Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность

Матвей Леонтьевич Песковский

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

Биографический очерк М. Л. Песковского

С портретом Н. Корфа, гравированным в Петербурге К. Адтом

Предисловие

«Народ в государстве — это всё». Политическая формула эта, давно уже получившая повсеместное право гражданства, имеет особенное значение для нас, русских, так как в России трудовой сельский класс составляет более 85 процентов общего государственного населения. Думать же о народе, заботиться о его коренных, самых насущных пользах и нуждах, — это значит думать и заботиться прежде всего и главным образом об образовании народа, так как именно образование служит главным импульсом всяческого прогресса в жизни и основным источником экономического роста и благосостояния.

Для всякого государства и народа невежество массы населения — самый опаснейший его внутренний враг, опаснее всех внешних врагов, взятых вместе. От внешних врагов можно защищаться, укрываться. Невежество же, предоставленное естественному своему течению, остающееся без противодействия ему образованием, настойчивым просвещением массы населения, является силой, разлагающей народ, как бы он ни был многочислен и могуч физически. Именно под влиянием невежества обширнейшие многонаселенные древние государства, вроде, например, старинной Туркестанской империи, бесследно сошли с исторической арены, не оставив после себя в истории культуры человечества ровно ничего, кроме голого факта своего существования. Наоборот, маленькая Великобритания с населением около 36 миллионов человек (на европейской ее территории) в силу высокого культурного развития распространила свои владения буквально на все части света и материки, держит в своем подчинении не менее 400 миллионов населения, и в ее владениях в полном смысле слова никогда не заходит солнце, не прекращаются весна и лето, — так они обширны, распространены по разным географическим широтам и долготам в полушариях: западном и восточном, северном и южном.

С той поры, как зародилась у нас, в России, культура в европейском смысле слова, т. е. со времен Петра Великого, впервые появились более или менее определенная забота и дума о народном образовании. Начало, положенное этому великому делу при Петре I, получило некоторое развитие при Екатерине II, но исключительно, однако, в законодательном отношении. Насажденное у нас Екатериною II крепостное право отняло у всей системы государственного образования живое, естественное, благотворное воздействие его на жизнь и окончательно парализовало всякое проявление сколько-нибудь правильного развития народного образования. Это последнее получило фактическое и юридическое право бытия лишь в царствование Александра II, после освобождения крестьян.

Таким образом, народное образование у нас — дело совсем юное. В смысле государственного установления, более или менее организованного, приведенного в систему и последовательно распространяемого, оно имеет у нас, в России, немного более четверти века. Мало-мальски благоустроенные народные школы, хоть отчасти удовлетворяющие педагогическим требованиям, начали возникать в провинциальных городах и деревнях одновременно с открытием земских учреждений и преимущественно, если не единственно, благодаря последним.

Успехи народного образования у нас выражаются, в общем, в следующих цифрах. Из десяти детей школьного возраста (от 7 до 14 лет) начальное образование в пределах европейской части России доступно лишь одному из них, значит, из 100 детей — десяти человекам. Такой ограниченный круг детей, которых могут обнять собою существующие народные школы, в сильной степени парализует благотворное воздействие образования на склад, ход и строй сельского быта. Ничтожная частица грамотного населения как бы тонет, растворяется в общей тьме народного невежества; мрак массы населения нередко заглушает даже и простую грамотность, так что бывают случаи рецидива безграмотности (возвращения грамотного к первоначальной безграмотности) в сельском населении.

Таков, к сожалению, закон «влияния массы», имеющий силу не в одной физической области, но и в сфере нравственной жизни. Именно в виду непреложности этого закона люди, искренно преданные делу народного образования, понимающие главенствующую роль его в государственной жизни и деятельности, при первом зарождении у нас регулярных народных школ усиленно настаивали и доказывали, что в этом деле нельзя останавливаться на полпути, нельзя затягивать на бесконечно долгое время дела, требующего немедленного практического осуществления. И усилия эти не пропадали даром. Худо ли, хорошо ли, но дело народного образования неуклонно подвигалось и подвигалось вперед при дружном сочувствии общества, хотя, правда, очень медленно. Был момент, когда не только в обществе, в педагогической и общей печати и в среде педагогов, но даже и в правительственных сферах вопрос о введении в России обязательного обучения получил было заметное движение. В исходе, например, 70-х годов министерство народного просвещения деятельно и серьезно занималось этим вопросом. Но затем все затихло, и в последние десять лет замечается даже застой в деле народного образования.

К величайшему удивлению, в этой области, где, в сущности, все так просто и ясно вследствие действующего основного закона (устав 1874 года), почему-то смешались и перепутались воззрения на задачи и потребности народного образования самым противоестественным образом. Если разобраться в этой сутолоке и водовороте крайне разноречивых и совершенно произвольных мнений и взглядов, определяются следующие господствующие направления. По мнению одних, для всего сельского населения необходима лишь простая грамотность, но ни в каком случае не начальное образование. Другие, придерживаясь дикого взгляда: «просвещенье — вот чума», считают совсем ненужною даже и простую грамотность и под именем народного образования не прочь видеть простое, голое обучение трудового класса прикладным знаниям, наивно полагая в простоте неведения, будто бы осмысленная передача каких бы то ни было прикладных знаний может быть по силам совершенно безграмотному населению. Третьи до сих пор еще не могут примириться с мыслью, что земские и городские общественные учреждения, а также частные лица и общества могут заботиться о нуждах народного образования. На их, слишком уж упрощенный, взгляд, — «на то есть начальство, которое и заботится о нас». Обязанность же общественных учреждений и частных лиц, по их мнению, — только давать деньги на народное образование, без всякого активного участия в расходовании их. Наконец, есть и такие, которые позволяют себе открыто проповедовать неправоспособность будто бы даже и министерства просвещения в заведовании и руководстве народным образованием; будто бы для России, в противность всему остальному образованному миру, никаких особенных учительских семинарий, никаких специально подготовленных народных учителей вовсе даже не требуется…

Все эти измышления были бы только смешны и жалки по их нелепости, если бы они не вели к печальным последствиям на деле. Смешными же и жалкими они оказываются потому, что как основной закон о народных училищах, так и все последующие правительственные распоряжения в этой области, до издания правил о церковно-приходских училищах (в 1884 году) включительно, не дают никакого повода к извращенному толкованию узаконенного порядка вещей.

Но, повторяем, в сфере практической деятельности по народному образованию произошла большая путаница понятий, несмотря на простоту и ясность основного органического закона по этому предмету. В результате такой путаницы проявился значительный застой в этой отрасли общественной деятельности, который особенно остро ощущается именно в настоящее время. Русский человек вообще не тверд в понимании закона и не устойчив на законной почве. Нет ничего удивительного поэтому, что, ввиду тех, долго уже продолжающихся, кривотолков о задачах и целях народного образования, — хотя и вопреки положительному закону о нем, — даже многие из земских и городских общественных учреждений, очень сочувственно и энергично относившиеся прежде к образованию народа, остановились в нерешительности или стали систематически урезать свои расходы на эту первейшую, насущнейшую жизненную потребность.

Такой прискорбный факт заслуживает тем большего внимания, что у нас успела уже народиться особого рода педагогическая литература, так сказать, антипедагогического свойства, имеющая дерзость подвергать гонению все, что есть разумного в нашем начальном обучении. Это вызывает естественное опасение, как бы нам не вступить в полосу одичания в деле народного образования, как бы не началось огульного отрицания в этой области всего рационального, что добыто усилиями человечества и насаждено на родной нашей ниве дружными усилиями самоотверженных русских деятелей. Истолкователем этих «отрицательных» веяний явился, между прочим, некто Н. Горбов в своих «Задачах русской народной школы». По его мнению, высказываемому тоном непререкаемого авторитета, но без всяких доказательств, главный недостаток существующего метода обучения и воспитания в народной школе заключается в усвоении нашими педагогами «протестантских взглядов», в силу которых протестант «хочет следовать только тому, в чем он убедился доводами рассудка». Принцип же воспитания в духе католицизма и православия, — как полагает г-н Горбов, — должен заключаться «в подчинении своего существа под власть авторитетов».

«Это различие, — говорит г-н Горбов, — должно решающим образом влиять как на метод обучения, так и на дисциплину, и на все порядки школы… Смотреть на ребенка как на существо, которое надо развить и с которым надо обходиться согласно требованиям природы; отыскивать в нем закон развития, которому должно следовать; развивать его способности и силы, преследовать формальные цели обучения; ничего не позволять зубрить, т. е. учить без полной сознательности и понимания; убеждать ребенка в истине внутренними доводами… все это — протестантские принципы; все это — протестантский способ обучения».

Следуя, таким образом, возвещаемому г-ном Горбовым «православному» методу воспитания и обучения, оказывается, что при изучении, например, четырех правил арифметики только протестант имеет право следовать «доводам рассудка»; православный же и католик должны принять все на веру, взять памятью, отупляющей зубристикой…

То, что г-н Горбов так самодовольно, с таким самомнением возвещает как нечто будто бы новое, есть в действительности общеизвестная, давно отвергнутая за непригодностью старина. Метод, провозглашаемый г-ном Горбовым, — это иезуитский метод воспитания и обучения, вовеки проклятый и отвергнутый во всем образованном мире!.. И г-н Горбов поступил по меньшей мере слишком опрометчиво, припутав тут «православие».

Вот что значит пытаться «доходить своим умом» до того, до чего другие давным-давно уже додумались. Силясь «открыть Америку», г-н Горбов сделал непростительную ошибку. Никакого специального «протестантского способа обучения», конечно, нет и быть не может. Для народов всевозможных национальностей и вероисповеданий обязателен один индуктивный метод обучения как единственно разумный, единственно пригодный для целей обучения и воспитания, естественно вытекающий из психологических особенностей детской натуры, и потому воспринятый во всем мало-мальски образованном мире без всякого различия по вероисповеданиям.

Велико же, однако, должно быть общественное помрачение, если оказывается возможным с таким апломбом печатно возвещать сумасбродное отрицание всего, что есть разумного в деле обучения и воспитания, и советовать возврат к тому недоброму и, слава Богу, далекому уже прошлому, когда учение было мучением, когда учили, не воспитывая. Ввиду этого, естественно, является потребность оглянуться на все прошлое нашей народной школы — на то, как она зарождалась, организовывалась и распространялась, так как во всем этом есть разумная законность, причинность и цель.

Говорить же об этом, — значит говорить о бароне Николае Александровиче Корфе как первом насадителе и распространителе у нас нормальной народной школы, в том именно виде ее, который впоследствии и узаконен правительством; как об одном из самых выдающихся деятелей в области именно народного образования. Сын обрусевшего остзейца, аристократ по происхождению и воспитанию, барин по привычкам и состоянию, располагая знатным родством и огромными связями, он, однако, не пошел открытою перед ним дорогою почестей, знатности, крупных отличий и чинов, громких и видных должностей, а скромно и самоотверженно отдался совсем новой в его время и вовсе не заметной роли организатора народной школы, или иначе — разумного первоначального обучения. На этом скромном, но очень важном в государственном отношении поприще деятельности барон Н. А. Корф еще при жизни стяжал громкую и почетную известность от края до края России и блестяще вписал свое имя на страницах истории нашего отечественного народного образования, составляющего основу всего просветительного дела в государстве.