Мечта мужчины

Маша Царева, 2005

Мужчины любят топ-моделей? Красавиц? Дурочек с длиннющими ногами? Ерунда! Мужчины любят уверенных в себе – вот эта истина верна на все сто! Но откуда взяться уверенности и счастливому блеску в глазах (пусть даже это очень красивые глаза), если ты весишь больше центнера?! Если в двадцать шесть лет лишь мечтаешь о любви, потому что предмет твоих грез воротит от тебя нос, а красивые обновки так и остаются висеть без дела в шкафу?.. Да все поправимо! Нужно только по-другому взглянуть на себя и на мир вокруг – и сразу жизнь преподнесет массу сюрпризов. Подарит любовь. И радость. И счастье. Такое долгожданное и выстраданное счастье – быть рядом с единственным и желанным мужчиной. Ранее это произведение выходило под названием «Мечта мужчин, или 129 килограммов нежности».

Глава 2

Поверить не могу.

Все же я сделала это.

Не смогла удушить вспыхнувшую, как облитый бензином сенной сарай, ярость. И ярость взяла верх надо мной — надо мной такой, какой я хотела самой себе казаться. Красивая, уверенная в себе девушка, которая тусуется в модных клубах ночи напролет, которая коллекционирует необычные сапожки и обожает играть в дартс. У меня ямочки на щеках, я люблю запах апельсинов и корицы, люблю гулять в непогоду, прислушиваясь, как дождевые метеориты взрываются на поверхности зонта. Говорят, у меня заразительный смех, и еще — я давно хочу сделать татуировку на щиколотке, морского конька или дракона. Мне нравятся брюнеты, знойные и смуглые. Что еще? Позавчера я купила новое пальто, лазоревое, с меховой опушкой. Понимаете, я обычная девушка с обычными невинными прибамбасами.

Но вместе с тем…

Я человека убила.

Стою посреди кухни, зареванная. Глаза опухли и превратились в восточные щелочки. На мне шикарное атласное платье в японском стиле с вышитой веточкой сакуры на спине — тоже мне гейша! А тушь потекла, и теперь на щеках сине-зеленые полосы. Знаете ли вы, что в этом сезоне в моде русалочьи холодные оттенки? Мои волосы завиты у концов, мои ногти аккуратно накрашены, а ноги гладкие, как спинка новорожденного поросенка, потому что я обработала их восковыми полосками. Пренеприятнейшая, доложу вам, процедура, но я ее стойко вытерпела, потому что рассчитывала на секс. Сумасшедший секс с брюнетом, который в данный момент лежит между холодильником и кухонным столом, раскинув руки в стороны. Он лежит лицом вниз, и в спину его, прямо в безупречный кожаный пиджак от Армани, воткнут нож для рубки мяса — и неряшливая рана выглядит упреком его импозантности.

Этого мужчину убила я.

Он сам виноват! Сам! Кто заставлял его обращаться со мной так, как будто бы я пустое место? Я ведь просто хотела его поцеловать, я ведь за этим сюда и приехала. О чем он думал, когда приглашал меня на загородное свидание? И вот, когда я подошла к нему, с блестящими глазами и губами, разомлевшая, томная, смелая, он взял меня за плечи и объявил, что мы с ним — просто друзья. Всего лишь, черт побери, друзья! Только вы не подумайте, что я бросаюсь с ножом на каждого отказавшего мне мужчину. Но это особенный случай. Мне вдруг вспомнились все обиды и унижения, которые заставил меня испытать этот человек. Сколько раз я, думая о нем, рыдала в подушку!

И вот… Он лежит передо мной, и он — это уже не он, а просто его остывающее тело. Какой кошмар!

До сих пор поверить не могу — а ведь еще десять минут назад он стоял, прислонившись к подоконнику. В одной руке — миниатюрная чашка с ароматным травяным чаем, в другой — дымящаяся сигарета. И он весело рассказывал о своей поездке в Венецию, а я теребила пуговку на воротнике платья, и мы собирались есть омлет с сыром. Пористый омлет и до сих пор аппетитно желтеет в духовке. Только вот мужчины, на него претендующего, который хотел меня им накормить, больше нет. Потому что я убила его кухонным ножом — машинально схватила мясной, самый опасный, остро заточенный.

И вот стою на кухне в таком соблазнительном платье, реву. Мне еще нет и тридцати. И что меня ждет впереди? Опоясанное колючей проволокой беспросветное будущее?

А может быть…

Я осторожно приблизилась к тому, кто несколько минут назад был объектом моего вожделения, а сейчас напоминал опрокинутый на пол пластиковый манекен. Опустила руку ему на затылок (обнадеживающе теплый, черт побери!) и слегка приподняла его за голову, чтобы заглянуть ему в лицо. До того, как я это сделала, оставалась смутная надежда: а вдруг выжил? И лишь бросив взгляд на его лицо, я поняла — дело дрянь. Мужчина, с которым я так мечтала переспать, превратился в подобие тренажера для обучения азам искусственного дыхания: бледное резиновое лицо, глаза закрыты, а рот, напротив, широко распахнут, чтобы учащимся было удобнее вталкивать в силиконовые легкие воздух.

Боже, о чем я думаю?! Мне бы сейчас достать из сумочки мобильный телефон да в милицию позвонить. Интересно, легко ли будет произнести это вслух — я убила человека, запишите адрес… А потом выйти на крыльцо, присесть на шаткую лавочку и наблюдать, как измученные сентябрьским ветром листья с обреченным вздохом десантируются на мокрую землю. Именно такими будут последние пятнадцать минут моей свободы. А потом? Пятнадцать лет тюрьмы. Ну, может быть, десять, но никак не меньше. И на свободу я выйду старухой, потому что мне нельзя будет пользоваться кремом от морщин вокруг глаз и ходить на антицеллюлитный массаж. Я поседею, и еще у меня испортятся зубы. И все из-за душной ярости, накрывшей меня штормовой волной в самый неподходящий момент.

Мой тупо блуждающий по кухне взгляд вернулся к распростертому на полу телу. Почему так мало крови?

В горле запершило, как будто бы я проглотила пригоршню дробленого миндаля. Это было похоже на извержение вулкана — горячая лава прилила к моему лицу и солеными потоками хлынула из воспаленных глаз.

И сперва мне пригрезилось, что это запоздало дала о себе знать жалость. И правда — за эти кошмарные пятнадцать минут я успела испытать все что угодно — ужас, сомнение, отчаяние, все, кроме жалости к нему. И только спустя еще несколько минут я поняла — нет, не его оплакиваю.

Себя.

Я накинула свое новое пальто и вышла на крыльцо. Звенящая тишина, характерная для позднего сентября, накрыла меня с головой, словно ватное одеяло. Мне даже сначала померещилось, что я оглохла. Но потом я услышала далекое воронье карканье и поняла, что это очередной психоз. Почему хриплые вороньи переговоры ассоциируются у меня с кладбищем?

Я зябко поежилась. Так, чувствую холод, руки машинально застегивают пуговицы — наверное, это означает, что я еще не окончательно свихнулась.

А вокруг — ни души. Дачный поселок в пятидесяти километрах от Москвы пустовал. Среда, вечер, да еще и холодно как. И от Москвы далековато, вот ни один дачник и не приехал проведать свои еще не укутанные на зиму сотки. Одна я, дура, приперлась в гости к мужчине, предвкушая роскошный вечер у камина.

Я достала из сумочки мобильник. Хватит размазывать сопли по зареванному лицу. Пора покончить со всей этой дурацкой рефлексией, в конце концов, у меня будет как минимум десять лет, чтобы спокойно все обдумать и нареветься вволю.

Набрала «02» — а в ответ тишина. Все ясно, мобильный находится в «мертвой» зоне. «Абонент не отвечает или временно недоступен» — вот вам и чистосердечное признание.

В первый момент я, признаюсь, растерялась. Что же теперь делать — бегать по поселку с телефоном на вытянутой руке в поисках пригорка, на котором все же действует сотовая связь? Или попытаться найти хоть одну живую душу в этой глуши? А вдруг в чьем-нибудь домике найдется телефон? К тому же здесь должен быть сторож… Я понимала, что проект сомнительный, ну что я скажу ему? Извините, мол, бога ради, что отвлекаю вас от просмотра «Санта-Барбары», но я вот тут человека убила, да-да, соседа вашего. Нельзя ли от вас позвонить, пли-и-из?

Можно еще попытаться найти ближайший населенный пункт с почтой. Но я понятия не имела, в какую сторону следует идти.

Зато мне было прекрасно известно, где находится автобусная остановка, — несколько часов назад я сошла с рейсового автобуса, счастливая и нарядная. И меня встречал улыбающийся мужчина.

Не без некоторой опаски я оглянулась на оставленный мною дом. В окнах уютно желтела неяркая мерцающая лампа. Что ж, похоже, другого выхода у меня нет. Придется вернуться на автобусе в Москву. Позвонить в милицию можно и из своей квартиры. Заодно у меня будет немного времени, чтобы собрать вещи в камеру, — на моих бестолковых родственников рассчитывать не стоит. Правда, я ничего не знаю о том, каким должно быть содержимое саквояжа зечки. Но ничего, на месте сориентируюсь.

Покидая дом, я на всякий случай вымыла свою чашку и выключила свет.

В автобусе сидела у окна, вспоминала. Его, темноволосого, еще вчера любимого, а сегодня — бывает же — мертвого.

Я влюбилась в него с первого взгляда — да, такое случается не только в мелодрамных мини-сериалах. Можете мне поверить, ведь я — доктор наук по части безответной любви. Можно и так сказать: до того, как я его встретила, моя жизнь была размеренной и, может быть, даже немного скучной — зато я была уверена в том, что завтрашний день будет таким же, позитивно срисованным с сегодняшнего. Будь на то моя воля, я ни за что бы не променяла эту крашенную в тускло-серый цвет безмятежность на горячую оранжевую истерию. Он появился, и я сошла с ума, просто на стенку полезла.

Вы смеяться будете, но я, взрослая тетка, даже пару раз звонила в телефонную психологическую консультацию. Бесплатный телефон доверия — спасите! Я влюблена и жестоко проигнорирована! Равнодушная, но вежливая аспирантка психфака посоветовала мне ярче краситься, поменьше обращать на него внимание, а на ночь пить новопассит.

И я купила косметический набор «Шанель». Но синие тени с мерцающим блеском не заставили его добровольно утопиться в «омуте» моих тщательно накрашенных глаз. А золотистая губная помада так и не смогла намекнуть на то, что я жажду его поцелуя. Ничего не изменилось.

У него на глазах я кокетничала с коллегой из коммерческого отдела. Я принимала ненужные мне приглашения в кино и даже в гости. Все закончилось тем, что в один прекрасный день я обнаружила себя в чужой постели, а рядом лежал чужой голый мужчина, который не вызывал во мне никаких эмоций, кроме смутного раздражения. А он, кажется, даже не заметил ничего. Хотя по оптимистичному сценарию телефонного психологического консультанта должен был страдать от внезапной черной ревности.

Что же касается новопассита, то я скупала его коробками. Я «подсела» на новопассит, как слабовольный подросток на героин. И далеко не всегда эти сладко пахнущие капли могли угомонить ночную лихорадку моего растревоженного сердца. В лучшем случае я проваливалась в полный странных ярких сновидений полусон-полубред. После такого сна я чувствовала себя не отдохнувшей, а окончательно добитой.

В общем, ничего они не понимают в безответной любви, эти жизнерадостные телефонные консультанты.

Если бы можно было усыпить человека на время! Заснуть на пару лет — а потом проснуться с румянцем бодрости на отдохнувшем лице. Выстрадать положенное во сне. Проснуться обновленной и нечуткой к огненным взглядам брюнетов, которые пудрят тебе мозги. Временная летаргия. Идеальная панацея для таких, как я, для слабых женщин, влюбленных в манипуляторов.

Если бы он сразу дал мне понять — ничего, мол, не выйдет, ты, дорогая, баба хорошая, но не в моем вкусе, можешь зарубить это на своем курносом носу, — я бы, честное слово, смирилась. Но нет — он постоянно меня обнадеживал.

Однажды он пригласил меня на рок-концерт.

Спрашивается, почему бы ему было не позвать Веру из бухгалтерии или Наденьку из службы анонсов. Но он выбрал именно меня. Я восприняла это как знак свыше и расстаралась, балда. Купила кожаные штаны и бандану — чтобы выдержать рок-стиль. Увидев меня, он рассмеялся. Панибратский хлопок по плечу — и из почти двойника ранней Шер я развенчана в нелепую тетку в странном одеянии.

— Сними эту бандану, старушка! На нас все смотрят, я стесняюсь. А эти кожаные штаны тебя полнят!

Весь концерт я просидела как на иголках. Никакого удовольствия не получила и даже не запомнила, кто именно выступал. Я комкала в руках кожаную бандану и мечтала под землю провалиться. Мне казалось, что все окружающие смотрят на меня насмешливо. И я чувствовала себя бочкой жира, хотя в зале было полно женщин куда толще меня.

Мне хотелось поскорее попасть домой и переодеться.

Но когда концерт закончился, он предложил вместе поужинать. Я растерялась. С одной стороны, я так давно мечтала об этом — вкушать буржуазную клубнику под пышной шапкой взбитых сливок и чтобы напротив сидел он. И молча любовался бы мною и тем, как я ем. С другой стороны, я почему-то продолжала чувствовать себя уродиной. Я была красивой, совершенно точно. Но в глазах моих не было того особенного блеска, который отличает настоящую красавицу от самозванки.

И все же я согласилась. Я знала, что никогда не прощу себе упущенной возможности. Ничто не огорчает так, как то, что мы не сделали когда-то, хотя и могли.

Он привел меня в китайский ресторан на проспекте Мира. Я заказала экзотический десерт — боярышник в кляре. Но есть от волнения не могла — вилкой катала кусочки теста по луже патоки и совершенно по-идиотски молчала.

А он, представьте себе, говорил о любви. Не о любви ко мне, конечно, а об абстрактной любви. Но звучало это обнадеживающе. И правда, если он ни на что не хотел намекнуть, то почему поднял именно эту тему? Почему не завел разговор о чем-нибудь безопасном — о растущих ценах на автомобили или стратегических особенностях хоккея на траве.

— Любовь — это самый опасный противник, — говорил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Никогда не знаешь, на какую уловку она пойдет в следующий раз, чтобы выставить тебя полным дураком.

— Тебе так не везло в любви? Я затаила дыхание.

— У меня было много женщин, но все как одна суки. Ненавижу сук. Именно поэтому я решил изменить свое отношение к любви.

— И?

Кажется, в тот момент у меня поднялась температура. Такое странное ощущение — как будто бы сердце растеклось по всему организму, как ртутные шарики.

— Понимаешь, я всегда был слишком категоричным. Я обращал внимание только на тех женщин, появление которых было сродни удару под дых. Знаешь, старушка, есть такие люди, которые кровь заставляют закипеть.

Уж я-то знаю, подумала я, тщетно пытаясь остановить кипение.

— Такие люди делают тебя несчастным, — он раздраженно отодвинул свою тарелку с острым рисом. — Можно попробовать твой боярышник?

— Конечно, — прошептала я.

Я знала, что сейчас, вот сейчас, он скажет что-то важное.

Но он принялся сосредоточенно жевать. Мне пришлось ждать по меньшей мере десять минут, пока он справился с десертом и с помощью зубочистки избавился от остатков патоки, прилипших к зубам.

— Так вот. В последнее время я стараюсь обращать внимание не только на девушек, которые одним взглядом отправляют тебя в нокаут. Я подумал — а что если любовь иногда подкрадывается исподтишка? А ты увиливаешь от нее, упорно поворачиваясь спиной.

К чему он это? Неужели имеет в виду меня? Я сидела напротив него и улыбалась. Проснись и пой, корова в кожаных штанах! Конечно, он имеет в виду тебя, а кого же еще? Не официантку же, которая только и успевает подносить ему сливовое вино.

— Совершенно с тобой согласна.

— Вот видишь! — возликовал он. — Значит, не один я так считаю. Значит, это правда.

— Я тоже часто об этом думаю. — Воодушевленная хрупким теплом, вдруг возникшим между нами, я протянула руку и погладила его по щеке. Он улыбнулся, я смутилась.

Благословенное тепло, нежное, как бутон подснежника. Если правильно за ним ухаживать, лелеять его и подпитывать, то оно может разрастись в вибрирующий огонь.

— Именно по этой причине я и пригласил сегодня тебя…

Вот оно! Наконец-то! Йе-е-ессссс!

Без преувеличений — я готова была вспрыгнуть на стол прямо в уродующих мою (толстую? Или не хуже, чем у других?) задницу штанах, каблуками раскидать тарелки и исполнить что-нибудь зажигательное и энергичное под «Танец с саблями», например.

— Я… я очень рада… Правда.

— Я хотел поговорить с тобой. Уверен, ты все правильно поймешь. Ты всегда казалась мне умной.

Я подалась вперед.

— Продолжай.

— Это касается Веры. Веры из бухгалтерии. Мне казалось, вы подруги.

Многоголосый хор ангелов в моей голове оборвал свое пение.

— Ну… не то чтобы подруги. Так, общаемся от случая к случаю. А что?

— В последнее время я много о ней думаю.

— Обо мне? — на всякий случай уточнила я.

— О ней. О Вере. Я вдруг подумал, а вдруг она — именно то, что я искал?..

…Подонок. Подлец.

Я прислонилась лбом к стеклу. Автобус трясло. Жалко, что в общественном транспорте нельзя курить. Как он мог так поступить со мной? Это не вчера произошло, но запомнилось, как и все горькие обиды, ярко. Неужели он просто ничего не заметил? Как я смотрела на него, как я, подобно отважной амазонке, охотилась за его взглядом? Как я радовалась его улыбке, как волновалась, когда разговаривала с ним? Как можно быть настолько нечутким? Или он просто был садистом? Сознательно ловил от этого кайф?

Если бы можно было с ним поговорить… Сейчас я бы не постеснялась. Почему я не догадалась обо всем его расспросить? Как безвольное бревно, поплыла по течению, влекомая кипящей яростью…

Автобусы я не люблю. Такое впечатление, что водитель нарочно тормозит как можно резче, чтобы пассажиры, как кегли, повалились друг на друга. Вот и сейчас — не успела я задуматься, как мне отдавили ногу. А на мне, между прочим, были бежевые замшевые сапожки, сшитые одним авангардным модельером на заказ. На каждой щиколотке вышивка, имитирующая татуировку в кельтском стиле. Хотя к чему на зоне бежевые сапожки… Там мне выдадут другую этническую обувь — валенки.

И все же — странно… Из-за него я несколько лет прожила, словно в тюрьме. Он заточил меня в пространство, ограниченное одним-единственным человеком — им самим. И вот теперь я отправляюсь в настоящую тюрьму — из-за него же…

А прошлой зимой был еще такой случай.

Он позвонил мне поздним вечером, когда я уже легла спать.

— Солнышко! Ничего, что я так поздно?

Его голос, как выяснилось, работал эффективнее заточенного в алюминиевую кастрюлю будильника. Я так и подскочила на кровати. Сон как рукой сняло.

— Ничего страшного! Я еще и не думала ложиться.

— Ты, кажется, в Сокольниках живешь?

— Да.

— Просто у меня машина сломалась. Ее чинят сейчас, но им потребуется несколько часов. А на улице мороз — жуть. Может, на чай пригласишь… — он помолчал. — Конечно, если это неудобно, то я все пойму.

— Удобно! — взревела я. — Конечно, приезжай! Записывай адрес!

Разумеется, я оптимистично решила, что сломанная машина и непогода — это классический прием интеллигентного соблазнителя. Я наскоро застелила кровать и побежала в ванную брить подмышки. На мне были бигуди, я торопливо сдирала их, вырывая целые пучки волос. В итоге на моей голове получилось нечто, более всего напоминающее парик Долли Партон.

У него был мобильный телефон, и вскоре он позвонил еще раз, чтобы уточнить номер подъезда.

— Как, ты уже подъехал?! — Я ужаснулась. Мне не хотелось, чтобы он видел меня с растрепанными волосами, без косметики и в плюшевой пижаме с пятном от кетчупа на груди.

— Еще нет, но скоро буду… Знаешь, а я почему-то очень хочу тебя увидеть.

— Я тебя тоже.

— Я тортик купил. Ты любишь «Эстерхази»?

— Конечно! Мой любимый торт.

На самом деле я бы восхитилась, даже если бы он принес консервированную спаржу или рыбные палочки в панировке. Все, чем ему бы вздумалось угостить меня в ту ночь, я мгновенно возвела бы в ранг самого любимого блюда. Потому что это была бы еда, которая предшествует любви. Заниматься любовью с любимым человеком — разве не для этого я рождена на свет?

— Кажется, я только что поняла, в чем смысл жизни, — рассмеялась я.

— И в чем же?

— Потом расскажу. Главное, ты приезжай побыстрее.

— Хорошо. А ты надень, пожалуйста, белую рубашку, она мне так нравится!

— Что?

— Белую рубашку с вышивкой на кармане. Ты в ней так сексуальна.

Господи, он помнит мою одежду! А я столько времени была уверена, что он и присутствия-то моего не заметит, если я сама не подойду поздороваться.

— Конечно. Жду тебя.

— Целую.

И он отсоединился.

А я бросилась к шкафу, но рубашки с вышивкой на кармане не обнаружила. Запоздало вспомнила, что в порыве хозяйственности упрятала ее в корзину с грязным бельем. Отыскала рубашку в ворохе несвежих колгот. А что — не такая уж она и грязная. Только на воротнике полоска тонального крема. Но ее можно отстирать в раковине, а потом быстренько высушить под утюгом.

А что есть у меня в холодильнике?.. Какой кошмар, варенье заросло плесенью! Сколько месяцев стоит здесь эта банка?

Пока грелся утюг, я успела накрасить глаза, натянуть черные чулки с подвязками и подпилить ногти. Воротничок никак не хотел сохнуть, и в конце концов я решила оставить все как есть. Наверняка надолго эта рубашка на мне не задержится — раз он сам признался, что считает ее сексуальной. А судьба сексуальных вещей — быть сорванными в порыве страсти и в течение всего вечера небрежно валяться на полу. Растрепанные кудри я собрала в высокий хвост — получилось стильно.

А он все не появлялся. От скуки я решила испечь шарлотку. Сорок минут — и у нас будет душистый свежий пирог. После секса самое время поесть сладкого — можно прямо в постели. Я замесила в миксере тесто и обсыпала корицей яблоки. Хозяйничала и улыбалась. Какое же это счастье — готовить для любимого мужчины.

Прошло два часа, а он так и не появился. Поверх сексуальной рубашки мне пришлось надеть кардиган. В конце концов я и чулки сменила на рейтузы — ничего страшного, успею оперативно переодеться, пока он будет подниматься по лестнице.

На столе остывала шарлотка. Хотелось спать. Я сварила кофе и попробовала кусочек пирога. Вкусно. Включила телевизор — работал только ночной молодежный канал. Тупо понаблюдала за тем, как блондинистая Шакира виртуозно потрясает ягодицами. Вот бы и мне научиться быстро-быстро вращать попой в разных плоскостях — от мужиков отбоя бы не было.

Я не помню, как уснула. Утром обнаружила, что сижу в кресле, свернувшись калачиком. Ноги затекли, мышцы ныли, как после занятия аэробикой-латино, шею ломило. Я посмотрела на часы — половина одиннадцатого. Восхитительно, я опоздала на работу.

А он так и не приехал.

…В офисе я появилась через полчаса — и никто не посмел меня отчитывать, наверное, потому что у меня и так был похоронный вид. Косметику я смыла, а заново краситься не стала. Под глазами наметились синяки (но это была не та красноречивая синева, которая окаймляет глаза красивой женщины после бессонной ночи любви), голова не поворачивалась, потому что всю ночь я провела в прохладной комнате в рубашке с мокрым воротничком.

Он тоже опоздал. Я думала, что он виновато потупится или хотя бы попробует мне все объяснить. Но он подошел ко мне и как ни в чем не бывало хлопнул по плечу. Это он так со мной здоровался — терпеть не могу этот жест, допустимый в общении лишь с нелюбимыми женщинами.

— Прости, старушка! Хочешь орешков? — весело воскликнул он и протянул мне раскрытую пачку кешью.

— Нет, спасибо, — холодно отказалась я. — Знаешь, а я тебя вчера ждала.

Все-таки он немного смутился.

— Я понимаю. Прости, ради бога. Вчера у моей бабы день рождения был, я напился, и мы поссорились. И от отчаяния я начал звонить всем знакомым девушкам и напрашиваться в гости… Я идиот, извини, старушка…

… — Девушка, откуда же вы взялись тут, такая интересная?

Автобусный приставала совершенно не стеснялся обратиться ко мне, нарядно одетой задумчивой женщине, несмотря на то что был лохмат, не умыт и, кажется, изрядно пьян. Совсем молодой парень, блондин, широкое русское лицо, нос картошкой, веснушки. С трудом сфокусировал на мне взгляд, но улыбался вполне дружелюбно. Обычно я таких принципиально игнорирую. Хотя что уж там, я вообще стараюсь общественным транспортом не пользоваться.

Но в тот момент мне захотелось поговорить хоть с кем-нибудь. Главным образом для того, чтобы отвязаться от куда более навязчивого собеседника — внутреннего голоса.

— Вы считаете меня интересной?

— Еще бы! Никогда раньше таких не встречал. Вы случайно не артистка?

— В некотором роде.

— Знаете, а я бы на вас женился, — простодушно улыбнулся он. — Не верите? Правильно, мужчинам доверять не стоит. А я все-таки правду говорю. Спорим?

Мне вдруг стало грустно. Что же я делаю? Уже с пьяными в автобусе кокетничаю… Цепляюсь, как за соломинку, за последние мгновения свободы. Я и не подозревала, что сердце может так ныть от самых обыкновенных вещей. Этот автобус мне надолго запомнится. Может быть, я буду даже скучать вот по этому никчемному блондину. Если я ему об этом сейчас скажу — не поверит.

— Простите меня. — Я решительно встала и пробралась к выходу. С этого момента у меня своя дорога.

Не хочу в тюрьму. Только не сейчас. Только не я. Только не из-за этого придурка. Нет — не бывать этому, и точка. Эта мысль, простая и яркая, как вспышка молнии в анимационном кино, на несколько секунд парализовала меня.

Я стояла перед зеркалом в благоухающей ванилью ванной, все вокруг было таким знакомым — бесконечные стеклянные флаконы, разноцветные ароматические свечи, упаковки с краской для волос, змейки резиновых бигуди. И мое побледневшее лицо в забрызганном зубной пастой зеркале — красивое лицо, ухоженное.

И сейчас, вот прямо сейчас мне необходимо позвонить в милицию и сообщить о совершенном преступлении. Один телефонный звонок, и мой миниатюрный ванильный рай распадется на тысячу осколков, как неловко уроненный на кафель хрустальный флакон с духами.

Я присела на край ванны. Может быть, наполнить ванну теплой водой, перемешанной с розовым маслом, — в последний раз испытать дивно пахнущее блаженство релаксации? Эх, сколько поступков мне вдруг отчаянно захотелось совершить в последний раз! Поболтать по телефону ни о чем, съесть бутерброд с икрой, перечитать в сто пятидесятый раз Сэлинджера, посмотреть дурацкое телевизионное ток-шоу, померить оранжевые чулки с подвязками, которые я на прошлой неделе смеха ради купила в секс-шопе.

Я не хочу в тюрьму, а значит, не бывать этому.

Надо немедленно успокоиться. Есть ли у меня другой вариант? Как скоро будет найдено тело? Сегодня среда, раньше пятницы в дачном поселке народ не появится. И как быстро подозрения падут на меня? В последнее время мы так мало общались — наверное, сначала следователь пройдется по его близким знакомым. А знакомых у него — тьма-тьмущая. Особенно женщин, и каждая третья — ходячее воплощение страстной ревности. Кажется, убегая с дачи, я вымыла свою чашку. Конечно, там полно отпечатков моих пальцев, но откуда им знать, что отпечатки — именно мои?

Спокойно. С чего я вообще решила, что звонить в милицию необходимо? Полный бред, но виноватой я себя почему-то не чувствую. С моей точки зрения, подлец, измучивший столько женщин, включая меня, получил по заслугам. Он меня изнутри высушил, я стала черствой и вот теперь даже не способна испытать чувство вины.

Если я уеду из Москвы, кто меня найдет? Деньги у меня есть, не много, конечно, но на первое время хватило бы — а там устроюсь как-нибудь. И вообще, будет ли меня кто-нибудь искать? А если еще внести небольшие изменения во внешность…

Вряд ли в тот момент я соображала, что делаю. Скорее действовала на автомате — схватила коробочку с раствором «Домашняя химия» и бигуди. На коробке была нарисована глупо улыбающаяся блондинка, кудрявая, как овца. Подарок мамы — мама всегда считала, что мне стоит немного оживить свою внешность. Еще у меня была черная краска для волос, крем-автозагар и цветные контактные линзы, которые превратят мои прозрачно-голубые глаза в воспетые «очи черные». Я прекрасно понимала, что собираюсь сознательно уничтожить собственную привлекательность. Мне совершенно точно не пойдет цыганский цвет волос, да и выполненная в домашних условиях химия сделает меня похожей на продавщицу из овощного ларька. Зато никто не сможет признать в вульгарной безвкусной тетке светскую красавицу — меня. Почему-то мне было весело и легко.

Через три часа на Савеловском вокзале появилась чернявая женщина неопределенного возраста. Она была одета в бесформенный серый балахон, застиранный китайский пуховик и дутые сапоги — дешевые, но практичные. В ее руках была черно-белая хозяйственная авоська. Женщина ничем не выделялась из вокзальной толпы, она выглядела как типичная жительница глубинки, усталая мать как минимум двоих детей. На лице ее были заглавными буквами выведены все ее нехитрые проблемы — денег мало, муж пьет, молодость на исходе, а до старости еще далеко… Как бы удивился случайный наблюдатель, если бы ему удалось ненароком заглянуть в неприметную авоську этой невзрачной, побитой жизнью дамы, — ведь внутри он с удивлением обнаружил бы блестящее портмоне из лакированной кожи крокодила. Да и содержимое портмоне было под стать дороговизне самого кошелька. Две тысячи долларов, несколько тысяч рублей и изящные золотые часики с плавающими бриллиантами на циферблате.

Но никто не знал о богатстве, тщательно спрятанном в заношенной сумке, поэтому и на ее хозяйку никто внимания не обращал. А она тем временем подошла к кассе, купила первый попавшийся билет на первое попавшееся направление, а потом уселась на лавочку на перроне.

Она понятия не имела о том, куда едет.

Этой женщиной была я.