Заказ на фею. Часть 1. Фея света

Маруся Хмельная, 2020

Я – ценное приобретение Эндергарда и самое сильное оружие в борьбе с врагом. Я фея жизни и света, и я с Земли. Главной энергией магии жизни и света является любовь. К моим услугам любой мужчина Эндергарда. Каждый из них почтет за честь, если я выберу его. Но что делать, если моё сердце выбрало того, кто любить не умеет? Но долг для него – превыше всего. Если я укажу на него – он будет обязан подчиниться. Оставит в прошлом невесту, друзей, семью. Что принесёт мне мой выбор – счастье и любовь или боль и страдание?

Глава 4

— Лер, это не бред или что ты там ещё напридумывала. Ты просто в другом мире. Чем быстрее ты это примешь, тем лучше для тебя.

— Отстань… Боже, пожалуйста, я хочу проснуться… — заныла я, скатываясь в истерику.

Три солнца над моей головой, которое делали привычное мне голубое небо оранжеватым, как в Африке, закрыли тени подошедших.

— Ну? Что с ней? Что с девчонкой? — послышались вопросы.

— Ей трудно принять перемещение. Я говорил. У неё истерика.

— И сколько это продлится? — недовольно спросил главный.

И я узнала этот голос. Это он командовал загнать меня в портал. Я подняла голову и с ненавистью на него посмотрела.

Ишь ты, недоволен он ещё, что я не радуюсь, что сижу в этом бреду с тремя солнцами и растительностью, где нечто, напоминающее знакомые берёзы и ели соседствуют одновременно с джунглями и баобабами. И всё это устилает белый ковёр лепестков размером с лепестки пиона. Они сыпятся как раз с этих баобабов и укрывают землю сплошным покровом, как листья клёна по осени. Можно ходить, швырять их ногой, поднимая ворох вверх, что и делали периодически ходящие туда-сюда воины в странной одежде, но с привычными мечами из непривычного материала — что-то вроде зеркальной стали.

А-а-а-а-а… Снова накатила на меня истерика.

— Не знаю, надо дать ей время, — ответил на вопрос главного Пашка.

— Приводи её в чувство быстрее, Пол. Мы и так подзадержались. Надо выходить.

— Я постараюсь, — недовольно ответил Пашка.

— Эй, подруга. Привет, я Никта, — плюхнулась на место справа от меня девушка.

Я подняла глаза и с любопытством на неё посмотрела. Красивая амазонка. Сильная, уверенная в себе, грубоватая и всё равно красивая.

— А правда, что у вас не знают про другие миры? — обратилась она ко мне, тоже с любопытством ко мне приглядываясь.

— Правда, — шмыгнула я носом.

— У-у, тогда всё будет сложнее, — она подняла взгляд на остальных. — Ты помнишь, что Пол рассказывал об их сумасшедшем железном мире? Сколько он к нему привыкал? А если бы попал туда, даже не зная, что такое возможно?

— Я бы точно рехнулся, — усмехнулся обрадованный поддержкой Пашка.

— И что ты предлагаешь? Ждать, когда она осознает? — холодно спросил главный. — А если это займёт… — мой переводчик споткнулся, а потом выдал подходящее по смыслу: — неделю? Или месяц?

— Предлагаю дать ей… — тут мой переводчик совсем сломался.

— А это выход, — согласился кто-то.

— Не уверен, — засомневался Пашка.

И я поняла, что дела мои плохи.

— Что это? — прошипела я в его сторону.

— Это… ну-у… лекарство. Да, лекарство. Которое дают при… ранениях воинам. Обезболивающее.

Прекрасно. Меня решили накачать транквилизаторами. Мало того, что я и так ими накачана, раз вижу этот бред, так ещё мне в этом бреду добавят добавки. И тогда я, может быть, улечу вообще на Нибиру. С учётом того, где я сейчас, может, это не так уж и плохо?

Моя бабушка, которая ругалась редко и метко, всегда говорила, что ругательства надо употреблять к месту и времени, тогда они не будут обесценены. Так вот, моя дорогая бабушка, теперь я могу сказать это точно и в полной мере — твоя внучка оказалась в полной жопе.

Жопе с лепестками пионов от баобабов, захихикала я, после того как я выпила всунутое мне «обезболивающее». И с лопухом вместо туалетной бумаги, да. Который мне протянули, когда я спросила про туалетную бумагу.

— Она бесполезна в походах, ты поймёшь почему, сама, когда пройдёт пара дней.

Но я поняла уже этой ночью. Когда все светила скрылись, ненадолго засияли близкие крупные звёзды. Их быстро скрыли набежавшие тучи. И вылилась месячная, по нашим меркам, норма осадков.

— Это что, всегда так? — ошалело спросила я, слушая, как заливает наш шалашик водой. Грохот стоял, как у водопада.

— Во время Дезиррэ — да, — ответила Никта.

Всё что могло промокнуть промокало и отсыревало за это время дождей, поэтому было бесполезно в походах, где ненастье тебя могло застать в любом месте и любое время.

Меня поселили в хижину к женщинам-воинам, которых было целых четыре штуки, все малословные и угрюмые, как на подбор. Одна Никта отличалась более-менее приветливым нравом. Это смотря с кем сравнить, конечно. На фоне балаболки старосты Инки, Никта выглядела бы мраморной статуей. На фоне своих товарок Никта была само радушие. Но она относилась не к рядовым воинам, которые были все немногословные как на подбор, а входила в элитный отряд под командованием того, кого я уже окрестила «главным». Звали его Эрган.

В этот отряд входило семь воинов — сам Эрган, Пашка, который Пол, Никта и ещё четыре воина. Их имена я ещё не все запомнила. Эрган был большой шишкой — аж самим главнокомандующим всея армии королевства Эндергард, на землях которого мы находились. Мне переводчик перевёл его должность как высший паладин королевства. А на их языке звучало как атон.

Это всё мне объяснили после того, как напоили обезболивающим отваром, который имел и успокаивающее воздействие.

Не то, чтобы я сразу смирилась с происходящим, но, как гласит народная мудрость, человек ко всему привыкает. Моя деятельная натура требовала каких-то действий. Какой у меня был выбор — лечь на лавку в хижине, закрыть глаза и ждать, когда что-либо изменится: либо я очнусь у себя дома либо смирюсь с происходящим? Но можно ли вот так лежать долгие часы ни о чём не думая, здоровому двадцатилетнему человеку? Нет, конечно. Мозг лихорадочно работал и пережёвывал поступающую информацию. Любопытство требовало узнать всё и сразу. Телу тоже было некомфортно. Потому что температура накалялась.

Из объяснений Пашки я поняла, если говорить кратко и доступно, что в течение суток температура имеет сильные перепады. Сейчас у них что-то вроде нашего лета, когда светят три светила. Климат в это время меняется за сутки от наших тропического до экваториального и обратно, с долей континентального из-за перепада температур днём и ночью. После смены фазы Дезиррэ, климат мягко переходит в умеренный, привычный нам, и потом переходит в долгую затяжную зиму.

Поэтому и флора и фауна у них была своеобразная, та, что могла выжить при таких условиях. Те джунгли, что я видела, как и «баобабы» — растения фазы Дезиррэ. Непроходимые джунгли — одногодки, вырастали в это время, а потом исчезали до следующего лета. «Баобабы», которые тут назывались поряниками, цвели и завязывали плоды во время Дезиррэ. Потом плодоносили почти до самой зимы, снабжая местных основной пищей.

Плоды поряники, которые я тут же окрестила пряниками за схожесть названия, мне удалось попробовать. Местные умели хранить их в стазисе, и меня угостили прошлогодним пряником. По вкусу нечто среднее между авокадо, мясом и грибами — сытно и вполне вкусно.

Потом те деревья, которым требовалась жара, впадали в спячку, и уступали место растениям, которые я окрестила привычными берёзками и елями, хотя выглядели они иначе, но всё равно напоминали обычные лиственные и сосновые деревья.

К периоду зимы вся флора впадала в спячку. А фауна в этом мире прижилась та, что могла пережить как жару, так и холода.

— А есть здесь живность хоть какая-то, похожая на нашу? — поинтересовалась я у Пашки, который был вынужден быть моим гидом по этому миру.

— Похожая есть, но немного. Увидишь ещё, — улыбнулся он предвкушающей улыбкой.

Ну да, ему всё это забавно. В отличие от меня.

— Всё, девица перестала истерить? — спросил главный Пашку, словно меня тут нет. — Тогда завтра выступаем.

— Может перестанете говорить так, как будто меня здесь нет? — разозлилась я.

Главный перевёл на меня взгляд, и мы впервые встретились глазами. Я вздрогнула и сделала шаг назад.

— Заслужи такую честь, — процедил он и пошёл дальше раздавать указания.

— Я должна заслужить? Честь? — вызверилась я.

Я побежала за ним, обогнала и встала перед ним, тыкая в него пальцем. То есть почти тыкая, не касаясь. Смелости у меня на это не хватило, несмотря на всю мою злость. Страшный мужик.

— Вы меня украли! Вы меня похитили! Да на вас ООН нет! Я хочу пожаловаться в лигу защитников иномирных жителей! Или как у вас называется организация, которая защищает права людей всех миров?

— Жалуйся, — хмыкнул он недобро и обошёл меня.

— И пожалуюсь! Как только так сразу! Разбойники! Воры! Похитители! — не унималась я.

На самом деле мне хотелось настучать по этой большой и каменной по виде башке. Расцарапать это невозмутимое равнодушное лицо и выплеснуть весь мой гнев.

— Остынь, Лер! — как-то испуганно сгрёб меня в охапку Пашка и закрыл от взгляда главного.

Который смотрел на меня сейчас так, что будь он василиском, я бы уже превратилась в камень.

— Уйми девку, — зло процедил он, обходя нас.

Остальные тоже смотрели неодобрительно, хотя поначалу забавлялись моей реакцией.

— Ты с ума сошла! — накинулась на меня Никта. — Кто с атоном так разговаривает? За это можно головы лишиться. Он тебя пожалел пока, как… котёнка неразумного, — перевёл мне переводчик с запинкой. — Но не смей так больше! Тебе за него каждый из нас глотку перегрызёт.

— Никта, уйди. Ты сейчас не помогаешь. Хуже делаешь.

Она предупреждающе зло зыркнула в нашу сторону и ушла.

— А что я не так сказала? — возмутилась я.

Тогда мне Пашка и рассказал, кто есть главный, какое место он занимает, и как с ним можно и нельзя разговаривать.

— Ну это как у вас, Лер, представь, перед всем войском с генералом разговаривать. Или с Президентом вашим. Можно так?

— Если похитят, можно, — буркнула я. — Что ж такой важный генерал здесь делает? Даже не побоялся свою тушку через портал перекинуть?

— Эргану страх неведом. Иногда мне кажется, ему вообще мало эмоций ведомо. Одни инстинкты. А такое ответственное дело — как добыча главного нашего оружия — дело государственное важности.

— Ты меня имеешь в виду?

— Тебя, Лерунь, тебя. Готова слушать?

— Готова. Только мне бы во что переодеться. Жарко мне.