Пробы пера

Марк Шувалов

Произведения 2009—2012 г.г.1. Рассказ о туристах-водниках и их поездке на международные соревнования с последующим квалификационным сплавом по горной реке.2. Повесть (журнальный вариант).

© Марк Шувалов, 2023

ISBN 978-5-0060-9150-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КОШАЧЬЯ ХИТРОСТЬ

рассказ — полный формат

© Copyright: Марк Шувалов, 2009г.

***1

Семён катастрофически опаздывал, ведь до вылета оставалось не больше получаса. Вбежав в вестибюль аэропорта, он чуть не сбил с ног девушку, что закрывала барьер за последним пассажиром на рейс в Киркенес. Вздохнув с облегчением, он протянул ей билет, и она выдала ему посадочный талон, правда, впереди его ждал таможенник, но уже через пару минут Семён мчался к самолету прямо по летному полю.

Тим, руководитель их группы, чуть с трапа не свалился, когда его увидел:

— Господи, ну где тебя носит?!

Команда была в сборе и уже расселась, так что пришлось разыскивать свободное кресло. Ребята дружно приветствовали Семёна, ибо давно его не видели, даже Катька радостно пискнула с задних рядов:

— Семечка, ты нарисовался?

Место было только рядом с ней.

— Нарисовался, нарисовался, — буркнул Семён недовольно, он слишком хорошо знал Кошку с ее маникюрами-педикюрами. И эта фифа собралась на каяке с ним соперничать?!

— Тимоха, избавил бы ты меня от нее, — поклянчил он, но Тим не слушал, поглощенный разговором с переводчиком.

— Не бойся, козлище, никто тебя не съест! — нахально заявила Катька.

Полет должен был длиться часа два, так что Семён раскрыл журнал и надел наушники, чтобы слушать музыку. Пока он читал, Катька уснула. Слава богу, подумал Семён, правда, приходилось терпеть то, что она почти положила ему на плечо свою голову. Потихоньку голова ее сползала все ниже, ему на грудь, и он силой вернул Катьку в исходное положение. Она проснулась и возмутилась:

— Убери свои клешни!

— Больно надо! — буркнул он, — Я помочь тебе хотел, кошка неблагодарная.

— А ты — редкостный урод! — ответила она ему любезностью на любезность и тут же, как ни в чем не бывало, миролюбиво спросила:

— Пить давали?

Семён достал из своего рюкзака банку колы, и Катерина взяла ее, но даже не подумала поблагодарить, к тому же решила перекинуться парой слов со своей подружкой через три кресла от них. Вот не сидится же ей спокойно, точно малолетка неугомонная! Как было хорошо, когда она спала, так нет, очухалась, думал Семён, разглядывая Катьку исподлобья. А она между тем, точно его не было рядом, начала разбирать свой рюкзак и что-то доставать оттуда, а поскольку сидела у окна, постоянно задевала Сёму — и хорошо бы только локтями, так умудрилась даже коленом из рук у него стакан выбить.

— Оборзела совсем! — возмутился он, на что получил ее наглый ответ:

— Я виновата, что ты такой громила? Мне тесно, убери свои ножищи — ишь, расставил.

— Интересно, куда это я их уберу? — разозлился он, — Кому-то лучше сидеть спокойно, иначе…

— Что иначе? — вытаращила она на него свои глазищи и беспардонно пнула его в плечо. Пришлось схватить ее за руки и сдавить их посильнее, чтобы косточки хрустнули. Кошка на это лишь жалобно мяукнула, и Семён отпустил ее хлипкие ручонки, однако процедил сквозь зубы:

— Прекрати вертеться как заведенная. Надоела хуже горькой редьки.

Достав книгу, она сделала вид, что читает, но он-то видел все ее притворство. И, конечно, через несколько минут такого «чтения» ей потребовалось в туалет — все для того, чтобы жизнь Семёну медом не казалась, — а то расселся, решил передохнуть после трудного дня и беготни по эскалаторам!

Предстояло еще пропускать ее обратно, и Семён уже приготовился все ей высказать, но Кошка вернулась шелковая и даже смутилась, когда нечаянно споткнулась и почти свалилась в объятия к Семену. Он недовольно ее отстранил и чуть не силой усадил в кресло:

— Господи, как ты мне надоела!

Минут десять она молчала и смотрела в окно — слишком долго для своего неугомонного характера. Сёма даже забеспокоился и глянул в ее сторону, но Кошка сидела грустная — на фоне облаков, что проплывали под крылом самолета.

А грудь у нее ничего, присутствует, почему-то подумал он.

В их команду входило всего три девчонки. Правда, Семен в клубе шашней никогда не заводил, поскольку имел цель — получить мастера спорта. Да и на стороне девок было хоть отбавляй, особенно в универе. В большинстве своем конечно дуры конченные, что с них взять. С последней так и вовсе конфуз вышел, а все потому, что поперек его желания лезла к нему.

Тим вез ребят соревноваться с норгами, а заодно на деньги спонсоров пройти инструкторскую школу при сплаве на каяках по хорошей сильной речке. Это позволило бы участникам сразу получить кандидатов в мастера, что было очень кстати для выбивания финансирования от Спорткомитета. Когда-то давно Тим водил «пятерки» на Кавказ и в Саяны, но после дефолта многим ребятам это стало не по карману. Пришлось научиться обольщать спонсоров, что, кстати, у него неплохо получалось. По крайней мере, года два уже ездили они с Тимом по соревнованиям разного уровня бесплатно.

С ребятами Семён не виделся почти две недели — сдавал экзамены в институте и освободился только в день вылета. Поэтому все последнее время тренировки в клубе он не посещал, тем не менее, основную ставку в борьбе с норвежцами Тим делал на него, ведь альтернативу Сёме найти было трудно.

Несмотря на то, что спонсоры выложили немалые деньги им на снаряжение, каяк он взял свой, сделанный вручную из гнуто-клееного пластика. Да и где было приобрести готовое суденышко, способное выдержать такого слона? Дней десять его Ласточка валялась на стапелях в клубе и сохла, вся в заплатках после поездки в Лосево. Семён неосторожно дал покататься на ней одному новичку, так тот влетел под «жандарм» и хорошенько подрал ей днище по камням на малой воде.

Тим сам любовно обмазывал Ласточку специальным лаком. Семён доверял ремонт своей любимицы только Тимохе, ведь тот был каякер от бога, и в связке они вдвоем делали такие пируэты, что просто закачаешься. Бывало, начнут крутить эскимосский переворот: сначала — по часовой стрелке, потом — против, а в самом конце выступления приблизятся друг к другу и упадут из «свечек» на разные борта. Так вот траектория движения весел и покажет всем «крылья бабочки». Это была их коронка.

Впрочем, в команде все каякеры были сильными, Тимоха приглашал только лучших, да и спонсоры не хотели краснеть перед норгами. Девчонки тоже подобрались не промах. Сонька, к примеру, ныряла в «эскимоса» как нерпа. Или Киру взять — парням фору могла дать. Говорили, что мышцы она качает в тренажерном зале и запросто ту же Катьку одной рукой за шкирку поднимает. Хотя, что ж тут удивительного, Катька вообще достаточно дохлая, и почему это Тим ее везде за собой таскает, может, влюбился? Правда, следует отдать ей должное — работает, как бы ни было трудно, стиснув зубы, и на последних соревнованиях принесла очки команде, выйдя из такого штопора, что Сёма даже позавидовал ей. Ведь эта горихвостка тогда обошла его, пока он в «бочке» полоскался и не мог вырваться из «кармана». Вот и потерял драгоценное время, а она, повисев в перевороте, поймала струю и, вернувшись на киль, легко его сделала.

Серый всех тогда подвел, потому что заболел в самый неподходящий момент, и Тим втихаря на втором этапе поставил Катьку в мужской состав. Хитрый зараза, запретил ей краситься и волосы заставил спрятать, так что судьи не разглядели под шлемом, что это девчонка. Как же Семён тогда злился — на нее и на себя. Впрочем, нужно признать, воду она чуяла нутром. Конечно, Тим не пускал ее в эстафеты, туда всегда шла Кира. Уж она-то и мужикам не уступала. Хотя Семёна ей было не догнать.

Между тем после самолета Кошку тошнило, и Семёну пришлось нести ее вещи.

— Ну вот, какой с тебя будет прок? — ворчал он, однако Катерину ему было искренне жаль. Он даже конфетку ей подсунул. Но не показывать же это всем подряд, не дай бог, подумают чего.

Их встречали два жизнерадостных норвежца. Именно они сопровождали команду Тима к месту стоянки и в автобусе весело подмигивали русским девчонкам. Правда, без толку, ведь Тиму одного взгляда хватило, чтобы пресечь любые выпады в их сторону женской половины команды. Впрочем, Катька умудрилась и тут отличиться: наравне с переводчиком она легко общалась с зарубежными друзьями по-английски, чему Сёма страшно в душе завидовал. И как это Кошка так легко шпрехает? — думал он, глядя на нее. А сам снова вспомнил про ее грудь, правда, сейчас разглядеть что-либо под Катькиной ветровкой не представлялось никакой возможности.

*** 2

Речка, где должны были проходить соревнования, называлась Шоа, а место для лагеря предоставил кемпинг Sjoa Adventure. Для скрытых тренировок Тим выбрал еще одну речку — Трюсиль, куда собирался вывезти ребят на два дня.

Тим решил, что как только привезут каяки, следует провести короткую тренировку, чтобы размять мышцы и компенсировать длинную дорогу, а на следующий день обещал поездку на водопады реки Ула, на знаменитый каскад Пер Гюнт. Пока же распорядился ставить палатки в строго отведенном месте. Правда, выделенная площадь была слишком мала, так что приходилось тесниться. Все разместились в двух клубных шатрах, и только у Семена, Тима и Кошки имелись индивидуальные палатки.

Пока Тим размышлял, как получше расположиться, Сёма шепнул ему на ухо, что хочет поселиться с Катькой.

— Ты ж ее терпеть не можешь, — изумился Тим, но, внимательно взглянув на друга, сказал:

— Ладно, придумаем что-нибудь.

Назначив дежурных готовить обед, Тим ушел на ресепшн кемпинга, где его ожидали устроители соревнований, а Сёма терпеливо наблюдал за тем, как Кошка устанавливает свою крохотную немецкую палаточку. И чего Тим медлит, ведь Катька уже вещи достает, он же обещал мне…, злился Сёма. Но друг его не подвел и, вернувшись в лагерь, приказал Катерине палатку свернуть, объяснив это тем, что по требованиям сборов нужна свободная площадка для построения.

— Ничего, ничего, поселишься у Сёмы, — успокаивал Тим Кошку, — А если он будет тебя задевать, перейдешь к девчонкам.

В многонаселенный шатер Катька категорически не хотела, так что пришлось ей с недовольной миной перетащить свои вещи к Семену — в его роскошные апартаменты с предбанником.

Некоторое время Сёма наблюдал, как она возится в другом углу, раскладывая свой спальник и устраивая из рюкзака баррикаду против него, но не выдержал.

— Совсем спятил?! — заорала Катька и попыталась его огреть, но Сёма зажал ее со всей силы: — Ты меня еще в самолете достала…

Но тут послышался голос Тима:

— Народ, каяки приехали, все на разгрузку!

Пришлось оставить Катьку, Сёма взглянул на нее как шальной и вылез из палатки. Катька подошла следом. Семен украдкой следил за ней и никак не мог поймать ее взгляда, она пряталась от него за спины ребят, которые шумно веселились, принимая груз. И каждый точно рождественский подарок получал, поскольку считал свою лодку лучшей.

Кошка всегда раздражала Семёна своей непоседливостью и еще тем, что не уступала ему в мастерстве. Он не хотел себе в этом признаться, поэтому выискивал в ней несуществующие недостатки. Тим посмеивался над ним и защищал от него свою любимицу:

— Ну что ты прицепился к Котенку? Посмотри, какие у нее глазки, а ножки какие! Только осёл может этого не замечать!

— И чего ты расхваливаешь передо мной эту вертушку? — бурчал Сёма.

— А ты попробуй столько же очков команде приносить, я и тебя буду расхваливать, детина стоеросовая!

Между тем началась тренировка. Порожек был так себе, третьей категории, но для тренировки подходил почти идеально, ибо состоял из трех ступеней с хорошим перепадом высот и средним расходом воды, а также с достаточно сложной линией движения и возможностью выбора проходов по сливам. В самом начале его, на первой ступени, после слива стоял крутой обратный вал, так называемая «бочка», которая могла хорошенько затормозить судно при неправильной работе веслом.

Чтобы пройти такое препятствие требуется прострелить его на скорости, либо, если уж попал туда, поймать нижнюю струю, так как бочка представляет собой пенный котел, в который судно как бы проваливается. Чаще всего, затормозившись в бочке, оно имеет все шансы перевернуться, хотя, случись такое, опытный каякер легко ставит лодку обратно на киль приемом, называемым «эскимосский переворот» — с помощью весла, а порой и без него, используя только собственные руки и работу бедрами.

Оценив техничность порога, ребята стали заносить лодки к самому его началу, а потом, попрыгав сверху в струю, начали привычно отрабатывать заходы в улов и выходы из него, зависания на весле, постановку «свечек», и спустившись вниз по течению, на более спокойном участке, каждый «эскимоссился» вертушкой раз по семь-восемь — как выходило. Все это делалось скорее для понта, ведь на берегу тут же появилось несколько отдыхающих из ближайшего отеля.

День стоял великолепный, лучи северного солнца слепили глаза, многократно отражаясь в пенистых валах и дробясь на кромке горной гряды, что окружала своими скальными выходами реку, бьющуюся и мечущуюся в теснине, как непокорная тигрица.

Сёма наблюдал за Катькой. Облаченная в обтекаемый костюм, спасжилет и шлем, она выглядела бесполым существом, но глаза ее притягивали его как магнит. На воде он пару раз пытался подбить ее бортом, чтобы «кильнуть», но она удерживалась, почти лежа на весле, и уходила от него как рыбка. Они не разговаривали, кружа среди других каяков, однако его прошивало током всякий раз, стоило ей появиться в поле его зрения.

После первого заплыва следовало вновь занести лодки к началу сплава. Семён схватил сразу два каяка — свой и Катькин и легко понес их вверх по тропе. Катерина попыталась отнять у него свою «Матильду», но он глянул на нее алчно и сказал:

— Все равно опрокину, вот увидишь.

Она покраснела и умчалась вперед.

В новом заплыве он притирался бортом к ее каяку, однако скорость потока не позволяла расслабляться, а тут еще Кошка извернулась, улучила момент и сама опрокинула Сёму. Он, естественно, автоматически поднялся, но весло упустил, и оно ушло вниз по течению. Пришлось молотить руками, догонять, хотя стоящие на страховке весло уже поймали и поджидали, чтобы только передать Семену. Вот же, чертовка, положила меня, подумал он и рассмеялся.

Он решил во что бы то ни стало нагнать Кошку и отомстить ей, поэтому заработал веслом — размашисто и сильно, как только он один умел это делать, и уже почти схватил ее каяк за корму, но она опередила его, почти всем телом вывесилась за борт и снова его перевернула. Как же потешались над ним ребята, когда он на берегу отплевывался и отфыркивался от воды.

— Что, накупала тебя Кошка сегодня? Видать, ты ей хвост хорошо прищемил. Чтобы в один день и два раза — это ж суметь надо.

Весь вечер он маялся и мешал дежурным, потому что Кошка закрылась с девчонками на их половине шатра. До него доносился их смех и всякий раз, когда он различал среди звонкого женского щебета ее голос, сердце его будто проваливалось в живот.

На ужине она совершенно не обращала на него внимания, и он, уязвленный в самое сердце, поклялся себе, что больше даже не посмотрит в ее сторону. Тем не менее, стоило Тиму намекнуть на отбой, Сёма тут же отчалил и завалился в палатку в ожидании Кошки.

Правила в команде были строгие, и подъем намечался на семь утра, так что через полчаса Катьке также пришлось укладываться. Она расстелила свой спальник, уселась и сказала:

— Если сунешься ко мне снова, пеняй на себя.

Семен не отвечал, потому что изо всех сил старался на нее не смотреть. А она еще причесываться начала, а потом переодеваться. Пижаму что ли надевает? — подумал он и все же стерпел — не повернулся в ее сторону.

Ему было жарко, в ушах у него стоял гул, он почти ненавидел себя, но в один из моментов решил, что, будучи хозяином палатки, имеет полное право лежать, как хочет — не уткнувшись носом в тент, а, к примеру, на спине, или даже на правом боку. Однако стоило ему перевернуться — справиться с собою он уже не смог.

Кошка какое-то время отчаянно боролась. Сёма понял, что своей массой перекрыл ей дыхание, и в ответ на то, что он немного освободил ее, она прошипела:

— Какая же ты все-таки скотина!

— А кто меня накупал сегодня?

— Тебя утопить следовало, не то что накупать. Руки отпусти.

— Ты ж царапаться начнешь, одно слово — Кошка.

Он уже намеревался пошарить по ее груди, но она начала извиваться и сумела таки выскользнуть из-под него.

— Не надейся, я здесь больше и минуты не останусь!

— Катя, все, больше не буду! Прости! — крикнул он, испугавшись, что она сейчас выскочит из палатки.

Кошка остановилась и посмотрела на него:

— Обещаешь? Клянешься?

— Чем хочешь!

Ничего себе, — подумал он, — угораздило же меня так вляпаться. Правда, самоирония не помогала, да и сердце молотило в ускоренном режиме. Следовало успокоиться, с другими у него и не такое случалось. Между тем Катька укрылась спальником и, как ни в чем не бывало, тут же задремала. Спит она, видите ли, а ты хоть волком вой, — ворочался Сёма и злился. Пришлось вылезать из палатки.

Тело его пронизала вечерняя прохлада, он поежился, запахнул посильнее ветровку и в молочных сумерках белой ночи побрел к реке. Сзади к нему подошел Тимоха.

— Сёма, ты чего это сегодня купался? — спросил он. Семен смутился, но постарался виду не подать:

— Да так, резвились мы.

— А я слышал, Котенок тебя оба раза перевернула. Неужели ты, слон такой, не смог на киле удержаться? Что же будет на ралли? А если норги начнут на трассе хамить и применять силовые приемы? Может, всем стоит отработать такие нападения? Давай-ка, завтра и опробуем устойчивость к опрокидыванию. А что — хорошая идея! Девок, конечно, купать не будем, вода слишком холодная, а парням следует потренироваться.

Ребятам в лагере тоже не спалось. Решили разжечь костерок на металлическом листе от мангала.

— Только угли потом присыпьте землей, чтобы эти гринписы ничего не разнюхали, не принято у них костры жечь, природу-мать они оберегают, не то что мы, — сказал Тим.

Семену было грустно, и сердце вроде бы перестало колотиться как сумасшедшее, зато так сдавило, что дыхание перехватывало. И чего это оно разболелось, как завтра буду тренироваться? — думал он.

Посидев немного у костра, Сёма решил вернуться в палатку, хотя перспектива увидеть равнодушно дрыхнущую Катьку совершенно его не грела. Однако стоило ему прикоснуться к ней спящей, как он тут же одним движением стянул с нее трико вместе с бельем. Она упиралась ему в грудь руками, брыкалась и мычала, но он своими поцелуями не давал ей пищать и кусаться. Семен слышал, как стучит ее сердце и прекрасно видел, что Кошка возбуждена не меньше его, но, главное, он ощущал, что сопротивление ее не такое уж и отчаянное, она словно растратила свои силы, или… может, сама решила их умерить?…

— Ну что, получил свое? — услышал Сёма, опомнившись после всего и отвалившись от нее на сторону.

— Имей в виду, ты применил ко мне силу. Ненавижу тебя и никогда не прощу, — заявила Кошка и накрылась спальником почти с головой. Он пытался ее обнять, но его утешения она не принимала и только больше заливалась слезами.

— Тебе ведь было хорошо, — говорил он, на что она отвечала:

— Не твое дело, как мне было — хорошо или нет, о себе лучше думай!

Вот и пойми их, — вроде бы злился Сёма, а на деле чувствовал, что ему нестерпимо жаль Кошку и так хочется вновь ее обнять.

*** 3

Он забылся только под утро: все прислушивался — успокоилась ли она. Но, нет-нет, а из-под спальника да раздавался очередной всхлип. И как можно так долго плакать? — удивлялся Сёма, впрочем, после того, как Кошка пообещала расцарапать ему все лицо, больше не рисковал к ней приближаться.

Проснулся он с каким-то странным чувством и сразу понял, что Катерина пригрелась у него под мышкой. Сёма боялся шевельнуться, чтобы не разбудить ее, только косился изо всех сил в попытке разглядеть: спит она или притворяется. Если просто замерзла и во сне к нему притулилась — это одно, а если сама… С этой мыслью он и задремал.

Разбудил его голос Тима, который рявкнул ему под самое ухо:

— Ну, ты здоров хоря давить, детина, вставай, а то каши не получишь.

Семен вскочил как ужаленный, но Кати в палатке не было.

— Быстро поднимайся, — торопил его Тим, — все на утренней пробежке давно, один Сёма у нас дрыхнет. Не посмотрю, что ты мой друг, знаешь ведь меня.

Пробежка не задалась, да и что можно было выдать после бессонной ночи, однако Семён быстро нагнал команду и пристроился сзади.

Кошка на него даже не взглянула. Мало того, он услышал, как она говорит Тиму:

— Посади меня к Лысому в смешанном экипаже. Не хочу я больше с Кузнецовым в лодке идти.

Тим опешил:

— Ты что, сбрендила? Через три дня квалификационные заезды, да и не готов Лысый вторым номером работать. Мне сильный экипаж требуется, а кого я Сёме первым номером дам кроме тебя? Может, Киру-тяжеловеса? Даже не мечтай!

Что ответила Катька, Сёма уже не слышал. Ноги не слушались его, он даже отстал от остальных ребят, а потом и вовсе побрел шагом. Хотелось сказать ей все… правда, что он может сказать, да и как объяснить — почему у него так хреново на сердце.

На завтраке Сёме стало еще хуже, потому что Катерина, взяв свою порцию, прошла мимо, будто знать его не знала. Он пытался поймать ее взгляд, но тщетно, — она не замечала его, и как назло от души заливалась с Сонькой. Наверняка над какой-нибудь ерундой, тем не менее, ему нестерпимо хотелось знать, над чем можно так заразительно смеяться.

После завтрака началась утренняя тренировка на воде. У Сёмы все валилось из рук, он постоянно проваливался и «зевал», не успевая цепляться веслом за небольшие буруны. Кошка же напротив была в ударе. Сегодня к нему она не приближалась, сквозила мимо на своем каяке и старательно отводила взгляд, так что у Сёмы тоскливо ныло под ложечкой. И чего дуется? Ведь так было классно! А какая она гладенькая, — подумал он и, закрыв на секунду глаза, представил вчерашнее до мельчайших подробностей.

Мысли его нарушил Тим.

— Ты что это, как обухом шарахнутый? Да и Кошка, слышал, от тебя к Лысому в лодку просилась. Вы совсем оба с ума посходили?

— Отвали, Тимоха. На душе тошно, — сказал устало Сёма и прикорнул возле камня на берегу.

— Ты же сам просил ее к тебе поселить. Может напился вчера или поцапался с ней?

— Лучше бы напился! Не поцапались мы… а это… ну, как бы тебе объяснить… только такого кайфа я в жизни не получал.

— Ничего себе! Я Катьку целый год обхаживал, так она ни в какую со мной.

— И со мной.

— Как это?

— Сам я. Понимаешь?

Тим присвистнул и присел рядом.

— Это ж… изнасилование.

— С ума сошел? Влюбился я в нее, колотит всего. Думать ни о чем не могу — мозги клинит.

— Прижало? Бывает. А она чего?

— Не знаю. Злится! Но ведь ей со мной хорошо было!

Тим помолчал, потом взглянул на друга, лежавшего на берегу с закрытыми глазами, совершенно измученного и несчастного на вид.

— Сказала, что ненавидит меня, и подонком обозвала.

— Ну и влип ты, парень. Что и делать, ума не приложу. Может, она помучить тебя решила, как полагается? Ты подлизнись к ней получше, глядишь, и проканает.

Вечернее накатывание шло успешней, но Семен все равно чувствовал невыносимую тяжесть в груди. Катя его демонстративно не замечала, а, придя в палатку, сразу же отвернулась и сделала вид, что спит. Тогда он решил действовать по совету друга и попытался с ней заговорить:

— Катюш, ну чего ты? Мурлыкни что ли. Влюбился я, сил никаких нет. В голове мутится, так тебя хочу…

— Что?! — взорвалась она и даже ощерилась по-кошачьи:

— Не приближайся ко мне, иначе я за себя не отвечаю!

Полночи он мучился, зная наверняка, что она также не спит, отчего ему было еще хуже. В какой-то момент сон сморил его, но он тут же проснулся от мгновенной боли в сердце, подобной удару тока. Мышцы его напряглись, и он даже не понял, как и когда подмял под себя Кошку. И опять она яростно сопротивлялась, однако ему удалось овладеть ею даже быстрее, чем в первый раз, и все продолжалось несколько дольше. И снова он явственно ощущал, как тело ее отвечает ему.

— Ты больше не обманешь меня! — прошептал он, удерживая ее за подбородок. Глаза Кошки при этом влажно сверкнули и закрылись в истоме, да и сама она точно расплавилась под его поцелуями.

Утром их разбудил истошный крик Тимохи. Катерина испуганно натянула на голое тело спальник, а Семен поцеловал ее и вылез из палатки.

— Не ори, начальник, — сладко зевнул он на солнышке.

— Ты знаешь, который час? — взвился Тим, — Уже двенадцать! Вас что, никто не разбудил? Стоило мне отлучиться, никакой дисциплины, мать вашу… А ты куда смотришь?! — набросился он на дежурившего с утра Джуса.

Тот вяло доложил, что все на тренировке, а то, что Семен спит, он и знать не знал.

— Не кипятись, — миролюбиво сказал Сёма, — отработаем сполна.

— Я о них забочусь, езжу, гида им для экскурсии добываю, а они тут прохлаждаются…

Впрочем, улучив момент, когда Джус отвлекся, Тим спросил Семена:

— Ну что, все тип-топ?

Семен блаженно ухмыльнулся и вновь нырнул в свою палатку.

Тренироваться было тяжеловато, но Сёма как одержимый носился по струе, убегая от Киры и Соньки, которые пытались атаковать его на оверкиль — по заданию шефа. Они азартно фыркали и пристраивались поближе, чтобы, исхитрившись, перевернуть Семена, а он, смеясь, легко увиливал от них юркой кормой Ласточки, ложился в сильный крен и мчался за своей Кошкой.

На ужине ему хотелось сидеть рядом с ней, но Катя упорно отсаживалась подальше, соблюдая конспирацию, хотя ребята наверняка догадывались обо всем. Впрочем, никто никаких шпилек по этому поводу в разговоре не подпускал. Тим между тем устроил разборку полетов и всем накостылял по первое число. Досталось даже Сёме, он огрызнулся, но удовлетворенно хмыкнул, поскольку о Кошке начальник не проронил ни единого плохого слова.

Экскурсию к водопадам наметили на утро следующего дня. Тим давал распоряжения и деловито бегал по лагерю, а также договаривался с менеджером кемпинга об охране и насчет автобуса, который поразил воображение ребят. На таком они еще не катались: с креслами для сна, с туалетом и баром в нижнем этаже. И только Семену не слишком хотелось уезжать из лагеря, ведь палатка сейчас сделалась для него пятачком счастья, не сравнимым ни с какими водопадами.

Однако Катерина заявила, что желает ехать со всеми.

— Конечно, — ревниво упрекал ее Сёма, тебе лишь бы задницей вилять перед парнями. Вырядилась сегодня в шорты — одно название! И где такие шьют, в салоне эротического белья? Ты видела, как на тебя Тим смотрел, а Джус, и Ника?! Про Лысого вообще молчу. Чтобы завтра была в джинсах, и паранджу не забудь.

— Я что, твоя собственность? — смеялась Кошка. — Нашелся ревнивец. Меня так легко не захомутать, не надейся.

— А я попробую…

— Тебе что, постели мало?

— Мало.

— Какие же вы, мужики, собственники. Мне теперь и гардероб свой сменить прикажешь? Надену то, что посчитаю нужным, и не смей на людях ко мне приближаться.

— Ладно, ладно, глупо ссориться из-за одежды, тем более, что она сейчас тебе и вовсе ни к чему, а по другим вопросам завтра разберемся…

*** 4

С утра началась обкатка двух смешанных экипажей. Семен видел гибкую спину Кошки и приказывал себе не отвлекаться, хотя привычка каякера-одиночки заставляла его постоянно перерабатывать, не учитывая работу первого гребца. Впрочем, Тим дал строгую установку не выкладываться на Шоа, поскольку секретную тренировку планировал на Трюсили днем позже. И не напрасно, ведь уже с утра на смотровых площадках расположились чужаки, снаряженные биноклями и термосами для длительной осады русских.

Норги всегда были сильными, впрочем, уступали немцам, а Семену очень хотелось дать фору и тем и другим, но он помнил свое обещание начальнику — придержать самые ценные фишки до Трюсили. Оставалось держать крен по потоку и фланировать мелкими траверсами туда-сюда. Однако ему было радостно, что Кошка хорошо работает с ним в паре. Все видели, как они красиво проходят порог — легко, без напряжения. И все же в конце накатки он заметил, что она устала: сказывались, наверное, три ночи любви. Ничего, ничего, дам ей отдохнуть сегодня, чтобы завтра на воде выдала перлы, думал Сёма, а сам ревниво поглядывал, как бы кто не перехватил инициативу и не помог Кошке выйти на берег из байдарки раньше него.

Когда они пообедали, Тим приказал загрузить каяки в заказанный автобус.

— С утра пораньше рванем в Трюсиль, чтобы ни одна норвежская ищейка нас не пронюхала, — сказал он. А потом добавил, с пристрастием глядя на Семена и Кошку:

— Постарайтесь выспаться сегодня, дети мои.

Второй экипаж также удосужился его особого внимания, — Тим всегда отличался умением найти подход к каждому члену команды.

Трюсиль встретила их сурово, поскольку накануне в горах прошли дожди, и река вспучилась. Тим, оценив резко возросший расход воды, нахмурился, а, пробежав вдоль по берегу, решил собрать совет. Парни, впрочем, рвались в бой, один Сёма совсем скис — из-за Кошки. Она отлично владела каяком, но выбранный участок после резкого набухания стал силовым, а Катерина с ее субтильностью могла не справиться с валами. Однако кусок был также и высокотехничным, так что даже Кира уступала Кошке здесь по своим возможностям.

Решили расставить страховку: одного человека — сразу за мощной бочкой, двоих — после опаснейшего прижима, имевшего отрицательную по высоте стенку. Близко подобраться со страховкой к нему не удавалось — он был зажат с обеих сторон крутыми скальными выходами, но место представляло чрезвычайную опасность из-за резкого поворота, поскольку отбойные валы, бьющие в стену, наваливались на нее чуть не вдвое выше основного потока.

Сёма уперся и сказал, что не пустит Кошку на трассу, на что она заносчиво заявила:

— На Каа-хеме и Кавказской Белой я и не такие куски простреливала, к тому же, не нуждаюсь в твоей опеке.

— Сравнила, на Белой всероссийские соревнования проходили, и тебя там весь Питер страховал, а здесь только три спасконца и «живец» на берегу, — заорал Сёма, но Кошку было не свернуть с выбранной линии.

— Все равно пойду! Трюсиль — моя мечта, и, по-твоему, я должна от нее отказаться?!

Семен с тоской осмотрел последний участок перед выходом на спокойную воду: гряда камней и кипящие валы. Но как убедить Катерину включить систему самосохранения? Она ничего не желала слышать, так же как и Тим, который, глотнув адреналина от мощной энергетики реки, решил и сам сесть в каяк. Возбужденный азартом, он уже не считал доводы Семена достаточно серьезными.

— Ладно тебе, — говорил он Сёме, — Мурлыка и не из таких передряг выходила, чего уж там. Спасжилет ей посильнее накачаем, а хочешь, свой спас ей отдай.

Тимоха предложил Сёме идти первыми, чтобы страховать следующих за ними Кошку, Джуса и Лысого. Остальных расставили по берегу у самых проблемных мест. Неожиданно подъехал джип и оттуда вышли двое немцев, которых Тим считал основными соперниками в каякинге. Он выматерился, но приказал начинать. Немцы посчитали своим долгом предупредить русских об опасности вспученной реки, они что-то говорили на плохом английском Кошке, потому что переводчика в поездку на Трюсиль Тим не взял. Но Кошка в ответ только смеялась и кокетничала с ними.

Семен и Тим попрыгали в каяки и заскользили по стремнине. Катя и Джус шли на дистанции от них в связке, чередуясь по «восьмерке» и страхуя один другого. Замыкал кавалькаду верзила Лысый. Сёма, проскочив первую ступень препятствий, спрятался в суводь, ожидая Кошку, а Тим спустился ниже по течению, но вдруг исчез из поля зрения, вместо того, чтобы, как договаривались, держать с другом визуальный контакт. Сёма чертыхнулся, однако Кошка была сейчас важнее, тем не менее он сообщил по мини-рации нижестоящим страхующим на берегу, что потерял Тима из виду.

Увидев вдалеке красный шлем, Сёма отчалил и скатился дальше, как и планировал, а потом прошелся между валунами, почти скрытыми сейчас большой водой, и вдруг провалился в какую-то яму, откуда его «выплюнуло», как пробку из бутылки. Он понимал, что предупредить Кошку уже не успеет, и, проклиная все, почти на «зубах», несколько оглушенный динамическим ударом, постарался прострелить высокие пенистые гребни, уходя от прижимистой стенки впереди. Сердце его впервые сжималось от страха, — он молил бога, чтобы у Кошки хватило сил справиться с такими строгими валами.

Уже в самом конце, там, где и предполагал Сёма, Кошка и Джус залегли в переворотах один за другим. Тим свистнул ему с противоположного берега, и вслед за ним Семен бешено заработал на траверс — за Кошкой. Однако ее каяк вынырнул пустым, а красного шлема нигде не было видно. Он обнаружил ее почти под самым прижимом и рванул изо всех сил, понимая, какой опасности она подвергается.

— Держись за обвязку каяка! — рявкнул он и, заметив, что Кошка смогла ухватиться одной рукой за тросик, что было мочи замолотил веслом прочь, к берегу.

Их сильно сносило, ведь Кошка навалилась грудью на нос каяка, чем пригрузила его, но другого выхода не было. Сим пахал до седьмого пота, чувствуя, как каяк затягивает в носовую «свечку», и все же ушел от прижима. Оставалась шивера на выходе, в которой, как он ни лавировал, Кошку било по камням. Не в силах что либо сделать, он проклинал и Трюсиль, и дожди в горах, и Тима с его азартом, а заодно и Норвегию в придачу.

Катю он выволок из воды полуживую, но первыми ее словами было:

— Как там Джус?

Между тем каяк Джуса «выплюнуло» из прижима, а самого хакера нигде не было видно. Впрочем, по рации Тим сообщил, что с ним уже все в порядке. Когда Семен приволок Катерину на плече к базовой импровизированной стоянке, Джуса уже отпаивали горячим чаем.

— Ну, как? — спросил Сёма дрожащего от холода и стресса приятеля, вокруг которого кружились заботливые девчонки.

— Хлебал в прижиме сурово, думал — каюк, но Тимоха почти за шкирку меня выудил, — сказал Джус.

А Тим сидел злой и усталый. Увидев Семена и Катерину, он обнял их со словами:

— Простите меня, други мои, за самонадеянность. Бес попутал, в раж вошел, да еще бундесы подъехавшие меня подначили — очень хотелось им нос утереть. За что и поплатился, каюсь. Джуса десять минут выцарапать не мог из прижима, а вода плюс восемь. Он висел вниз башкой, приплюснутый к стенке, и хлебал бедолага от каждой волны. Я думал — жмурика вытащу.

— Как же ты его достал? — изумился Сёма, знавший в этом толк.

— Вышел на траверс, завис и каким-то чудом успел закарабинить его обвязку. Ну а потом ребята мне на помощь живца бросили.

Живцом сработал Лысый, как самый сильный после Сёмы.

Тим посмотрел на Кошку, которую уже растирали спиртом, и заметил:

— Как бы воспаление легких не схватила.

А Сёма вздохнул полной грудью и оглянулся, впервые оценив красоту грозной Трюсили.

*** 5

После Трюсили Тим казался особенно собранным. Однако все шло своим чередом: за два дня до стартов устроители соревнований открыли трассу на Шоа для обкатки, потом прошли квалификационные заезды. Тим ничуть не сомневался в своих ребятах и все-таки страшно переживал. Впрочем, напрасно. Сёма по классу одиночек достаточно легко взял бронзу. На большее Тим и не замахивался, ведь чтобы обогнать норвежцев и немцев требовался иной уровень тренировок — круглогодичный, а он еще только доказывал спонсорам необходимость этого. Но через день Катерина удивила всех, хотя и была лишь четвертой в личном зачете среди женщин, ведь все в команде знали, каких синяков и ссадин стоила ей Трюсиль.

Главным достижением оказалась командная эстафета. Тимоха даже напился, ведь заслуженное серебро, доставшееся ребятам, во-первых, подтверждало наличие у них высокого командного духа, за который так бился Тим, а во-вторых, открывало им возможность получить бюджетное финансирование, и, следовательно, ездить на соревнования за счет Спорткомитета.

Между прочим, немцы, что посетили их тогда на своем джипе, подарили Кошке букет роз, чем привели Сёму в неописуемую ярость.

— Какого черта! Я сам буду тебе цветы дарить, — заявил он.

— Когда? — спросила Катя.

— Потом, — смутился он, припомнив цены в норвежских магазинах.

А тем временем, сообщив спонсорам о своих успехах, Тим распорядился паковать вещи для похода. Лысый, их пожизненный завхоз, алчно потирал ручонки, разбирая фирменные упаковки с продуктами для экстремального туризма, которые где-то раздобыл ушлый Тим. Лысого звали просто Леха, но прозвище прилипло к нему настолько прочно, что некоторые из ребят давно забыли его настоящее имя. А голову он брил ради стильности, ведь оставлять редкие белобрысые волосенки не имело никакого смысла.

Девчонкам было жаль покидать гостеприимную Шоа, они старались еще и еще насладиться красотами реки и фотографировали ее до бесконечности, пока парни готовили груз к отправке. Катерина веселилась наравне с другими членами команды, однако какой-то тайный червячок точил ей сердце, особенно, когда она наблюдала за Соней. Роман подруги с Серегой не вызывал у нее никакого воодушевления, ведь у них всегда на выездах все складывалось лучше некуда, а в обычной жизни они как-то расходились в стороны, о чем Соня втайне очень печалилась. Лишь в походах, как когда-то медсестры на войне, она брала свое, — Серега был у нее на привязи, и Катерина очень боялась, что ее отношения с Сёмой пойдут по такому же сценарию.

Более всего смущало ее то, что с ним ей было очень хорошо. А она не желала таких цепей. Да и вообще Кошке почему-то казалось постыдным и глупым предаваться любви в палатке, ведь до этого она никогда и ни с кем шашни в походах не заводила. Правда, на Семена Катерина заглядывалась давно. И тогда, в самолете, споткнулась и упала на него она, разумеется, специально. Уж больно он ее разозлил своим отношением. А вот Тимоха, между прочим, почти целый год к ней клинья подбивал.

Сейчас у нее с Семёном все вроде бы складывалось, однако она очень опасалась его пресыщения, которое все не наступало. Напротив, Сёма становился с ней только нежнее. Он мог теперь часами перебирать ее волосы и легонько касаться губами ее тела. Мог вглядываться в ее глаза, когда она бодрствовала, и наблюдать за ней спящей. Он ревниво следил за ней — что бы она ни делала и куда бы ни направлялась, и успокаивался, лишь когда она, наконец-то, появлялась в палатке.

— Сёма, ты страшный собственник, — частенько говорила Катя и ловила себя на том, что ее радуют его мучения: ведь он болезненно переживал любое отсутствие своей возлюбленной Кошки.

Сёма и сам чувствовал, что все больше впадает в зависимость от ее настроений. Когда она морщилась от боли, он ходил как в воду опущенный. Стоило ей хоть немного расстроиться, как он также расстраивался. Приходилось ли ей поцапаться с кем-то из ребят, Сёма тут же нападал на обидчика.

Ребята давно знали и Семёна, и Катю: порознь. Но вместе эти двое уже составляли совершенно особое существо, незнакомое окружающим. Даже Тим пока никак не мог привыкнуть к их общности. А Соня так и вовсе предупреждала Катерину:

— Смотри, не допускай Семена близко к сердцу и не вздумай привыкать к его заботам. Вдруг у него все это несерьезно, знаешь, как больно будет.

Не слушать подругу Кошка не могла, поэтому и ныла ее душа, но Семен на одной из стоянок, видно заметив ее настрой, сказал:

— Ты не верь Соньке, у нас с тобой все будет по-другому, не так, как у них с Серым. Потому что я тебя люблю. По-настоящему.

Правда, как это по-другому у них будет, он и сам еще не придумал, но без Кошки жить уже хотел… да и не мог.

Выбранная для похода речка оказалась очень серьезной. Когда-то, еще дома, Семён, изучая лоцию, страшно гордился выбранной вместе с Тимом «пятеркой», да еще и с элементами «шестерки». Но теперь, при виде суровой воды, энтузиазм его несколько утих и, конечно, из-за Кошки. Хотя природа здесь была удивительной — с частыми туманами, студеными росами и невыразимой красотой скальных выходов, валунов и камней, поросших лишайником и мхом. И все это — на фоне бурного потока в узкой теснине.

А вокруг к реке подступали сопки, укутанные северным лесом, к тому же, везде ощущалось присутствие живых существ: чирикающих, попискивающих, шуршащих в кустах. Частенько шмыгали непуганые зайцы, огромные как хорошие свинки, ведь для них европейские крестьяне на своих не менее европейских хуторах устраивали обильные кормушки.

Из-под ног то и дело взмывали куропатки и фазаны, так что ребятам оставалось лишь мечтать о каком-нибудь завалящем ружьишке. А грибы и ягоды здесь отродясь никто не собирал, ибо здешний народ употреблял в пищу только расфасованные — из супермаркета.

Пороги были достаточно напряженными, но сроки поджимали, и хотя Тим регулярно бегал на разведку, практически всё шли с «наплыва». Сёме приходилось идти первым, Тим следовал на каяке сразу за ним, а все остальные катились чередой, в связках по двое, как на соревнованиях. Так легче было страховать. Зевать не приходилось, сливы часто завершались мощными бочками, и легкие каяки порой почти полностью скрывались в их пене, но тут же всплывали точно поплавки, правда, уже в нескольких метрах ниже — на стремнине. Не зря Тим накатывал их в Лосево. Кое-чему все они научились.

В перерывах Тим для порядка устраивал разборы полетов, как руководитель инструкторского семинара, завершающей практической фазой которого и являлся данный поход, ведь перед поездкой сюда они всю зиму и весну по вечерам слушали курс лекций в клубе и даже сдавали настоящие экзамены.

Каждый день приносил свои трудности. Например, холодный дождь, что зарядил с утра до вечера. Все очень замерзли тогда, и Тим, в конце концов, приказал разбить лагерь, однако Сёма все равно наорал на него, ибо считал, что останавливаться следовало сразу после обеда. Тим понимал, что друг психует из-за Кошки, но заявленные на территории чужой страны сроки следовало соблюдать неукоснительно. Тем не менее Сёма сказал:

— Плевать я хотел на сроки, на семинар этот гребаный, на твоих спонсоров и погранцов! Если Кошка застудится или еще чего, не посмотрю, что ты начальник, прибью на месте.

Тим поражался, слушая друга. Ведь сколько маршрутов вместе прошли, деля поровну и холод, и дождь. И та же Кошка не первый свой поход совершала, впрочем, ходила раньше она не с ними, а с питерскими.

Однако теперь Сёму было не узнать: Кошку из байдарки на руках выносит — чтобы ноги, не дай бог, не замочила. Это ж надо так парня обработать!

А Семён смотрел вокруг и словно видел все новыми глазами. И странно ему было, ведь так много разных рек он посетил, столько красот природы ему открывалось, но никогда это не трогало его душу как сейчас. Ему только хотелось, чтобы и Кошка все это обязательно вместе с ним видела. Таежные запахи, багульник и шум порогов, лесная тишь — все теперь наполнялось для него иным, нежели раньше, смыслом. Он уводил свою Кошку далеко от лагеря и угнаться за ней не мог — такой легкой и неугомонной, — но смотреть на нее, идти за ней — стало любимейшим его занятием. А ведь когда-то он признавал лишь шумные компании у костра. Теперь же хотел в уединении любоваться той, с которой можно было без слов плыть по вересковым зарослям. Он ощущал, что связан с ней неразрывно, и хотя это чувство появилось недавно, оно пронизывало все его существо, как солнечные лучи утром пронизывают летний сад.

Его теперь все беспокоило — и тепло ли она оделась, и не устала ли, и интересно ли ей с ним. Каждый вечер он с особым тщанием ставил их временный дом и устраивал в нем лежбище из спальников, лишь бы Кошке было удобно. Но все чаще его посещала мысль, что временный дом — он и есть временный, а совсем скоро придется упаковать его в рюкзак до следующего сезона. Конечно, они наверняка еще несколько раз до конца лета сделают всем клубом вылазки на природу, но это будет совсем не то, что сейчас. И он заранее тосковал о том, что ему придется расстаться с Кошкой.

А Катерина между тем упорно помалкивала, ожидая, что он предпримет и что решит. Вдруг, это только походный палаточный роман, а дальше ничего не последует, в страхе думала она. Сёма же прикидывал, где раздобыть денег, чтобы снять для них с Кошкой квартиру. У него была в загашнике пара тысяч долларов — заработал перед походом на шабашке. И он решил для себя, что ни дня не будет тянуть, ибо представить себя без Кошки уже не мог.

*** 6

Поход подходил к концу, и Кошкины глаза становились все грустней. Но Сёма о принятом решении собирался сообщить ей только после определенных реальных действий, хотя ему до глубины души было жалко Кошку. Он пытался утешать ее, как мог, однако свою тайну до времени ревностно хранил.

После возвращения в кемпинг, все до единого, ребята ощущали какую-то невосполнимость прошедшего, его недосказанность и незавершенность. Притихшие и потерянные, сидели они у костра и не находили слов. Это раньше, когда каждый из них совершал свой первый сплав, эмоциям не было предела, сейчас печаль главенствовала над ними.

— Ну ладно, ладно, чего раскисать, — твердил смущенно Тим, хотя и сам, слушая гитару, не мог справиться с комом в горле.

Настал черед укладывать снаряжение в автобус, и Тим как ужаленный бегал из конца в конец, чтобы, не дай бог, чего не забыли, особенно медали и памятные подарки. Он никому не давал продыху, и только Кошку не трогал. Она сидела на парапете, в стороне, с отсутствующим взглядом.

Сёма был занят на погрузке лодок. Но он прекрасно видел и то, как Сонька склоняется к Катерине со своими бабским советами, и то, как Тим мимоходом пытается рассмешить Кошку, и даже то, что настырные бундесы все-таки пришли ее проводить. Ему хотелось накостылять немцам, однако Кошке наверняка было приятно их общество, и он сдерживался. К тому же Тим пару раз уже осадил его:

— Мы в чужой стране, не забывай.

Наконец-то распили последнее шампанское, прокричали на прощанье троекратное ура! и поехали. В автобусе Сёма держал Кошку за руку, но в ее глазах блестели непролитые слезы. Впрочем, девчонки тоже плакали, как и обычно после очередного похода. И только Семен не мог скрыть своей радости, ему не сиделось на месте, он готов был зацеловать Кошку до обморока, а приходилось лишь шептать ей на ухо:

— Ты помнишь, что у нас все будет хорошо?

Она кивала, но голову к нему все равно не поворачивала.

Тим, восседая на кресле начальника, обозревал команду с высоты и то и дело поглядывал на Сёму с Катериной. Много он видел послепоходных расставаний и пар видел множество, тех, что после бурных палаточных романов в обычной жизни так и не соединялись. Но ситуация с Сёмой и Кошкой особенно задевала его, ведь Сёма был его лучшим другом, а Кошка…, она всегда нравилась Тиму.

Он так и не успел переговорить с Семеном об этом. Впрочем, веселый настрой друга почти убедил Тима в том, что ничего серьезного у Сёмы к Катерине быть не может, а потому где-то глубоко в душе Тима разгорался огонек надежды на собственный успех у нее, так что он даже хотел, чтобы сейчас она посильнее обожглась.

По прилету в Москву также на автобусе их должны были развезти по домам. Сёме пришлось выйти раньше Кати. Она держалась изо всех сил, но нежный поцелуй Семена на прощанье сейчас только больнее ранил ее сердце.

Тим подсел к ней, когда она осталась одна, и взял ее за руку:

— Кошка, не грусти так сильно, пожалуйста, — сказал он, заглядывая в ее печальные глаза.

— Все нормально, Тим. Я уже взрослая девочка, — отвечала Катя.

— Помни, что на свете есть еще Тим. Это я на всякий случай тебе напоминаю. Мало ли что…

Она улыбнулась и поцеловала его в щеку:

— Спасибо Тим. Мне уже пора.

Он помог ей выйти и передал из рук в руки родителям, что встречали свою дочь с поцелуями и объятиями, а когда автобус повернул, и Кошка осталась где-то там, за углом, Тиму взгрустнулось не на шутку — даже в носу защипало.

А Сёма между тем, побросал свои вещи в прихожей, обнял бабушку, ожидавшую его дома, пока родители были на работе, и быстро поел, чтобы не обидеть старушку, после чего помчался купить газету с объявлениями. Все у него ладилось, сердце прыгало в груди как мяч, и Сёма оглядывался порой вокруг, удивляясь — то ярко оранжевому апельсину на подоконнике, то бирюзовой ленте на корзинке с бабушкиным рукодельем, то расцветшему на газоне лесному колокольчику.

Он думал о своей возлюбленной Кошке и писал ей sms-ки о том, что пока слишком занят, но очень любит ее. В ответ она послала ему смайл. И все.

После каждого похода ее посещало грызущее чувство тоски — так называемый послепоходный синдром. Кого-то он достает больше, кого-то меньше, ей помогала горячая ванна и приведение себя в порядок — от кончиков пальцев, до кончиков волос. Но сегодня на сердце Кошке давил непомерный груз, а его одной ванной излечить было трудно.

Ребята с этой напастью по обыкновению боролись разудалой вечеринкой, на которой ставилась послепоходная жирная «точка». Это частенько помогало. Вот и сейчас позвонил Тим и сказал:

— Котенок, завтра решили встретиться в клубе. Ты как, придешь?

Катерина отметила, что про Сёму он тактично не спросил. Наверное, тоже считает отношение Семена ко мне несерьезным.

Прийти в клуб она хотела, но стоило ей положить трубку, как слезы сами закапали у нее из глаз. Говорила же мне Соня: вот и ягодки. У него дела, а я по боку.

Прошло два часа, потом три. Кошка лежала, поджав ноги, и думала о том, как хорошо, наверное, уехать в деревню и забыть обо всем. Ей даже вспомнились двое рыжих близнецов, что катали ее когда-то на лодке. Они надумали увезти ее на середину реки и по очереди поцеловать. Вот тогда она и научилась опрокидывать обидчиков в воду.

Кошка опять разрыдалась, но вдруг зазвонил телефон. Сердце ее замерло. Голос Сёмы на том конце провода срывался от волнения:

— Котенок, возьми паспорт и выходи, я жду тебя у подъезда.

Мама спросила, куда это она собралась.

— Да так, с ребятами встретиться нужно, — отвечала Катя, а сама уже прятала паспорт в сумочку.

Он подъехал на своей «пятнашке», подаренной ему родителями еще в прошлом году на день рождения. Выскочил и замер, поскольку ни разу не видел ее в платье. Впрочем, тут же заявил:

— Все, надо ехать.

— Куда? — спросила Кошка удивленно.

— Заявление подавать. Принимают только до шести.

— А мама… Им же нужно сказать… — пролепетала Катя, но Сёма запротестовал:

— Прошу тебя, никому ни слова. Боюсь я, что кто-нибудь нам помешает. Распишемся, тогда всех перед фактом и поставим.

В загсе он долго приставал к сотруднице, принимавшей заявления:

— Мать, ну помоги ускорить. Очень нужно!

Та потребовала сто евро и сказала:

— Через три дня, не раньше. И то — без торжественной регистрации.

— Да нам просто расписаться.

— А девушка твоя почему плачет? Может, ты ее силой принуждаешь? — спросила тетка.

— Нет, нет. Это я… от счастья, — испуганно заверила Кошка.

На улице он закружил ее:

— Через три дня! Поняла? Ты будешь моя! А сейчас — гвоздь программы: я снял для нас квартиру на целый год! Думал, умру, пока все это состряпаю. А ведь ты мне ни разу еще про любовь не говорила.

— Разве? — удивилась Кошка, — Мне казалось, что я только этим и занимаюсь.

*** 7

Конечно, как только расписались, они сказали об этом Тиму. Родители также были извещены, и их реакцию на свершившееся пришлось пережить со всеми нюансами. Впрочем, недоумение близких длилось недолго и счастливо разрешилось в пользу новобрачных. А свадьбу заменили застольем в клубе с последующим выездом и гуляньем на турбазе. Тамадой, естественно, был Тим.

Катя долго привыкала к тому, что она теперь — жена: слишком стремительно все произошло. Назвать семейной жизнью их связь с Сёмой у нее пока язык не поворачивался, к тому же, она понять не могла, как то, что было между ними, может являться супружеским долгом. А Семен вообще не чувствовал никаких изменений и наслаждался, точно они все еще находились на реке. Для него смена декораций ничего не изменила.

Между тем Кошка теперь частенько разглядывала лицо Сёмы — с целью получше запомнить детали, ибо обнаружила, что хорошо знает его только по ощущениям рук, губ и тела, но не может с точностью сказать, какого цвета у него глаза, есть ли у него, к примеру, какие-нибудь родинки или иные отличительные особенности. Она изучала его, как топографическую карту, и с удовлетворением приходила к выводу, что по стечению обстоятельств в мужья ей достался вполне симпатичный экземпляр. Хотя, разве не сама она его выбрала — тогда, в самолете?…

Конец ознакомительного фрагмента.