8 дней между вчера и завтра

Маша Фокс

…Четыре школьные подруги отправляются в круиз по Средиземному морю, чтобы отпраздновать пятидесятилетие своей дружбы… Каждый вечер они собираются на верхней палубе круизного лайнера, пьют «Просекко», любуются закатами и каждая из них рассказывает свою историю. Таким образом книга получилась написанной в литературном жанре «рассказ в рассказе» – что дает возможность читать ее практически с любой страницы. Подобный писательский жанр я лично определяю как «трындеж». Книга содержит нецензурную брань.

День 3

Ливорно

Как я уже говорила, поездка планировалась долго и тщательно. Единогласно было принято решение сэкономить на каютах и взять рядом две «внутренние», т.е. без иллюминаторов. Они на порядок дешевле, но не менее, если не более, комфортабельны. Как правило, недостаток света компенсируется лишним квадратным метром площади и каким-нибудь дополнительным шкафчиком, что, учитывая объемы наших чемоданов, весьма кстати. Зачем выпендриваться и переплачивать за дневной свет, когда его сколько хочешь на всех палубах, а в каюты мы приходим только на ночь. Расселились как-то спонтанно. Я с Динкой, а две «Н» — Нино и Натали — соседняя дверь. Договорились уважать частную жизнь и не будить друг друга. Не спится — не шаркай и не шебаршись, тихонечко выкатывайся на палубу или в лаундж — до чего ж красивое слово — и проверяй свой ФБ и месседжис (еще одно красивое слово) — сколько душе угодно.

Мне проснулось рано, проверять в телефоне было нечего. Один из моих основных корреспондентов сладко посапывал на боку, умастив обе руки под подушкой и прижимая ее к щеке так, как будто бы в ней были спрятаны все деньги, паспорта и драгоценности. Я так давно не путешествовала, а тем более так «шикарно», что перед отъездом долго ломала голову над составлением оптимального гардероба. Чтоб, как говорится, и в пир, и в мир, и в добрые люди. Решила остановиться на беспроигрышном варианте — черное/белое плюс красный шарфик. Именно для утренних прогулок и для выхода к завтраку я приобрела за бешеные деньги черную шелковую пижаму с белыми манжетами в комбинации с бело-черным кимоно в красных галочках. В таком прикиде не стыдно и в публичное место выйти. Зря я гордилась своей элегантностью. Выйдя в коридор и прислушавшись, я поняла, что оценить ее будет некому — предрассветная тишина обволакивала пространство нашего плавучего дворца. Вот и славненько. Можно немного побыть наедине с собой. Поднялась на лифте на ту же палубу, где вчера любовались закатом. Плед, аккуратно сложенный, лежит на спинке того кресле, в котором я сидела, но само кресло, столики, и весь амфитеатр бара развернут лицом к востоку. Божечки мои! Когда ж эти малайзийские мальчики-с-пальчики успели все убрать да еще и зрительный зал по отношению к сцене развернуть?!

А на сцене… начинается тихое действо. Небесный режиссер-осветитель постепенно убирает лиловый, высветляет его, заменяя густо-голубым, но и он не остается в воздухе надолго, плавно насыщается розовым. И вот уже над горизонтом выстреливают, распущенные, как фаланги веера, алые лучи. В секунды алый цвет перетекает в оранжевый. Еще мгновение и… Я, затаив дыхание, смотрю на эти роды. На то, как из лиловой черноты горизонта, как из чрева матери, плавно, но уверенно и необратимо вытекает золотой диск солнца.

— Вот черт, опоздала, — у меня за спиной раздается знакомый голос Дины, — так хотела посмотреть на восход. Почему ты меня не разбудила?

— Так ведь договаривались же. Каждый за себя. Встаем, когда встаётся. Ничего, у нас впереди еще пять закатов и шесть восходов. Еще насмотришься. Кофейку?

Завтрак и вообще еда на круизном лайнере — особая тема, и я не хочу ее касаться. Про это написаны сотни постов ФБ, и только ленивый блогер или фриланс-обозреватель женских журналов не описал этот рог изобилия во всех подробностях.

Мы же сюда не объедаться приехали. Нас волнует пища духовная.

— Девочки, какие на сегодня планы? — подвожу я черту под утренним чревоугодием и ставлю пустую чашку на блюдце.

— В бортовом листке написано, что желающим посетить Ливорно и Пизу будет предоставлен микроавтобус. В 10:00 надо быть на причале у трапа. Те, кто хочет еще и во Флоренцию смотаться, должны ехать на поезде сами, — наша «отличница» Нино уже в курсе всех организационных моментов.

— Я — пас. Устала, мало спала сегодня, и, вообще, нужно перевести дыхание. Вы уж без меня. И умоляю, только не ездите во Флоренцию. Во-первых, там за два часа ничего кроме толп китайских туристов не увидишь, а во-вторых, поезда ходят очень нерегулярно. Еще опоздаете, не дай бог, с возвращением к отплытию. Придется своим ходом догонять нас в Риме. Вам это надо? — говорю я.

Подруги мои задумчиво качают головками.

— Про Флоренцию я вам потом сама все расскажу.

— Ага, как в том анекдоте про Рабиновича, который концерт Карузо соседям напел.

* * *

Я, как и положено, театрально махала подругам с нижней палубы, наблюдая за их спуском с трапа и загрузкой в небольшой аккуратненький автобусик с эмблемой нашего лайнера на боку.

— Симпатичная у вас компания, — услышала я родную речь сбоку от себя. Обернувшись в пол-оборота, оказалась лицом к лицу с женщиной примерно моих лет, но на порядок более ухоженной и безупречно одетой. Я не специалист в области моды, наверное, Натали сразу же определила бы бренд туфель, сумочки и платка на шее незнакомки, но даже мой невоспитанный вкус подсказал мне, что все это приобретено в магазинах, расположенных на улицах, по которым я не хожу.

— Да. Подруги детства. Так сказать, юбилейная встреча одноклассников. А вас, простите, что сюда привело и откуда?

— О, это долгая история, — у нее очень приятная, но, пожалуй, профессиональная улыбка, — думаю, что ни у кого на этом лайнере история не будет короткой, — она снова улыбнулась. — Не хочу быть навязчивой, но, если вы не возражаете, могу я угостить вас чашечкой кофе? Может быть, фреш или что-нибудь покрепче?

— Нет, ну что вы! — отнекиваюсь я, — Для покрепче еще слишком рано. А давайте мы тоже пройдемся по тверди земной. Я не поехала с подругами, хотела отдохнуть, но набережная Ливорно выглядит так зазывно-заманчиво, что я бы с часок-другой погуляла.

* * *

С Любой мы быстро нашли общий язык. Все-таки рожденный в СССР эту свою лишнюю хромосому сохраняет на всю жизнь. Она в нас вселяется даже не с молоком матери, а на генетическом уровне в момент зачатья где-то как-то тихонечко на односпальной кровати с панцирной сеткой и с шарами из нержавейки, накрученных на стойки в ногах и изголовье сего брачного ложа. Ложе плотно прижато к фанерной перегородочке, отделяющей наших родителей от вездесущих соседей, или прячется за манерно-будуарную ширму, стоящую между таинством любви и чутким ухом тещи/свекрови.

У нас с Любой оказалось много общего. Обе москвички. Обе жили примерно в одном районе Москвы — я на Спартаковской, она на Маросейке (бывшая ул. Богдана Хмельницкого). Ходили в кружки в один и тот же Дворец пионеров в переулке Стопани. У обеих непартийные интеллигенты родители.

Мы побродили по кварталу, прилегающему к набережной Виа-Италии, тянущейся вдоль моря от порта до парка Бартолини. Было приятно обмениваться воспоминаниями. На минуту у меня возникло ощущение какого-то сюрреализма. Мы говорили о вещах и местах, даже запах которых так близок и знаком, а пейзаж и краски вокруг нас были совсем из другой жизни. В парке нашли маленькое кафе. Как можно быть в Италии и не попробовать джелато, да еще и с рюмочкой лимончелло?!

— Знаете, Люба, у меня с детства очень особенные отношения с мороженым.

Как порция мороженого может стать началом судьбы

Видно, оттого, что дедушка был отоларингологом, мы обе — моя сестра Лена и я — страдали слабыми носоглотками. У нее были вечные ангины и отиты, а у меня синуситы и сопли рекой. На фоне таких болячек категорически запрещалось переохлаждение и, соответственно, главное лакомство «здоровых» детей — мороженое. Идет пятый год моей жизни. Мне за хорошее поведение под видом мороженого выдается сырок глазированный в шоколаде, и так как от меня спешат избавиться, то даже не настаивают на поедании его за столом. Можно идти во двор, но «из двора ни ногой, убью!». Ласковый ранне-осенний денек, стою я на крылечке нашего флигеля, облизываю свое «мороженое», а тут Ирка из шестой квартиры из школы идет.

— Привет.

— Привет.

— Чё жрешь?

— Слепая, что ль? Мороженое.

— Ну ты, Маня, даешь! Какое же это мороженое? Это ж сырок.

— Врешь!

— Больно надо! Пойдем вместе до гастронома, у меня как раз 11 копеек на эскимо есть. Я тебе лизнуть дам.

И мы идем («из двора ни ногой, убью!»). Дальше помню как в тумане. Ирка покупает эскимо. Держит его за палочку, отгибает белую фольгу, надкусывает, снимая слой шоколада, дает мне лизнуть холодную белизну пломбира. Я — в шоке. Как же так!!! Все эти годы я ела и обожала «мороженое». За обещание получить его на третье ела ненавистную жареную печёнку, а оно — этот праздник, этот десерт, оказывается, просто какой-то вонючий сырок!!! Ща я им, врунам и лицемерам, устрою!!!

Фурией врываюсь в квартиру. Сквозь рыдания ловлю воздух и из последних пятилетних сил ору, что НЕЛЬЗЯ ЖИТЬ ВО ЛЖИ!!!

Вот!!!

Мама с бабушкой переглядываются, прячут глаза и давятся от смеха. Как обычно, обещают доложить наверх начальству, то есть папе, а уж как папа скажет — так и будет. Вечером приходит папа. Пока он переодевается из костюма в полосатую штапельную пижаму (никаких треников с вытянутыми коленками и шлёпанцев — только домашние тапочки с задниками), слышу из их комнаты мамин шепот, потом хихиканье и приглушенное папино урчанье. За ужином он, повернувшись ко мне, говорит, что да, к сожалению, жизнь — это ложь. Что Ирка из шестой квартиры мне тоже соврала. И что то, что она мне так щедро дала лизнуть, это «э-с-к-и-м-о» — так же похоже на мороженое, как вилка на бутылку. Ха!

— В воскресенье я тебя поведу есть настоящее МОРОЖЕНОЕ, — закрывает он тему.

Можно себе представить, как я прожила остаток недели. И вот, в воскресенье мы вдвоем — папа и я, без Ленки и даже без мамы, на нашей первой машине «Москвич-400» (я на переднем сиденье) едем к гостинице «Москва». Папа выходит из машины, открывает снаружи пассажирскую дверцу, подает мне руку. Я выхожу, и мы поднимаемся по широкой лестнице в антресоль центрального фойе. Столики на двоих. Белые скатерти. Меню. И вот оно — предмет вожделения. В металлической вазочке на высокой ножке лежали три шара — ванильный, клубничный и шоколадный. Отец — Сын — Святой Дух. Сверху, алела, как кровь Христа, струйка клюквенного варенья. Не десерт, а Святая Троица. Да еще и рублеными фисташками все присыпано. Вот это жизнь! Вот это класс! Да я в жизни в рот не возьму это ваше «эскимо» за 11 копеек! Больно надо! Там же и тогда же, я думаю, родился во мне эдипов комплекс. Войдя в половозрелый возраст, я предпочитала мужчин исключительно на порядок старше меня. С ровесниками мне было неинтересно. В результате мой первый (гражданский и очень недолгий) муж был меня старше на 26 лет, второй, правда, всего на восемь, но зато иностранец.

Так из детства вырастают у кого комплексы, а у кого жизненные позиции. Кому как повезет.

* * *

Я уже лежала на своей полке в каюте и начинала волноваться и внимательно прислушиваться к шумам в коридоре, когда услышала веселое журчанье русской речи и звук открываемой двери. Три веселые мордочки втиснулись в щель двери.

— Ау, как ты?

— Я-то нормально, а вы как? Живые?

— Едва, но время провели замечательно. Хочешь фотки? — Натали протягивает мне свой мобильник. — Ни в коем случае. Все завтра. Спать, спать, спать. Кстати, у меня для вас сюрприз. В нашем полку прибыло. Я сегодня познакомилась с очень интересной особой, завтра она к нам примкнет.

— А история у нее есть?

— Не сомневаюсь и думаю, что далеко не одна.