Опасная ложь

Меган Миранда, 2016

Жизнь Келси – череда похожих друг на друга часов. Дорога до школы, занятия за партой на последнем ряду, часы в библиотеке. Никаких друзей и парней. Став жертвой похищения в молодости, мама Келси никогда не выходит на улицу, а их дом скорее похож на замок, обнесенный высоким забором. Кого боится женщина и что скрывает? Келси знает, что должна оставаться в тени. Но любой режим однажды дает. Несчастный случай на дороге сближает девушку с одноклассником. Ради новых внезапных чувств Келси готова рискнуть всем и нарушить строгие правила. Она не знает: тот, кто ее ищет, уже совсем близко…

Глава 6

На следующий день я не пошла в школу и осталась дома — не из-за мамы, просто утром не захотела вставать с постели, а она не пришла меня будить. Перед покупкой новой машины надо было дождаться компенсации от страховой компании, а Джен тем временем обещала узнать, сможет ли меня возить в школу автобус, но при этом мы ни разу не обсудили мое возвращение в школу. Казалось, это наше общее решение, особенно учитывая, что без телефона мама не могла в любой момент узнать, где я нахожусь.

Интересно, достали ли мой телефон, сумку, брелок для ключей с фиолетовой застежкой, которую я крепила на ремень, чтобы не потерять. Или мои вещи лежали на дне обрыва, в машине, зажатые между расплавленным металлом и сдутыми подушками безопасности. Не важно, спала я или бодрствовала, мне виделось одно и то же — бесконечное падение. Машина соскальзывает вниз, я не успела зацепиться и вот уже лечу вниз, рассекая воздух.

Совсем недавно на английском нам задавали прочитать рассказ о человеке, которого приговорили к повешению на мосту, но, когда он повис, веревка оборвалась, и он сбежал — упав в реку, уплыл от палачей, но как только добрался домой, то очнулся и почувствовал, как на его шее сжимается веревка. Чудесное спасение — всего лишь плод воображения. Может быть, мы тоже постоянно падаем к своей неизбежной гибели, как в замедленной съемке.

В полумраке комнаты я уставилась на пальцы, на красную полосу и опухшую кожу — доказательство, что все случилось на самом деле.

Я не упала. Я удержалась. Я добралась до дома.

Я лежала в кровати в своей комнате, слушая, как на кухне мама гремит кастрюлями и сковородками, что, по мнению Джен, тоже помогало справиться со стрессом. Мне этот способ нравился меньше всего. Мама готовила сразу на восьмерых, и это варево приходилось есть всю неделю — она извинялась, потому что вкус был просто омерзительный, однако мы все равно это ели. Но готовка действительно ее успокаивала — концентрация на простых задачах занимала руки и голову. Когда способ срабатывал и мама наконец отделывалась от навязчивых мыслей, она сдавалась и разрешала мне заказать пиццу или китайскую еду. Но не в этот раз.

Два дня она звала меня к столу — еда хрустела там, где должна быть мягкой, и была сырой там, где должна хрустеть, так что я быстро сматывалась обратно к себе в комнату. Мама не спорила. Если бы я зашла к ней в кабинет, то на рабочем столе ее компьютера наверняка увидела бы фотографии с места аварии. Или что-нибудь похуже.

У нее была вредная привычка читать все статьи про похищения, пропавших детей и насилие. Даже до похищения у мамы была трудная жизнь. Наверное, ей проще было видеть только плохое. Джен я об этом не рассказывала. Я не знала, становится ли маме хуже, когда она узнавала обо всех ужасах за пределами дома, или, наоборот, это ей помогало. Напоминало ей, что она спаслась, а многим это не удалось.

Я снова посмотрела на свои пальцы. Я жива. И он жив.

Когда в субботу мама постучала в дверь моей комнаты, я сначала подумала, что еще утро, но оказалось, уже час дня:

— Джен приехала, — сообщила мама. То есть: «Вылезай из кровати. Выгляди живой».

Джен почти никогда не приезжала по выходным. Ее муж работал консультантом и всю неделю был в разъездах, поэтому выходные они старались проводить вместе. Если Джен приехала в выходной день, значит, что-то случилось.

Последние дни слились в один: минимум полтора дня я не вылезала из пижамы. Я открыла окна, чтобы проветрить комнату, оставив закрытой внешнюю решетку. У меня был ключ, и я могла ее отпереть, например в случае пожара, но прямо сейчас мне хотелось, чтобы решетки были закрыты. Потом умылась и переоделась.

Темные с сединой волосы Джен были подстрижены старомодным каре. Несмотря на выходной, на ней был деловой наряд — брюки и блузка:

— Келси, дорогая, — воскликнула она, когда я вышла из комнаты.

Немытые волосы я собрала в пучок, темные круги под глазами замазала тональным кремом, а за улыбкой скрыла, что буквально недавно была на волосок от смерти — одна секунда, мышечный спазм, и меня уже нет.

— Здравствуйте, — сказала я и взяла коробку, которую она мне протянула.

Это был новый телефон, который, видимо, доставили еще вчера — надеюсь, Джен не заметила дату на упаковке.

— О, уже доставили! — Я изобразила радость.

— Номер тот же, — объяснила мама. — Надо просто настроить.

— Келси, — обратилась ко мне Джен, усаживаясь, как обычно, в двухместное кресло напротив дивана в гостиной. — Пожалуйста, присядь. Поговорим.

За креслом стояла открытая коробка с вещами, которые достали из моей машины. Грязный рюкзак с биркой, сумка с оторванной лямкой, красный зонтик, который раньше валялся на заднем сиденье — спицы неестественно выгнуты, а ручка то ли расплавилась, то ли раскололась. От вещей пахло чем-то химическим — может быть, бензином. Я сжала губы, почувствовав едкий запах, — интересно, заметила ли его мама? Но она смотрела куда-то вдаль через большие окна гостиной, склонив голову набок. Я проследила за ее взглядом и увидела, что на стене у забора сидит и болтает ногами девушка. Чудесное спасение.

— Анника пришла, — сказала я и добавила: — Я как раз собиралась уходить.

Мама подняла брови, но не проронила ни слова. Джен повернулась в кресле, покосившись:

— Как ты разглядела ее с такого расстояния?

Аннику легко было узнать даже издалека: ее волосы превышали стандартный объем процентов на триста, она всегда подбирала яркую одежду и отличалась неспособностью сидеть спокойно. Кроме того, она всегда ждала меня на этом месте. Ближе к дому она никогда не подходила.

Каменная стена была нашей первой линией обороны, хотя она скорее отпугивала, чем защищала. Возле стены находилась открытая площадка, где я парковала машину. За ней начинался железный забор со скрытым электрическим кабелем наверху и запертыми воротами на задний двор. Еще одни ворота перед домом. Забор и стена окружали двор. У ворот слева стояла будка с дверью и окном — видимо, на тот случай, если бы мы наняли охранника.

Но между забором и внешней стеной росла густая, непослушная дикая трава, ползущая вверх по каменной стене.

— Рассадник змей, — жаловалась Анника, и я не могла не согласиться.

Она никогда не подходила ближе. На ее стороне трава была скошена, а на благоустроенном участке красовались аккуратные цветочные кусты и пруд с всегда работающим фонтаном.

— Это она, — сказала я, еще раз взглянув на коробку в ногах у Джен. — Мне надо идти. Поговорим позже? — Навсегда избавиться от Джен я не могла. Всему есть границы.

— Хорошо, — согласилась она. — Слушай, я звонила в школу. Сейчас уже поздно добавлять новую остановку в маршрут автобуса, так что Коул и Эмма будут заезжать за тобой по утрам. Хотя бы пока не решится вопрос с машиной.

Ставлю себе в заслугу, что я сохранила лицо и никак не выдала, что на самом деле думаю про эту новость.

— Просто замечательно, — воскликнула я, потому что самым полезным навыком, который я унаследовала или получила от мамы, было умение врать.

Анника, как маленькая, болтала ногами, стуча подошвами по стене. На ней были серые колготки, черные туфли на ремешке и фиолетовая юбка, совсем короткая — хорошо, что колготки были плотные.

— Я тебе весь день звоню, — сказала она, как только я подошла.

— Прости, я потеряла телефон. — Я прислонилась к стене рядом с ней.

— А я уж начала волноваться, — заметила она, придвигаясь поближе, разглядывая меня с ног до головы. При виде моего пучка на голове Анника поморщилась. — Я все знаю.

Визг металла, порыв воздуха, вонь горящей резины, скрип ногтей по металлу… Я прижалась ладонями к каменной стене в поисках опоры. Ты выжила. Ты здесь.

Она постукивала пальцами рядом с собой, пока я поднималась к ней по углублениям в стене. Мне всегда казалось, что Анника прилетела с другой планеты. Она неизменно носила несочетаемые вещи: цветные колготки и юбку в клетку, колготки в клетку и цветастую юбку, спортивную футболку и тонну украшений, которые звенели при ходьбе. Длинные волнистые волосы она прихватывала лентами или повязывала шарфом или банданой. А еще у нее был какой-то непонятный акцент, не совсем европейский, но обдуманный и притягательный. «Это потому, что я много путешествую», — как-то объяснила она мне. В детстве она год училась во Франции, еще год в Англии, пока ее мама не развелась с дипломатом и не переехала сюда с Анникой и ее старшим братом, который сейчас уехал в университет.

— Поверить не могу, — сказала она, когда я залезла на стену и уселась рядом с ней, — что про аварию я узнала от мамы. Нормальные люди сообщают своим друзьям, что они совсем недавно чуть не погибли.

Анника посмотрела на меня так, как, должно быть, и я смотрела на нее: что-то среднее между растерянностью и завороженностью. Возможно, поэтому мы и дружили, несмотря на долгие перерывы, расстояние и разницу характеров. Она была иностранка, интересная, ее невозможно было привязать к какому-то месту, как и ее акцент. И я для нее была такой же. Наши миры были настолько далеки друг от друга, что, описав круг, снова встретились.

— Да не было ничего такого, — сказала я.

Я почувствовала ее взгляд: интересно, видно ли по мне, что я вру? Интересно, что нормальные люди говорят или не говорят своим друзьям в такой ситуации?

— Просто я попала в аварию. И мне не очень хотелось про это вспоминать.

— В газетах пишут по-другому, — заявила она, и уголки ее губ опустились. Из-за ярко-розового блеска для губ трудно было воспринимать ее слишком серьезно.

— Газеты?

— Ага, — кивнула она, повернулась и положила руки на камень между нами, выставляя напоказ ярко-голубые ногти. — Согласно официальным источникам, — начала она делано официальным голосом, — Келси Томас была чудесным образом спасена из падающей машины благодаря своему однокласснику и волонтеру-пожарному Райану Какому-то: авария не причинила девушке ни единой царапины. — Она взяла мои ладони и стала выводить на них круги пальцами, теплыми в осенней прохладе. — Я видела фото твоей машины после падения. Зрелище не для слабонервных, Келси. — Она замолчала, а я живо представила, как летит в пропасть моя машина. И как я цепляюсь за край. — Так что не говори мне, что ничего такого не было. Вчера сюда приезжали журналисты, чтобы разнюхать, в каком ты состоянии. Везде свой нос засунут.

— Да уж… — Я опустила плечи и сгорбилась.

Мое имя. В новостях. Мама слетит с катушек. Она серьезно относилась к защите частной жизни — настолько серьезно, что во всей школе я, вероятно, была единственной, у кого не было страницы ни в одной соц-сети. Даже электронную почту я завела только потому, что по правилам школы туда присылали домашние задания. Она никогда бы не купила мне телефон, если бы к нему не прилагался GPS.

— Я думала, публикация имени незаконна. Я же несовершеннолетняя.

— Видимо, законна, — фыркнула Анника. — Или кому-то забыли об этом сказать. Я решила не рассказывать маме об этом, для ее же спокойствия.

— Ты надолго домой? — спросила я, чтобы сменить тему.

— Осенние каникулы. Всего на неделю.

Школа-интернат, в которой училась Анника, работала по нетрадиционному расписанию, которое не соответствовало обычным школьным каникулам, и я никак не могла запомнить, когда она приезжала домой.

— Я писала тебе вчера на почту, потому что не смогла дозвониться.

— Ой, прости, — вздохнула я.

Я не заходила к маме в кабинете, чтобы проверить почту на ее компьютере. Обычно я пользовалась почтой у себя на телефоне, к тому же за эти два дня я и не вспомнила про уроки. Если я и выходила из комнаты, то на автопилоте, на кухню и обратно, пока страх, что Джен увидит меня в таком виде, не вывел меня из ступора.

— Я тебе даже на домашний звонила. Занято. Целый день.

— Правда?

— Да. Последний раз звонила прямо перед выходом.

— Надо же. Я проверю телефон. Может, трубка с рычага слетела. Вообще-то после аварии я не слышала, чтобы он звонил.

— Слушай, приходи завтра ко мне. Сегодня я должна проводить время с семьей, потому что Бретт приехал на выходные, но завтра вечером он с кем-то встречается, так что я, скорее всего, буду свободна.

— Не смогу прийти, — замотала я головой. — Может быть, на следующей неделе, но… не сейчас.

Я из дома-то выйти не могла три дня. С трудом сохраняла спокойствие на этом, как мама называла его, слишком необъятном просторе. Я только и думала, что о том, сколько плохого может случиться, стоит мне отойти от дома.

— Ладно. Ну, в другой раз, — согласилась Анника.

Еще одна причина, почему мы дружили. Мы не задавали слишком много вопросов. Я никогда не спрашивала ее, почему она так часто меняет школы, а она никогда не спрашивала, почему я живу за забором, решетками и проводами с током.

Я спустилась со стены, на свой двор, ближе к дому, невидимому якорю, где безопасно и предсказуемо. Анника уставилась вниз на траву, зажмурила глаза и спрыгнула за мной.

— Слушай, — сказала она, положив руку мне на плечо, — но ты нормально вообще?

Знала ли она про мою маму и о чем она догадывалась? Что-то ей точно было известно. Она видела, что я живу как на поводке, мне многого нельзя, и я никогда не приглашала ее к себе домой.

— Да, — ответила я. — Все нормально.

Тьма над обрывом, я хватаюсь пальцами… Я вдруг почувствовала синяк на плече, ушибы на локтях и порезы на ладонях. Анника вздрогнула и зашагала, высоко поднимая ноги, будто в траве действительно кишели змеи. Я разжала ладони, почувствовав острое желание показать ей свою рану, — вдруг она поймет?

— Анника? — послышался женский голос с другой стороны стены.

Анника закатила глаза:

— Надо бежать. — Но, прежде чем перелезть на свою сторону, она притянула меня к себе и крепко прижала, щекоча мне шею лентами в волосах. — Я рада, что у тебя все хорошо, милая Келси. — Она изобразила поцелуй в щеку, только у нее получалось так, что это не выглядело отстойно, и полезла на свою сторону по углублениям в стене.