Институтка

Марко Вовчок, 1859

«Люди видят, что я весела, и думают, что я горя не знала; а я только родилась такою. Бывало, меня бьют (не дай бог об этом и вспомнить!) – не выдержу сердца, заплачу, а потом подумаю немного и засмеюсь. Бывает горе, что плачет, а бывает и такое, что скачет. Вот такое-то и мое горе. Если б мне над каждой моей бедой было плакать, я давно бы себе глаза выплакала. Отца и матери я не помню, выросла сиротою, между чужих людей. Хоть и не было мне битья да упреку и работы не было тяжелой, зато и забывали обо мне – голодна ли я, холодна ли, жива ли…»

IV

Под вечер зовут меня:

— Иди к панночке, раздевать ее.

Я вошла к ней, а панночка стоит перед зеркалом и уже все с себя долой срывает.

— Где это ты шлялась? Раздевай меня скорее, скорее; я спать хочу.

Я ее раздеваю, а она все покрикивает на меня:

— Да скорее же, скорее!

Бросилась на кровать.

— Разувай! — говорит. — А умеешь ли ты волосы завивать? — спрашивает она меня.

— Нет, не умею.

— Боже мой, какое мое несчастье! Какая же она дура! Ну, пошла!

А девушки уже поджидают меня.

— Ну что, Устя, что, сестрица? Какова она голубка?

А я думаю, что им сказать.

— Дура я, — говорю девушкам, — не умею волос завивать.