Лица

Медведев В.С., 2023

Взросление обычного-необычного мальчишки, который становится мужчиной. Городская жизнь и музыка. Верхушки деревьев и манящие звёзды. Он встретит взрыв из прошлого, он найдёт своё будущее, потеряет и вернётся. Городские легенды, подростковые мечты.

Аня

Мой первый опыт общения с девушками произошёл, наверное, как только я родился. И той, которая принимала роды я, конечно же, подмигнул, но ничего не сказал только потому, что не знал, как мне это сделать и поэтому расплакался. Не знаю, воспитание повлияло на меня или это гены, но с детства мне очень нравились девушки, и до сегодняшнего дня я обожаю их. Отношение с ними складывались прекрасно. И только некоторые из них оставили на моём сердце шрамы, не ответив взаимностью. Но время всегда помогало мне забыть столь неприступных особ, и я снова был раскрыт для любой прекрасной незнакомки, осыпая её комплиментами и одаривая всевозможными подарками. Первое любовное приключение, произошедшее со мной, которое я помню, было в садике с необыкновенной красоты девочкой, очень избалованной вниманием противоположного пола, и потому неприступной, но очень желанной. В те времена, будучи ещё очень молодым, и не знающий таких понятий, как неуверенность или стеснение, которые приходят с возрастом и очень мешают жить, я вёл себя уверенно и очень естественно, просто уделяя всё своё внимание предмету моих симпатий. Поначалу, она вела себя так же, как и со всеми: делала вид, что ей не интересно, не говоря ни слова, уходила, в то время, когда я что-нибудь ей рассказывал, забывала мои подарки в виде шоколадок, или симпатичных календариков, которых до какого-то момента у меня было достаточно много, и т.п. Но после того как однажды я подарил ей цветок, который вытащил из шикарного букета, подаренного папой по какому-то случаю маме, она посмотрела на меня совершенно по-другому. Как будто я что-то растопил в её холодных и прекрасных глазах, и теперь они стали теплыми и излучающими нежность и доверие. Мы стали самой красивой парой в нашем садике. Меня, казалось, обожали все девочки, подружки моей Ани. А я обожал мою Аню. Тем более её звали так же, как мою маму, и это притягивало меня к ней ещё больше. Теперь мы не расставались ни на секунду, ну, кроме, конечно, личных процедур и сончаса. Как на зло, её кровать была на противоположной стороне комнаты, и сончас стал для меня вдвойне мучительнее. Я попытался поменяться местами с одной, так понимающей нас, девочкой, что было не сложно, чтобы быть рядом с моей принцессой, но ничего хорошего из этого не вышло. Когда воспитательница заметила подмену, меня, как маньяка-насильника, или просто, нарушающего порядок, ребёнка, поставили на целый час в угол, в то время как все делали вид, что спали. И это расставание происходило каждый день, но делало наши чувства ещё крепче. В один прекрасный день, гуляя днём во дворе садика, это была плановая прогулка, я понял, что наши отношения достигли определенной черты, после которой люди обычно делают то, чего я так хотел, но в то же время боялся, ведь у меня ещё ни разу этого с девушками не было. Не подумайте ничего плохого, и не льстите моим сексуальным способностям, но я говорю о поцелуе. Когда-то я думал только о них, а позже и занимался только этим, и верил, что это самое прекрасное, что может происходить между мужчиной и женщиной. Но вернёмся в те далёкие прекрасные дни, когда я держал за руку свою Аню и вынашивал коварный план первого поцелуя. Мы долго гуляли, собирали листья в красивые букетики и незаметно, для Ани, оказались за одним из корпусов садика, где никого не было. Это было тихое, уютное место, на которое не выходило ни одно окно, и где никто нам не мог помешать переступить эту заветную черту. Я был полон решимости и выжидал подходящий момент, чтобы всё получилось красиво. Мы стояли рядом, составляя из листьев красивый букет, о чём-то говорили, улыбаясь друг другу и чувствуя взаимное притяжение. Я понял, что это и есть тот момент, когда людей связывает поцелуй. Не отрывая взгляда от прекрасных, безумно красивых глаз Ани, мои губы приблизились так близко к её губам, что поцелуй вырвался сам, и я понял, почему люди закрывают глаза, когда целуются. Меня переполняло наслаждение, а движения были непроизвольными и правильными, как будто у меня за плечами был огромный опыт соблазнения девушек. Листья выпали из наших рук, и я обнял Аню, не отрываясь от её губ, прижимая к себе, и она обняла меня тоже. Не известно, по каким причинам прервался наш поцелуй, только помню прекрасную улыбку, которой Аня могла заставить любого делать всё, что она захочет, и очаровательные глаза, которые говорили мне: «Ты молодец, мне очень понравилось». Это была моя первая серьёзная победа и становление меня, как мужчины, в собственных глазах.

Времена первого опыта, но на более высоком уровне, это, конечно, незабываемые школьные годы, которые можно поделить на три совершенно разных периода: с 1-5 классы, с 6-9 и самые насыщенные 10 и 11 классы. Первый период отличался от других самым невинным общением, что придаёт ему настоящий дух романтики, когда идеализация девочки достигает невиданных высот, чем они, девочки, очень любят пользоваться, а понимание этого факта приходит с возрастом. Но, всё равно, не смотря на постоянство в отношениях, что являлось отличительной чертой этого периода, я считался очень ветреным мальчиком, но романтичным и честным до конца, за что меня и любили. Второй период, самый мучительный, а потому не любимый мной, породил во мне такое качество, как неуверенность в себе, причинной чему стало множество факторов, на которые в большинстве случаев я никак не мог повлиять. Конечно же, комплекс маленького роста, который испытывало большинство мальчиков в этом возрасте. Девочки росли, как на дрожжах, и этот процесс невозможно было остановить. Всё выше и выше и выше, с каждым днём всё выше. Если бы в то время у нас были сотовые телефоны, я с удовольствием звонил бы им туда, наверх, а не орал, как полный придурок: «Привет! Как дела? Прекрасно выглядишь» — и всё остальное, на что они не обращали внимания, и презрительно смотрели, в прямом смысле этого слова, сверху вниз. Следующий недуг — это прыщи, которые вызывали ужас прежде всего у меня. Что с ними делать и как бороться не знал никто. Сотни способов, как избавиться от прыщей, не помогали, как мне кажется, никому, и это просто угнетало. Вообще, времена не из лёгких, о которых даже не хочется вспоминать. И с девушками в этот период было туговато. Только в девятом классе, понемногу, я начал приходить в чувства, чтобы полностью насладиться замечательным двухлетним периодом, который завершал моё пребывание в школе. Он начался спокойно, не предвещая бурного развития и ничего того, о чём вспоминают потом всю жизнь. Моя любимая осень, как всегда, погрузила меня в мир жёлтых листьев, радостной грусти, необыкновенного состояния, которое просто наполняло каждую клеточку моего тела, и заставляло смотреть на девушек широко раскрытыми глазами, но спокойным взглядом, полным романтики.

Первые дни учебного года, как всегда, останавливали время, и я поддавался этому чувству самообмана, выстраивая линии жизни, мечтая о солнечных днях, вспоминая летние подвиги. А ещё, я что-то чувствовал, что-то, что изменит и жизнь, и меня, и ещё что-то. Дверь в класс открылась, и я увидел директора нашей школы. Он вошёл со словами «здравствуйте ребята», а за ним зашёл ещё кое-кто, но тогда я и не заметил этого. Он обещал мне сюрприз в начале учебного года, то есть перевести меня из гуманитарного класса, в котором я пока ещё учился, в обыкновенный, простой класс, где, кстати, меня уже ждали. Там учились люди, с которыми этим летом мы стали очень близки, которые стали моими друзьями, и я был не против учиться вместе с ними. Но этот класс был именно моим, а не отдельными людьми, хоть и друзьями. Я уже ждал его слов: длинный и утвердительный монолог, в котором он обличал меня, смакуя подробности всех моих выходок и хулиганского поведения, ну и, конечно же, вывода, что таким плохим мальчикам не место в классе с гуманитарным уклоном. Его сердитый взгляд на меня я понял без слов. Но к моему удивлению он не стал говорить обо мне, а посетил нас по другой причине. И теперь я увидел эту причину. Рядом с ним стояла девочка необыкновенной красоты, которая показалась мне очень знакомой. Она была точно не с нашего района, или постоянно сидела дома, а выходя на улицу надевала на голову мешок. Хотя, это не осталось бы незамеченным. Кто она? И почему такое ощущение, что я её знаю, хотя, я уж точно её не знал. Всех красивых девочек района я знал в лицо, и почти со всеми был знаком лично. Откуда она? Вот он, первый секрет влюблённости мальчика к девочке — неизвестность. Тайна покрытая мраком, интерес, которые очень подогревают, особенно молодые сердца — вот, что так часто используют опытные сердцеедки. И она производила подобное впечатление. Стройная, высокая, с ангельским лицом и, что самое «страшное», красивыми глазами и уверенным, я бы даже сказал надменным, взглядом. К тому же, она была очень стильно одета в дорогие, что было заметно, вещи. Она была не похожа на всех остальных девочек, которых я знал. «Ребята, я хочу вам представить вашу новую одноклассницу, её зовут Анна» — представительным голосом сообщил директор, в своей манере и всеми этими официальными штучками, что меня очень раздражало. Интересно, их, директоров школ, где-то отдельно учат так разговаривать? Или, может быть, их делают на специализированных заводах, одинаковыми и по всем требованиям ГОСТа? Или это только наш такой, с «директорскими» замашками? Вот если бы Брат, Данила Багров, был нашим директором, или Гарик Сукачёв — с таким директором можно было бы договориться. Да и моё поведение, возможно, было бы другим. Если человек тебе свой по духу, стыдно подводить такого человека. А посторонние люди, которые ещё и пытаются тобой командовать, вызывают только протест. Особенно в юном возрасте. А ведь учителя должны это знать, их этому учат в институтах. Но, видимо, в институтах они учатся так же, как мы в школах, а потом, став учителем думают: «Ну, всё, теперь я учитель! Я должен быть серьёзным и постоянно всех поучать. Моё мнение превыше всего — пусть слушают, запоминают, а что ещё важнее, записывают. Не знаю, зачем надо всё записывать, но так было всегда и значит это правильно». То, что думает директор, вообще, можно выразить в двух словах: «Я — Бог»! А уж верят в него, или нет, ему, наверное, уже не важно. Главное — статус! Вот только они не понимают одной простой истины — если ты хочешь, чтобы слушали, запоминали, записывали и даже цитировали, не отличие и то, как высоко ты стоишь показывать надо, а то, что ты, в данном случае с учеником, на одной ступени, просто тебе есть, что сказать, а ему стоит это услышать. И он услышит, обязательно услышит. Ведь ты поделился с ним знаниями, которых у него не было. Поделился, стоя с ним на одной ступени, а не кинул эти знания сверху, как подачку. Иерархию человека, как личности, придумали те, кто хочет, чтобы люди были разделены — так легче управлять и настраивать одних против других. Но все люди стоят на одной ступени. Ты можешь быть президентом, дворником, олигархом, безработным — это всего лишь то, чем ты занимаешься на данный момент, но человек ты всегда. От самого рождения и до смерти. На протяжении всей жизни ты мог быть и дворником, и безработным, и олигархом, и президентом — один ты. Но это не значит, что ты был человеком разных сортов. Ты всегда был человеком, всегда. Все люди разные, но все люди личности. И нет никакой иерархии личностей, мы все достойны иметь эту личность и должны иметь уважение к личности другого человека. И если бы ещё в школе учителя и директор старались видеть личность в каждом ученике, а не в отдельных ими любимчиках, то возможно и школы были бы другими, и жизнь взрослых людей изменилась бы к лучшему. Но вернёмся к Ане. Она, наверное, уже устала стоять там, у доски, пока я рассуждаю об «иерархии личностей». Как всегда, во всём виноват директор. Спасибо ему за это! «Теперь она будет учиться вместе с вами» — продолжал он, ещё недавно сказав, что она наша «одноклассница». Конечно, она будет учиться вместе с нами. Или был вариант, что она будет нашей одноклассницей, но её будут учить отдельно? И наконец, он добавил: «В вашем классе». Это убило меня. Или он считал всех нас совсем тупыми, что аж три раза пришлось повторять. Или в этом был некий тайный замысел, что-то между строк, а мы действительно были настолько глупы, что не понимали его подсказок. Но этот вариант был запасным. Просто, я любил теории заговоров и часто пытался найти что-то между строк, но там как обычно ничего не было. «Всем привет» — очень уверенно, без капли стеснения сказала наша новая одноклассница Анна, которая будет учиться вместе с нами в нашем классе. «Привет» — хором ответили почти все, и это звучало очень смешно. На секунду я понял, почему директор повторял нам три раза одно и то же. Но постарался списать рождение этого звукового эффекта в виде «привет» на случайность. «Теперь ты можешь присесть на любое свободное место» — разрешил ей директор. В нашем классе все парты были двуместными, соответственно все сидели по двое и у каждого был сосед, за исключением трёх человек, чьими соседями были свободные места:

1. Первая парта, средний ряд — одно из мест там занимала, что, наверное, не удивительно, отличница-зубрила (ведь есть отличницы, которые действительно умницы, и я восхищаюсь такими девочками) с ужасным характером по отношению к одноклассникам, а не к учителям, разумеется. Такая, я думаю, есть в каждом классе.

2. Первая парта, ряд у окна — одно из мест там занимал Тимоня, так мы его звали. Он был тихим, не в меру упитанным, с интересной причёской под названием «я проснулся и пошёл в школу», не отличник, хотя постоянно что-то писал, и он был единственный мальчик в нашем классе, который сидел один. Остальные два мальчика сидели, как Вы понимаете, не одни и не вместе, а с девочками.

3. Последняя парта, ряд у стены — одно из мест там занимала девочка, которую я уже и не помню как звать, впрочем, как и некоторых других моих так называемых одноклассниц.

В общем, выбор был не велик и предсказуем. Первая парта, соседка девочка — неплохой вариант. И пускай у неё скверный характер. Если её не трогать, она не доставит особых хлопот. Но к всеобщему удивлению, и особенно к моему, Анна подошла к моей парте и села рядом со мной. Моя соседка в это время болела и, да простит она меня, я был этому очень рад.

— Привет, я Аня, — с лукавым взглядом и легкой улыбкой прошептала она мне.

— Вова, — почему-то, тоже шёпотом ответил я.

— Я помню, — уже не глядя на меня сказала Аня, сделав контрольный выстрел, или, если выразиться более гуманно, по-философски — шах и мат.

— Разве ты сидишь один? — стальным голосом спросил меня директор, стальным взглядом усиливая эффект голоса.

— Моя соседка заболела, а свято место пусто не бывает, как Вы видите, — ответил я, как всегда в разговоре с ним применяя издевательский тон.

— Зато тебя уже давно ждёт другое место, — напомнил о моём переводе в другой класс директор.

— И тебя, — еле слышно, сквозь зубы пробурчал я.

— Ты что-то сказал? — классический вопрос в сотый раз услышал я из уст директора.

— Я сказал, что моя соседка заболела. Вы разве не слышали? — отыграв удивление продолжал издеваться я, получив в ответ лишь порцию стального взгляда, уже без голоса. Потом директор как ни в чём не бывало сделал пару объявлений в виде напоминаний, в это время как раз пришла учительница, и, закончив своей коронной протокольной фразой «Хорошего учебного дня», он вышел из класса.

— Мы знакомы? — не стараясь быть оригинальным спросил я у Ани.

— Да, — коротко ответила она, продолжая смотреть в сторону доски.

— А подробнее? — не скрывая, что заинтригован, продолжал я.

— Минуту назад ты сказал, что тебя зовут Вова, Вы разве не слышали? — процитировала мне Аня последнюю фразу из моего издевательского ответа директору.

— Я оценил твою шутку, — деловито ответил я, стараясь казаться серьёзным и особо не раскисать перед ней, что было нелегко. Смотреть на неё и не раскисать было совсем нелегко!

— Проводи меня домой после уроков, — наконец-то повернув голову в мою сторону, ответила Аня, продолжая смотреть мне в глаза спокойным взглядом, будто ожидая ответа.

— Да, — с опозданием в вечность ответил я, и только после этого она снова отвернулась в сторону доски, а на её губах появилась легкая улыбка, знак того, что она довольна проделанной работой, и ещё один, уже, наверное, миллиардный мальчик, очарован ей. Шах и мат.

Весь урок я просидел уставившись в доску, я старался больше не смотреть на неё, да и дурной пример заразителен, к тому же. И моё положение было незавидным. Её присутствие за моей партой полностью ограничило мою свободу в наблюдении за классом и общении с ним во время урока. Я никогда не сидел за партой ровно, всегда в полуразвёрнутом состоянии — лицом к классу, спиной к окну, иногда прячась от глаз учителя за широкой спиной Тимони, который сидел передо мной. Теперь же я сидел ровно и мог смотреть либо на доску, либо в окно, как влюблённый романтик, и не известно, какое положение моей головы было более идиотским. Зато, любой из вариантов выражал моё безразличие к её персоне. Но и на этот случай у неё было припасено оружие для усиления биений мальчишеских сердец. Запах её парфюма — он опьянял и заставлял думать только о ней. Я мог не смотреть на неё, это уже было не важно. Она знала, что мои мысли полностью в её власти — был уверен я. Теперь я понимал силу девушек-суперагентов, которые живут в фильмах о шпионах. В реальной жизни ими становились такие, как Аня. Именно тогда первый раз я задумался о том, кто же из нас сильный пол, а кто слабый. Хотя, что тут думать? Как говорится, практика показывает. Но больше всего мне было жаль Тимоню. Мало того, что он теперь сидел немного в пол-оборота, как я раньше, но не так сильно, всё-таки, габариты не позволяли, он, глядя в сторону учителя, иногда, очень незаметно, а это было очень заметно, поглядывал на Аню, что было и смешно и грустно одновременно. Вместе же мы были героями интересного и смешного представления, которое наблюдал весь класс и уж не знаю, смеялись они, или грустили, скорее всего, первое. Но близился антракт, что в школе называют переменой, и я с ужасом ждал звонка. Я не знал, что делать после него. А ведь раньше я всегда знал, что делать, я был король перемен. И вот он зазвенел. Учительница что-то сказала, все начали собирать учебники и тетрадки, разговаривать, хихикать, и кто-то уже даже вышел из класса, а я сидел и делал вид, что о чём-то задумался — глупейший выход из ситуации.

— Покажешь мне школу? — влетел в моё правое ухо вопрос-утверждение.

— Я и сам хотел тебе это предложить, — собрав жалкие остатки обаяния, с мнимой лёгкостью ответил я Ане.

Мы гуляли по школе, я вспоминал интересные истории, связанные с теми местами, которые мы проходили, здоровался с теми, кого ещё не видел и непременно знакомил их с Аней, один раз сказав, что она моя новая соседка, на что Аня улыбнулась, и теперь я говорил это каждому, с кем её знакомил. Пятиминутная перемена была несравнимо долгой. Весь наш класс стоял возле закрытого кабинета кто с кем, но не очень далеко друг от друга. Мы же сидели в конце коридора на подоконнике, и я никогда так не ждал учителя и звонка на урок, как тогда. Ведь сидя за партой, я мог внимательно слушать учителя, что-то записывать, или просто смотреть в окно и молчать, ведь идёт урок, что раньше меня не останавливало, но те времена, видимо, прошли. Ещё я старался не намекать, не подводить к этому вопросу, и уж тем более не спрашивать, откуда она меня знает. Я очень хотел это узнать, ведь она не могла сказать это просто так, она мне тоже была знакома, но я никак не мог вспомнить её. Я терпел. Я ждал, когда она сама расскажет мне это. Я поставил цель и верил, что ожидание и терпение помогут мне. Но пока, мы разговаривали на отвлечённые темы, а я всё больше привыкал к Ане. С ней было легко, но только тогда, когда я не смотрел на неё. Очень хороший припев одной песни объяснял мою ситуацию: «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». А ещё, однажды, я прочитал в каком-то, скорее всего в мамином, журнале, что девушкам, если так можно выразиться, средней красоты, легче найти мужа, чем девушкам ослепительно красивым. И отчасти, я был согласен с этим тезисом. Потом, когда постепенно привыкнешь к ослепительной красоте своей избранницы, и жить станет немного легче, а немного, потому что на неё будут постоянно пялиться другие мужчины, в любом случае, ты уже будешь обладателем этой красоты, что, непременно, повышает твой статус в глазах окружающих. Но как быть на начальном этапе? Не буду скромничать, я не испытывал недостатка в женском внимании. Мне было легко подойти к любой девочке и сказать ей какую-нибудь ерунду, это не важно. Разговор, телефон, встречи, прогулки и так далее. Может быть, мне было далеко до Джо из «Друзей», но я был на верном пути, на его пути, что касалось прекрасных незнакомок. Но сегодня обольститель Вова был полностью повержен. А милый смазливый мальчик Вовочка сидел на подоконнике, поглядывая, не идёт ли учитель, и пытался оставаться смешным и эрудированным. Что же говорить о Тимоне? Если бы в школу ходили сто лет, а он сто лет сидел за первой партой, а Аня на второй, то все сто лет он сидел бы и пялился на неё, стараясь быть незамеченным, заработал бы себе искривление позвоночника и косоглазие. О разговоре, встречах, прогулках, а уж тем более свадьбе, я вообще молчу. Такова правда жизни. Многие мужчины женятся на женщинах, с которыми им проще и всю жизнь восхищаются теми, с которыми не будут никогда. Но Аню вряд ли беспокоило это, и то, что я когда-то вычитал в журнале. Я вообще не знал, что может её беспокоить. И если меня она прочитала, скорее всего, полностью, то я прочитал только название книги — «Аня». На горизонте появился учитель, я спрыгнул с подоконника и подал руку Ане. Другие девочки всегда очень удивлялись подобным моим знакам внимания, а ведь в этом нет ничего особенного. Подать руку женщине, открыть дверь, уступить место — это было естественным для меня. Уважение мужчины к женщине — первое, чему должны воспитать родители маленького мальчика. И я получил это воспитание, хотя никто никогда со мной об этом не говорил. Я наблюдал, и этого было достаточно. Бесполезно вдалбливать ребёнку то, что ты, его родитель, никогда сам не делаешь. Есть одна очень хорошая и простая фраза: «Зарази примером»! У меня перед глазами всегда был этот пример. Мои родители были очень хорошим примером для меня. И было видно, что Аня воспитана точно так же. Она ничуть не удивилась моим джентельменским наклонностям, чем удивила меня. А я подумал, как круто жить в обществе, где подобные поступки считаются нормой. Ведь именно эти поступки часто выделяли меня, что не очень-то вязалось с моим бунтарским имиджем. Но я не хотел в угоду своему имиджу, а я не создавал его искусственно, потерять достоинство. И получалось, что утром я уступал место и открывал двери, а уже днём совершал что-нибудь из ряда вон. Эти контрасты пугали тех людей, которые наблюдали подобное. В основном же все люди, которые знали меня, делились на тех, кто считал меня хорошим воспитанным мальчиком, и тех, кто считал меня мерзким избалованным мальчишкой. Первое для Ани было обычным, второе она ещё не успела увидеть и вряд ли догадывалась, что её новый первый в этой школе знакомый может быть хулиганом. Только лишь по моему разговору с директором, фразу из которого она уже успела обсмеять. В любом случае, с ней мне почему-то не хотелось быть плохим мальчишкой, а вот почему, я не хотел думать об этом сегодня, я, как Скарлетт О’Хара, хотел подумать об этом завтра. Мы вошли в класс последними и все, кто уже сидел за партами, или стоял возле них, смотрели на нас и провожали взглядом пока мы шли к нашей парте. Я почувствовал себя, как на красной ковровой дорожке, не хватало вспышек и надоедливых журналистов. Начиналось что-то новое. Я вспомнил то ощущение, которое посетило меня перед тем, как открылась дверь, и вошёл директор. Это был знак, но тогда я ещё ничего не знал. Впрочем, как и сейчас.

Классический кадр, как мальчик с девочкой идут вместе по жёлтым листьям, возвращаясь из школы домой. Мы были достойны стать героями заставки для какого-нибудь телеканала. Мы были красивой парой и подходили друг другу. Несмотря на тяжёлое утро, мое нелепое поведение и глупые действия, мне нравилось то, что происходило со мной. Я уже давно ничего подобного не чувствовал. Даже в младших классах многое было предсказуемо, а общение с девочками не таким волнительным. Аня же волновала меня и мне это нравилось. Наверное, я был латентным мазохистом и только теперь это проявилось. Страшно было представить, что же ещё раскопает Аня во мне. Но всё-таки главной интригой оставалось то, что мы когда-то уже встречались. Мы шли домой, и никто не затрагивал эту тему. Дорога, по которой каждый день я ходил в школу и обратно, а вечером гулял, была знакома мне с самого детства. Ещё в детский сад меня водили именно этим путём. Это была главная улица моего района, местная Тверская. Именно там, где я сворачивал с неё в сторону своего дома, стоял дом Ани. Мы зашли во двор, в котором я бывал не часто. Дворы всех соседних домов были проходными, ведь это был самый центр района, но этот двор был спасён от подобной участи. Возле двери в подъезд Аня повернулась ко мне и протянула мне руку. В ответ я протянул свою, положив ладонь на раскрытую ладонь Ани.

— Ты так и не вспомнил меня? — с теплотой в голосе спросила Аня.

— Ты очень, очень мне знакома, но где…, — не успел договорить я. Легко и ласково Аня потянула меня к себе, отпустила руку и обняв поцеловала. Ослабив руки и положив их мне на плечи, она целовала меня очень нежно и как-то по-особенному. Я никогда раньше так не целовался, и это было очень приятно и в то же время интересно. Хотя, о том, что это интересно, в тот момент я думал меньше всего. Я вообще ничего не думал, я перестал думать. Я попробовал новый наркотик и был готов подсесть на него не раздумывая. Поцелуй был настолько разным, что я понимал его смысл и все интонации, я чувствовал желание разговаривать именно так. Поцелуй затухал так же нежно, и наши губы уже перестали прикасаться друг к другу.

— А ведь когда-то ты поцеловал меня первым, и это был мой первый поцелуй, а ты моим первым мальчиком, — сказала Аня, открыв мне великую тайну.

— Аня, — еле слышно сказал я, вспомнив всё: и листья, и поцелуй, и нас.

— До завтра, — ещё раз очень нежно поцеловав меня, сказала Аня и зашла в подъезд.