Илиади (Джуга 2)

Мераб Георгиевич Ратишвили, 2013

После того как герои романа «Джуга» узнают об общей родственной связи со Сталиным, они переходят в другую фазу доверительных отношений. Главный герой Илья Горели в резиденции Джуги под впечатлением полученной информации о гуманоидах и происхождении человека, о тайном оружии и древних кристаллах, начинает писать рассказы о великих исторических личностях человечества – Иешуа бен Иосифе, Чингисхане, Леонардо да Винчи и других, и их генетической связи с ними. После чего значительно возрастает их ответственность перед человечеством в принятии решений.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В воскресенье утром выглянуло солнце. Осенние пасмурные дни утомили природу. Безоблачное небо и прозрачный воздух с утра создавали приподнятое настроение.

Илья заехал домой к Ирен. Накануне они договорились, что он отвезет ее к дедушке, а вечером они вернутся домой. После поездки в Москву на похороны прошел почти месяц, а Ирен не встречалась ни с Борисом, ни со стариком. Она не знала, что Илья постоянно находился там и поддерживал дедушку.

Из подъезда своего дома Ирен вышла в сопровождении своих родителей. Они собирались прогуляться с длинноухой таксой.

Родители Ирен были еще молоды. Это была замечательная пара: маме, Лане Семеновне, было примерно 45 лет, в прошлом она была балериной, выглядела очень молодо, воздушно; стройная фигура, походка, пластика сохранились, как в молодости. У Ланы тоже была коса, и она ей очень шла. Вероятно, Ирен многое переняла от матери, в том числе и прическу. Отец Ирен, Леонид Михайлович, был мужчина, достигший пятидесяти лет, выше среднего роста, с чуть серебрящимися волосами. Доктор наук в области ядерной физики, он еще во времена Горбачева был приглашен на работу в ЦЕРН — в Центр международных исследований атомной энергии.

Они приветливо поздоровались с Ильей и оценивающе оглядели потенциального зятя. В глазах Ланы Илья увидел чуть заметную ревность и даже обиду: «Чего ты ждешь, не собираешься брать Ирен в жены?» По Леониду ничего нельзя было заметить, отрешенный от проблем мира сего, он особенно не утруждал себя семейными делами. Он был уверен, что двух женщин в семье вполне достаточно для решения всех проблем, поэтому ни отношениями между Ильей и Ирен, ни перспективой их женитьбы он себя не тревожил. Свое мнение об Илье он высказал при первой встрече. Никто не знает, по каким критериям оценил Илью доктор ядерной физики, хотя сказал сразу: «Он производит впечатление надежного человека, но вы его, как меня, не обуздаете», — и этим ограничился. Однажды Ирен, когда говорила о родителях, так вошла в азарт, что проговорила нечаянно семейную сплетню и выболтала Илье эту его характеристику. После этого Илья почувствовал к ее отцу большую симпатию, вероятно, этим он проявил солидарность к мужчине, «обузданному» женщинами.

— Мамочка, папочка, мы вечером вернемся, — сказала Ирен и еще раз расцеловала родителей. Она нагнулась и потрепала свою таксу, уши которой волочились по земле. Собака недовольно залаяла, мол: «Не оставляй меня». Лана и Илья с улыбкой переглянулись и попрощались.

Илья и Ирен пошли к машине. Собака с лаем побежала за ними.

— Тасик, Тасик! — позвал Леонид, и собака помчалась назад. Илья спиной чувствовал, как Лана провожала его взглядом. Он воспользовался моментом и демонстративно шлепнул Ирен по обтянутой брюками попе.

— Что ты делаешь, с ума сошел?! — приглушенно процедила сквозь зубы Ирен. — Ты же знаешь, что смотрят!

— Не смотрят, а смотрит. Это свойственно только Лане, — со смехом ответил Илья, — знаю, ей понравится, что я тебя ласкаю, и у самой фантазия разыграется.

— Ох, какой ты противный!

— Тоже мне новость!

Он открыл дверь машины, и Ирен села на переднее сиденье. Он обошел машину и, прежде чем сесть, посмотрел на Лану. Лана смотрела с улыбкой и качала головой. Илья послал будущей теще воздушный поцелуй, сел в машину и двинулся с места.

— Ты что, хочешь свести маму с ума?

— Хочу. Если она будет думать, что я постоянно тебя ласкаю, она будет меня еще больше любить.

— Она может обидеться на твое поведение!

— Вовсе нет, наоборот. Последние недели у нее был стресс, она пережила неприятные дни, сейчас нужно перевести ее внимание на более приятные вещи.

— Значит, ты и маме проводишь терапию?

— А как же?!

— Я тебя убью, противный!

— Ах, какое спасибо скажут тебе арабы — ты и не представляешь!

— А что? Что-нибудь происходит? — спросила она озабоченно.

— Нет, все спокойно.

Когда они подъехали к мосту набережной Монблана для переезда через Женевское озеро и остановились у светофора, Ирен с удивлением спросила:

— Куда это мы едем?

— Зайдем ненадолго в парк? Смотри, какая хорошая погода. У дедушки нам придется целый день быть в помещении.

— Хорошо, любимый. Я тоже целыми днями сижу и занимаюсь, на улицу практически не выхожу.

Через пять минут они свернули с набережной в парк и пошли вверх по тенистой аллее. Мокрая после вчерашнего дождя ярко-зеленая трава блестела на солнце. Только один взгляд на склон горы навевал возвышенное настроение. Чуть струшенные дождем цветущие кусты старались продлить срок своего цветения и наполняли парк пестротой красок. Если где-нибудь и возможно увидеть все богатство осенних красок, так это в парке Овив.

Долго бродили они, взявшись за руки, плавая мыслями в разных плоскостях. Как всегда, молчание прервала Ирен.

— Любимый, неужели до сих пор у тебя не возникало желания повидать дедушку?

— Как нет? И желание возникло, и повидал уже. Я несколько дней был с ним.

— Ну и?.. — Ирен остановилась и с удивлением посмотрела на Илью.

— Что — «и»? Я застал старика в очень плохом состоянии, можно сказать, еле успел. У него сразу же исправилось и настроение, и самочувствие. Он повеселел, порозовел, и иммунитет у него улучшился. Когда я пришел, врачи не могли мне сказать ничего утешительного, только разводили руками. Все обрадовались моему приходу. Видимо, уже и не ждали, и дедушка был в апатии. Он сразу же спросил о тебе. Я все объяснил и обещал, что каждое воскресенье буду тебя приводить.

Ирен посмотрела на Илью с благодарностью.

— Ты бурчливый, но очень хороший! — обняла она его. — Я так и подумала, когда два дня не могла с тобой связаться: или уехал куда-нибудь, или у них.

— Я там познакомился с одним очень интересным стариком, он твой коллега, искусствовед и историк, старый друг дедушки. Он управляющий книгохранилищем и главный книговед.

— Почему мы его не видели?

— Бедняга был болен. Он перенервничал, когда дедушку поместили в больницу. Годы так их сблизили, что они стали как сиамские близнецы. Это человек очень тяжелой и интересной биографии. Так что теперь вместо одного мне нужно присматривать за двумя стариками, — со смехом завершил Илья.

Ирен засмеялась.

— Этот старик тоже еврей? — неожиданно спросила она.

— Конечно, только наполовину.

— Почему наполовину? Что, и у этого старика в предках есть грузины?

— Нет, его мать еврейка, и этого уже достаточно.

— Ох, как я по тебе соскучилась, любимый. Может, сначала зайдем к тебе домой, а потом к ним?

— Я думал, что ты полностью переключилась на учебу, а ты…

— Ох, ты меня постоянно нервируешь.

Илья от души рассмеялся.

— Хорошо, хорошо, не бурчи. Сначала зайдем к ним. После обеда дедушка уснет, и мы немного отдохнем. Согласна?

— Как скажешь, только не зли меня!

Илья обнял ее и притянул к себе. Ирен обняла его рукой за талию, и они пошли по тропинке. Обоих захватили мысли, и они замолчали. Тишину нарушила Ирен.

— Как этот старик попал в Швейцарию?

— Разумеется, Джуга привез.

— Как ты думаешь, а сам дедушка почему поселился в Швейцарии?

— У этого может быть несколько объяснений. Хотя скорее всего — из-за своей деятельности. До отъезда из Советского Союза у него, наверное, были связи и контакты в Швейцарии. К тому же ему нужна была достаточная дистанция со всеми, чтобы независимо делать свое дело. Нейтральная страна с развитой финансовой системой дает такую возможность. Для его деятельности важна и концентрация международных институтов, к тому же Швейцария — традиционная страна для тайных орденов.

— И еще ее любят евреи.

— Откуда ты это взяла?

— В России многие считают, что Швейцария — европейский Израиль.

— Я это слышал. Однако мне кажется, что это перебор. После Второй мировой войны у многих очень неоднозначное отношение к этой стране.

— Но почему?

— В принципе, как швейцарская гражданка, ты должна это знать.

— Ну, не начинай!

— Пожалуйста, не скажу.

— Перестань, рассказывай!

— Тогда скажу коротко. Во время Гитлера, уже в 1933 году, когда первые евреи бежали в Швейцарию, они объявили, что Гитлер начал геноцид евреев. Многие христианские организации начали помогать еврейским беженцам. Известна история, как полицейский комендант из Санкт-Галлена Пауль Грюнберг переправил через границу тысячи беженцев. Его отдали под суд за содействие нелегальной эмиграции и посадили в тюрьму. Ему устроили это силы, сочувствующие нацизму. Здесь у вас в тридцатые годы действовала организация «Национальный фронт» под руководством некоего Саакуди, который был опорой Гитлера. Эту организацию запретили в 1940 году, но до того она испортила жизнь многим евреям.

Во время войны и швейцарцам было нелегко, хотя, будучи в окружении, они все-таки неплохо торговали с Италией и Германией и даже на заказ производили оружие. Для того чтобы не испортить отношений с Германией, шеф швейцарской полиции Ротмунд потребовал, чтобы в Германии в паспортах евреев ставили отметку: букву «J», «Jude» — еврей, это дало нацистам возможность их еще большего притеснения. Ротмунд был инициатором того, чтобы сократить эмиграцию евреев в Швейцарию. Из-за этого многие не смогли спастись от нацистов и попали в концентрационный лагерь, а многие еврейские семьи, уже будучи в Швейцарии, были переданы нацистской Германии. Речь идет о 30–50 тысячах человек, и ты, наверное, представляешь, что с ними произошло. Этот Ротмунд, как выяснилось позже, сам тоже был евреем.

Насколько мне известно, комиссия международных экспертов сейчас работает над установлением еврейских банковских счетов, на которых остались сотни миллионов. Об этом не сообщили близким и наследникам, и банкиры присвоили эти деньги.

Из Германии в Швейцарию нацисты вывозили золото и драгоценности умерших. Часто даже золотые зубы, которые вырывали у еще живых или уже убитых пленных. Это была плата за военные заказы или залог под кредит. В то время Швейцария была главным банкиром Германии.

— Эти золотые зубы действительно были гарантией для банкиров?

— Да, это было так. Часто они были даже не переплавлены, переправляли прямо так. Многие историки и исследователи прямо указывают на роль Швейцарии в трагедии Холокоста и обвиняют ее в том, что тесная связь с Гитлером сначала укрепила нацистскую Германию, а затем продлила ее существование, чем нанесла большой удар по Европе и принесла дополнительные потери союзникам. Швейцарцы протестовали против такой политики правительства и всячески старались ей препятствовать, однако этот протест был разрозненным, а сила, как известно, в единстве. Кстати, в это время пострадали и близкие Джуги. Они жили в Германии и бежали в Швейцарию. Дедушка сам рассказал мне, что ему срочно пришлось организовать спецоперацию, чтобы спасти своих бабушку и дядю, то есть твоего прадедушку. А его мать в это время уже была в Америке вместе с мужем. После спасения родственников он даже провел карательную операцию против тех чиновников, которые предали евреев.

— А что он им сделал?

— Что он мог сделать? Ликвидировал.

— Убил? — изумленно спросила Ирен.

— Нет, приласкал… Что же еще он мог сделать?

— Он это мог?

— О-о-о, именно он и мог. Между прочим, в том, что комиссия сейчас работает, есть и его заслуга.

— Он был таким вездесущим? — не дала ему уйти от темы Ирен.

— Ты, мне кажется, еще не разобралась, кем был твой дедушка Джуга, — иронично сказал Илья, — впрочем, он все еще таковым и является. Даже сейчас, когда он стоит одной ногой в могиле, Джуга может убрать любого, независимо от должности и происхождения.

— Шутишь?! — ошеломленно посмотрела на него Ирен.

Илья ненадолго задумался и с улыбкой ответил:

— Да, шучу… Однако он был действительно сильным, когда работал со Сталиным.

— Не шути так! — с обидой сказала Ирен.

Некоторое время они шли молча. Ирен все еще беспокоили вопросы, и она вернулась к теме Швейцарии.

— Так откуда идет миф, что Швейцария — европейский Израиль?

— Это длинная история. Давай поедем, и я расскажу тебе по дороге, ты же знаешь, что дедушка нас ждет.

Они сели в машину и поехали в сторону автобана. Было уже половина двенадцатого.

— Такое чудесное утро мы потратили на такой тяжелый разговор, — обеспокоенно сказала Ирен, — это моя вина, я его затеяла.

— Ого! Сидение дома за книгами явно пошло тебе на пользу. Какая ты стала самокритичная… Растешь, явно растешь.

— Не расту, а уже старею в твоих руках…

— Нет еще, дорогая, у тебя еще лет пять-шесть в запасе, — парировал Илья.

— Смеешься, да? Какой ты противный деспот! Совсем не заботишься о моем времени!

— О-о-о, вижу, Лана с тобой поработала… А? В десятку?

— Нет, не попал. Это я тебе от себя говорю.

— Хорошо, будем считать, что я поверил. Ты и без Ланиной помощи умница.

— Да ладно, не трепи мне нервы, любимый!

— Ты лучше определись — я противный или любимый.

— И то и другое, — кинула в ответ Ирен.

— А выбор у меня есть?

— Он за тобой.

— Тогда буду противным.

Ирен повернулась к нему и показала язык, а Илья от души рассмеялся:

— Хорошо, договорились.

Пока не выехали на автобан, оба сидели тихо и слушали музыку.

— Не расскажешь? — неожиданно спросила Ирен.

— Что? — отвлекся от мыслей Илья.

— Про Швейцарию.

— Ах да! Я думал, ты забыла, — с улыбкой ответил он. — Историю Конфедерации ты, наверное, знаешь, чтобы не тратить на это время.

— Да, это знаю.

— Значит, знаешь и то, что в конце XIII века было заложено основание современной Конфедерации Швейцарии. Три города создали это ядро. Это были Ур, Швиц и Унтервальден. В XVI веке к ним присоединились другие земли и края, всего 13 регионов. Позже их назвали кантонами. Этот период связан с реформацией христианско-католического мира, которая началась с венецианских аристократов и купцов, так как Венеция уже теряла свои позиции, но старалась сохранить влияние. Для этого они должны были создать проблемы своему главному противнику — Святой Римской империи и ослабить ее власть. Время было подобрано очень хорошо. В Европе бесчинствовала Инквизиция, еретиков бросали в тюрьмы и сжигали на кострах. В покрытых тьмой городах Европы постоянно стоял запах жареного человеческого мяса…

Илья искоса посмотрел на Ирен, увидел отвращение на ее лице, улыбнулся и продолжил:

— Ватикан душил прогресс. Многие страны и королевские семьи пытались избавиться от влияния Римской церкви. Тогда началось протестантское движение, целью которого было отделить католическую церковь от монархии. Это была хорошо продуманная стратегия, основанная на антикатолической идеологии, которая была названа Протестантской Реформацией. Главным идеологом этого движения стал венецианский кардинал Канторини. До этого он был послом при дворе императора Святой Римской империи Карла V. Канторини был очень умным пронырой. В результате Реформации было заложено несколько направлений: в Англии — англиканство, в Германии — лютеранство, а в Швейцарии — кальвинизм, который способствовал началу очень мрачных времен в стране. Кальвин вместе со своими последователями ввел выборность духовных лиц в церковных органах власти. Была запрещена пестрая одежда, музыка, пение, смех…

— Смех? — удивленно спросила Ирен.

— Да, и смех тоже. Тебя тогда в Швейцарию не впустили бы.

— И тебя бы не впустили, — захихикала Ирен.

— А я и не собирался, — со смехом продолжил Илья. — Кальвинисты поощряли доносы. Доносчикам передавалась часть конфискованного у обвиняемых имущества. Поощрялись доносы детей на собственных родителей. Нарушителей закона считали еретиками и сжигали на костре, жестоко наказывали за мельчайшую провинность. От людей требовался рабский труд, послушание и молитвы. Вероятно, именно этот период, когда предательство ближнего или постороннего стало чуть ли не богоугодным делом, нанес большой урон их самосознанию и ментальности. Даже через века это деформированное мышление сохранилось и в современном мире.

Этот твой Кальвин, вместе с другими «радостями» иудаизма, внес в христианскую страну «охоту на ведьм» — преследование женщин по обвинению в колдовстве — и начисто уничтожил всех красивых и умных женщин. Итак, ущемленные европейские женщины стали прямым объектом нападений, их обвиняли во всех несчастьях и грехах.

— В чем?

— Ну, например, в плохой погоде или плохом урожае. Какая-нибудь завистливая уродина, позавидовав красоте и уму, скажет: «Наша корова не доится после того, как она заколдовала ее», — и укажет на предполагаемую жертву.

— Шутишь? — с застывшей улыбкой спросила Ирен.

— Какие тут могут быть шутки? После тяжелых пыток жертва «признавала» свою вину. Кстати, в отличие от других инквизиций, Кальвин придумал замуровывать женщин в стене. По вине инквизиторов в Европе не осталось красивых женщин, а об одновременно красивых и умных и говорить нечего.

Как искусствовед, вспомни произведения живописи Средних веков. На них не увидишь ни одной красивой женщины. Из-за их болезненного вида один взгляд на них вызывает жалость и разрывает сердце…

Эти слова развеселили Ирен.

— Как думаешь, я в те времена тоже заслужила бы костер инквизиции?

— Ты — в первую очередь! — уверенно сказал Илья.

Ирен была довольна тем, что из-за своей красоты и ума она могла стать жертвой инквизиции.

«Что за создания эти женщины, их не поймешь», — подумал Илья и продолжил:

— Кальвинизм просочился и в Англию и способствовал развитию пуританства, что впоследствии повлияло на создание США, а во Франции и Голландии — на развитие гугенотства. Эти реформы вызвали нескончаемые религиозные войны. В Германии произошло три гражданских войны подряд, и треть населения вымерла. Во Франции между гугенотами и католиками произошла война, которая переросла в гражданскую. И в Англии воевали бесконечно. Протестантская Реформация в тот же период проникла и в Россию. Темный период смуты продлился там около века и принес в жертву около миллиона человек. Доктрина Кальвина во многом противоречила доктрине христианства и была насыщена идеологией иудаизма. Кальвин говорил, что человеку от рождения предрешено, куда он попадет — в рай или ад. Правда, заранее никто не может определить, но куда попадет человек в потустороннем мире и какова будет его судьба, понять можно.

— Кто был этот Кальвин? — прервала его Ирен.

— Жан Кальвин оказался бежавшим из Франции в Швейцарию крещеным евреем. Сначала он был записан как Каиуин, затем как Кальвин, а на самом деле был Коганом. Он ввел правило субботы в Швейцарии, Англии и Голландии.

— Что, традиция субботы была и у христиан?

— Представь себе, христиане жили по правилу субботы, — со смехом ответил Илья, — он считал органичным для христиан жить по еврейским традициям. Кальвин взрастил множество религиозных революционеров, которые пролили в Европе море крови. Еврейский орден «Бнай-Брит» посвятил большую конференцию и труды «заслугам» Кальвина в истории Европы. Представь себе, когда в 1649 году казнили короля Карла I, британский Сенат превратился в Собрание раввинов. Тот, кто не соблюдал субботу, жестоко наказывался, у него отнимали имущество и титул. Это несчастье, кальвинизм, продлилось в Швейцарии более двух веков. Наверно, из-за наследия кальвинизма некоторые евреи считают Швейцарию европейским Израилем.

— Швейцарцы и правда очень отличаются от других европейцев, не говоря уже о русских и других советских народах. Видно, кальвинизм действительно оставил большой след в их менталитете… — задумчиво сказала Ирен.

— Самого ордена кальвинистов, по-моему, не существует, но его последователей множество — в лице тронутых умом государственных правителей…

За разговором они не заметили, как приблизились к повороту на Лозанну. Через двадцать минут они подъехали к воротам в парк, через три минуты оказались во дворе резиденции и остановились на паркинге.

Появление Ирен все восприняли с радостью, особенно дедушка. Борис и Донари были в комнате старика и сразу стали расспрашивать о московских новостях. Илья оставил Ирен в комнате старика, а сам вышел с Борисом для разговора.

— Все в порядке? — сразу спросил Борис.

— Пока что да, месье Борис. Если не считать того, что меня интенсивно ищут.

— Арабы? — спросил Борис с надеждой, что это не так.

— Да, они.

— Сам видел или кто-нибудь сказал?

Илья достал из кармана маленькую видеокассету:

— Можем где-нибудь посмотреть?

— Давай зайдем в мой старый кабинет.

Они вышли в приемную, оттуда в коридор офиса, а затем в кабинет Бориса, который он занимал как советник. Он вставил кассету в видеомагнитофон. На плазменном экране появился двор гостиницы «Интерконтиненталь» и паркинг. Из синего «Рено», номер которого был хорошо виден, вышел молодой человек и скрылся за запасным входом в гостиницу. Затем кадр изменился, и показалась комната менеджера подземного паркинга, куда вошел тот же молодой человек. Спустя несколько минут он появился в кадре вместе с Саидом, менеджером паркинга. Они стояли возле видеоглазка, где хорошо было видно лицо молодого человека. Через некоторое время они пожали друг другу руки и распрощались. Опять показался паркинг, молодой человек сел на пассажирское сиденье, и машина двинулась. На несколько секунд в отражении стекла промелькнуло лицо водителя.

Борис смотрел очень внимательно. Когда запись кончилась, он сказал:

— Оба арабы.

— Да, Саид мне сказал, что один ливанец.

— И как это ты умудрился? — с довольной улыбкой спросил Борис.

— Я ставлю машину у Саида, когда надолго уезжаю. Они спрашивали там обо мне несколько раз и уточняли время моего приезда. Когда Саид сказал мне об этом, я попросил его сделать запись и позвонить мне. Вчера он мне позвонил. Он сказал им, что меня не видел, но кто-то пригнал мою машину. Он предложил им оставить номер телефона, чтобы он смог сообщить им о моем приезде, но они не оставили.

— Хорошо, молодец. Теперь и мы можем действовать. — сказал Борис.

Он сразу же вызвал начальника охраны Виктора, показал ему запись и дал задание. Когда Виктор вышел, Илья спросил:

— Месье Борис, от следствия слышно что-нибудь новое?

— Кое-что раскопали. Наш бывший водитель тоже заговорил.

— Еще не видно, откуда идет опасность?

— К сожалению, пока не ясно, однако определенные предположения у меня есть…

Борис замолчал. Некоторое время было тихо — он о чем-то думал. Затем продолжил:

— Наверное, тебя интересует, с чем связана попытка нападения на меня.

— Да, интересует. Хотя в принципе ясно, с чем она связана. Если бы я знал некоторые детали, возможно, и мне пришла бы в голову какая-нибудь идея.

Борис опять ненадолго задумался.

Потом он кивнул в знак согласия и рассказал свои предположения и версию, однако воздержался от упоминания некоторых деталей и фамилий. Илье и без фамилий многое стало ясно.

Конец ознакомительного фрагмента.