Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность

Матвей Леонтьевич Песковский

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

Глава I. Раннее детство

Скитальческая жизнь. — Смерть матери. — Жизнь в доме мачехи. — Двухлетнее пребывание в Воронежской губернии и благотворное влияние его. — Годичное пребывание в Новгороде, в доме отца. — Нравственный образ Корфа-отца. — Круглое сиротство и общий итог ранней детской поры.

Очень неблагоприятно сложилось раннее детство барона Николая Александровича Корфа и протекло в высшей степени своеобразно. В самом нежном детском возрасте, от двух до десяти лет, он вынужден был вести поистине скитальческую жизнь, побывав в этот промежуток времени в Харькове, Екатеринославе, Москве, Воронежской губернии, Новгороде, Лифляндской губернии и Петербурге. Таким образом, он был лишен того, что называется родиной в строгом смысле слова. Это, однако, не отразилось вредно на его воспитании, на которое влияют не только семья и школа, но и вся житейская обстановка. Она же была милостива к маленькому барону, пощадив в нем душевную и телесную чистоту, внушив ему высокое патриотическое чувство и горячую любовь к русскому народу.

«Житейская обстановка», ввиду исключительных условий ранней детской поры барона Корфа, заслуживает особенного внимания. Разобраться в ней помогает сам барон Корф, оставивший «Посмертные записки», напечатанные в III, IV и V книжках «Русской старины» за 1884 год (под заглавием: «Из пережитого»), но доведенные, к сожалению, автором их лишь до окончания им курса в Александровском лицее.

Барон Николай Александрович Корф родился в Харькове 2 июля 1834 года. Отец его, Александр Федорович Корф, был из остзейских дворян, но совершенно обрусевший; он получил образование в Лицейском пансионе, бывшем в ту пору самостоятельным учебным заведением, и женился на малороссиянке, получив за нею в приданое поместье Нескучное Александровского уезда Екатеринославской губернии. Маленькому Коле едва исполнилось около года, как мать его умерла, так что у него не сохранилось никаких воспоминаний о материнских попечениях, о ласках матери. Менее чем через год после этого отец его вступил во второй брак, мотивируя такой шаг перед своими родными желанием, чтобы осиротевший Коля не был лишен материнского ухода. Случилось же, однако, совсем наоборот.

В своих «Записках» барон Н. А. Корф ничего не говорит непосредственно о мачехе; но все то, что рассказывает он о своем раннем детстве, доказывает, что второй брак отца внес в дом большой разлад и маленький Коля был нелюбим мачехой. Помимо отца, очень его любившего и оставившего в нем светлую и признательную память, мальчик имел еще верного и преданного друга в лице няни своей, Елены Ивановны Альберти, принявшей его грудным младенцем от матери и воспитывавшей до шестилетнею возраста. Эта уроженка города Риги была недюжинной личностью. Она научила своего питомца читать по-русски и по-немецки, познакомила его с начатками христианской веры в форме бесед о Христе и с увлечением обучала русским песням. Вся дворовая прислуга в доме отца, которой также приходилось терпеть придирки от второй его жены, особенно бережно и любовно относилась к маленькому Коле как сиротке, рассказывая ему о его покойной матери. Тем не менее, положение ребенка из-за выходок мачехи было настолько ненормальным, что не исполнилось Коле и шести полных лет, как отец, скрепя сердце, вынужден был удалить его из дому для его же пользы.

Маленького Колю, успевшего уже пожить до этого времени в Екатеринославе и находившегося тогда в Москве, где жил его отец после вступления во второй брак, увезла с собою в Воронежскую губернию родная его тетка, сестра матери, Татьяна Тимофеевна (также Корф по мужу). Эта умная женщина, вдовая уже, имевшая двоих детей (сына и дочь), так серьезно относилась к их воспитанию, что ради этой цели переехала на житье из своего родового поместья Погромца в соседнее с ним поместье Волчье, принадлежавшее Д. Д. Градовскому, отцу покойного профессора и публициста, где домашнее обучение было поставлено на широкую ногу и организовано с замечательной умелостью. В доме Градовского под личным его наблюдением и руководством была организована регулярная «семейная школа» с должным штатом преподавателей и строго установленной программой обучения. В этой школе, кроме двух детей Градовского, обучалось еще пятеро детей его соседей. Главою и душою школы был сам Градовский, относившийся к чужим детям совершенно так же, как к своим родным. Для той отдаленной эпохи (т. е. начала 40-х годов) серьезное, сознательное отношение к домашнему обучению было большой редкостью.

С восторгом вспоминает барон Корф в своих «Записках» о времени, проведенном им в Воронежской губернии, у тетушки Татьяны Тимофеевны Корф, и в Волчьем, т. е. в школе Д. Д. Градовского. Это — самая счастливая, яркая и радужная пора во всем его детстве. За время пребывания в этом уголке Малороссии, в которой находилось также и родовое его поместье Нескучное, он не только сжился, сроднился с Малороссией, но, можно даже сказать, прирос душой к селу. Во всю последующую пору школьного его учения село вообще и Малороссия в частности были целью его стремлений, его мечтой. Куда ни забрасывала его капризная судьба в детском, отроческом и юношеском возрасте, — село неотступно было перед ним, и он постоянно лелеял мечту сделать что-нибудь полезное и разумное в родном своем имении.

Такую привязанность к сельской жизни породили те замечательно благоприятные условия, в которых он находился, живя и учась в поместье Градовского. Там не морили над книгою, не угнетали физической и духовной природы детей учением. В летнюю, например, пору, продолжающуюся на юге месяцев семь, дети проводили над книгой не более четырех часов, занимаясь остальное время на дворе, в саду, лесу, поле, на лугу. Такая постановка занятий, как нельзя более благоприятная в физическом отношении, воспитывала характер, развивала наблюдательность, самодеятельность и самостоятельность. В распоряжение детей были предоставлены всевозможные удовольствия: уженье рыбы, купанье, верховая езда, обработка собственных гряд и прочее. Кроме того, почти каждый из детей имел своих ручных кроликов, перепелов, жеребят.

К этому нужно прибавить еще роскошные условия окружающей природы, со степным привольем, садом, лесом, лугами и рекою. Не последнюю роль, конечно, играло и кормление на славу, как и подобало прежней «житнице России», до сих пор еще славящейся своей кукурузой, тыквенной кашей, варениками, варенцом и арбузами, такими сочными, что их можно есть не иначе как ложками. Маленький Коля именно у своей тетушки Т. Т. Корф и в семье Д. Д. Градовского получил главным образом закваску коренного русского домашнего воспитания, причем, конечно, не последнюю роль играли и богатая кутья накануне Рождества, и торжественная встреча Пасхи.

Отзываясь с большою похвалою о семейной школе Градовского, ее порядках и учителях, Н. А. Корф с особенной любовью и признательностью останавливается на личности швейцарца Бешра, талантливого педагога. Этот добрый, умный, живой и разносторонне сведущий руководитель был не только хорошим преподавателем французского языка, но и воодушевленным товарищем детских игр, разного рода занятий на свежем воздухе и затей. Нисколько не в ущерб престижу учителя и воспитателя, Бешра умел быть ребенком с детьми, не чуждался даже строить вместе с ними мельницы на ручьях, не упуская, однако, случая сообщать им при этом и разные полезные сведения, но умея не надоедать своими поучениями. Понятно, что у такого преподавателя знание французского языка само собою переливалось в детей, и Коля, в придачу к русскому и немецкому языкам, овладел еще и французским.

Благоприятные условия воспитания в семье Градовского, особенно же грандиозные картины южнорусской природы, с ее величавостью и ширью, с ее табунами в 500 лошадей, оставили в душе ребенка неизгладимый след на всю жизнь. Эта пора жизни была особенно благоприятна для маленького Коли еще и в том отношении, что тетка, на попечении которой он находился, как сестра покойной его матери невольно воплощала в себе образ последней, — и ребенок не чувствовал своего сиротства.

К сожалению, только два года продолжался этот розовый период в жизни Коли, с шести до восьми лет. Совершенно неожиданно приехал отец и увез его с собою в Новгород, где он состоял тогда управляющим палатою государственных имуществ. Мальчик очень любил отца, сильно обрадовался его приезду, но, тем не менее, со слезами оставил школу Градовских. Жить ему в отцовском доме было тяжело. В его отсутствие умер верный и преданный друг его, няня Альберти, так что, кроме самого отца, в семье не было для него близкого человека. Своих сестер, т. е. дочерей отца от второго брака, он почти совершенно не знал. Его поселили в отдельном флигеле с немцем-гувернером. Этот последний сильно подвинул его вперед в немецком языке, так что девяти лет от роду Коля с восторгом прочитал Робинзона Крузо в немецком изложении.

Конец ознакомительного фрагмента.