Страна ночи

Мелисса Алберт, 2020

Эллери Финч помог Алисе сбежать из Сопределья и темного наследия своей бабушки отшельницы. Теперь же она и другие беглецы сказочного мира обосновались в Нью-Йорке, где Алиса пытается начать новую, далекую от магии жизнь. Но внезапно другие персонажи начинают умирать один за другим, и девушка подозревает, что их смерть преследует некую темную цель. Тем временем, в исчезающем мире Сопределья Финч ищет свое собственное приключение и, если ему это удастся, путь домой… Продолжение романа «Ореховый лес» – бестселлера по версии The New York Times.

2

На следующий день после того, как умерла Ханса-Странница, я сидела в душном зале бруклинской школы, задыхаясь в плотной мантии из полиэстера.

София записалась в школу вместе со мной, но до выпускного не дотянула. Месяц едва продержалась. Слухи о том, за что ее в конце концов выставили, были противоречивыми. Мелкая кража. Не такой уж мелкий вандализм. Роман с учителем. Наконец, ее пугающая самоуверенность — продукт умудренного веками мозга и скрытой тяги к смерти, втиснутых в тело девушки-подростка.

Думаю, главной причиной оказалась последняя, но и все прочие были в той или иной степени верны. Я бы, может, и сама ушла тогда вместе с ней из солидарности, если бы не Элла. Моя мама, которую просто распирало от гордости за то, что ее дочь вот-вот получит диплом. Так что я кое-как доползла до выпуска, подтянула хвосты по физкультуре и выбрала в приемной накрахмаленную синюю мантию для церемонии вручения дипломов — она шуршала, как бальное платье, и села на меня так, будто я носила ее всю жизнь.

В воскресенье, в чудовищно жаркий июньский день, я прошла через всю сцену к директору, стоявшему там с пачкой бутафорских дипломов — настоящие нам высылали по почте. Подходя к нему, я вдруг ощутила чрезвычайно странное чувство — гордость. Я добилась своего. Хоть чего-то добилась! Вырвалась из круга бесконечных блужданий по лабиринтам сказочной реальности, продержалась столько месяцев не высовываясь и получила то, на что, в сущности, не могла рассчитывать. Прищуренными глазами я оглядела зал в поисках Эллы, высматривая ее черное вечернее платье и ботинки с высокой шнуровкой — явно не по сезону.

Наконец я увидела ее почти в самом конце зала: она свистела в два пальца. Я подняла руку, чтобы послать ей воздушный поцелуй, и тут увидела женщину, сидящую позади нее. Так близко, что она могла бы протянуть к Элле руку и дотронуться.

Волосы у женщины были такими же кроваво-красными, как ее кепка с длинным козырьком, а глаза скрыты за круглыми дымчатыми очками, как у уличных торговцев. Увидев, что я на нее смотрю, она улыбнулась и подалась вперед — так что едва не коснулась подбородком маминого плеча. А затем подняла согнутый палец и поманила меня: «Иди-ка сюда».

Воздух в зале как будто слегка заколыхался: это две половинки моей жизни сошлись в одной точке и оттолкнулись друг от друга, словно магниты с противоположными полюсами. Я кое-как поплелась к своему месту: ноги вдруг словно разучились ходить. Сев на стул, я тут же вытянула шею, но уже ничего не могла разглядеть за морем четырехугольных шапочек выпускников.

Эта женщина была из Сопределья. Ее звали Дафна, и это из-за нее я вот уже несколько месяцев старалась держаться подальше от других бывших персонажей.

Аплодисменты вернули меня к реальности. Церемония закончилась, мои одноклассники смеялись и вопили, будто мы и впрямь совершили что-то стоящее. На какую-то секунду я даже готова была с ними согласиться.

Освободившись, я тут же кинулась в вестибюль — искать Эллу. Она просияла мне навстречу улыбкой из-за букета синих гибискусов.

— Приветик, — сказала она, когда я схватила ее и крепко обняла.

— Привет. Как настроение?

— У меня-то? Потрясающе.

Она чуть отстранилась, но не выпустила меня из объятий. Я уже отрастила волосы и выкрасила в более темный цвет, но все равно мы с ней слишком выделялись. Даже смешно, как упорно люди могут не замечать того, чего не хотят видеть.

— И что теперь будем делать? — Голос у Эллы был такой, словно у нее уже слегка кружится голова от восторга. — Я сегодня в платье, а ты в… что там у тебя под этой штукой?

— Ну-у… Стирка у меня на этой неделе.

Она скорчила гримасу.

— Не знаю, что ты хочешь этим сказать, но на мне платье — не зря же я его надевала. Так что выбирай местечко пошикарнее, и пойдем обедать. Мороженое есть!

Конечно, надо было так и сделать. Нацепить на лицо улыбку и позволить маме отвести меня куда-нибудь в кафе-мороженое — отметить тот день, о котором мы обе думали, что он никогда не наступит. Но я не могла. Дафна здесь. Она сидела совсем рядом с Эллой, едва не дотронулась до нее. Я должна была узнать, что ей от меня нужно, и это сидело под кожей, как заноза.

— Давай завтра? — неловко буркнула я, оглядываясь через плечо. Лицо у Эллы вытянулось, и я добавила: — Сегодня мне на работу надо. Забыла тебе сказать. Завтра, ладно?

— Идет. — Элла изобразила на лице улыбку, ясно говорившую, что она учуяла мое вранье, и обняла меня еще раз.

— Спасибо, что пришла, — пробормотала я.

Она легонько встряхнула меня за плечи.

— Я твоя мать все-таки. Не надо меня благодарить за то, что я здесь. А сразу после работы приходи домой, ладно? Закажем чего-нибудь вкусненького из ресторана.

Она подержала мое лицо в прохладных ладонях, а затем резко повернулась и, не оглядываясь, пошла прочь сквозь толпу. Это тоже была ее новая черта: когда она чувствовала, что от нее хотят отделаться, она сразу прерывала общение. Это всякий раз вызывало у меня чувство утраты, и я виновато думала, что могла бы пообнимать ее подольше. Вот и теперь — если бы я ей не соврала, мы бы сейчас ехали обедать в какое-нибудь шикарное место. Но я уже соврала, и мы уже никуда не едем. И, как только Элла скрылась, я тоже стала пробираться к выходу.

Я думала, что Дафна дожидается меня у входа, но ее не было видно. Весь тротуар запрудили семьи выпускников, братья и сестры обменивались тычками, мамаши, накрашенные помадой летних оттенков, и папаши в брюках цвета хаки уткнулись в телефоны. Я прошла сквозь толпу как бесплотный дух. Поравнявшись с мусорным ящиком, стянула с себя мантию и бросила туда. Небо было низким и рыхлым и вызывало желание поскорее спрятаться куда-нибудь под крышу. И еще какое-то странное чувство висело в воздухе — ожидание чего-то. Как будто городская площадь, на которой я стояла — это мышь, а над ней нависла кошачья лапа.

Теперь все по-другому, напомнила я себе. У нас теперь новая жизнь. Если бы не уверенность в этом, я бы назвала странное ощущение иначе: предчувствие беды.

Вот история, которую я не люблю рассказывать.

Она началась прошлой весной, в один отвратительный день — холодный и солнечный до рези в глазах. На встречу обитателей Сопределья я пришла с опозданием, мои только что вымытые волосы застыли на морозе сосульками. Когда я только узнала о еженедельных собраниях бывших персонажей на втором этаже эзотерического магазинчика на авеню А, то подумала — вот оно, мое спасение от одиночества. От чувства, что я — самое странное существо на свете. И эти встречи в самом деле оказались спасительными. Но, с другой стороны, они меня сбивали с толку. Охлаждали, если можно так сказать, мое стремление во что бы то ни стало сделаться нормальной. Не давали расстаться со снисходительным отношением к самой себе: что, мол, взять с девушки, созданной для жизни в волшебной сказке, — легко ли ей теперь строить обыкновенную, несказочную жизнь?

Я уже привыкла иметь дело с одной и той же разношерстной компашкой бывших сказочных чудиков. Даже в тех, кого я терпеть не могла, было что-то утешительное, как в старых обоях, растворимом кофе и болтовне о том о сем — неделя за неделей. Но в тот день перед собравшимися выступала женщина, которую я раньше никогда не видела. Она была красива какой-то слишком броской, слишком живописной красотой, словно сошла с портрета Эгона Шиле: яркие губы на бледном, как лист бумаги, лице, волосы, которые подошли бы идеальной героине романа — они струились по спине сплошной рыжей массой. Женщина сидела на высоком стуле, подтянув колени, рукава у нее были закатаны до локтей. От ее голоса в обычно сонной комнате словно что-то потрескивало.

— Мы здесь лазутчики, — говорила она. — И так будет всегда.

Здесь было градусов на восемьдесят жарче, чем на улице, я сразу вспотела в своей многослойной одежде и попыталась скинуть пальто, одновременно удерживая в руке полную чашку кофе. Но страстная убежденность, прозвучавшая в ее словах, заставила меня застыть на месте.

— Этот мир — серость. Мир, где мечутся маленькие бестолковые людишки. Беспорядочный. Безобразный. Хаотичный. — Она стукнула кулаком по колену. — А мы? Мы горим. Мы горим на фоне этой серости алой лентой.

Ее голос был как наркотик. Густой, тяжелый, словно туман, он по-кошачьи мягко втирался в уши. Все, кто был в комнате, так и тянулись к ней, чтобы погреть руки над ее яростным пламенем. Даже я. Потом мне было противно об этом думать, однако и во мне она тоже зацепила какую-то струнку.

Женщина взглянула на сидевшего у ее ног паренька, от которого я до сих пор ни слова не слышала. Он всегда сидел с опущенной головой и беззвучно шевелил губами. Я подозревала, что большая часть его разума все еще обретается где-то в оборванной сказке.

— Кем ты был? — спросила она его. — Там, в Сопределье?

Лица мальчика я не видела, но по тому, как он съежил плечи, уловила его страх.

— Я был принцем. Меня заколдовала ведьма одуванчиков и крови, чтобы обмануть принцессу. — Он обвел глазами комнату. — Иногда я снова чувствую, как меня согревает солнце Сопределья. Слышу, как шепчутся в земле жучки. Я не понимаю, почему я все еще мальчик.

Женщина бросила на него гневный взгляд.

— Ты не мальчик. Ты волшебное создание, ты насквозь пропитан магией. Мы здесь все такие. Гордись этим.

Тут она подняла глаза и уперлась взглядом прямо в меня.

— Мы не похожи на тех, кто создан в этом мире. Мы не должны принижать себя до них. Жить человеческой жизнью — значит забыть, кто мы есть. А забыть об этом — значит стать врагами самим себе. И друг другу.

— Ты, — сказала она, указывая на мужчину в неуклюжем свитере домашней вязки. — Встань.

Тот медленно поднялся на дрожащих ногах в заиндевевших ботинках, и у меня упало сердце.

Дело в том, что эти встречи предназначались не только для бывших персонажей. Туда пускали всех, кто не мог вписаться в нормальную жизнь после ухода из Сопределья. Люди из этого мира, которым удавалось найти дорогу туда, а потом вернуться обратно, были не похожи на нас, но все же между нами была связь. Мужчина в свитере со снежинками был одним из них. Не обитателем Сопределья. Человеком.

— Я и не думал… — запинаясь, проговорил он. — Я здесь не затем, чтобы…

— Тсс. — Женщина приложила палец к накрашенным губам и улыбнулась. — Ты идешь по очень скользкой тропинке. А в лесу полно волков. И у них острые зубы. И нам уже очень, очень давно некого было покусать.

Она закрыла глаза.

— Я хочу жить в мире волков. Когда я открою глаза, я не увижу здесь ни одного ягненка.

Человек в свитере со снежинками схватил свое пальто и выскочил за дверь. За ним, держась за руки, последовали две девушки с черной помадой на губах, а потом мужчина с дредами, торчащими из-под бесформенной шапки. Старушка в очках в тонкой оправе тоже двинулась следом, шаркая ногами, — но медленно, желая этой неторопливостью дать понять, что она обо всем этом думает.

Я почувствовала, как вместе с этими людьми уходит половина моего «я». Та половина, что, очнувшись от дурного сна и открыв глаза, видела над собой мамино лицо. Та, что пробилась в самое сердце сказочной страны, чтобы найти дорогу к маме, когда жители Сопределья пытались ее похитить. Но я не двинулась с места. Я ждала: мне хотелось увидеть, что будет дальше.

Когда они ушли, женщина открыла глаза с каким-то щелчком, будто кукла. Улыбнулась, сверкнув острыми как иглы зубами.

— Ну привет, волки.

После этого все вскоре разошлись, все еще вибрируя от повышенного напряжения. Мне противно было на них смотреть: вид у них был такой возбужденный и гордый, словно они только что выиграли войну против кого-то. Я пыталась улизнуть молча, но эта незнакомка поймала меня у лестницы.

— Ты ведь Алиса, верно?

Вблизи ее внешность казалась еще более необычной. Глаза у нее были серебристо-голубые, как у Пряхи. У многих бывших персонажей были такие глаза.

— Отличное представление, — сказала я. — Очень эффектно. Ты всю эту шнягу про волков прямо на ходу придумала?

Она чуть сморщила нос, словно мы с ней просто дружески подкалывали друг друга.

— Я наслышана о тебе. Ледяная девушка. Та, что нас освободила.

Она сказала это как-то хитро, так что можно было понять в каком угодно смысле. Да, я первой нашла выход из Сопределья и, как потом выяснилось, пробила лазейку для других персонажей, которые выбрались вслед за мной. Правда, благодарности от них не дождалась.

— Да, так и было. Пользуйтесь на здоровье.

Я выставила в сторону локоть и попыталась обойти ее.

— А правду я слышала, что ты живешь с какой-то женщиной?

Я остановилась. Гипнотическая нотка в ее голосе больше не звучала, и я поняла, что она может включать и отключать ее когда захочет.

— В Бруклине, верно? Уютная квартирка на втором этаже? Мне нравится. Особенно синие шторы в спальне у этой твоей женщины.

Я схватила ее за плечо. Отчасти чтобы удержать, отчасти чтобы самой удержаться на ногах.

— К чему это ты?

Она взглянула на мою руку, а затем мне в глаза.

— Все ушло, а? Нет больше льда? — Злая легкость в ее голосе пропала. Она смотрела на меня почти с отвращением и говорила громко, так чтобы все, кто еще остался в коридоре, могли ее слышать. — Я сказала, что не хочу видеть здесь ягнят.

Позже я узнала, что ее зовут Дафна. Она была последней из покинувших Сопределье. Той, что сплотила ряды и в прах разбила все попытки ассимиляции. По словам Софии, уже через несколько недель все они были у нее на крючке. Думаю, и сама Соф тоже. Хотя она мне многого не рассказывала.

Я не стала дожидаться, чем это закончится. Наяву я Дафну больше не видела до самого выпускного, но иногда она являлась ко мне во сне. Однажды ночью я проснулась, задыхаясь, и на грудь давила такая тяжесть, как будто эта чертовка на ней сидела. Клянусь, я видела ее у кровати — уличный фонарь выхватил из темноты ее острые зубы и рыжие волосы. Но, когда я включила лампу, в комнате никого не было.

В конце концов угрозы Дафны принесли свою пользу: они заставили меня решиться на то, что пора было сделать давным-давно. Я навсегда распрощалась с Сопредельем и решила жить полностью человеческой жизнью.

Было воскресенье, половина одиннадцатого. Что ж, раз Дафна не дождалась меня, я знала, где ее найти: в том самом душном эзотерическом магазинчике, вместе с Софией и остальными. Сегодня как раз был день встреч.

Что-то екнуло у меня в животе, когда я впервые за несколько месяцев подошла к этому дому. Дом был обшарпанным, кирпичным, с матовой стеклянной дверью, на которой красовалась табличка хироманта, а за дверью сразу начиналась лестница. Но ничего этого я не увидела: в глаза сразу бросилась Дафна. Она стояла, прислонившись к кирпичной стене и скрестив ноги, глаза были скрыты за круглыми дымчатыми стеклами очков. Увидев меня, она сделала знак: мол, поторапливайся.

— Приветик, — проговорила она тягучим, фальшивым голосом. — В минуту уложилась.

Я медленно подошла ближе и остановилась, когда нас разделяло несколько квадратных плиток тротуара.

— Что тебе нужно?

— Хочу наладить отношения, — сказала она. — Кажется, у тебя сложилось превратное представление обо мне.

— Я практически уверена, что это верное представление. Скажи мне правду — чего ты хочешь?

— Красивая была церемония. Что, Элла очень гордится?

То темное, что жило у меня под ребрами, всколыхнулось.

— Не смей трогать имя моей матери своим грязным ртом. Если тебе что-то от меня нужно, если ты хочешь со мной поговорить или еще чего-нибудь хочешь — чтобы я от тебя больше ни слова о ней не слышала. И близко к ней не подходи. Никогда. Поняла?

Быстрым, как молния, движением она схватила меня за руку. Сжала и сразу выпустила. Проверка, подумала я. Вообще-то наплевать, но все же на миг мне захотелось снова стать такой, какой я была раньше: вернуть и лед, переполнявший меня когда-то до кончиков ногтей, и готовность сковать ее намертво этим льдом.

— Если бы ты была моей дочерью, — проговорила Дафна, — прежде всего я научила бы тебя вот чему: никогда не показывай, где у тебя больное место и куда тебя лучше всего ударить.

Я почувствовала, как вспыхнули щеки.

— Ладно, хрен с тобой, ты победила. Выжила меня отсюда. Я больше не лезу. Чего тебе еще от меня надо? Чего не успокоишься?

Она приподняла свои солнечные очки и на миг ослепила меня глазами, как тракторными фарами.

— Ну что ты, детка. Я просто присматриваю за тобой, какое же тут беспокойство?

Какой-то прохожий замедлил шаги и обернулся на ходу, не сводя с Дафны глаз. Она, все так же придерживая рукой очки, нежно улыбнулась ему и содрала виниры с верхней челюсти, обнажив два ряда заостренных акульих зубов.

— Матерь Божья! — воскликнул мужчина, споткнулся, едва не упал и бросился бежать.

Одним мизинцем Дафна осторожно вставила виниры на место и снова переключила внимание на меня.

— Давай начнем все сначала. Я не хочу делать из тебя врага. Я хочу, чтобы ты была с нами, потому что кровь Сопределья драгоценна — сейчас больше, чем когда-либо. Что бы ты ни думала, все равно ты одна из нас. И ты нужна нам здесь, как и мы нужны тебе.

Я уставилась на нее. Да половина из тех, кто здесь собирается, покромсала бы меня на хотдоги, не моргнув глазом.

— Что это тебе в голову пришло? И почему сейчас?

— В последнее время было несколько смертей.

— Несколько… смертей? — Она сказала это так, как другой сказал бы: «Погодка выдалась дождливая».

— Три с начала весны.

— Кто умер? Как?..

— Убиты. Сначала принц леса. Потом Абигейл.

Принца я немного знала. Вызывающе красивый парень — волосы как лошадиная грива и плотный ряд белоснежных зубов. А вот Абигейл… К стыду своему, я не могла даже вспомнить ее лицо.

— А третья убита сегодня ночью: Ханса-странница.

Я отшатнулась. С Хансой мы встретились в Сопределье. Я знала, что она в Нью-Йорке, но последнее, что я о ней слышала — живет вместе с двумя бывшими персонажами, взрослыми, ходит в чартерную школу в Нижнем Ист-Сайде. Эта новость так меня поразила, что я даже забыла, с кем говорю.

— Но ведь Ханса еще ребенок. У нее-то во всяком случае есть… был шанс… У кого на нее рука поднялась?

— Ну так что же, что ребенок?

— Это ужасно, — тихо проговорила я. Когда я встретилась с Хансой в Лесу-на-Полпути, она была еще совсем малышкой. Внучка Луны… — Что случилось? Как они все умерли?

В голубых глазах Дафны мелькали тени. Если глядеть в них слишком долго, начинало казаться, что смотришь в отравленный пруд.

— Смерть — она и есть смерть.

— То есть?

Она не ответила и с властным видом повернулась к двери.

— Теперь ты знаешь. Теперь мы с тобой заключили мир. Идем, тебе пора к своим.

Я взглянула сквозь стеклянную дверь на лестницу у нее за спиной — всю в мокрых пятнах, уходящую в тень второго этажа. Тоска мучила меня физически, как жажда — до того не хотелось туда идти.

— Спасибо, что рассказала. Но я сейчас не могу. Мне нужно на работу, — соврала я во второй раз за этот день.

— Нет, не нужно. — Она распахнула дверь. — Твоя последняя смена была в четверг, а следующая будет завтра. Сегодня ты не работаешь.

Не знаю уж, какое у меня было лицо, когда она обернулась и улыбнулась мне.

— Я забочусь о своих людях, даже о тех, кто сбился с пути. Не беспокойся ни о чем, принцесса. Я с тебя глаз не спущу.