Милые детки

Мелани Голдинг, 2019

Все вокруг – от лечащего врача до собственного мужа – считают, что Лорен все выдумала. Но она-то знает, что той ночью в ее послеродовую палату проникла незнакомая женщина и, повторяя: «Я возьму твоих, а ты возьми моих», попыталась похитить новорожденных Моргана и Райли. Лорен сумела запереться с близнецами в ванной комнате и вызвать полицию. Но полицейские не нашли никаких следов непрошеной гостьи. Месяц спустя, во время утренней прогулки, когда Лорен на минуту отвлеклась, коляска с близнецами пропала… Когда малышей находят, никто, кроме Лорен, не замечает, что с ними что-то не так. Во время всеобщего ликования она начинает кричать: «Где мои дети?!» Все решают, что Лорен тронулась умом. Все, кроме детектива Джоанны Харпер… Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Глава 9

Тело лежало на тротуаре: конечности вывернуты в разные стороны, голова размозжена, кровь расползается темной бесформенной лужей, тянется к водостоку извитыми черными щупальцами. Харпер хотела было подойти, но ее остановил полицейский в форме:

— Извини, Джо, надо дождаться, пока с ним закончат саперы.

Черная нейлоновая куртка, в которую был одет человек, лежавший на тротуаре, второй кожей липла к его телу, вернее, к тому, что от него осталось. Но порядок есть порядок. Через пятнадцать минут саперная бригада подтвердила то, что и так было вполне очевидно: никакого взрывного устройства под курткой нет и никогда не было. Как только дали отбой, Харпер подошла, закрыла глядящие в пустоту глаза и помогла накрыть тело, прежде чем его поместили в мешок и увезли в морг.

Из журналистов первой на место происшествия приехала старая знакомая Харпер — Эми Ларсен, ведущий корреспондент местного еженедельника «Шеффилд мейл». Она делала репортажи с места событий едва ли не обо всех делах, над которыми Харпер успела поработать за последние три года. Явилась она, как всегда, при полном параде: в юбке-карандаше и на каблуках — само олицетворение шика и элегантности. Харпер, когда ей под нос сунули диктофон, вздохнула и попыталась улизнуть, но Эми решительно последовала за ней.

— Что полиции известно об этом парне? Понятно, что толкнуло его на такой поступок?

— Пока ничего толком не известно, — ответила Харпер. — Он был совсем молод, лет двадцать с небольшим. Вот и все, чем мы сейчас располагаем.

— И это просто трагическое самоубийство? Никаких альтернативных версий? — Судя по ироническому тону, сама Эми в этом сильно сомневалась.

— Мы еще выясняем обстоятельства. Чтобы делать выводы, сначала нужно хотя бы установить личность жертвы. Но на данный момент нет оснований полагать, что к этому причастен кто-то еще.

— Тогда зачем вызвали вооруженное подкрепление?

— Боюсь, что этого я сказать не могу.

Эми закатила глаза и вздохнула:

— А что ты можешь сказать?

— Что мы имеем дело со смертью при невыясненных обстоятельствах. Пожалуй, все.

Она, конечно, могла бы сказать и побольше, но годы работы в полиции научили ее в разговорах с журналистами по возможности обходить острые углы. Для прессы полагалось делать самые общие заявления и делиться только самой тривиальной информацией. Эми это прекрасно знала. Для них обеих это было чем-то вроде игры — перебрасываться вопросами и ответами, как волейбольным мячом: коварный журналист все пытается подать крученый, а невозмутимый офицер полиции стоически отражает атаки.

— Да ну брось, Харпер. Это ведь не просто самоубийство? С каких пор полиция перекрывает дороги и эвакуирует людей из здания ради какого-то там прыгуна с крыши? Я, по-моему, и саперов видела. Вы что, думали, у него бомба?

Харпер накрыла диктофон ладонью.

— Прощу прощения, но мне больше нечего рассказать. Мы даже имени его еще не знаем.

Эми вновь закатила глаза, выключила диктофон и убрала его в сумку, но так и осталась стоять рядом с Харпер, уперев руки в бока.

Мимо проехала машина, пассажир таращился на них с заднего сиденья, по-рыбьи выпучив глаза. Дорога уже была свободна — пожарные час как уехали, патрульных машин почти не осталось. Строго говоря, с тех пор как увезли тело, смотреть тут было особенно не на что, но это, конечно, никого не останавливало. Люди вообще любопытные — им подавай историю во всех пикантных подробностях, чем пикантнее, тем лучше. Как раз для этого и нужна Эми — выкапывать эти самые подробности и делиться ими с общественностью на страницах «Шеффилд мейл». На ее беду у Харпер в этот раз рот на замке, только Эми это вряд ли остановит — изобретательности ей не занимать. В этом Харпер успела уже не раз убедиться с их первой встречи — в Аттерклиффе несколько лет назад, когда там обнаружили тело неизвестной женщины. Причину смерти установили не сразу, убийство было одной из версий. Эми явилась на место происшествия со своим неизменным блокнотом, размахивая налево и направо журналистским удостоверением. По замусоренному переулку ей пришлось буквально продираться в совершенно не подходящих для этого туфлях на каблуках. Вскоре выяснилось, что погибшая женщина была наркоманкой и умерла от случайной передозировки героина, но ее личность установить так и не удалось. При ней нашли только серебряную подвеску с кулоном в форме сердца. Кошелек и телефон ее кто-то забрал, а подвеску оставили — скорее всего, из-за необычной гравировки: такую вещь даже на черном рынке сбыть непросто. На обратной стороне кулона стояли дата и имя: Холли-Мэй.

В списках пропавших без вести никого с таким именем не значилось, а у полиции не было лишних ресурсов, чтобы бросаться расследовать каждую случайную ненасильственную смерть, поэтому, как только пришел отчет от патологоанатома, детектив-инспектор снял Харпер с этого дела. Погибшую бы так и не опознали, если бы через неделю Харпер, все еще возмущенная тем, что у нее забрали дело, не столкнулась с Эми на месте другого преступления.

— Мне не дают вести расследование, мол, финансирования нет. Издевательство какое-то. Теперь тело так и будет лежать в морге до скончания века.

— Можно мне взглянуть на подвеску?

Харпер не возражала.

Она успела почти забыть об этом случае к тому моменту, как журналистка явилась в участок и, прошествовав к столу Харпер на своих неизбежных каблуках, торжественно вручила ей листок с адресом родителей погибшей женщины.

— Как ты его достала?

— Я упорная, — ответила Эми, пожав плечами.

И поведала Харпер о том, как обзванивала местных ювелиров, одного за другим, тратя на это по двадцать минут ежедневно, и всего через каких-то четыре месяца нашла того самого, кто сделал гравировку.

— С тебя выпивка, — сказала Эми с улыбкой, которая заставила Харпер задуматься, что именно она имела в виду. Пропустить по стаканчику как друзья? Или как коллеги? А может, еще как-то? Повисла пауза, а когда их взгляды на секунду встретились, между ними что-то пробежало. Харпер ощутила это — теплое, ноющее чувство внизу живота. Она могла бы дотронуться до руки Эми и сказать: «Само собой, давай встретимся где-нибудь вечером» — и прояснить этот вопрос раз и навсегда. Но что-то заставило ее отступить от привычного сценария.

С тех пор при каждой встрече с Эми Харпер порывалась пригласить ее на свидание, но так и не решилась. Это невысказанное желание висело между ними, и Харпер продолжала думать об этом, причем, как ей казалось, куда чаще, чем следовало бы. Вот и сейчас подумала. Она понятия не имела, чего ждет, знала лишь, что Эми ей нравится. Возможно, даже слишком. И в этом таилась опасность — такие чувства невозможно контролировать, они становятся тем сильнее, чем отчаяннее пытаешься от них избавиться, чем настойчивее убеждаешь себя, что от них одни страдания и хаос, что их необходимо, жизненно важно игнорировать. Один раз она уже послушала свое сердце, когда была слишком молода и еще не знала, на какие крошечные осколки оно может разбиться. Этой ошибки она не повторит. Кроме того, у них с Эми прекрасные деловые отношения, было бы жаль их испортить.

Эми взглянула на офицеров в форме, загружавших фургон, и Харпер заметила, что она уже присматривается к каждому, пытаясь угадать, из кого можно будет вытянуть что-нибудь интересное, воспользовавшись своим женским обаянием.

Затем она снова повернулась к Харпер и, нахмурившись, подошла ближе — настолько близко, что Харпер явственно ощутила запах ее духов. Эми пристально вгляделась в ее лицо.

— Ну, выкладывай.

— Что выкладывать? — спросила Харпер.

— Что-то случилось. Рассказывай.

— Да день просто был какой-то дурацкий.

— Да? В смысле, помимо вот этого всего? — Эми махнула рукой в сторону рабочих, которые за ее спиной поливали тротуар из шлангов.

Харпер кивнула. Она задумалась, что именно может рассказать Эми о деле Лорен Трантер, не дав ей повода решить, что это очередная история, о которой можно написать в газете.

— Мы можем поговорить как друзья?

— Конечно, — ответила Эми.

— Сегодня рано утром кто-то пытался похитить из родильного отделения двух младенцев. Близнецов.

Эми тотчас запустила руку в сумку в поисках диктофона.

— А вот это уже новости. Расскажи мне все.

Харпер остановила ее, ухватив за запястье.

— Нет, не могу. В смысле, это вообще-то была ложная тревога. Не о чем рассказывать.

— Тогда зачем рассказываешь?

Хороший вопрос.

— Не знаю.

Она все еще сжимала запястье Эми, и та, на мгновение опустив взгляд, едва заметно улыбнулась и вздернула брови. Харпер поспешно убрала руку, краснея. На теплой, мягкой коже Эми осталась маленькая розовая отметина, которую ей хотелось погладить. А может, и поцеловать.

— Прости, — пробормотала она и вгляделась в лицо Эми, пытаясь понять, что между ними происходит, если что-то происходит, конечно. Но момент, по-видимому, был упущен.

— Что-то я не пойму, Джоанна. Ты же всегда такая собранная, когда дело касается работы. Только что вон подошла и закрыла мертвому парню глаз. Вот этими вот руками. Я бы так не смогла.

— Ну, у всех есть свои уязвимые места. Самоубийство я еще могу вынести, но когда детей похищают… Меня это задевает за живое.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга и Харпер думала: вот оно. Сейчас Эми спросит, и я ей все выложу. Спросит: «Почему это задевает тебя за живое, Джоанна? У тебя ведь нет детей». А я скажу: «У меня была дочь. Но я ее потеряла. Я была совсем девчонкой и не понимала, чем это обернется. Даже не представляла, что у меня есть право выбора. Сама добровольно отдала ее, и это было все равно что отдать часть себя: руку или половину сердца. Я давно решила, что никогда не буду об этом думать, — пришлось, иначе не выжить. Но иногда забываюсь, вспоминаю снова, и чувство такое, что это было вчера, что я должна ее вернуть, иначе меня это будет грызть вечно. Хотя я уже на двадцать шесть лет опоздала со своими потугами что-то изменить».

Где-то позади них хлопнула дверь фургона. Последние полицейские расходились по машинам, принимая по рациям новые вызовы. Эми сказала:

— Слушай, мне надо успеть перекинуться парой слов с кем-нибудь из этих ребят, пока они не уехали. Давай как-нибудь встретимся и выпьем кофе? Завтра или на следующей неделе? Будем на связи!

— Да, конечно, — ответила Харпер, глядя вслед Эми, которая, с диктофоном, зажатым в кулаке, уже рванула за одним из полицейских. — Напиши мне! — крикнула она, но Эми была слишком далеко, чтобы услышать.