Мертвый час киборга

МеРи Назари, 2019

Мария прибывает в дачный коттедж на берегу моря, где проживает подруга со своим мужчиной. Проницательная гостья быстро кумекает, что тот вовсе не любовник подруги, а лишь имитация. Для чего и зачем? Да и человек ли он вообще?.. Одно точно: "заколдованную" подругу необходимо спасать. Всего сутки потребовалось Марии, чтобы погрузиться в клубок дьявольщины и распутать его.

–… Теперь будем ломать мы. С того конца, которым ты “СюСкай” сделала. Высверлим… как там у вас, ботаников, называется… Трепанация! Повесим на ёлку с игрушками. Слабо стать жвачкой — новогодним подарком для бобиков от Санта Клауса, то бишь меня?

Сушатели похохатывали и одобрительно гыкали в усладу пахану, и только сбитая с ног женщина повернув голову к выходу, будто к чему-то прислушивалась. Голубые глаза будто синим светом освещали камеру.

Дверь, загремев, неожиданно открылась, и голос начальника смены произнес:

— Гражданку Марию Молеву на выход!

Кургузый зэк махом поднял узницу и поставил на ноги. Накинул на плечи растоптанную шаль. Развернул женщину и подтолкнул к двери. Выходя, она услышала, как вертухай сказал тем, что остались в камере:

— Оправдали ее. Стопроцентная реабилитация. Не успели елку разукрасить, гады. Хабар мне на стол.

***

Объявление о прибытии сразу двух самолетов произвело фурор. Отразившись от блестящей облицовки аэропорта, слова диктора вонзились в нервы людей и зажили самостоятельной жизнью. Людская волна рванула и тут же застопорилась. Туннель, похожий на пасть дракона, уже изрыгал авиапассажиров — конца и краю не видно.

Альбина зачарованно наблюдала, как в толпе возникало бурление и из воронок повсюду выныривали горстки встречающих, которые так пылко обнимали и целовали недавних пленников подземной утробы, что казалось, стремились подтвердить самые невероятные представления о дружбе и любви. В едином порыве люди, в далеком и недавнем прошлом связанные друг с другом, перекрыв огромное расстояние, оторвав себя от диванов, столов и дел, забыв неизбежные недопонимания, сиюминутные недоразумения и, быть может, многолетние распри, соединялись друг с другом. Воистину, полет в небе — это какой-то тест. Прямо-таки инфернальный тест — на истинные чувства.

Аля вспомнила о своем спутнике. Остроносый лысеющий мужчина лет пятидесяти застыл, вытягивая шею навстречу выходящему потоку. Он упорно сохранял неизменной выжидательную улыбку, и до сих пор ни одна эмоция от длящейся уж более часа толкотни не пробралась на его лицо и не испортила подобающего случаю выражения.

— Я все делаю с огромной любовью к тебе, — произнес он, поймав Алин взгляд, и вытер носовым платком пот со лба. — Королева, любовь моя, позвони еще.

Альбина набрала Машин номер.

Звонкий голос пробился к ее ушам сквозь шум толпы.

— Але, але! Чичас буду! Стояла не перед тем конвейером!

— Ты отзванивайся хоть иногда, подруга! Второй час паримся. А то у Георга… того… флебоксия…

Аля намерено говорила с некоторой строгостью. Это для Георга. Ведь для него Маша была чужой, и Аля ощущала вину перед ним за то, что сорвала с высокооплачиваемой работы.

— Че-че?.. — весело переспросили на другом конце связи.

— Ну того… Флеботомия!

— Не слышу! При встрече!..

Аля закрыла телефон и сказала:

— Если устал, присядь, отдохни.

Но он, игнорируя предложение, продолжал выдерживать стойку гончей.

Вот зачем он с ней увязался? — это вопрос. «Моя любимая требует специального обхождения» и «Мне бог велел тебе помочь, я лишь исполнитель его воли» — зарядил он, и ни шагу в сторону.

Она в конце концов уступила, хотя предпочла бы обойтись без помощи, по своему опыту зная, что к хорошему привыкать быстро, а отвыкать бывает не просто.

Зал поредел, и из зева «дракона» выцеживались лишь редкие группки прибывших.

Машка оказалась самой последней каплей инфернально-тестовой психоделии. Разбила напряжение, как хрустальный бокал на свадьбе. Часы ожидания вмиг сменились фонтаном чувств.

После объятий и поцелуев настал священный для Георга ритуал — фотографирование. Этот процесс всегда волшебно видоизменял его, и на этот раз Аля не удержалась, чтобы не подтрунить над губами, сложенными в острый треугольничек.

— Горящие глаза мачо и неизменная искусственная улыбка на месте, — отметила она.

— Не искусственная, — отбрыкнулся он от наезда. — Не хочу висячих губных углов.

— А то птичка не вылетит, — поддержала Маша, улыбаясь своему отражению в зеркальце.

Она относилась к тому типу женщин, которые чем-то неуловимым притягивают внимание и узнаются куда чаще, чем узнают сами. Но не так, чтоб услышать радостное: «О-ля-ля! Мне кажется, я вас где-то видел!» Скорее пасмурно-вежливое: — «А мы-то считали, что вы вышли замуж за миллионера и уехали за границу». И всё оттого, что чуть сросшиеся брови придавали ее лицу пикантное выражение решимости — одновременно настораживающее и влекущее.

— Маленькая птичка быстро выросла, — ответил Георг на Машину реплику и подал ей губную помаду, выпавшую из расшитого бисером ридикюльчика.

Садясь в машину, Аля приоткрыла переднюю дверцу и сказала, что сядет с подругой сзади.

— Пусть тут полежит, чтоб тебе скучно не было, — добавила она, кладя куртку на пустое сидение.

Георг, не отвечая, завел мотор.

Женщины устроились на заднем сиденье и защебетали о своем — женском.

— О! какой запах! Никак ты изменила белой сирени?

— Уж два с половиной года назад.

— А очки… ты теперь без окуляров?

— Решилась на лазерку.

— Класс!

— А ты по-прежнему модель писаная!

— С чего взяла?.. Ты спишь, проснись!

— Смотри в зеркало!

— Да, зеркало — это единственная вещь, которая говорит правду.

— Ой ли? Лично мне оно всегда лжет. Но я смотрю в него до тех пор, пока себе не понравлюсь.

— И правда — пусть не халтурит!

— Главное серьезно на него посмотреть. Вот так!

Рука об руку, почти соприкасаясь друг с другом коленями, они обменивались долгими взглядами и беспрестанно улыбались, готовые всю предстоящую ночь хихикать и трещать без умолку о своих делах, воспоминаниях и впечатлениях… Но Георг врубил громкую музыку, так что разговор, ограничившись парой фраз, затух.

Что ж, у мужчин свое представление о жизненных вехах.

Женщины непроизвольно затихли под децибелами, все реже оборачиваясь друг к другу. Глаза стали смыкаться. Машка не выдержала первая и, прильнув к укрытому мягкой шалью плечу подруги, уснула.

Альбине спать хотелось безумно, но отключиться безмятежно, как Маша, она не могла. Как будто зудело что-то в мозгу, а сонные глаза не съезжали с затылка впереди.

Френд вызывал восхищение. Он без проблем преодолевал сонливость и на раз концентрировался. Это Аля заметила ещё раньше. Такому водиле не грех довериться. Тверд. Собран. Трезв. Решительно отрубил сюси-мюси… Это по-мужски. Оправдано. Дорога ожидается не из легких — по горному серпантину среди ночи.

Да он просто милашка!.. Как ни верти, чтоб она делала, если б не он?

И он любит ее…

А она?..

Она присматривается. Все еще. Но честно ли это по отношению к безоглядно отдавшему свое сердце мужчине?!

Задалась вопросом — и наплыли смешанные чувства. Смесь из благодарности, долга и подспудного сомнения в явленной жертвенности. Коктейль, вполне подходящий для впрыска в кровь дозы адреналина. Он-то и не давал расслабиться. Как никак третий раз за сутки… Второй раз — когда в толпе встречающих Георг вытирал пот со лба. А первый — ещё в такси, когда они добирались до Мерса, оставленного на стоянке.

Георг рассказывал тогда водителю об убийстве сына. Убийстве самого дорого, что было в жизни… — и с теми же душераздирающими подробностями, которые памятной ночью вызвали у нее, Али, неукротимые рыдания. «…Кровь на шесть метров хлестала…»

Машина резко вильнула, и чтобы не докучать водителю излишними вопросами, Альбина включила навигатор на бесшумном режиме.

Альбина из последних сил концентрировала в себе крохи бодрости, определяя местоположение. Из пограничного сознания вынырнула мысль:

«Че я напрягаюсь-то? — И Аля сама же себе ответила: — Из-за моего эксперимента не должна пострадать Маша — вот чего». «Хм, — тут же съехидничал внутренний редактор. — Итак, отношения с Георгом ты считаешь экспериментом. Будем знать».

Путь изобиловал резкими виражами и кренами. Зеленоватый свет фар вырывал из темноты два-три метра видимости, что тотчас плющили колеса. Стремительно нарастало и ослабевало гудение, ослеплял, мигал и пропадал свет со встречной полосы. Пролетая метеорами, ночные гонщики друг за другом поглощались мраком.

Похолодало. На просьбу Али подать куртку с переднего сиденья Георг не отозвался. Он сосредоточенно всматривался вперед. По каким приметам можно двигаться в этой полутьме, на мизер освещенной фарами, для спутницы было загадкой.

И снова благодарное: «Что б я без него делала?»

Рулить она умела. Но Серёга не успел научить до конца… и теперь ее учителя больше нет.

Суровый голос разума возвратил к действительности: «Да ничего особенного, перекантовались бы в аэропорту на скамейках, а утром — на старт, внимание, марш».

Изнеженный и прагматичный, другой голос искушал: «Куда удобнее то же самое, сидя под крылышком надежного человека».

Несомненно, Георг — ее выигрышный билет!

Притормозив через час у заправочной станции, он вышел и вернулся с бокалом дымящегося кофе. Ей не предложил: посчитал, что спит. Она тайком любовалась сексапильной фигурой в отблесках огней, почему-то зажмурившись при его посадке.

Мотор загудел — и стрелка навигатора перемахнула на север.

Хм…Они ехали в противоположном от дома направлении!

Вот незадачка… Новый букет адреналина готовился к впрыску.

Что это?.. Ночной промах?.. Сброс эмоций? Заметил, что она следит за маршрутом — и ей в пику?

Ни то, ни другое не исключалось. Ошибка в период ночного бодрствования вполне вероятна. И эмоциональный негатив возможен. Слишком долго ждали Машу в аэропорту… Неудачные реплики — туда же. Её или Маши — без разницы. Всё могло отразиться.

Но вот автомобиль развернулся по направлению к дому. Ненужный, по сути, вираж.

Но почему?..

«Потому что Георг — это и есть вираж!» — ответил «внутренний редактор».

Качнуло так, что голова коснулась переднего сиденья, а навигатор выбило из рук.

Аля глянула вперед и не увидела впереди ни клочка асфальта. Легкая пыль в зеленовато-желтом свете медленно опускалась и исчезала… Мерс стоял на краю пропасти.

«Насилие звуком из динамиков могло быть жестом!.. Игнор — тоже!..» — всполошился «редактор».

Сквозь приспущенные ресницы Аля видит: Георг снимает руки с руля и медленно, как в замедленной киносъемке, поворачивается к ней…

Она, обхватив Машины плечи и затаив дыхание, снова не зная зачем, закрывает глаза.

Ревет мотор — Аля сплющивает веки сильней. Но, когда чувствует, что Мерс подал назад, наконец расслабляется.

…Глубокой ночью они попадают на нужную дорогу и оказываются в приморском селении, по крыши упакованном в лес.

Под светом луны Аля выгружает вещи из салона.

— Сумку я поставила у капота, — говорит она.

— А куда поставить Машу? — спрашивает Георг.

Он склоняется над спящей гостьей.

Аля будит подругу, Георга же просит отнести покупки и сбегать в погребок за «Элегией Масне» местного розлива.

— Тогда сюда, — отвечает он и уходит.

— Что он сказал? — спрашивает Маша, протирая глаза.

— Не бери в голову: он иностранец, — отвечает Аля. — За границей ругаются так.

— Хм… культуру не пропьешь.

Они входят в дом и зажигают заправленный бузинными углями камин. Волшебный аромат разливается по устеленной коврами гостиной.

Маша садится напротив пламени и подставляет озябшие ладони.

— На юге хоть отогреюсь от глобального потепления, — говорит она, зябко подергивая плечами.

Аля накидывает ей на плечи пуховый платок со словами:

— Поверь, я тоже хотела бы этого, но… м-м… проехали.

Маша внимательно смотрит на подругу.

— Не договариваешь чего-то… У вас, ребята, все окей?

— Да. Наверно я просто не умею работать с реальностью. Хотела тишины и покоя, а нашла вот гудящий в трубе дым. — Она улыбнулась. — Теперь вот и Георг на голову свалился.

Обе смотрят на бушующее в топке пламя.

— И… покоя как ни бывало.

— Ясно. Мешают мозги. Все им не так и покой твой до фени.

— Ага. Бо гады бесчувственные.

— Спасибо тебе за свое «бо», бо сохранила.

— Да и ты, судя по фейсу, застряла в юности, как мамонт во льдах.

Одаривая друг друга комплиментами, подруги веселели на глазах.

— Самое главное, мы с тобой не перестали понимать друг друга. После стольких лет разлуки… и да, вообще, после всего нами, девочками, пережитого…

Дверь с шумом распахнулась. Женщины вздрогнули.

— Георг, нельзя же так резко, — сказала Аля.

— Оставь «резко», — сказал Георг и, треугольно улыбаясь продолжил: — Девочки, я ваша Санта Клаус! нашел для вас за рубль семь!

Он водрузил на стол бутылку «Биле мицне».

— Как можно семьсот пятьдесят белой жидкости с поллитрой красного спутать?! — огорчилась Аля.

— Не придирайся к иностранцу, — сказала Маша. — Будь выше суеты сует. Я так «за».

— Тогда вот рюмки.

— «Мицне» пьют стаканами! — провозгласила Маша. — Я хоть не алкашка, но знаю толк.

Она разлила крепкий напиток по бокалам.

— Выпьем же, девочки и мальчики, за дружбу между народами!

Выпили. Сошли с тормозов.

— Девочки! Шансон! Какой хороший русский шансон! — восклицал Георг, включая то Лепса, то Елену Ваенгу и конвульсивно содрогаясь в такт мелодии. — Я был хороший диск-жокей!

Пары алкоголя в атмосфере гостиной густели, и с ними появились неформальные вопросы.

— А почему Горги ты сказал «рупь семь»? Откуда знаешь? — пытала Маша, чокаясь с Георгом.

Но тот, словно не понимая вопроса, глядел на Машу.

— Дело ясное, что дело темное, — шутила та. — Я не права?

— А почему, Георг, — спрашивала Аля, — ты весь путь от аэропорта вихлял, как бэшеный страус?

Георг молча уставился на Алю.

— Вай дас Мерс нихт маршрут… — изгалялась Машка, — вай ю ваг лефт-райт ол зе тайм? Не отпирайся, Штирлиц, ферштеен?

— Штирлиц?.. — «не въезжал» Георг.

Он несколько раз съёжил свое лицо ладонями и отпустил его.

— Горги ушел в гармошку и там заблудился, — комментировала Маша.

Аля, заряженная градусами, не отступала от своего интереса.

— Я следила. По навигатору… Может, ты не видел… То взад ехали, то вперед… Ты слышишь, Георг?

Френд послушно оттопыривал руками уши в ее направлении.

— Не понимаю, девочки, чего вам нужно, — наконец сказал он вполне трезвым голосом.

Аля вскипела:

— Ах… Как можно не понимать?.. Ты завис, как драный комп. Как долбаная «Альфа» 90-х… Машк, помнишь?

— У меня был «Георгий», — поглощая оливки, пошутила та. — Бета-версия.

— Тестовая?

Георг выпрямился. Расправил грудь и перестал паясничать.

— Вот именно, — сказал он четко, словно алкоголь профильтровал мозги.

Женщины замерли и обратились в слух.

— Меня тестировали, и я тоже, — продолжил Георг. — У меня была «Маша». Демо-режим. Маленькая девочка Маша. Ферштеен? И она должна была прилететь сегодня. А прилетела большая и взрослая жена. Такой тест. Такая характеристика.

Аля наморщила лоб. Ах, вот оно что.

Она все поняла.

Источник ночного адреналина выявлен. Во всем виновата она, Аля, своей персоной.

— И в самом деле, — сказала она. — Я говорила, что приедет маленькая Маша. Потому что он, ну ведь правда, Георг? — не хотел «чужую» женщину в доме. А ты, и вправду, маленькая, — с улыбкой обняла она Машу за плечи, — всю жизнь меня меньше… на три сантиметра.

А Георг продолжил все так же твердо:

— Моя машина ездила влево-вправо, потому что я не хотел полиции. Тогда сюда. Я не платил налоги два дня. Меня штрафовали. Тогда сюда.

— И тут я не права! — воскликнула Аля со странным облегчением. — Я помню, как тебя штрафонули. Мне спросонья показалось, что ты нес стаканчик кофе в машину, а это были, — хи-хи, — документы в рулонч

— Вот именно, — сказал Георг. — Стакан — ето не моя схема.

— Вот дура я! — продолжала казнить себя Аля, — … или это был… все-таки…

Маша глянула на подругу.

— Что-то ты плохо в-выглядишь. У вас оказывается была б-бурная ночь, а я, как всегда, проспала самое интересное. Отдайте же скорее дань мистеру Морфею. К-какая рифма! Прошу. А я посторожу. Но с закрытыми глазами и ручками под щечкой.

Алю не пришлось уговаривать.

— Ты права, — сказала она. — Спокойной ночи.

Жалких остатков ночи оставалось с гулькин нос, потому подруги проснулись к полудню.

Аля заглянула к Маше в комнату поинтересоваться, «не приснился ли жених невесте».

Она чувствовала себя на взлете.

Они, бывшие однокурсницы одного учебного заведения, но разных факультетов, когда-то давным-давно жили в общежитии в одной комнате. Потом в один миг разъехались кто куда, и ничто не предвещало встречу. А она — о-бана! — произошла. Аля предвкушала задушевные разговоры и интересное времяпровождение и, главное, юмор, по которому соскучилась. Георг — иностранец, что с него возьмешь? С кем посмеяться, как следует — от души?

— Жених? Не… — рассмеялась Маша. — Мой жених после Васи — это эзотерика. Представь себе. В самом прямом смысле, магия и эзотерика. — Она вынула брошюрку из ридикюля. — Буду изучать по заданию моего завлабика, между прочим. Бо физика близка теперь к магии. Такие дела. Но, право, я сейчас в раю и мечтаю только о море.

— Будет тебе море!

— О, как давно я на нем не была! Всю жизнь, всю свою чудовищно длинную жизнь…

— Ага! А обернешься назад — вспомнить нечего, — засмеялась Аля. — Парадокс времени, не так ли, дорогой мой физик?

— Да, — ответила Маша. — Такое чувство, что главного не произошло…

— Оно ждет нас за углом, — заверила Аля.

— Как не верить «алхимику».

— Да уж, — вздохнула Аля. — Алхимик — мое прозвище с детства. Потому и на химфак мотанула. А ты из-за чего физику облагодетельствовала?

— Из-за того ж самого детства.

— С этого момента, поподробней, бо записываю на извилины.

Она покрутила над головой пальцем.

Маша как бы сдула пыль с несуществующего микрофона и, произнеся «раз-два-три, проверка звука», сказала:

— Это произошло в детстве, когда я была маленькой. Гораздо меньше, чем сейчас. Подвыпивший отец стрельнул в соседа за то, что тот включил громкую музыку в машине, что стояла под окнами. И тут самому отцу стало плохо. Ему вызвали скорую, но она приехала слишком поздно. Он умер от разрыва сердца, испугавшись, что убил соседа, хотя убить человека из мелкашки с такого расстояния невозможно! Калибр не тот. Он и не убил его: я видела соседа на следующее утро живым и невредимым. Вместе с тем «убийство» имело место быть, так как произошло на моих глазах.

Конец ознакомительного фрагмента.