Никта

Мерлин Маркелл

Однажды в наш мир прорвался Хаос. Один смертный пытался его покорить, другой – ублажить, третий – понять, четвертый – изгнать. Успеха достиг только тот, кто открыл простую истину: самая черная тьма не в неведомой силе извне, а в нем самом…

ТАНАТОС

Стефан

На чердаке пятиэтажного дома в одном из пригородов Парижа малоизвестный скульптор обмывал со своим агентом первую проданную партию статуэток. Один из образцов стоял тут же на столе — это была глиняная кошка, изящная и вытянутая, она сидела на задних лапах, передними будто пытаясь поймать надоевшую муху или бантик, которым ее дразнил хозяин. На ее лапах покоилось несколько смятых купюр.

— Я тебе еще четыре года назад говорил, что пора перестать клепать чудиков, и начать создавать вещицы для простого народа, — сказал агент. Оникс только махнул рукой в ответ и отпил еще вина из кружки. Более эстетичной посуды для пития на его чердаке не водилось. Стефан мысленно отметил, что при случае нужно подарить скульптору бокалы в знак их великой дружбы.

— Как тебе вино?

Оникс поднял большой палец вверх.

«До чего же неразговорчивый тип», — подумал Стефан. — «Надо его расшевелить, а то пригласишь интервьюера, а наш дражайший скульптор будет молчать и глазеть в пол». Агент действительно подумывал о том, чтобы устроить подопечному интервью с каким-нибудь журналом об интерьере или искусстве, а лучше — и тем, и другим. Все ради продвижения в массы.

— У тебя такой приятный голос, дорогой, и такие мудрые мысли! Людям польстит, если ты будешь чаще баловать их своими беседами.

— И без меня беседы неплохо ведутся, — произнес скульптор. — Тем более все, что я мог сказать, я тебе уже сказал.

Стефан ненавидел, когда люди молчали. Если в его присутствии возникала пауза, он тут же стремился ее заполнить. Молчание казалось ему неприличным. К его счастью, на чердак поднялась Мари.

— В округе полно полиции, — сказала она. — Тут недалеко нашли еще один труп.

От Стефана не укрылось, как напрягся его собутыльник.

— Не беспокойся, дорогой! Какой-то наркоман помер от передозировки. Тебе ничего не грозит.

— Это был не наркоман, — глухо отозвалась Мари. — Я знала его. Достойный человек. Дворник.

— Ограбление? — спросил Стефан.

— Я-то откуда знаю! Знаю только то, что мне теперь страшно выходить из дома!

— Не истери, — пьяно осадил ее Оникс. Мари ушла за свой стол и уткнулась в экран ноутбука.

— Нагоняет жути, да? — шепотом произнес Стефан, указывая на Мари.

— Угу. Любит она это… на пустом месте. Не понимает, какая мне нужна атмосфера.

— Я тебе говорил, дорогой, не раз говорил: мужчину по-настоящему может понять только мужчина. А ведь ты знаешь, я говорю только дело. Вот еще когда сказал, что в тебе есть потенциал — разве оно не было верно? Или как когда я сказал, что нужно тебе лепить кошек…

— Да что ты от меня хочешь? — воскликнул скульптор.

— Долгого и плодотворного сотрудничества, — ответил агент, коснувшись своей кружкой кружки Оникса.

— О’кей, пьем за сотрудничество.

— И партнерство.

— Да как твоей душе угодно.

— Моей душе угодно понять твою, дорогой!

— Это можно устроить, — сказал Оникс, еле шевеля языком. Пил он крайне редко и алкогольной сноровки не имел.

Стефан придвинулся ближе, скрипнув табуреткой по дощатому полу, бросив косой взгляд в сторону Мари. Та была полностью поглощена онлайном.

— Ну так?

— Ты узришь, — произнес скульптор, ухватив собутыльника за плечо. — Узришь, мать твою! То есть, душу мою… Мне будет малость омерзительно помогать тебе прозреть… но я достаточно пьян, чтобы решиться.

Стефан все ожидал, что Оникс сейчас начнет рассказывать ему тайные подробности из своей жизни, но никаких откровений о скелетах в шкафу не последовало.

— Я весь во внимании, — сказал агент на всякий случай, вдруг Оникс не заметил, что его приготовились слушать. А тот из полупьяного вида вдруг приобрел вид совершенно окосевший.

— Не, не, тебе надо для начала это… проспаться. Попроси у Мари, на чем поспать.

Разочарованный агент пошел спрашивать у Мари матрас. Той удалось найти для него лежанку, настолько пыльную, что Стефан начал аллергически чесаться, лишь завидев ее. Ехать домой на машине, будучи нетрезвым, он не мог, а денег на такси жалел — зачем такси, если есть собственное авто? Еще раз взвесив все за и против, он расстелил на лежанке пальто и, молясь, чтобы в матрасе не водились клопы, улегся спать. Погружаясь в сон, он слышал, как Оникс упрашивал Мари сходить в магазин за какой-то безделицей.

Сон Стефана был поначалу весьма приятен — что может быть сладостней исполнения желаний? — но вскоре стал крайне беспокойным. Стефана не покидало ощущение чьего-то присутствия — не Мари и не Оникса, кого-то чужеродного, заставляющего его тревожиться и просыпаться вновь и вновь.

Вскоре Стефану стало совсем невмоготу от тревоги. Он вскочил на своем матрасе, тяжело дыша, и начал лихорадочно осматриваться. Он полную яркость на своем мобильнике и принялся шарить с ним по чердаку, как с фонарем. Размытый квадрат света от экрана проплыл по кухонному углу, полному знаков недавней попойки. Никого.

Стефан направился в угол, служивший ванной, протянул руку к ширме, ограничивающей его. Сердце его забилось, и в голове заиграла тревожная музыка из Хичкока.

— Кто здесь?

Он резко отдернул ширму и отпрянул назад — заранее, мало ли что. Никого.

— Кто у нас главный дурачок на деревне? Стефа-а-ан, — пропел агент, пытаясь развеять страх. Еще два угла, и можно возвращаться на лежанку.

Третий угол, «кабинет Мари». Свет фонаря скользнул по закрытому ноутбуку, по оберткам от шоколада, конфетным фантикам и упаковкам от бог знает чего еще. Стефану попалась на глаза маленькая черно-белая фотокарточка с лицом Оникса. Агент тут же опустил фотографию к себе в карман и отправился дальше, в четвертый угол, продолжая напевать только что придуманную песню из одной строки про дурачка на деревне. Находка немного отвлекла его от чувства страха.

Вот кровать, на ней два тела. Все чин чином.

Стефан уже собрался развернуться и отправиться досыпать, когда его фонарь, отведенный в сторону от кровати, вдруг осветил бледного голого человека.

— А-а-а! — заорал агент, чуть не выронив мобильник. Человек продолжал бесстрастно стоять возле кровати хозяев чердака, Стефан же задрожал всем телом, еле стоя на ногах.

«Я так громко кричал, почему они не просыпаются?» — пронеслось в той части его сознания, что не оцепенела от ужаса. Тем временем его зрение отмечало все новые детали — крылья за спиной человека, покрывало, накинутое на плечи.

Наконец, рациональная сторона Стефана взяла верх. «Нацепил на себя крылья, извращенец-фетишист! Под ангела косит. Да кто такое захочет?» — подумал он, нашарив в кармане бумажник. Стефан всегда носил с собой два бумажника — настоящий, которым он пользовался, и кошелек с мелочевкой, который он собирался отдать в том случае, если бы ему встретился грабитель.

— Вот, возьми это, и уходи, — сказал он, протягивая голому человеку бумажник с мелочью.

— Я не принимаю даров, — прогремел тот жутким голосом, но губы его не шевелились. У Стефана вновь затряслись поджилки.

— Так чего же ты от меня хочешь? — выдавил из себя он, испытывая сильнейшее дежавю от этого вопроса.

— Познать твою душу, дорогой, — ответил голый человек, все так же не шевельнув ни единым мускулом на лице. Крылья взметнулись, и бледный ангел устремился к Стефану через кровать. Тот не выдержал и потерял сознание.

Катрин

Максим не мог нарадоваться на жену последние две недели. Она бросила свою работу в гадальном салоне, отныне посвящая и утро, и вечер работе в его детище — кафе «Maxim». Единственное, что его смутило, так это то, что Катрин не стала забирать из салона расчет за последнее проработанное время — какие-никакие, а деньги. Все же он решил ничего не говорить на этот счет, вдруг Катрин, переступив порог салона, ностальгически вспомнит что-то хорошее об этом месте и решит туда вернуться.

Катрин также посвятила несколько дней изучению его бумаг — чего Максим уж совсем никак не мог от нее ожидать, и составила ему список своих замечаний, все письменно. Что-то она сочла «нерациональным», на чем-то, наоборот, советовала акцентировать внимание. Такой официоз только позабавил Максима — что эта молодуха, да еще с таким образованием, может понимать в бизнесе? Но, он и тут ничего не сказал, чтобы не погасить в ней энтузиазм, забрал ее бумажки и обещал внимательно прочитать в свободное время, а сам уже через час ел на этих отчетах жирную рыбу.

Катрин видела в реакции мужа нескрываемое снисхождение, но продолжала заниматься кафе. Ей нужно было забить голову чем-то стопроцентно материальным и приземленным, чтобы отвлечь себя от явлений призраков. Однажды ей даже казалось, что это помогает — две ночи подряд в ночном кинотеатре «Черепная коробка» показывали обычные беспорядочные сны, но потом все вернулось на круги своя. Покойная Ольга все так же приходила к ней, пугая угрозами забрать на тот свет, но вскоре Катрин поняла, что призрак только на это и способен — устрашать словами и эффектами, да только и всего. Если бы сестра по-настоящему хотела и могла затащить ее в мир мертвых, она давно бы это сделала.

Катрин сомневалась, ее ли это сестра вообще, или «монстр» наподобие тех, что описывал Оникс. Она решила, что они со скульптором проецируют на этих монстров наиболее травмировавшие их воспоминания. Для Кати это была смерть сестры; у Оникса, видимо, в семье никто не умирал — или он не принимал эти смерти настолько же близко к сердцу, вот ему и ничего оставалось, кроме как видеть эталонных злодеев из ужастиков. А может быть, его в детстве старший брат пугал подкроватным монстром, кто знает. Вряд ли Оникс согласится прийти к ней в гости, лечь на кушетку, закрыть глаза и позволить провести сеанс психоанализа.

Несмотря на то, что выводы из всей ситуации были сделаны логичные, сестра-призрак возвращалась каждую ночь и продолжала трепать Катрин нервы, сколько та ни убеждала себя, что это не сестра, а образ, который никак не может ей навредить. Разумеется, никто, кроме нее, Ольгу не видел. В первую же ночевку в подсобке после побега, Катрин разбудила Максима и, притворившись, что слышала странный шум, попросила его осмотреться. Тот воспринял ее слова всерьез, включил свет, даже вооружился пустой бутылкой… и бодро прошел мимо призрака в коридор кафе. Чего и следовало ожидать.

Катрин в ту ночь вытащила свой смартфон, включила видеосъемку и навела камеру на привидение.

— Давай, передай народу привет. Ты скоро прославишься на весь мир. Я выложу тебя на Youtube. Ты ведь хочешь, чтобы у сестренки было много-много подписчиков?

Призрак настолько оскорбился от такого обращения, что тут же исчез. Катрин понравилось задевать его, это помогало ей справляться со страхом и отвлекало от боли в животе, которая почему-то сопровождала каждый «контакт» с потусторонней силой.

На видеозаписи в итоге оказалось только пустая комната и голос Катрин. Ей вспомнилось, как призрак в придорожной забегаловке вытащил из ее сумки бутылку минералки. Что показала бы съемка в том случае — бутылку, летающую по воздуху? Жаль, больше не удавалось подстроить такую ситуацию, а призрак, стоило Катрин достать смартфон, не трогал никаких предметов в комнате. Даже если Катрин заранее прятала камеру за вещами на столе — сестра как-то узнавала об этом.

Другие призраки, старый Жан и недовольная доктором Канторовичем старуха из больницы, выглядели более-менее человечными в своем поведении, и Катрин вполне допускала, что они могли быть реальными людьми, уходящими на тот свет. Чтобы проверить свою гипотезу, Катрин отправилась в больницу, где лежала Мари, и принялась бродить по коридору.

— Мадмуазель, вы что-то ищете? — спросила медсестра, когда Катрин в третий раз продефилировала мимо нее.

— Сорри, нот андерстенд френч! — отозвалась та, и потопала дальше.

Медсестра снова повторила вопрос, на этот раз по-английски, с легким приятным акцентом.

— Сорри, нот андерстенд ынглиш! — ответила Катрин, не оборачиваясь. Работница больницы побежала следом.

— Туда нельзя! Там реанимация! Реанимацион! — восклицала медсестра, еще больше убеждая Катрин, что на этот раз она движется в правильном направлении. Стоило ей приблизиться к заветному коридору, до нее добрались еще две женщины в белых халатах, силой развернули, и начали вдалбливать недалекой иностранке яростной жестикуляцией, куда ей нельзя, а куда можно.

Реанимация представлялась Катрин местом, где должно быть полно призраков. Не все же операции в этой больнице заканчиваются удачно. Тем более, только в реанимации и можно было отличить мертвых пациентов от живых — живые там на своих ногах не передвигались.

Катрин слабо верила в то, что ей удастся вот так в лоб пройти до реанимации, но все же надеялась на шанс, что все медсестры и врачи в крыле одновременно окажутся заняты где-то еще. Увеличила бы ее шансы маскировка под врача? Катрин достала свой неизменный смартфон и набрала в поисковике «форма медсестры». Браузер радостно вывалил ей десяток ссылок на секс-шопы. Катрин рассеянно ткнула на первую ссылку и пропала в недрах этого сайта на битую четверть часа, размышляя, стоит ли сделать оттуда заказ по своим надобностям, и если да — то на какой адрес. Мало ли — вдруг посылка или извещение доберется до нее, когда Максим будет рядом?

Следующим пунктом назначения был морг неподалеку от больницы. Прямо перед входом стояла тележка с цветами и ценниками, рядом на складном стульчике сидела сама цветочница в темном пальто в полоску.

— Наживаетесь на чужом горе! Как не стыдно! — надрывалась перед ней какая-то женщина.

— Пойдем, мама, пойдем, — тянул ее за рукав молодой человек. Что мать, что сын — оба были в черном с ног до головы, даром что пришли не на похороны, а только на опознание трупа.

— Не бесплатно же мне их отдавать, — меланхолично отвечала цветочница. Но даме в трауре было, кажется, все равно, на кого и по какому поводу изливать свою истерику.

Катрин проскользнула мимо них, после недолгих колебаний прошла в комнату, где тела ожидали отправления в последний путь. Хранилище напомнило ей камеры хранения на вокзале — такие же лаконичные шкафчики вдоль стены, с виду и не скажешь, что за мрачный груз покоится внутри.

Она постояла в центре комнаты. Было тихо, только с улицы отголосками доносились крики вдовы. Больше ничего.

Когда Катрин обернулась, она увидела, что в углу возле входа за письменным столом сидят человек в белом халате, видимо, патологоанатом, и взъерошенный мужичок. Перед патологоанатомом стояла чашка и тарелка с недоеденным круассаном. Они все это время наблюдали за ней, поняла Катрин, и ей стало жутко неудобно. Это ведь надо было так проскочить мимо них и не заметить!

— Хотите круассан? — спросил доктор любезно, и пододвинул тарелку. Катрин обычно брезговала есть пищу после того, как ее надкусил кто-то другой, но сейчас она была в замешательстве, потому машинально сказала:

— Хочу. Спасибо.

После этого ей пришлось подойти, взять круассан с тарелки и начать жевать его. Он оказался без начинки, Катрин не любила такие. Она никогда не понимала, в чем интерес есть «булки» без начинки, мол, с тем же успехом можно просто жевать пустой хлеб. Уже проглотив последний кусочек, Катрин осознала, что принимает пищу в морге, и этот факт ее позабавил.

— Ну как? — поинтересовался патологоанатом.

— Вкусно. Хотя я предпочитаю с начинкой, — призналась Катрин. Взъерошенный мужичок хмыкнул. У Катрин сложилось впечатление, что тот малость выпивши.

— О, я тоже люблю, когда мне попадаются субъекты с начинкой, — поведал доктор. — Один раз нашел мешочек с кокаином прямо в кишке. Он-то, к слову, и вызвал закупорку, а впоследствии летальный исход. Хотя, это редко. Обычно скучная начинка попадается, те же недопереваренные кукурузинки…

Мужичок поежился. Видимо, любил кукурузу. Катрин не знала, стоит ли ей поспешно распрощаться, или остаться и послушать еще историй про находки в покойниках.

— Один раз препарировал клошара, натурально опустившегося. У него в ноге было целое гнездо червей, скажу я вам, их там было — во! — и патологоанатом развел руками в стороны, как рыбак, хвастающийся добычей. Для Катрин французское слово «клошар» звучало куда романтичнее, чем русское «бомж», и никак не хотело ассоциироваться с гнездом червей. — У него, кстати, была раньше такая фигуристая татуировка с именем, «Жак», но черви оставили от нее только «Ж», а остальные буквы — не полностью.

Жак? Нет, того старика звали Жан… А что, это мысль.

— Я ищу своего дедушку Жана, — сказала Катрин. — Лет семидесяти на вид, лысоватый…

— У меня этих дедушек знаете сколько? — перебил ее доктор. — Давайте смотреть по спискам.

Конец ознакомительного фрагмента.