Приговоренные к жизни

Марк Рабинович, 2019

В палате израильской больницы встречаются постаревшие узник гетто и бывший палач-эсэсовец. Палач предлагает узнику судить себя и его жизнь, которую он прожил совсем не так, как начал. Из разговоров и споров, которые они ведут на протяжении двух дней, выясняется, что каждый из них прожил чужую жизнь. И вскоре уже непонятно, кто кого судит.

Больница"Ланиадо", Нетания, Израиль, 1998

Альгис сделал паузу, и только теперь Натан осознал, что он уже давно сидит молча и слушает неторопливый рассказ. Наверное это размеренный голос Альгиса, лишенный, казалось бы, каких-либо эмоций, погрузил его в ступор, подобный гипнотическому сну. Сделав над собой усилие, Натан саркастически воскликнул:

— Ясное дело, ты застрелил Клокке, перебил охрану и вывел всех в лес.

Альгис, не отреагировав, продолжил:

— Альгис бросил пистолет…

— Да, и заплакал горькими слезами раскаяния — ехидно вставил Натан.

–.. Он сел и сидел тупо смотря перед собой пока Энрикас не сбил его на землю, ударил несколько раз сапогом… — казалось ничто не может прервать этот размеренный, лишенный модуляций, голос.

— Ах ты бедняжка. Что, больно было? — это Натан уже почти выкрикнул не в силах избавиться от наваждения. А размеренный голос продолжал:

— Потом Энрикас поставил Альгиса на ноги и заставил смотреть как он убивает Фаенсонов. Но вначале Энрикас застрелил маленьких Лошоконисов. Он сделал это походя, как будто они были ему не интересны. Ты ведь помнишь Клокке из айнзатцгруппы¹³?

Конечно, Натан помнил, но не успел открыть рот. A Альгис монотонно тянул:

— Литовская пылкость органично сочеталась в нем с немецкой добросовестностью. Он ничего не делал просто так, этот Энрикас. Ведь Альгис уже расстреливал людей. Но то была расстрельная команда, где каждому хочется думать что это не его пуля…

— И ты, конечно, всегда стрелял в воздух — выкрикнул Натан только чтобы прервать это монотонное бормотание.

— Нет, Альгис не стрелял в воздух — впервые в голосе Альгиса прозвучали эмоции — И все же так было легче. А тут Энрикас дал ему свой пистолет и приказал стрелять в затылок. Он сам так делал, ты наверное знаешь.

— Знаю — неопределенно сказал Натан. Теперь в его голосе исчезли эмоции. Альгис удивленно на него взглянул, помолчал немного и продолжил:

–…И только Реувену он выстрелил в лицо. Но зачем ему нужен был Альгис? Зачем он так поступил? Зачем дал Альгису свой “люгер”. Что ему нужно было?

— Почему ты все время говоришь о себе в третьем лице? — гнев снова начал затоплять сознание Натана.

— Мне так удобнее.

— Не поможет! Это ты, Альгис Вайткус, стрелял в евреев в Понарах. И это ты убил Лошоконисов — он уже не сдерживал себя и кричал в полный голос не боясь того, что его услышат.

— Да, это был… я — Альгис произнес это тихо и медленно, запинаясь на каждом слове, как будто сам не веря тому что сказал. Перед тем как произнести"я"он сделал глубокую паузу, по-видимому не сразу решившись на такую категоричность.

— Ты! И тебя будут судить. Ты будешь сидеть за решеткой, а люди будут показывать на тебя пальцем как на животное — выкрикнул Натан ему в лицо.

— Заманчивая картина — почти весело ответил Альгис. Казалось, к нему уже вернулась прежняя ироничность — Но, боюсь, ничего не выйдет. Вначале, наверное, будет следствие, долгое и основательное. Будут искать свидетелей, документы. У нас это умеют, ты же знаешь. Или не знаешь? Неважно. Я, конечно, во всем признаюсь, как признался тебе, но и это не намного ускорит процесс, который займет месяцы, если не годы. Потом Литва потребует экстрадиции, потом наш верховный суд эту просьбу рассмотрит. А мною уже давно будут лакомиться черви. Моя левая почка позаботится об этом, а правая ей с радостью поможет.

А ведь он умирает, вспомнил Натан. Но жалости к этому человеку в нем не было.

— Значит тебе снова удастся сбежать? Как в 44-м?

— Не знаю — ироничность опять куда-то исчезла, голос Альгиса был нерешительным, в нем появились заискивающие нотки.

— Может…Может быть ты возьмешься судить меня? — и снова все изменилось. Альгис заговорил быстро, голос его, потеряв ироничность, приобрел вескость. Он, как будто хотел убедить не только Натана. но и себя самого:

— А что? Будешь дознавателем, прокурором и судьей. А если хочешь, то и исполнителем приговора. Мы что-нибудь для этого придумаем. У нас, евреев, всегда найдется неординарное решение.

— Да какой ты еврей?! — до Натана еще не дошел смысл альгисовских слов, но слово"еврей"подействовало на него как лакмусовая бумажка на насыщенный раствор.

— Как скажете, Павел Степанович — ехидно парировал Альгис, напирая на имя-отчество.

Натан, давно уже стоящий на ногах, упал в удачно подвернувшееся (а может быть и поставленное Альгисом) кресло и пробормотал:

— Судить?

— А что? Свидетельские показания не понадобятся ввиду чистосердечного… Ну ты же понимаешь…Взвесишь все за и против.

— Какие еще"за”?

— Ты судья, тебе виднее.

— Похоже ты хочешь исповедоваться. Но я тебе не ксендз.

— Да и я с 41-го не ходил к причастию. Последние годы я все больше в синагогу (немалое усилие воли понадобилось Натану, чтобы сдержаться при этих словах). У нас, евреев (и опять Натан сумел сдержаться, стиснув зубы), ведь нет отпущения грехов. Но высший суд есть и у нас. Правда сегодня не Йом Кипур¹⁴. Так что вся надежда на тебя.

— Надежда!? — сдерживаться уже просто не было сил — На меня!? Да тебя надо немедленно сдать… в полицию, в зоопарк, в кунсткамеру, не знаю куда! Не понимаю, зачем я вообще тебя слушаю.

— Зато я понимаю. Тебе очень хочется узнать как из убийцы евреев Альгис сам стал евреем, израильтянином и сионистом… Стал Реувеном.

— Ты не Реувен, никогда им не был и никогда не будешь!! — выкрикнул Натан уже понимая, что этот мерзкий нацист прав и он действительно хочет понять этого подлеца. Хочет понять, почему он здесь, в еврейской стране, что он здесь делает и чем он, черт побери, дышит. И Натан, глубоко вздохнув раз или два, процедил сквозь зубы:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

"Эскадрон смерти"СД.

14

Судный День.