега на соломенной крыше. У нас иногда случались и сокрушительные, гибельные бураны — но раз в пару лет, не чаще.

— А мы теперь заперты минимум на двенадцать часов, а то и на все два дня. — Лучник красноречиво глянул на меня. — Помнишь, ты несла дозор в ливневых водостоках? Они недаром такие широкие. — Лучник потянулся. Я пыталась вообразить водостоки, куда с ревом низвергается вода. — Хорошо, что мы сегодня успели как следует Поохотиться. Гончие не оголодают до конца бури. Но все каналы станут крутить повторы, и в гостиной на этот счет бухтеть будут погромче грома. — Уголок его рта дернулся в усмешке, и я фыркнула.

— А если кто-нибудь ужасный выскочит за пределами грозовой тучи? — с тревогой осведомилась я.

— Надеюсь, нет. — Лучник уже поднялся, чтобы уходить. Он хлопнул меня по плечу и указал на карту. — Погляди сама. Видишь, какая огромная территория бури? За край бури надо добираться несколько часов, даже без грозы. А за пределами бури есть свои Охотники. Плюс еще армейские Охотники.

Но они же не Элита, чуть не крикнула я. Хотя Охотники, и военные, и старые добрые Маги управлялись с пришлецами задолго до того, как появилась Элита. Да и сам Пик тоже. Поэтому я молча кивнула. Когда Лучник уходил, я заметила, что он немного прихрамывает. Может, это он когда устает? Интересно, что у него с ногой?

Меня разобрало любопытство, поэтому я вышла наружу поглазеть на бурю. И у меня дух захватило! Я видела как-то идущий большой буран, когда помогала прилаживать ставни. И это было мощное зрелище. Но эта буря… Она рубила сплеча и сразу давала понять, какая ты на самом деле букашка перед буйством стихии.

Надо мной небо оставалось безоблачным, но вдали оно налилось иссиня-черным, и ветер уже дул достаточно сильно: мне пришлось налечь на дверь, чтобы ее открыть. Только что было тепло, но налетевший ветер дышал стужей; запах дождя заполнил горло и легкие. Гроза неслась, оседлав сотни ослепительных молний. А гром грохотал так долго, так раскатисто, точно тысяча барабанщиков били в самые громадные барабаны Вселенной.

Крошечному человечку делать здесь было нечего. И я юркнула внутрь.

Окон в штабе, ясное дело, немного — из соображений безопасности. Но есть одно местечко, где я смогу худо-бедно понаблюдать за небом. Это сад камней в атриуме, где пруд с золотыми рыбками. Надо только сбегать за рыбьим кормом — а то ведь рыбки знать не знают, что снаружи творится ад кромешный. Они живут в своем заповедном мирке, и, как сказал Марк, не стоит подрывать их веру.

Я уселась на скамейку возле пруда. Рассеянно кидая в воду корм, я наблюдала за небом через стеклянный потолок. Небо сделалось почти черным, как ночью, но в нем непрестанно полыхали молнии. Дождь еще не начался, поэтому тучи пока были хорошо видны. Они изрыгали молнии безостановочно, целыми потоками — и молнии озаряли утробы туч изнутри.

Стекло в фут толщиной отделяло меня от стихии, и все же при каждом ударе грома все вокруг содрогалось. Насчет рыбок я оказалась не права. Они попрятались в тени нависших над водой камней или под листьями лилий. Я осталась один на один с бурей, и толстенный слой стекла казался мне тонкой корочкой.

А потом грянул дождь. Он именно что грянул. Я так и подпрыгнула, едва не свалившись со своей скамейки. Умом я понимала, что штаб выстоял в сотне, да нет — в тысяче таких бурь, и тем не менее вся холодела от ужаса. А вдруг стекло не выдержит — что тогда? Да и как оно может выдержать такое светопреставление! Мое воображение, вскормленное горными буранами, уже рисовало градины величиной с мою голову, которые сыплются на меня через пробитый потолок. Поэтому я встала и по-быстренькому ушла подальше отсюда.

Только к себе мне идти не хотелось. Снаружи бушует стихия, рокочет гром, а внутри все ходит ходуном. Нет уж, одна я сидеть не буду. Мне нужна компания — причем здесь и сейчас. И я направилась прямиком в гостиную.

Я оказалась не единственной, кто жаждал общества. В гостиной яблоку было негде упасть. И Лучник, и оружейник Кент, и Гвоздь с Молотом — все собрались тут. Искра тоже была здесь: она втиснулась на большой диван между четырьмя другими Охотниками. Одна из этой четверки была Элит-Охотницей, Скарлет по позывному. Хотя, возможно, это ее настоящее имя. Скарлет — умопомрачительная красавица. У нее длинные красные волосы, лицо и тело античной богини и осанка танцовщицы. И к тому же среди моих новых товарищей по Элите она самая приветливая. Вот и сейчас она подбадривала Охотника-новичка, который явно струхнул из-за бури. В действительности народу было так много, что по большей части я видела спины, плечи и затылки. Я расстроилась, что нет Марка, и, тут же встревожившись, полезла в перском. К моему облегчению, гаджет сообщил мне, что текущий статус Марка «у себя». Ну, он и в обычное-то время не большой любитель посиделок в гостиной, а сейчас тем более: тут такая толпа. Наверное, он засел у себя и крутит какой-нибудь громкий ролик, чтобы заглушить гром.

Я заметила Ретро и даже слегка напряглась: а вдруг он протолкается ко мне и опять примется за свое… ну, не знаю… Еще начнет на меня давить. Но, поймав мой взгляд, он лишь поднял брови и, с улыбкой помахав мне, вернулся к прерванной беседе.

Вы небось уже подумали: что же это за Охотники такие? Каждый день Охотятся на страшных чудищ, а сами грома испугались! И если по-честному, вы будете правы. Мы себе внушаем, что за толстыми стенами нам ничего не грозит — а поджилки-то у нас еще как трясутся. Гибельные бури Дисерея не оставляют наш мир, бичуя нас за грехи наших предков.

Экран в кои веки не показывал очередной Охотничий ролик. Кто-то зациклил на нем запись с уютно потрескивающим камином. При виде камина на меня снова навалилась тоска по дому — такая, что хоть плачь. Я чуть ли не на вкус ее чувствовала.

Я уже собралась уходить, но тут меня заметил Трев — и как давай мне махать и тыкать пальцем в пустое кресло рядом с собой. Сара и Реджи заинтересовались, чего это он размахался. Они тоже меня заметили и тоже замахали как ненормальные. Теперь не отвертишься, мысленно вздохнула я. Пришлось натягивать на лицо широченную улыбку и продираться через толпу к ним.

Тут меня кто-то ухватил за талию, рывком переметнул через спинку дивана и усадил прямо на то самое пустое кресло. Оказалось, это Молот. Я благодарно улыбнулась, а он просиял в ответ и пошел дальше — не знаю, куда он направлялся, мне было не разглядеть в толчее. А я развернулась к своим друзьям.

Друзья…

Что мне не светит здесь ни с кем подружиться — нет, такого мне в голову не приходило. Хотя изначально все к тому шло. Из-за жесткой конкуренции в рейтинге на меня сразу стали косо посматривать. Но со временем я разобралась, что тут и как. Для кого-то и впрямь рейтинг важнее работы, но таких немного. А большинство здешних ребят не отличаются от Охотников у нас дома.

— Ты-то не попала в грозу? — спросил Трев. Искра тоже меня увидела и, просочившись к нам, опустилась на мягкий подлокотник моего кресла.

— Мы Охотились с Лучником и Паладином, но закончили до тучи на горизонте. Мы улетели, Паладин остался. Но я проверила: он уже тут.

— Паладин последним объявился, вот псих упертый. — Искра тряхнула головой. Она распустила волосы, которые обычно стягивала в пучок на затылке, и они нечесаными розовыми волнами падали ей на лицо. — Я выдвинулась на смену, и тут отбой. Повезло: меня как раз направили в ливневые водостоки. Говорили, вся эта фигня начнется гораздо позже и нас разве что краем зацепит.

— Буря все мощнее и быстрее, и вдобавок ветер сменился пару часов назад, — вмешался Реджи, долговязый худой парень с грустным, как у собаки-бладхаунда, лицом. — Мы тут на всю ночь застряли. А то и больше. С этими лютыми бурями никогда точно не скажешь.

Как-то это странно. Не припомню, чтобы дома наши метели резко меняли направление и вообще вытворяли что-нибудь этакое. Но слова Реджи никого не смутили. Очевидно, тут лютые бури с причудами в порядке вещей. Ладно, не буду лезть с расспросами.

— А что будет с населением Отстойника? — Я обвела взглядом друзей. Реджи пожал плечами — не равнодушно, а как бы отвечая «Кто их знает».

— Наверное, из-за них Паладин так задержался, — выдавила Искра. После той злосчастной Охоты на глазунов, когда погиб Паулз, брат Аса, Искра к Паладину стала относиться помягче. Да и многие другие тоже. — Спорю на что хотите, он обошел там всех поголовно, всех предупредил и еще проследил, чтобы люди нашли укрытия.

— Зато, когда гроза уляжется, в водостоках хоть какое-то время будет чисто, — сказал Трев.

Кто-то принес напитки, и каждый из нас взял по бокалу. Я подняла взгляд на человека с подносом и увидела незнакомую девушку в бледно-зеленой форменной тунике и брюках в тон. Я ей улыбнулась, а она улыбнулась в ответ, забрала пустой поднос и исчезла в сутолоке.

Похоже, это кто-то из персонала. До этого я сталкивалась с персоналом в рекреации, медчасти и имидж-центре. Здешние служащие — настоящие невидимки. Но не успела я толком обдумать эту мысль, как появились еще люди в форме. Они величаво несли сквозь толпу огромные металлические подносы. Три подноса поставили на стол возле нас — и гостиная наполнилась фантастическим ароматом. Я не поверила своим глазам. Такую еду я видела лишь в роликах, снятых до Дисерея. Это был легендарный деликатес — пицца!

Нет, конечно, на Горе знали, как она делается. Но у нас и печи подходящей не было, и топлива, чтобы поддерживать жаркое пламя, да и многих ингредиентов недоставало. Мои товарищи не раздумывали ни секунды. Они рванули к подносам так, будто их все это время морили голодом. И я тоже рванула к ближайшей пицце.

Городскую еду, прямо скажем, не сравнить с той, что мы едим дома. Я уже к этому привыкла. Разве что в тех навороченных местах, куда меня водит Джош, кормят ничего себе. Но эта пицца…

Я широко раскрыла глаза, а потом блаженно зажмурилась. И сама не заметила, как кусок пиццы растаял у меня во рту, и я не раздумывая кинулась за добавкой. Искра поймала мой взгляд, когда я цапнула второй кусок, и заулыбалась.

— О, дары и силы, — ответила я на ее безмолвное «ну как?». — Это что-то невероятное.

— Это оттого, что тебе сейчас скверно! Поэтому и пицца тает во рту, — закивала она. — Нам всегда ее готовят в грозовые ночи. Повышают нам уровень эндорфинов.

С моими эндорфинами был полный порядок — они разве что из ушей не лезли. Я взяла кусок пиццы с другой начинкой — и тоже оказалось вкусно. На четвертом куске я осознала, что, кажется, уже перебор, и бессильно развалилась в своем кресле. Но потом принесли еще пицц, уже сладких — с яблоками, изюмом, медом и пряностями. Не попробовать их было бы свинством.

Все объелись до одурения. Разговоры мало-помалу стихли; народ рассаживался где придется, в том числе на полу. Кто-то включил видсистему: показывали заведение наподобие клуба. Там было вообще не протолкнуться. Но музыка звучала приятная.

— Это запись? — спросила я у Трева.

Он тряхнул лохматой шевелюрой:

— Нет, это грозовая вечеринка. Народ, кому не надо с утра на работу, когда объявляют бурю, собирается в любимых клубах. Они там тусуются, танцуют, выпивают, пока гроза не стихнет. А это, надо думать, ролик с какой-нибудь знаменитостью.

Я кивнула. Понятно, стадный инстинкт. Мы, Охотники, набившиеся в гостиную, в точности как те тусовщики в клубе. Буря — это что-то очень большое, очень страшное. И нам хочется сгрудиться, прижаться друг к другу и заняться чем-то, чтобы отвлечься от бушующей снаружи стихии.

И это навело меня на мысль о Марке. Я отправила ему сообщение: «Пиццы хочешь?»

Он ответил сразу же: «Я подумывал об этом. Но неохота толкаться».

Не вопрос, Марк! «Я тебе принесу», — написала я. А то так нечестно. Марк все-таки мой лучший друг здесь, в штабе. И что, моему лучшему другу теперь без пиццы сидеть?