Женщина-смерть. Книга первая. ХХХ 33+

Марс Вронский

Авантюрный роман о великой любви, физической и духовной. Печаль о невозвратной молодости, мечта о возвращении её вместе с великой любовью. А древний Восток знал секреты вечной любви и вечной молодости! Попробуем разобраться, друзья!

4

ПАНЧАМАКАРА — (пять букв М) — тайный парный ритуал (мужчина + женщина) — или Панчататтва (пять принципов) — в тантрическом шиваизме и шактизме. Во время пуджи (священнодействия) происходит иштаведате (предложение) друг другу Мадья (вина), Мамса (мяса), Матсья (рыбы), Мудра (зерна жареного) и Майтхуна (полового акта). Мужчина отождествляет себя с Шивой, женщина с его супругой Шакти. Шива говорит: « О Богиня, без Шакти (женское начало) Я всегда подобен трупу. Когда Я соединён с Шакти, Я — Шива…

Если успех не достигается пребыванием с женщиной, тогда, о Всевышняя, всё, что я говорю, бесполезно…

Следует оставить все святые места и, во что бы то ни стало идти в общество женщины!»

Но это сейчас, а тогда, в иную эпоху и в стране, которой уж нет, я не выспавшийся, но ликующий, кое-как поднялся, ополоснулся в душе и выпил большую кружку дефицитного кофе, заботливо приготовленного Ксенией. Тогда мы пили его только в особых случаях. Мне было тягостно смотреть в глаза жене, я собирался на Телятник, рисовать Инессу.

Колхоз «Свет зари» располагался под боком нашего городка, и некоторые неблагополучные горожане трудились там, постоянно сетуя на нищенские зарплаты. «Свет зари» был убежищем обладателей «волчьих билетов», справок об освобождении из тех самых мест и трудовых книжек с 33-ей статьёй об увольнении, прогульщиков и алканавтов. Немного странно, конечно, что именно там работала совсем мало пьющая Инесса, хотя она и занимала высокую для своих лет должность главного ветеринара. Телятник же, о котором она мне шепнула, всколыхнув всё моё естество, находился в километре от наших пятиэтажек за Берёзовой рощей, местом разнообразных народных гуляний и романтических свиданий.

Меня же, идиота, понесло в поликлинику, поскольку до моего часа «икс» оставалась ещё уйма времени, и у меня натурально тряслись поджилки. Мне, в отличие от большинства моих сверстников, не дано было ходить на уединенные встречи с девушкой, прихватив какой-то букетик, как это живописуют в соцреалистических фильмах. Я принёс бормотуху и сразу полез в трусы. И пожинал плоды этого подвига.

Отстояв очередь в регистратуру, я записался зачем-то на приём к терапевту. И с номерком в кармане поскакал домой — мне было назначено на девять. Мне стало интересно, какой диагноз мне поставят? Ведь меня натурально лихорадило! Я чувствовал и понимал, хоть и не до конца, что со мной что-то происходит, какой-то грандиозный сдвиг в сознании и во всей жизни. Я словно бы поскользнулся и полетел в глубочайшую, почти бездонную, попасть. И в этом падении (или парении?) я понимал, что внизу меня ждёт конец. И никакого спасения мне не предусмотрено. Я был в трансе, не религиозном и не наркотическом, в каком-то ином. С чувством «эх-была-не-была!» я даже посмеивался: «А какой мне диагноз поставят?» — ну не идиот?!

Дома я вспомнил, что уже нет чистого альбома, весь измалёван, да таким, что не хотелось бы никому, а уж тем более ЕЙ, показывать. Без малейших признаков обычной лени и неудовольствия я помчался в магазин. Теперь мне уже кажется, что во время тех моих мотаний по улицам я совсем не встречал людей. Между тем, они, конечно же, присутствовали, их не было лично для меня в том моём изменённом состоянии сознания. Ещё я прикупил бутылку «Советского шампанского» и коробку конфет. Так, на всякий пожарный. Чем мы будем там, в Телятнике, заниматься, рисованием или ещё чем, не до конца ясно. Но это было глубоко, мистически волнующе.

В таком настроении Ваш покорный слуга (и придурок в придачу) отправился к врачу. Старая, седая и слегка горбатая (наследие ГУЛАГа) Эсфирь Иосифовна взглянула поверх очков:

— На что жалуетесь, молодой человек? — не ожидая ответа, поднялась, заглянула мне под веко, поводила стетоскопом по спине под рубахой.

— Бессонница, сердцебиение… Может, температура?

Мне показалось, что старушка закашлялась, но это был смех.

— Вам сколько лет, Марс Александрович?

— Двадцать четыре. Там написано!

— Дорогой мой! Лично я в незабвенные двадцать четыре вообще не знала, что такое сон! А уж как сердечко моё колотилось, у-у! И тем более по весне, в мае месяце! Ступайте-ступайте! Хотела бы я снова переболеть той болезнью! Температура у вас вместе с градусником подскакивает!

С горящим лицом я вылетел из поликлиники. И чего я вообще туда попёрся?! Ведь отпросился же с работы! Чего ещё?!

Впрочем, всё это слетело при воспоминании о выпавшей мне миссии.

Конец ознакомительного фрагмента.