Девушка с голодными глазами

Маша Царева

Современные стандарты красоты воспевают анемичную худобу. Носить 46-й размер считается выходкой на грани фола, я уже не говорю о 48-м. Неужели в этом безумном мире нет места здоровой женственности? Героиня этого романа – это собирательный образ современной горожанки, помешанной на самосовершенствовании. Я посвящаю эту книгу всем, кого ужасает слово «шоколад», и тем, кто едва на ногах стоит от слабости, тем, у кого от бесчисленных диет выпадают волосы и зубы. Надеюсь, прочтя ее, хоть один человек, закусывающий обезжиренный кефир помидорчиком черри, задумается о том, что мода – это условность, а настоящая красота – внутри…

Глава 4

Миром правит любовь. А любовью — общественное мнение.

Легко влюбиться в фотомодель, нежную, большеротую, с пятидесятисантиметровой талией и задорно торчащей попкой, с острыми холмиками молодой груди и шелковым золотом волос. Легко влюбиться в известную актрису, загадочно-томную, с уложенными кудрями, умеющую красиво плакать и носить винтаж. Легко влюбиться в светскую красотку, порхающую на шпильках от Джимми Шу с одной party на другую, не знающую иных проблем, кроме выбора: Сан-Франциско или Антибы. Легко влюбиться в ухоженную бизнесвумен с цинично-ироническим прищуром, разглаженными рестилайном морщинками, которая перед сном читает Декарта, а по выходным играет в гольф.

Легко влюбиться в бизнесмена, который мчится по Тверской в алом «Порше», и его темные волосы красиво развеваются на пахнущем пылью ветру. Перехватить его насмешливый испытующий взгляд и пропасть — с первого взгляда, словно в омут провалиться, пойти за ним, как крыса за волшебной дудочкой. Легко влюбиться в известного музыкант или поэта — с влажными от слез умиления глазами смотреть на него из толпы таких же смущенно-восторженных обожательниц и ждать, когда он позовет тебя, тебя одну, хоть на край земли, хоть на одну-единственную ночь.

А вот нам, простым смертным, чей возраст, как снежный ком с горы, на всех парах мчится к тридцатнику, чьи бедра медленно обрастают гормональным жирком, чье имя никому не известно, чья красота не подобна удару под дых — нам, обычным московским девушкам, надо очень-очень постараться, чтобы кто-нибудь на нас запал. Что делать, если ты перфекционистка и не хочешь размениваться на бледных клерков с залысинами, или прыщавых отроков с намечающимися амбициями и без копейки в кошельке, или стареющих зануд, которые вечерами возятся в гараже или пьют пиво перед телевизором? Как быть, если, останавливая взгляд только на первосортных мужчинах, сама ты выглядишь не очень? Симпатична, мила, неглупа, но до Тины Канделаки тебе, как кремлевским холмам до Эвереста?

Вопрос: что делать?

А) сразу застрелиться;

Б) немного снизить планку и, отвернувшись от главных фигурантов московского любовного фронта, сконцентрироваться на ком-нибудь попроще;

В) в силу возможностей, средств и изворотливости максимально приблизиться к идеалу.

Само собой, я выбрала третий вариант.

И нечего жаловаться, если желудок сводит от голода, если ты уже вторую неделю сидишь на таблетках от анемии, но все равно от слабости едва удерживаешься на каблуках. Нечего жаловаться, если на сто двадцать восьмом приседании у тебя больно свело ягодичную мышцу, если от кислотного пилинга щиплет кожу, если массаж оставляет на твоей коже фиолетовые синяки. Тебя просто не поймут. В твоей трагедии ничего особенного нет, это московская норма. За каждым вторым впалым животиком местной красавицы кроется такая драма о стойкости, что мало не покажется. Этот город помешан на внешности. Не быть красоткой здесь не комильфо.

С Гениальным Громовичем у меня установились теплые дружеские отношения под кодовым названием «цивилизованный развод». За четыре года, проведенные вместе, мы успели стать родственными душами. И пусть я так и не смогла его полюбить, все равно ближе Громовича у меня никого в Москве не было. Сняв обручальные кольца, мы продолжали общаться. По инерции Громович иногда переводил на мою Visa деньги. Помогал таскать сумки с продуктами. Самоотверженно выслушивал мое нытье. Приглашал в кино. Делился планами. Собственно, после развода в наших отношениях мало что изменилось, просто из них исчез досадный межполовой аспект — и нам обоим стало легче. Нам более не портило вечер унылое ожидание бессмысленного действа, именуемого «супружеский долг», — вяло склеенные рты, дежурные поглаживания, неуместный стон, сымитированный оргазм. Пожалуй, он стал мне еще ближе после развода — такое возможно только в тех случаях, если люди разбегаются по взаимному согласию.

Нам обоим не нужно было время, чтобы «пережить», «переболеть». Оба были настроены сразу же броситься в затягивающую топь новых отношений — только вот мне хотелось несерьезного флирта, а мой экс-супруг, как обычно, был настроен на любовь до гроба. Иногда мы созванивались.

Естественно, он в конце концов узнал о моих неудачных чаяниях, благо, наши отношения давно подразумевали ту степень близости, при которой слово «целлюлит» произносится совершенно беззастенчиво.

— Какой бред, — искренне удивился Гениальный Громович. — Вер, твоя подруга интеллектуально ущербна. Я всегда тебе это говорил.

— Знаю, что ты не любишь Нинон, — поморщилась я. — Она просто своеобразная. Но, согласись, рациональное зерно в ее словах есть.

— Ни за что не соглашусь. Наоборот, мне кажется, что ты выглядишь, как никогда, хорошо.

— Ты всегда мне льстил. Между прочим, это из-за тебя я так разжирела. Если бы мы не заказывали каждый вечер пиццу, если бы три раза в неделю не обедали в «Тарасе Бульбе», если бы ты не закармливал меня комплиментами…

— То сейчас тебе удалось бы соблазнить серфера, похожего на неандертальца? — насмешливо прищурился Громович. — Или стать очередной зарубкой на ножке кровати самого известного московского плейбоя? Может быть, оно и к лучшему, что с ними не вышло? От таких людей одни неприятности.

— Ты ничего не понимаешь! — с досадой воскликнула я. — Нинон говорит, что у меня завышенные требования. Что каждый человек должен понимать, на чье внимание он имеет право посягнуть, а на чье — нет. А мне нравятся только лакомые кусочки. Мужчины, за право быть с которыми конкурируют сотни девиц. И я этой конкуренции не выдерживаю… Не по Сеньке шапка. И я должна либо переключиться на кого-нибудь попроще, либо стать… конкурентоспособной.

— Разве о женщине можно так сказать — «конкурентоспособная»? — поморщился Гениальный Громович. — Это же не баночка йогурта. Ты такая, какая есть. Милая, смешная, девчонка-праздник, девчонка-фейерверк, девчонка-моторчик.

— И девчонка-жирная-жопа, к сожалению, — добавила я. Хотя, признаюсь, мне было приятно слушать, как он меня уговаривает.

Почему в Москве невозможно сидеть на диете

1. Москва полна соблазнов. Можно, конечно, запереться дома, но даже это в иных случаях не оградит от танталовых мук — какая-нибудь телевизионная швабра непременно будет смаковать на твоих глазах шоколадный торт, да еще и комментировать при этом, насколько он прекрасен. А в открытую форточку незваным гостем просочится одуряющий запах палаточной курицы гриль. В качестве конечного штриха позвонит бестактная подруга и пригласит на домашнюю шарлотку («А что? Это ведь совсем некалорийно!»).

2. Диета и личная жизнь — понятия несовместимые. Личная жизнь каждой уважающей себя москвички предполагает походы в ресторан. Я вдобавок являюсь девушкой малообеспеченной — мои случайные заработки не подразумевают регулярное приобщение к общепиту. Поэтому с самой юности я относилась к ресторанным свиданиям цинично — как к возможности бесплатно пожрать. Как-то глупо сидеть, подперев ладонью щеку, напротив очередного распускающего хвост воздыхателя. Цедить минеральную воду или в лучшем случае бокал сухого вина, когда в меню есть такие соблазнительные вещи, как шоколадный торт или блинчики с черной икрой.

3. ПП (Подлые Подруги) — вполне распространенное для Москвы явление. Классическая ПП сначала сочувственно выслушает твою исповедь о лишнем весе, сокрушенно прицокнет языком, напросится в союзницы, а потом с невинным лицом рембрандтовского херувима будет подсовывать тебе гамбургеры и конфеты.

4. Москва возбуждает аппетит — и в прямом, и в переносном смысле. В этом городе заражаешься истерией потребления, манией собственничества. Хочется хватать жизнь полными охапками, обжираться впечатлениями, людьми, событиями… ну и едой, разумеется.

Конец ознакомительного фрагмента.