Devil ex machina

Марьяна Куприянова, 2020

Взяв напрокат человеческую внешность, скучающий демон приходит в мир людей, чтобы пожить обычной жизнью, питаясь кошмарами и пороками окружающих. Но что-то идёт не по плану: излишне очеловечившись, он начинает испытывать запретную привязанность к девушке, психика которой трещит по швам. Мистический триллер от Марьяны Куприяновой.

Глава 10, в которой Фаине снится странный сон

«Именно сам Сатана, который преображается в ангела света, пленяет женщину, подчиняет ее себе, понуждает к отпадению от веры, затем принимает образы и подобия различных лиц и ведет с нею во время сна демонскую игру, показывая ей то веселые, то печальные виды, то знакомых, то незнакомых лиц».

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис — «Молот ведьм»

Фаина стояла в супермаркете недалеко от дома. Одной рукой она держала пластмассовую красную корзину с надломленным бортиком, другую опустила вдоль тела. Помимо энергетика, купленного в надежде приглушить последствия недельной бессонницы, на борту имелись: пачка дешевых сосисок, апельсиновый сок, туалетная бумага, ржаной хлеб, десяток яиц, шоколадное печенье, конфеты «Коровка», славящиеся своей чрезмерной сладостью, несколько творожных сырков, а также мороженые куриные бедра. Сегодня Фаине выдали зарплату.

— А я ему говорю: быть того не может, я только вчера ее купил, — рассмеялись у затылка, и девушка вздрогнула от неожиданности.

Двое молодых мужчин прошли в алкогольный отдел, оживленно беседуя. Фаине не нравилось, когда кто-то нарушал личное пространство настолько, чтобы вклиниваться в поток ее мыслей. Неважно, друг, приятель или незнакомец — никто не имеет права касаться ее или стоять у нее прямо за спиной, пока она сама не позволит. Жаль, далеко не все понимают это, казалось бы, простое и логичное правило поведения.

Каждый раз, когда кто-нибудь оказывался слишком близко и касался Фаины, сам того не замечая, девушка вздрагивала и пятилась. Почему это вызывало столь негативные ассоциации, она не знала. Да и выяснять не хотелось. Несмотря на это, девушка не могла бы назвать себя социофобом или тактилофобом. Ей в голову не приходило выяснять, что конкретно с нею не так.

Искусав губу до капелек соленой крови, девушка закинула в корзину пять пачек лапши быстрого приготовления, а в следующем ряду столкнулась с неразрешимой дилеммой. Тратить ли целых 64 рубля на детский орбит, который она не жевала уже лет десять, или поберечь деньги? Очень хочется вновь ощутить этот специфический вкус на языке, закрыть глаза и представить себя в ином возрасте, в ином месте, с иными проблемами, которые сейчас покажутся чепухой и вызовут снисходительную улыбку.

Очередь у кассы продвигалась медленно, любезно предоставляя Фаине время на раздумья. Если тратиться на подобные прихоти, зарплаты действительно не останется через неделю. Нет, лучше вечером купить себе шаурму. Это, конечно, раза в два дороже, зато больше и сытнее в десять раз. Когда решение принято, сомнениям не остается места. Жить становится легче. Жаль, далеко не от всего можно отказаться с той же легкостью, что и от жвачки.

— А нельзя ли открыть вторую кассу? — зычно осведомились в хвосте очереди.

Кассир вздохнула, скривила рот и нажала на кнопку под кассой. Помещение огласил омерзительный звоночек, похожий на стрекот стеклянных крыльев крупного насекомого. Очередь в негодовании перешептывалась. Лишь единицы свободны выразить недовольство во весь голос. Фаина к таким не относилась. Она всегда терпела, что бы там ни было.

— Иду, — недовольно отозвались из молочного отдела.

Открылась вторая касса, но Фаина для верности осталась на своем месте. Кофта у кассира была странной вульгарной расцветки, с таким ужасным психоделическим узором, что девушка успела рассмотреть на ней две львиные морды, стаю бабочек и голову лося, увенчанную мощными ветвистыми рогами. Всего этого там, разумеется, не было, но Фаина, наклонив голову, будто в трансе глядела в одну точку, вокруг которой вращались и росли динамичные узоры. Только когда кассир объявила сумму, не позаботившись о дикции (мешала жевательная резинка), девушка моргнула и подняла глаза.

— Что?

Женщина повторила таким тоном, будто перед нею стоял прокаженный. У нее была родинка под глазом и помада неприятного кораллового оттенка. Что может быть хуже кораллового? Выкидыш запретного союза красного и оранжевого, недостойный существовать. Фаина кожей ощущала, как ситуация буквально ускользает из восприятия, водой обтекает ее с обеих сторон и уносится прочь.

— Извините.

Она расплатилась и принялась неловко складывать продукты в пакет, с ужасом понимая, что проворонила момент, когда это можно было сделать своевременно и не мешать очереди продвигаться. Она ненавидела себя за эти внезапные волны транса, накатывающие, когда им вздумается. Уже не в первый раз они выставляли ее идиоткой в глазах окружающих. Никто не любит странных. Люди избегают или игнорируют то, чего не могут понять.

Снаружи полегчало, но ненадолго. Фаина шла к студгородку, стараясь выбросить из головы недобрые взгляды кассира и людей из очереди (а они еще долго будут стоять перед воспаленными от недосыпа глазами), как в поле видимости показался новенький. Он как раз выходил из здания почты с маленьким бумажным свертком в руке, по форме напоминающим книгу.

Заметив знакомую фигуру в темных джинсах и распахнутой ветровке, девушка ускорила шаг, чтобы траектории их движения не пересеклись. Но это не помогло. Ян заметил ее и зачем-то заспешил в ее сторону, словно у него было к Фаине срочное дело. Что, как минимум, странно, учитывая то, что они не общаются. Манеру его передвижения сложно спутать с чьей-то еще. Он по-особенному двигал ногами и работал плечами, словно за все эти годы так и не привык к своему телу — телу человека, пусть и дьявольски привлекательного.

Фаина быстро шагала по разбитому тротуару, разглядывая свободную ладонь, — какая она потная и блестящая после того, что было в магазине, и как от соли пощипывает в линиях, по которым гадают, и как испещрены ниточками впадин сгибы между фалангами пальцев. Она слышала, как шелестит куртка преследователя. Парень шел за нею, тихо посмеивался и звал ее по имени, будто это была невесть какая забава. Девушка сгорала от стыда за свою нелепую походку. Она хорошо знала, как это выглядит со стороны, особенно если сопровождается сильным волнением. Каждый шаг казался ей нелепым и некрасивым. С каждым шагом она все более ощущала собственную неполноценность.

— Фаина. Ну, Фаина? — мурашки бежали по телу от этого брезгливо-вопросительного тона.

Ненавидела она эти оклики из-за плеча. Так звали только в школе, когда хотели поиздеваться или сказать тебе что-то неприятное. Фаина резко остановилась и позволила Яну приблизиться, почти врезаться в себя мощным торсом. На таком расстоянии как никогда безупречной казалась его младенчески чистая кожа лица и шеи. Неиспорченный чем-либо лишним, нежный смугловатый оттенок — ни родинок, ни морщин, ни веснушки. Волосы светлее, чем при электрическом освещении, и эти густые бакенбарды… Кто вообще их носит в наше время? А глаза при свете солнца совсем изумрудные, выразительные в тени ресниц, как листва дремучего леса. И смотрят пытливо, жестко, ядовито.

— Как поживаешь, Фаина?

— Что тебе нужно от меня?

Ян отправил выбившуюся прядь за ухо, загадочно улыбаясь одними губами — чуть пухлыми, как оказалось при близком рассмотрении. Фаина отметила про себя, что ранние залысины делают его лицо более вытянутым, чем следует. Впрочем, это ничуть не умаляет иных его достоинств. Вроде изумительного разреза глаз или длины пальцев. На которые, к сожалению, нельзя смотреть постоянно. Так что пришлось отвернуться, пока не вырвало от приторной ухмылки этого демона, который не собирался отвечать на ее вопрос.

— Как узнаешь, сообщи.

Тем же образом они продолжили путь: Фаина первая, кожей чувствуя неуклюжесть каждого шага и проклиная свои некрасиво идущие ноги; Ян сразу за нею. «Зачем он идет за мной? Зачем окликает? Что ему нужно? Как все это глупо и неестественно. Мне словно это снится. Я очень хочу проснуться. Пожалуйста, пусть я сейчас проснусь».

И она со всей силы жмурилась, но это не помогало. Девушка вздрагивала от холодка на спине, куда упирался взгляд преследователя и, казалось, дыхание тоже. Он больше не звал ее, а шел по пятам подобно неотступной смерти, от которой нет спасения, где бы ты ни прятался.

Фаина угрюмо сопела и хмурилась. Вся эта ситуация максимально напрягала ее. Хотелось оказаться в своей комнате и взять йо-йо, чтобы привести в порядок мысли. Ручки пакета истончились от веса продуктов и резали ей ладонь. То и дело приходилось перекладывать из одной руки в другую и разминать пальцы. И почему она не плюнула на свою гордость и не вручила Яну пакет, если уж ему вздумалось с нею контактировать? Так происходящее могло обрести смысл.

Фаина глядела то под ноги, чтобы не наступить на зазевавшихся насекомых, то перед собой, чтобы не врезаться в прохожих. Второе волновало ее в меньшей степени. Скорее она даже надеялась на небольшой инцидент, который позволит ей пропустить Яна вперед и вздохнуть, наконец, спокойно. Очень раздражает, когда кто-то дышит тебе прямо в спину и никак не перегонит. Особенно если так поступают намеренно.

Мысли ее прыгали с одной темы на другую без какой-либо ассоциативной цепочки, и временами удавалось забыться. Она вспомнила, как в соседнем блоке на днях потеряли ключи и выламывали дверь молотком, какой шум и ругань стояли, как нелепо это выглядело со стороны. И почему же Ян, со своими навыками взлома, не помог им? Вопрос позабавил ее. Несдержанно улыбаясь, Фаина в очередной раз вскинула голову, прервав созерцание собственной обуви, и обратила внимание на идущую навстречу девушку. Обычная вроде она была, эта девушка, только что-то у нее случилось. И очень даже нехорошее. Фаина нахмурилась и замедлила шаг, чтобы лучше ее рассмотреть и помочь, если понадобится.

Нет, сначала все было в порядке. Первые несколько мгновений. А потом прохожая перевела взгляд с Фаины на того, кто тенью шел за ней. Она моментально узнала его, в этом не было сомнений. Лицо у нее оплыло, как свеча, а глаза чудовищно расширились. Ужас барахтался в этом взгляде и забрызгал Фаину капельками безумия, заставил вздрогнуть, задумавшись, что может настолько испугать человека?

«Не на меня одну он нагоняет жути», — подумалось ей. Едва встречная поравнялась с Яном, Фаина прошла немного вперед и остановилась на безопасном расстоянии. Сердце у нее колотилось в ожидании неясного, но очень значимого события. Ян выглядел растерянным. Все замерли, словно время остановилось. А в следующий миг прохожая закричала, разрывая прочную ткань реальности:

— Женя?!

Ян попытался отпрянуть, но та уже схватила его за куртку, да так остервенело, будто хотела ее разорвать, лишь бы доказать всем свою правоту. От ее крика волосы шевелились на голове.

— Женечка! Как это может быть, Женя?!

Она вся тряслась, будто ей только что сообщили самое дурное известие, которое только можно представить. Сжимая пакет в кулаке, Фаина переминалась с ноги на ногу, наблюдая за происходящим. У нее не было никаких идей. Но вмешиваться она не собиралась. Может, это просто одна из многочисленных бывших с излишне бурной реакцией. Или обознались.

— Ты же… у-умер… Женя?.. Ты должен быть не здесь!

Девушка захлебывалась слезами и заикалась. Устав молотить кулаками в грудь Яна, она осела на землю от внезапной слабости. Лицо у нее было белым, словно она сама только что вылезла из могилы.

— Мы же тебя похоронили… три года назад…

Фаина не верила своим ушам. Ян успел подхватить девушку прежде, чем та повалилась на тротуар, и теперь пытался поставить ее на ноги, придать слабому телу вертикальное положение. Он так ничего и не ответил на странные обвинения, будто все это его не касалось. Или будто он ожидал, что подобное рано или поздно случится.

Наблюдая за этим театром абсурда, Фаина медленно пятилась. В уме у нее начинала складываться крайне мутная, но от этого не менее пугающая картинка, отдающая прохладным душком могильной гнили.

Поймав на себе взгляд исподлобья, она быстрым шагом ринулась прочь, уже не чувствуя веса пакета. До общежития она почти все время бежала, не оборачиваясь. На первом этаже позволила себе перевести дыхание. Здесь есть комендант. Если что, она поможет спастись. От чего, хотелось бы знать? Этого Фаина еще не могла сформулировать, но на подкорке остался четкий отпечаток, кричащий о том, что Яна с этого момента необходимо избегать. Хотя очевидно, что задача эта невыполнима, пока они живут в соседних комнатах.

Фаина сделала все, чтобы не пересекаться с Яном остаток дня. К спеху позвонила мама, они пообщались о здоровье Фаины (тут, конечно, пришлось много и отвратительно обманывать), о культуре питания (да, мам, я ем супы, иногда…), о развлечениях (ну, гуляю изредка, в кино там хожу и все такое…), о том, когда Фаина собирается приехать погостить. Мама звала ее на поминальный день. В этом году как раз девятнадцать лет, как не стало дедушки по отцовской линии. Того самого, которого сгубил не вовремя обнаруженный диабет.

Чтобы не расстраивать маму, Фаина обещала подумать и, возможно, выбить себе пару выходных — маловероятный исход событий. Ее заботило то, что почти каждый разговор с родственниками превращался с ее стороны в череду вранья и смиренного выслушивания в попытках не задеть собеседника. Ибо собеседник имел в уме представление о Фаине, которое далеко не совпадало с действительностью, и тут уж ничего сделать было нельзя. Родители знали какую-то другую девушку, ту, что уехала учиться в город шесть лет назад. Но никак не ту, которая ненавидела себя и не знала, что ей делать со своей жизнью дальше. И стоит ли что-то делать, есть ли в этом хоть капля смысла?

Беседуя с мамой, Фаина фоном размышляла о странном происшествии. Распрощаться удалось только через полчаса, когда истратился весь запас общения на пару дней вперед. Мама могла болтать часами, Фаина же придерживалась тактики говорить только в том случае, когда без слов уже никак не обойтись, зато думала слишком много. Она читала где-то, что дневной запас слов, должных быть выговоренными, для мужчин составляет семь тысяч, а для женщин — двадцать одна тысяча. Что ж, мужчиной Фаина не была, но с трудом могла себе представить, чтобы за сутки ей пришлось сказать так много. За неделю — ближе к истине.

Девушка поставила телефон в режим полета и забросила куда-то за подушки. Найдется, когда сработает будильник. На самом деле даже хорошо, что мама позвонила. Помогло отвлечься. С проблем насущных на проблемы семейных отношений, всегда лежащие где-то на дальней полке, как давно протухший кусочек еды, который лень выбросить. И ты надеешься, что со временем он настолько засохнет, что перестанет испускать неприятный запах.

Фаина накрыла лицо ладонями и заставила себя ни о чем не думать хотя бы несколько минут. Добиться пустоты в голове всегда трудно. Но у нее был свой особенный способ. Все, что приходило на ум, она представляла написанным на бумаге. Затем воображала, как берет исписанный лист, мнет его и выбрасывает. Или разрывает. Мозг отвлекался от слов на действия, так удавалось ненадолго избегать мыслей о том, что навязчиво застряло в голове.

Фаина хорошо слышала смех, доносящийся, судя по всему, из 403-ей. Слышала, как терзает струны парнишка этажом ниже. Раз в несколько дней он садится на лестничной клетке, играет и поет. Обычно это что-то из классики рок-н-ролла, и выходит у него неплохо. По крайней мере, недовольства в его адрес Фаина не слышала и не испытывала сама. Наоборот, здорово, что есть ненавязчивое местное радио, которое включается само по себе. Никогда не угадаешь, в какой момент ожидать концерта и что конкретно будут исполнять.

Вспомнив о покупках, Фаина разложила продукты по холодильнику, вывернула жестяной ключ на банке энергетика и взяла йо-йо. Пенистая зеленая кислота с шипением наполняла рот, пока катушка крутилась у правой ноги, бегая по петле то вверх, то вниз. Кажется, снова возвращалась жажда, та самая, что заставила Фаину посетить врача больше двух месяцев назад.

На улице темнело, по дорогам сновали первые байкеры — вестники приближающейся ночи. Как же они надоели. Неужели город настолько мал, что им больше негде устраивать свои гоночные шоу?

Попивая энергетик, Фаина села за стол и раскрыла блокнот, что делала крайне редко. Прежде чем записать новую заметку, она перечитала несколько предыдущих, параллельно опустошая упаковку любимого печенья. Ей казалось, только сладкое и делает жизнь сносной. Слишком часто Фаина глушила негативные эмоции пирожными и кексами, шоколадом и леденцами. С ними становилось терпимо. На время. Выручали еженедельные акции на сладости в Пятерочке или еще где-нибудь — можно было за небольшую цену поддерживать в себе желание жить.

«Придумала, как отомстить Гене за прозвище, которое он мне дал. Буду называть его Фосген».

«Опять сломали смыв в туалете, чертовы свиньи. Ненавижу жить здесь».

«Сахар снова скачет. Пью препараты с трудно произносимым названием и какие-то витамины, но уже не могу смотреть на них».

«Сегодня к Наташе опять приходил тот бугай. Шумел, пытался выломать дверь. Ушел под утро. Поспать не удалось».

«Видела на небе моржа с зонтиком».

И так далее. Фаина подумала и приписала чуть ниже:

«Разве она могла его с кем-то перепутать? Не могла».

В дверь неистово постучали, но за миг до этого Фаина услышала громкую механическую трескотню в коридоре, будто кто-то нашел и включил допотопное радио. Она вскинула голову, но с места не сдвинулась. Чувствовала: внутрь войдут и без разрешения. Не ошиблась.

Дверь приоткрылась, впуская в комнату громкую волну помех, среди которых с трудом можно было разобрать мелодию. Гена стоял на пороге в каком-то идиотском наряде, со взъерошенными волосами и нелепой улыбкой. Источник звука — большой прямоугольный магнитофон с круглыми черными динамиками в пыли и паутине, — стоял у Гены на плече и выглядел так, будто его только что нашли на помойке где-нибудь в середине прошлого века.

Удерживая бандуру одной рукой, Гена принялся отплясывать по комнате, отчаянно не попадая в такт. Фаина наливалась яростью, прислушиваясь, как в песне повторяли ее имя и бесконечно напевали последний слог. Какой наглостью надо обладать, чтобы найти где-то настолько древний магнитофон, да еще и кассету к нему, отыскать там определенную песню, включить на всю громкость и заявиться сюда! И все ради чего? Ради того, чтобы взбесить соседку. В стремлении поиграть на нервах Гена отныне занимал второе место сразу после Яна.

Фаина решила действовать молниеносно, чтобы расправиться с наглецом, пока тот не сбежал. К счастью, Гена настолько вошел в раж, что потерял бдительность. Девушка схватила подушку и бросилась на него. Несколько ударов по голове удалось нанести на своей территории, но добивала она его уже в коридоре. Захлебываясь хохотом от своей проделки, Гена сбежал к себе и захлопнул дверь. Фаина осталась одна в коридоре, все еще воинствующе сжимая подушку. Тяжело дыша, она не знала, куда деть излишки гнева.

Слишком поздно ее зрение заметило фигуру в распахнутом халате и трусах-шортах. Ян умывался, согнувшись над раковиной, и глядел на себя в кусок зеркала, нелепо приклеенный к стене на кусочках пластилина. Кажется, он сдержанно улыбался, став невольным свидетелем этой сценки. Буквально краешком рта.

Его вполне человеческий вид и в первую очередь стандартное молчание позволили Фаине успокоиться и не принимать близко к сердцу увиденное днем. Сейчас он ведет себя, как и обычно — она его не интересует, и никто не кричит, что Ян на самом деле мертв, так что об этой неприятной истории можно и забыть на время. Она вернулась к себе, закрылась изнутри и залпом допила энергетик. Странное дело, но ей захотелось спать. Кофеин не оказывал на Фаину того воздействия, о котором она мечтала. Поэтому энергетики приравнивались к обычной газировке, а кофе — к безобидному какао.

Аппетита не было, поэтому планы относительно шаурмы было решено перенести как минимум на сутки. Не переодеваясь, Фаина упала на кровать и практически сразу уснула, несмотря на нарастающий треск мотоциклов, что вместе с прохладным воздухом доносился с улицы через приоткрытое окно. Впервые за долгое время ей приснился сон с полноценным сюжетом.

Сначала было темно и холодно, но со временем рассвело. Неравномерно смешанные сумерки висели над землей клоками то темнее, то светлее. Воздух был слоистым, слегка синеватым. Под ногами шумела сухая трава. Пахло серостью и гнилью.

Фаина шла долго, не разбирая, куда идет и что ее окружает. А потом на крошечном перекрестке двух разбитых дорог, похожих на проселочные, встретила Яна. Он сидел на земле, будто ждал ее здесь, в центре перекрестка, все это время. А стоило ей подойти, юноша поднялся, выбросив мелкий блестящий предмет на обочину. На улице прояснилось, и Фаина заметила, что воздух повсюду пропитан ярко-красными прожилками. Они висели тут и там, будто тлеющий пепел огромного костра. Попадали в нос и в глаза при передвижении, но не причиняли боли или каких-либо негативных ощущений.

Они ничего не сказали друг другу, просто пошли дальше плечом к плечу. С появлением Яна реальность сна стала более осмысленной, детализированной. Фаина брела уже не бесцельно и с изумлением рассматривала все, чего касался взгляд. Теперь она могла фокусироваться на окружающих вещах, элементах пейзажа, своих ощущениях. И вскоре поняла, что идет по бесконечной дороге сквозь кладбище. Без начала и без конца. Могилы, памятники, кресты, искусственные цветы, ржавые заборчики, овитые черными лентами венки с позолоченными буквами и цифрами. Вот странно, подумала Фаина и посмотрела на Яна, чтобы задать вопрос. Она хотела спросить, зачем они здесь, но не смогла.

Кто-то надрывно плакал далеко позади, но оборачиваться было нельзя. Фаина прислушивалась к эху, пытаясь определить, плачет женщина или мужчина? Спустя некоторое время Ян остановился и указал на одну из могил. Вместе они спустились с дороги и прошли к ней по узким проходам между ячейками.

— Это — я.

Фаина попробовала прочесть, но буквы на могильной плите были словно неизвестного ей языка, и в то же время такие знакомые. Она с трудом разобрала имя и возраст: Евгений, 25 лет. Остальное осталось набором символов, не поддающихся расшифровке.

— Тебя и правда похоронили? — произносить что-либо получалось медленно, заторможенно. Двигаться тоже.

— Ты не должна об этом знать.

— Но почему Евгений? Тебя же зовут Ян, я точно знаю.

— Ты ничего не знаешь, Фаина. Ничего.

Тут земля у нее из-под ног стала стремительно ускользать, а зрение ухватило последний образ, чтобы потом надолго задержать его в памяти: молодой парень опускает голову и поднимает ладони к лицу, словно хочет снять с себя слой кожи.

Фаина проснулась. В комнате было очень темно, будто все фонари на улице погасли. Ей снова казалось, что в комнате кто-то есть, причем довольно давно. Стоит и наблюдает, как она спит. С трудом она заставила себя подняться и, размахивая руками перед собой, по памяти прошла к двери, чтобы проверить, закрыта ли она. Дверь была заперта изнутри. Значит, никого тут быть не могло. Фаина включила настольную лампу, выпила воды и снова уснула без задних ног, забыв взглянуть на время.

Утром, стоя в очереди в душ и наблюдая за тем, как Ян не спеша умывается, чистит зубы и тщательно бреется у раковины, вытягивая лицо, Фаина уже с трудом могла вспомнить свой сон. Но смутные тревожные ощущения, которые он после себя оставил, подкрепленные внешним видом Яна воочию, не давали покоя, заставляли то и дело хмуриться и с тяжестью на душе вздыхать, ища успокоения и ни в чем его не находя. Нечто нехорошее трепетало внутри. И оно росло, пока Фаина рассматривала спину и затылок соседа.

В проборе его волос, как и в направлении их роста, таилось что-то благородное, отличающее от остальных парней, коих Фаине доводилось разглядывать. Никто не сумел бы сказать, что особенного в том, под каким углом и с какой плотностью волосы юноши покрывают кожу головы за аккуратными ушами, складываются в пряди от шеи до овального затылка. Никто не обратил бы внимания на такую мелочь, но не Фаина, которой не раз приходилось подолгу рассматривать вышеупомянутый затылок на протяжении долгого времени, проведенного ею в утренних очередях.

Ян вел себя невозмутимо, будто вчера ничего не произошло. Ни Фаину, ни кого-либо еще он так и не окинул своим таинственным темно-зеленым взором. Удостоиться его личного внимания было делом затруднительным. Вывести на эмоции — еще сложнее. Обычно Ян вел себя так, словно вокруг него ни души. Поначалу это раздражало, а потом стало ясно, что из подобной манеры поведения проистекает удобная возможность в любой момент наблюдать за ним и оставаться незамеченной. Просто потому, что ему до тебя нет дела.

После душа, чтобы избавиться от внезапной эмоциональной нестабильности, Фаина открыла свой псевдодневник. И тут ее осенило. Затаив дыхание, она позволила руке выводить слова. Из нее, наконец, вылилось все то тревожное, сладостное, пугающее и болезненное, что занозой сидело внутри нее с момента первой встречи с Яном. Откровение, освобождение, просветление, свобода, которую можно осязать. У этой свободы была шероховатость бумаги и приятный запах чернил.

Кожа твоя, медом гладким покрытая,

медью на скулах жестоких блестящая,

полупрозрачным текущая вниз янтарем

Зелень таинственная, приглушенная

грешного яблока переспелого

под звериным оскалом бровей твоих притаилась

Скошенная трава в густых сумерках,

золотистым сиянием припудренная —

вот глаза твои хищные

Вены твои аскаридные, пошлые

под волосами животными вспухшие

всюду на теле чудовища,

что не ведает силу свою

Дьявольски, дьявольски мерзок

и притягателен взгляд твой

и все, что его окружает

Белые зубы, едва перламутром тронутые,

мясо высматривают свежее, нежное,

из-под сочных вишневых губ показываясь,

вульгарных и ярких, как ядерный гриб

Все в тебе тайна, и ужас, и дерзкое отвращение

вместе с желанием сдаться тебе,

позволить впустить аккуратно и будто бы робко

свой мефистофельский яд,

и умирать от клыков твоих целую вечность,

и ничего иного не чувствовать

Отрава твоей прямолинейности

разбежалась по венам моим, разбушевалась.

Мягкая злоба зеленого взгляда,

Смуглым золотом обрамленная,

чудится мне в темноте

Сажа и пепел волос шоколадных мучительно

овивают лицо твое длинное, благородное,

с легким налетом лукавства извечного,

которому тысячи лет

Так умертви же меня без остатка, не нужно ждать,

ибо каждая жила в теле моем подвластна тебе

и подобна сиянию смерти в своем безупречном обличье

Тебе это будет несложно, я обещаю,

взгляни на меня, заговори, дай надежду,

и заструится гремучая кровь для тебя,

дабы ты, зверь изумрудный и алчущий,

выпил ее и забыл обо мне навсегда

Никогда прежде Фаина не писала стихи, но этот показался ей превосходным, ведь в нем уместилось абсолютно все, что она думала, ощущала и предчувствовала в отношении Яна.