Плоскость

Марк Рабинович, 2022

Алекс, скрываясь от наркоторговцев, вынужден отправиться в океан на маленькой яхте. И тут выясняется, что его утлое суденышко, оказывается, умеет не только мгновенно переноситься из Индийского океана в Тихий, но и проходить между мирами. В том новом мире все не так, как в его родном. Что это, другие законы физики или всего лишь иное понимание тех же законов? А как это повлияло на ход истории? Однако, наркоторговцы тоже не дремлют.

Предисловие

Я услышал эту историю пару лет назад и до сих пор не верю ни единому ее слову, хотя и очень стараюсь поверить. Не то чтобы рассказчик производил впечатление лжеца. Наоборот, он скорее вызывал доверие своим открытым взглядом темно-серых глаз. Не было в нем и никакого намека на необычность или экзотику. Помниться мне, что это был совершенно обыкновенный, если не сказать — типовой — молодой парень, который выглядел как какой-нибудь программист из Хайфы, Силиконовой Долины или Франкфурта. Да он и на самом деле, если не врал, был программистом. Ни своей страны, ни города он так и не назвал, впрочем, мы и не спрашивали. Общались мы по-русски, но и это тоже ни о чем не говорило, поскольку русский язык можно сейчас услышать где угодно, совсем не обязательно в России. Язык этот явно был ему родным и владел он им свободно, вот только смущал едва заметный и, главное, совершенно не распознаваемый акцент в его речи. Это было, пожалуй, единственной странностью, если не считать, конечно, самого рассказа. Его спутница, на первый взгляд, тоже не вызывала подозрений. Но это только на первый взгляд…

В тот год, в самый разгар тропической зимы, более напоминающей жаркое европейское лето, мы завалились с друзьями в Южный Таиланд, взяли на прокат парусный катамаран и отправились из Пхукета на юг в поисках не слишком загаженного туристами места. Один остров сменял другой, плавно переходя в третий, но каждый из них непременно встречал нас ажурной антенной сотовой связи и"экологичными"домиками очередного отеля. На четвертый день плавания нам уже начало казаться, что искомый нами идеал не совместим ни с цивилизацией, ни с современностью. И тут прямо по ходу судна открылся заросший зеленью невысокий остров, не обезображенный ни антенной, ни отелями. Каково же было наше разочарование, когда, перейдя на подветренную сторону острова, мы обнаружили там еще одну яхту, нагло стоящую на якоре. В отличие от нашего комфортабельного катамарана, это было совсем небольшое одно-килевое судно того типа, которые в моей стране называют"три семерки"(до семи метров длиной, до семи лошадиных сил мотора и до семи узлов хода) и для управления которым даже не требуется лицензия. Малюсенький кокпит такой лодочки плавно переходит в крошечную каюту, снабженную, тем не менее, базовыми удобствами. Поэтому, такое суденышко неплохо подходит для свадебного путешествия не обремененной излишними доходами молодой семьи. Судя по двум полуголым силуэтам в кокпите, так оно и было.

Нам бы следовало найти якорную стоянку подальше от молодой пары, которая наверняка стремилась к уединению. К сожалению, северо-восточный муссон неожиданно усилился до двадцати узлов, карты не обещали ничего хорошего поблизости и нам пришлось разделить с молодоженами единственную защищенную бухту на этом клочке суши. Остров, хотя и невысокий, все же не был коралловым атоллом. Поэтому холмы в его центре поднимались на пару десятков метров и с подветренной стороны было тихо. Как только мы встали на якорь на другом конце бухты, мои спутники бросились в воду, то ли спасаясь от послеполуденного солнца, то ли в надежде увидеть до сих пор не встреченных ими экзотических морских созданий. Я же повстречался вчера с одним из таких созданий: карминно-белой и очень опасной морской змеей и, хотя неагрессивное пресмыкающееся меня проигнорировало, в воду мне почему-то не хотелось. От нечего делать я взял бинокль и начал наблюдать за маленькой яхтой на противоположном конце бухты. К моему удивлению, двое мореплавателей как раз отвязывали маленькую резиновую шлюпку, принайтовленную на носу их судна. После того как они спустили ее на воду и прицепили навесной мотор, я заподозрил, что нас ожидает визит вежливости. Так оно и оказалось.

Когда обескураженные члены нашей команды, так и не увидевшие ни скатов, ни китовых акул, поднялись на борт, я уже успел познакомиться с нашими конкурентами по обладанию необитаемым островом. Его звали Алексом. Мне всегда нравилось это универсальное имя, за которым могли скрываться как Александры, так и Алексеи или даже Алики, и которое неплохо звучит на целой обойме европейских языков. Его спутницу, не то жену, не то подругу, звали Нуся. Это явно было производное какого-то более конвенционального имени и меня разбирало любопытство, но не настолько сильное, чтобы задавать вопросы, которые могли оказаться и недостаточно корректными. Нуся оказалась миниатюрной шатенкой с волосами того обманчивого цвета, которые в зависимости от освещения кажутся то медными, то каштановыми. По-русски Нуся изъяснялась с большим трудом и в ее речи превалировал тот-же самый акцент, что и у ее спутника, но, разумеется, намного сильнее. Равномерный бронзовый загар обоих наводил на мысль, что парочка не первый день бороздит Индийский океан.

Легкий, не обязывающий разговор в нашем просторном кокпите поначалу крутился, как и полагается в компании яхтсменов, вокруг розы ветров, якорных глубин, грунта и прочей ерунды, которая заменяет у нас застольные разговоры о погоде и здоровье.

— Куда путь держите? — поинтересовался, наконец, наш шкипер, Влад.

— Сначала до края земли… — усмехнулся Алекс.

— А там посмотрим! — поддержала его Нуся.

— Не стоит слишком уж приближаться к краю — заметила Марго, наш корабельный врач — Можно невзначай свалиться на одного из китов.

В свободное от походов время Марго работала гинекологом и обладала великим множеством талантов: например, ей ничего не стоило выпить полторы бутылки джина зараз. А еще она обладала способностью не унывать в самых неожиданных обстоятельствах, свойство, совершенно незаменимое в дальних походах. Некоторая язвительность ее не портила.

Наши гости переглянулись.

— И все-таки она плоская! — улыбнулся Алекс.

— И все-таки она вертится! — в унисон ему ответила Нуся.

Оба рассмеялись и тут же прервали смех, искоса поглядев на нас единым взглядом четырех глаз. Странный это был взгляд. В нем явственно читалось:"Не стоит при этих придурках, все равно не поймут!"Но, похоже, никто, кроме меня, ничего не заметил и кто-то из нас задумчиво произнес:

— А ведь человечество сотни лет подряд считало Землю плоской.

— Такое было возможно раньше — авторитетно возразил Влад — Пока Ойкумена ограничивалась средиземноморьем, она оставалась плоской, но с началом трансатлантических и кругосветных вояжей, ей срочно понадобилось закруглиться. Тут-то истина и всплыла.

— Что есть истина?

Алекс сказал это настолько тихо, что услышал его, похоже, один я. Наступила пауза и я, чтобы разрядить обстановку, вставил свое веское слово:

— Можно сказать, что те знаменитые мореплаватели свернули земную плоскость в сферу. По крайней мере, если это и не произошло в пространстве, то нечто в этом роде произошло в умах людей.

Теперь я внимательнее следил за нашими гостями и заметил, как они опять переглянулись.

— А что, если бы Земля так и осталась плоской? — нерешительно, как мне показалось, спросил Алекс.

— Тогда бы Колумб и Магеллан попадали бы с нее!

Марго уже успела заглотить два джина, но ее язвительность никуда не делась.

— Что-то в этом роде — подтвердил Влад — Не представляю себе непротиворечивую геометрию пространства, в которой Земля была бы плоской.

В миру он был не то физиком, не то математиком и порой выражал свои мысли несколько заумно.

— Ну почему же? — возразил Алекс — В рамках евклидовой геометрии это действительно проблематично, а вот представь себе на миг, что противоположные края плоской Земли замкнуты друг на друга в каком-нибудь четвертом измерении.

— Ну… — протянул Влад — Для неевклидовой геометрии пределов нет. А вот в реальной жизни…

— И в реальной жизни тоже….

Но договорить Алексу не дала примолкнувшая было Нуся. Она положила свою ладошку на его плечо и тихо прошептала:

— Не надо…

Алекс повернул голову и посмотрел на свою спутницу. Что-то между ними проскочило, какой-то обмен невербальными фразами, но только наш гость предпочел скомкать странный спор, сказав:

— Впрочем, не буду возражать, неевклидову геометрию действительно не стоит привлекать без надобности.

Каким-то шестым чувством я догадался, что все это неспроста и это ощущение, наверное, отразилось на моем лице, потому что я поймал внимательный и понимающий взгляд Алекса.

Выпив с нами по порции джина, рассказав пару анекдотов и выслушав несколько ответных, гости поспешили распрощаться и через минуту их шлюпка, тарахтя слабеньким двухцилиндровым мотором, поспешила навстречу падающему за горизонт солнцу. Но когда Алекс уже спускался в свою надувную лодку, я поймал еще один странный взгляд, брошенный им на меня. Поэтому, как только быстрый тропический закат упал на море, я сообщил шкиперу, что собираюсь поплавать по вечерней прохладе. До маленькой яхты было от силы пара сот метров, ее стояночный огонь горел ярко и любопытство давно пересилило во мне страх перед морскими гадами. Уже через десять минут я увидел надпись"Алисия"на носу маленького судна.

— Добрый вечер — поприветствовала меня Нуся, когда я, фыркнув в последний раз, ухватился за борт их суденышка, заметно накренив его — Проходи в каюту, Алекс там. Он тебе все расскажет.

В маленькой каюте было душно, но я хорошо знал как легко разносятся голоса над водой и сообразил, что мне собираются рассказать нечто, не предназначенное для посторонних ушей. Так оно и оказалось, вот только и мои уши с превеликим трудом допускали рассказ Алекса до моего сознания, настолько невероятным он казался. Я привожу его здесь в том виде, в котором он прозвучал в ту ночь, точнее, в том виде, в каком я его запомнил.

Одиночное плавание

На четвертую неделю океанского плавания Алекс уже проклинал всех и вся, но, в первую очередь, свою собственную глупость. Никогда в своей жизни он не собирался ставить рекорды и последнее о чем он мечтал, было обогнуть земной шар в одиночку. Да что там, он вообще не собирался ходить на яхте куда-либо в одиночестве и уж точно — не на двадцатифутовом паруснике со слабеньким мотором и скромным запасом горючего. Не помышлял он и пересекать океаны под парусом. Но именно так сложились обстоятельства, те самые, над которыми мы порой не властны. Вообще-то говоря, на таком суденышке не стоило бы выходить в океан вообще ни при каких обстоятельствах, потому что согласно регистру его яхточке следовало идти исключительно ввиду берега и только в спокойную погоду. Конечно, некоторые сорвиголовы пересекают на подобных скорлупках Средиземное море, а зря. И тем не менее море, даже самое средиземное, это далеко не океан. Разницу, неочевидную не только для сухопутных крыс, но и для многих опытных мореходов, он понял в первый же день своего океанского вояжа. Действительно, волны в океан не чета морским, даже в относительно тихую погоду. К счастью, погода его баловала уже несколько недель подряд, напугав лишь один раз. В тот день буря (отнюдь не шторм) началась перед полуночью и закончилась уже к полудню следующего дня, но вымотала она основательно. Не так просто оказалось десять часов подряд управлять судном, неуверенно идущим под одним лишь штормовым кливером. А ведь надо было еще все время направлять форштевень под углом к волне, чтобы ее обрушившийся гребень не пробил тонкую текстолитовую обшивку…

Во всем, как это обычно и бывает, была виновата женщина. Объективно говоря, мнение это предвзято и шовинистично: мужчины всегда склонны обвинять женщин в собственных ошибках. Но быть объективным ему не хотелось. Итак, во всем была виновата женщина. Имя ее он решительно не хотел помнить и даже в мыслях предпочитал называть ее:"та женщина". Впрочем теперь, за сотни миль от обитаемой земли, говорить было не с кем и ему оставались только мысли в качестве душевного собеседника и покладистого оппонента.

На Сейшельских островах они оказались, как он по наивности думал, совершенно случайно. Это, такое типичное для наших времен знакомство началось в Сети, там же развилось, превратившись в виртуальную интрижку и перешло в реал уже в местном аэропорту, где они впервые увидели друг-друга воочию. Почему Сейшелы? Возможно, потому что там в это время как раз открывался туристический сезон и дожди начинали заканчиваться, а шумные туристы еще не успели оккупировать пляжи. А может быть просто сложилось так, что как из его, так и из ее страны внезапно начались недорогие чартерные рейсы в Маэ, позволяющие оплатить два билета, не слишком опустошив его банковский счет простого инженера. Он уже предвкушал непродолжительный, но насыщенный отдых, совмещенный с изощренным сексом в компании опытной и раскованной дамы.

На самом деле, как выяснилось позже, случайностью тут дело и не пахло. Еще во время их виртуального общения он, в порыве малодушного откровения, поделился с ней своей мечтой: купить парусник и жить на нем, пересекая океаны. Алекс действительно лениво подумывал о такой возможности, в глубине души понимая ее несбыточность. Действительно, нельзя же всю жизнь прожить холостяком. Рано или поздно, убеждал себя он, в прихожей должна появиться еще одна пара тапочек, а в ванне — косметика и розовый махровых халат. Вслед за этим, несколько позже, следовало материализоваться детской коляске, самокату и велосипеду. Дальше этого он не заглядывал. Таким образом, мечта о яхте отодвигалась ближе к пенсионному возрасту когда, возможно, актуальнее станет инвалидная коляска и симпатичная сиделка. Все это он понимал, но мечтать себе не запрещал, тем более что в ящике стола пылилась неизвестно для чего полученная шкиперская лицензия, которой он не преминул похвастаться перед своей интернетовской знакомой. Последнее, судя по всему и решило дело.

Начиналось все на Сейшелах совсем неплохо. Некоторое время ему казалось, что"та женщина"оправдывает его ожидания и этот отпуск останется ярким пятном в его серой, что ни говори, жизни. В первые два дня было все, что он планировал: белый песок пляжей, экзотические коктейли, романтические вечерние прогулки и бурный секс ночью. В последнем он, впрочем, показал себя не с лучшей стороны, но собирался реабилитироваться в последующие дни или, точнее, ночи. Но в остальном все было прекрасно: она широко раскрывала свои чудесные глаза, когда он рассказывал страшные армейские истории (наполовину выдуманные), смеялась его шуткам и нежно касалась его в нужное время и в нужных местах в соответствии с требованиями"текущего момента". Однако, так продолжалась недолго.

На третий день утром, когда"та женщина"неожиданно разбудила его ни свет ни заря, на ее лице было странно-сосредоточенное выражение.

— Хочешь встретиться с одним интересным человеком? — спросила она нервно.

"Интересный человек"оказался яхтенным брокером, с которым она познакомилась вчера вечером, ненадолго заглянув в бар после того как Алекс уже заснул ("бессонница, милый"). Брокер материализовался за их столиком сразу после завтрака. Потом, когда было уже поздно, Алекс понял, что столкнулся с истинным профессионалом. Если бы у брокера бегали глаза или были бы потные руки, то в голове Алекса скорее всего сработал бы какой-нибудь предохранитель и сделка не состоялась бы. После этого,"та женщина"немедленно бы испарилась, отпуск был бы непоправимо испорчен, но этим бы все и закончилось… Однако брокер был великолепен. Он пил ледяную воду стакан за стаканом и умудрялся при этом не потеть, чему, возможно, способствовал кондиционер. Он был сдержанно приветлив и умеренно весел, рассказал забавный анекдот, но не форсировал сделку, не давил, давал подумать. Инстинктивно Алекс понимал, что брокер выбрал наилучшую тактику охмурения неглупого, но неопытного мечтателя, но не возражал. Напротив, такое уважительное отношение ему скорее льстило и это тоже было частью тактики брокера. Как бы то ни было, но в тот же день соглашение о намерениях было подписано.

Вся история с яхтой была шита белыми нитками с самого начала, но понял он это значительно позже, когда голова перестала кружиться от ощущения того, что сбывается его розовая мечта, которую он давно зачислил в несбыточные. Прохиндеи действовали достаточно осмотрительно. Если бы ему предложили новенькое, с иголочки, 40-футовое судно по такой смешной цене, то он несомненно заподозрил бы неладное. Но ему показали (правда только на фотографиях) скромную 20-футовую лодку, уже разменявшую свой второй десяток лет стажа. Однако это судно могло похвастаться обновленным такелажем и дизельный мотором, что было редкостью для яхт такого размера. К тому же он становился не единственным его владельцем, а на пару с"той женщиной". Это его несколько обеспокоило, ведь при всем своем пиетете он не собирался связать с ней свою жизнь. Но его успокоили, сказав что это формальность и он сможет выплатить компаньонке ее долю в течении двадцати лет. Ему лишь надо будет вернуть"ту женщину"обратно на Сейшелы, после того, как они окончательно оформят договор и судовые документы в Дар-эс-Саламе, где и находится судно. Цена половины яхты была невелика, но не настолько мала, чтобы вызвать подозрение. К тому же эта сумма удобно укладывалась в рамки его скромных накоплений. Уже значительно позже он догадался, что аферисты откуда-то знали, сколько денег у него на счетах и все очень тщательно рассчитали.

Но тогда он ничего не заподозрил и новенькие, с иголочки, самолеты эфиопских авиалиний быстро перенесли их в неформальную столицу Танзании, задержав ненадолго в недостроенном аэропорту Аддис-Абебы. Сразу же на выходе из аэропорта Дар-эс-Салама их встретил болезненно худой чернокожий юноша, который, непрерывно улыбаясь и неумеренно размахивая руками, усадил их в обшарпанный джип. Выпустив облако черного дыма, машина судорожно рванулась вперед и по обе стороны понеслись мрачные бараки, заводские корпуса, полуразвалившиеся хибары, шикарные магазины, нарядные офисные высотки, снова магазины, опять хибары и бараки. Наконец, когда все это сомнительное великолепие сменилось утопающими в зелени приземистыми особняками, прореженными башнями гостиниц, джип выскочил к океану и заехал на охраняемую территорию. Это был яхт-клуб, называемый в просторечии “мариной”, но выглядела эта марина необычно. Здесь, как и полагается, были мастерские, скромные подъемные краны и эллинги, а вот причалов не было совсем. Все яхты: и большие и маленькие, и известных моделей и самодельные, и одно-килевые и катамараны, все они стояли на якорях в заливе, образую негустой лес мачт. Его будущее судно стояло дальше всех, но шустрая шлюпка доставила туда его и"ту женщину"за считанные минуты.

Все это время"та женщина"умильно улыбалась и, лишь только стоило ему задуматься, нежно касалась его умелыми пальчиками в самых неожиданных местах. Поэтому задуматься ему так и не удалось, хотя стоило бы. К этому времени его уже начали обуревать неизбежные сомнения и мысль об отказе от сделки прочно засела в его одурманенном сознании. Однако вид маленькой яхточки подействовал на него, как адреналин на тяжело больного. Суденышко называлось"Алисия"и выглядело великолепно. Несмотря на тропический климат и непонятную предысторию, за"Алисией"явно неплохо ухаживали и недавно красили, a такелаж не демонстрировал явных следов ржавчины. Кроме того, двигатель был много новее самого судна и представлял из себя настоящий морской дизель, хотя и слабенький, но с охлаждением морской водой, что выгодно отличало его от тарахтящего бензинового мотора с воздушным охлаждением, вечно перегревающегося и ненадежного. Кроме того, что было немаловажно в условиях отсутствия причалов, к"Алисии"прилагалась малюсенькая надувная шлюпка, закрепленная на носу, и навесной мотор. В дополнение ко всему, на кормовом релинге были закреплены в обоймах небольшой гарпун-острога и короткий спиннинг. Найдя в кокпите маску и поднырнув пару раз под днище Алекс обнаружил и само днище и киль во вполне приличном состоянии, что было уже совсем великолепно. Не плохо было бы, подумалось ему, вознести хвалу Министерству Транспорта его страны, которое требовало от будущих шкиперов совершенно ненужных, как им тогда казалось, знаний. А вот теперь оказалось, что изучение двигателей и конструкции судна было вовсе не лишним. Правда, на яхте не оказалось рации, но на коротковолновую рацию он и так не рассчитывал, УКВ все равно не поможет в океане, а вблизи цивилизации можно обойтись и сотовым телефоном.

И все же, некоторые сомнения оставались. Алекс всегда считал себя разумным человеком и никогда (или, почти никогда) не стремился к экстриму. Поэтому, переход через океан на не приспособленном для этой цели судне его не вдохновлял, несмотря на всю его тягу к романтике. Правда, речь шла лишь о переходе до Сейшелов, около 900 миль через океан. Не мало, конечно, но за неделю-две можно пройти. А там"Алисия"станет на стоянку в благоустроенной марине и будет ждать его следующего отпуска. Как славно будет стать яхтовладельцем на экзотических островах, думал он, и как это поможет в отношениях с девушками."Алисия"выглядела надежно, а прогноз погоды не обещал сюрпризов и он успокоился. Однако сюрпризы не заставили себя ждать, правда с совершенно неожиданной стороны.

Через пару часов, когда Алекс уже облазил все, что мог на судне, клубная шлюпка привезла новых гостей. Двое из них были одинаково чернокожими, но кардинально отличались друг от друга. Первый был бесконечно изящен, упакован в светлый летний костюм и запросто мог бы сойти за своего даже на ковровой дорожке фестиваля в Монте-Карло. Он представился адвокатом, не называя своего имени, и Алекс насторожился. Второго чернокожего, в джинсовых шортах, майке неопределенного цвета и босого, адвокат представил как Салима. Сам Салим предпочел промолчать. Возможно, такой типаж и был обычным для здешних мест, но выглядел он до нельзя подозрительно, да к тому же Алексу показался странным его несфокусированный взгляд, но времени присматриваться ему не дали, потому что инициативу тут же перехватил третий из гостей. Этот персонаж был почти белым, но судя по густому буро-красному загару, жил в Африке давно, если не тут и родился. В легкой повседневной одежде, бейсболке и летних туфлях на босу ногу, он выглядел бы совсем европейцем, если бы не глаза на выкате и оливковый цвет лица, намекающий на Ближний Восток. Араб или израильтянин, подумал Алекс, но заговорить на иврите не решился. Почти европеец оказался владельцем судна и продавцом. Его тоже представил адвокат, назвав при этом"Господин Васиф"и Алекс поздравил себя с тем, что не озвучил свой иврит. Второй паспорт у него был канадский, так что можно было надеяться, что лишних вопросов не возникнет. Сам господин Васиф очень пытался держать себя демократично, но получалось у него плохо. Впрочем, Алекса не слишком смущала проскальзывающая в речи араба надменность, так как можно было надеяться что долго общаться им не придется. Значительно больше его беспокоил холодный немигающий взгляд неулыбчивого продавца, от которого становилось неуютно. Сразу стало понятно, кто здесь хозяин, особенно тогда, когда Васиф барским жестом подозвал адвоката. Они отошли на нос"Алисии"и араб начал требовательным голосом задавать адвокату какие-то вопросы. Арабский Алекс знал с пятого на десятое, нахватавшись во время армейской службы, к тому же это явно был какой-то местный диалект, густо замешанный на суахили. Поэтому, как он ни прислушивался, ему удалось разобрать лишь слова:"голова"и"ответственность", сказанные арабом громко и с угрожающими интонациями в голосе. Было похоже, что"господин Васиф"предлагает адвокату за что-то ответить головой, хотя скорее всего это сочетание существовало лишь в буйном алексовом воображении. Адвокат, в свою очередь, прижимал руку к тому месту, где полагалось быть сердцу и, хотя тихих слов разобрать не удалось, было ясно, что он всячески заверяет хозяина в том, что беспокоиться тому не о чем.

Формальности не заняли много времени, подпись продавца уже была проставлена на контракте и Алекс подписался не раздумывая, чтобы сразу отмести бессмысленные подозрения и забыть про них. Сделку, после передачи ключей, обмыли тут же с помощью принесенной гостями бутылки шампанского, причем мусульмане, за исключением Салима, пили наравне с неверными. Алекс никогда не любил шипучие напитки, но взглянул на"ту женщину", пожал плечами и пригубил свой бокал, благо большего от него и не требовалось. Безымянный адвокат обещал немедленно оформить судовые документы и для этого забрал паспорта. Ну а Алексу предложили заняться закупкой провизии. В дальних переходах он никогда не был и эту сторону морских путешествий представлял слабо: поэтому весь вечер и половину следующего дня думать ему было некогда, а надо было закупать консервы, крупы и воду. Перевозить все это на маленькой шлюпке было непросто и к вечеру Алекс уже валился с ног. Что касается"той женщины", то она исчезла сразу после завершений сделки, отговорившись делами в городе и он, занятый погрузкой, сразу про нее забыл.

Когда, на следующий день, он последний раз причалил к"Алисии"с грузом овощей и бананов, то с удивлением увидел на палубе безымянного адвоката в компании Салима. Было не совсем ясно как они попали на судно, скорее всего на клубной шлюпке.

— У меня для тебя новости, Алекс — без предисловий начал адвокат — Твоей спутнице пришлось срочно вылететь на родину. Так что придется тебе идти в океан без нее. Она просила извинить ее и пожелать тебе семь футов под килем. Я верно выразился?

Новость должна была безмерно удивить, но как ни странно не удивила: наверное он был готов к чему-то в этом роде. Более того, она даже обрадовала Алекса, ведь теперь сомнительное путешествие с сомнительной попутчицей и на сомнительной яхте (не обижайся,"Алисия", спохватился он, но ведь ты действительно не предназначена для океанских переходов) теряло смысл.

— А зачем мне теперь на Сейшелы? — спросил он, сдерживая радость — Оставлю “Алисию” здесь до следующего сезона и тоже домой.

— К сожалению, не выйдет — поморщился адвокат — У твоего судна временная регистрация. Через не более чем месяц его необходимо зарегистрировать в Сейшельской Республике. Есть и еще одна деталь. В соответствии с правилами временной регистрации, право судна на пребывание в Танзании истекает через двадцать часов. Поэтому я осмелился выполнить все формальности в порту и в твоем паспорте уже стоит выездной штамп.

С этими словами и с гнусной улыбочкой на лоснящемся лице он уже протягивал Алексу его документы.

— Как же я пойду через океан в одиночку? — возмутился тот — На"Алисии"нет даже автопилота.

— Ну что ты такое говоришь, Алекс? — приторно удивился адвокат — Кто же отпустит тебя одного? С тобой пойдет Салим.

Услышав свое имя, босоногий Салим лишь меланхолично кивнул.

— Салим родом с Занзибара и знает здешние моря, как свои пять пальцев. Верно, Салим?

Занзибарец медленно повернулся и опять кивнул, улыбнувшись в никуда так отрешенно, как будто ему не было дела ни до чего. Это убеждало плохо, но Алекс понимал, что выхода у него нет, а к сердцу уже подступал мерзкий холодок, верный предвестник неприятностей. Адвокат перекинулся еще несколькими фразами с Салимом и, к великому облегчению Алекса, покинул"Алисию"на внезапно появившейся клубной шлюпке. Салим, по-прежнему не произнеся ни слова, помог поднять и принайтовить шлюпку, снять и упрятать навесной мотор. У Алекса даже закралось подозрение, что его спутник или нем или не понимает по-английски.

— Ты можешь стоять вахту? — спросил Алекс, только бы что-нибудь спросить.

— Да, капитан — лаконично ответил занзибарец, глядя куда-то в сторону.

Теперь ничего иного не оставалось, кроме как отправиться в путь. Алекс попытался отбросить все сомнения и подозрения ввиду их полной бессмысленности в настоящий момент и пошел поднимать якорь.

"Алисия"выбралась из залива и уже давно шла под парусами, а Занзибарский залив и не думал становиться океаном. Проложенный курс должен был разминуться с южной оконечностью Занзибара в десятке миль, а пока что вокруг сновали местные"дау", представляющие из себя простые шаланды с косым реем на съемной мачте и треугольным парусом на нем. Ветер вяло натягивал паруса"Алисии", которую Алекс направил в крутой бейдевинд, чтобы не идти галсами и дау обгоняли ее, причем было совершенно непонятно, как они ловят ветер. Пассажирские или рыболовные, эти дау, казалось смеются над"Алисией", не только обгоняя, но иногда и подрезая ее по курсу. Алекс плюнул и, оставив Салима на румпеле, спустился в каюту, чтобы еще раз проверить курс по карте на планшетнике. Курс, как и ожидалось, был прямым как стрела и упирался в Сейшелы: учитывать течения Алекс в силу своей неопытности не собирался, намереваясь корректировать курс по мере продвижения. Он уже было развернулся, собираясь подняться в кокпит, но внезапно остановился. Что-то было неправильно, какая-то мелочь резанула на уровне подсознания, промелькнула и исчезла, послав невнятный сигнал. Медленно повернув голову обратно, он остановил взгляд на обшивке. Да, это явный дефект, которого раньше не было, ведь он внимательно осмотрел"Алисию"перед покупкой. Мягкий пластик выбился из-под декоративной алюминиевой полосы. Но это ерунда, дело поправимой, нужна лишь отвертка. Отвертка нашлась в ящике с инструментами и он без труда подцепил пластиковую панель, собираясь заправить ее под алюминий. Неожиданно, панель с легким щелчком отскочила и то что обнаружилось под ней ему очень и очень не понравилось. С изумлением и все нарастающей тревогой, он вытащил из неожиданного тайника два десятка плоских пластиковых мешочков, скрепленных липкой лентой в цепочку и содержащих белый порошок. Он вытягивал их один за другим и с каждой секундой его сердце проваливалось все ниже в грудную клетку. Разложив мешочки на койке, он порвал отверткой один из них и лизнул языком побелевшее лезвие. Кончик языка немедленно онемел, но Алексу показалось, что от ужаса онемело все его тело. Как-то раз в студенческие годы он попробовал кокаин и теперь у него не оставалось никаких сомнений. Наконец-то все встало на свои места: и исчезновение"той женщины", и удачная сделка и роль Селима. Понятна была и его роль, роль ничего не подозревающего"мула", перевозящего опасный груз. В обшивке соседнего борта обнаружилась еще одна цепочка пакетиков, всего их было около сорока, считать не хотелось.

— Эй, капитан! — крикнул Салим — У тебя все в порядке?

Какой тут порядок! Но в горле пересохло, ответить он не смог и молча полез вверх по ступенькам. Поднявшись в кокпит и держа левой рукой обе связки пакетиков, он впервые увидел эмоции на бесстрастном до того лице Салима. Зато какие это были эмоции! Там было и удивление, и досада, и ужас и чего только не было на этом лице. Салим закричал что-то тонким голосом на незнакомом гортанном языке и тут-же перешел на английский.

— Это не твое! — кричал он — Нельзя!

— Что это?! Что?! — орал Алекс столь-же вразумительно, размахивая двумя связками, из одной из которых на палубу сыпался белый порошок.

— Нет! — Салим уже не кричал, а хрипел — Нет! Не надо! Умоляю!

Внезапно он бухнулся на колени и протянул руки к Алексу в безмолвной мольбе. Пожалуй, ему не стоило проделывать такие телодвижения в тесном кокпите на качающейся двадцатифутовой яхте. Об этом Алекс подумал много позже, а в этот момент, испугавшись метнувшегося к нему Салима, он отпрянул, потерял равновесие и схватился левой рукой за леер, выпустив из нее обе связки. Селим за его спиной издал совершенно нечеловеческий вопль, но Алекс еще несколько секунд продолжал тупо смотреть на исчезающие в волнах мешочки и лишь потом перевел взгляд на занзибарца. На того вдруг снизошло какое-то странное спокойствие. Салим молчал и смотрел на своего капитана совершенно отрешенным взглядом, как будто внешний мир снова перестал его интересовать. Алекс посмотрел вокруг. Шедшее по правому борту дау приблизилось, наверное любопытствуя узнать о чем спорят полоумные яхтсмены. Треугольный парус провис, а моряки и многочисленные пассажиры в неимоверно пестрых одеждах опасно навалились на левый борт, прислушиваясь к перепалке.

— Я вам не"мул" — неуверенно сказал Алекс.

— Нет, ты не"мул" — безучастно согласился Салим.

Непонятно было о чем он думает и думает ли вообще. Но вот на его лицо вернулась какое-то выражение, хотя Алекс, хоть убей, не смог бы распознать эту эмоцию. Салим поднялся, сделал шаг навстречу и заговорил.

— Ты не"мул", ты дурак — теперь он шипел — Ты даже хуже чем просто дурак, потому что ты уже мертвый дурак. Ведь не было же никакого риска. Там, на на этих гребаных островах, все кому надо уже получили свое и никто даже не собирался осматривать твою гребаную лодку. А хуже всего то, что я теперь тоже мертвец.

Салим говорил очень странно, делая паузы в самых неожиданных местах. Казалось он забывает слова и потом, с большим трудом, вспоминает их. Зрачки его расширились, стали похожими на кошачьи и глаза занзибарца стали совершенно безумными. Да он же под наркотой, подумал Алекс. Боже, с кем я связался! А Салим уже угрожающе раскачивался, встав одной ногой на фальшборт и держась за ванту мачты. Алекс схватился за противоположную ванту и их глаза встретились. В это время румпель, который давно уже никто не держал, ушел вбок,"Алисия"привелась к ветру и стаксель начал хлопать. Увидев это, Алекс бросился на корму и выправил руль уже не обращая внимания на Салима. Тот медленно, с видимым усилием повернул голову, снова уставился на Алекса и сделал шаг к нему, не отпуская ванту.

— Не подходи! — закричал Алекс.

От неожиданности он выпалил это по-русски, но Салим даже и глазом не повел. Он отпустил ванту и сделал еще один шаг по узкой полоске палубы, потом другой.

— Они убьют тебя. Но вначале они убьют меня. Меня они обмажут медом и привяжут к муравейнику. А тебя они заставят смотреть. Потом с тебя сдерут кожу, но не сразу, а по частям. и, разумеется, они снова заставят тебя смотреть. О, белая человеческая кожа так хорошо ценится в Чаде. Жаль только, что ты не толстый, ведь ее продают на квадратные дюймы.

Салим произнес эти жуткие слова спокойным и равномерным тоном, без каких-либо эмоций, как о деле решенном, которое и обсуждать-то не стоит, а нужно лишь довести до сведения неосведомленного придурка.

— Стой, где стоишь! — проорал Алекс, перейдя на английский.

Сразу стало заметно, что Салим его не слушает. Он не смотрел на Алекса и не похоже было, что он вообще куда-то смотрел, потому что его безумные глаза глядели в разные стороны. Салим сделал еще один шаг и Алекс отступил назад. Теперь отступать было некуда — спина уперлась в кормовой релинг"Алисии". Судорожно оглянувшись, он увидел гарпун и выдернул его из гнезда.

— Не подходи! — снова закричал он, выставив перед собой гарпун, как оружие.

На этот раз он вопил по-английски, но и это не произвело на Салима никакого впечатления. Он сделал шаг, ни за что не держась и чудом удерживая равновесие на качающейся палубе. И только, когда острие гарпуна уперлось ему в грудь, его глаза сфокусировались и в них появилось осмысленное выражение. Оторвав взгляд от острия он посмотрел на Алекса, улыбнулся и что-то тихо сказал на незнакомом языке. А потом он перестал улыбаться и крикнул знакомое:

— Алла-а-акбар!

…И резко навалился всем телом на острие гарпуна. Алекс вскрикнул, выпустил гарпун и отпрянул, втиснув спину в релинг так, что прочный метал, казалось, прогнулся. Как раз в этот момент"Алисия", увалившись под ветер, накренилась. Салим строго и даже, как показалось Алексу, немного укоризненно посмотрел поверх его головы, осуждая не то его, не то"Алисию", и медленно повалился вперед и вправо, за борт. В полете он повернулся и Алекс успел заметить, что гарпун, пройдя сквозь тело, вышел под лопаткой и натянул потную майку на спине. Тело Салима шлепнулось в воду и мелькнуло в волнах раз, другой, третий, удаляясь, а он все не мог оторвать от него взгляд, как будто занзибарцу еще можно было помочь. На дау послышались резкие крики, захлопал парус и лодка, быстро сменив галс, побежала на северо-восток, к Занзибару, подальше от неприятностей и людей, протыкающих друг-друга гарпунами…

Когда Занзибар остался сзади по левому борту, ветер изменился и"Алисия"весело побежала по пологим океанским волнам. Только теперь Алекс немного пришел в себя и ему удалось наконец собраться с мыслями. Покойный Салим был, несомненно, конченным наркоманом, но даже самый конченный наркоман не будет накалывать себя на гарпун без веской причины. Алекс вспоминал холодные глаза Васифа и понимал, что такая причина у его рулевого была, а его страшный рассказ скорее всего даже не был преувеличением. Ну, ты и влип, Алекс Кушнир, думал он. Интересно, как будет смотреться моя кожа и что с ней сделают? Неужели пустят на сапоги? Ситуация казалась безвыходной. Вернуться в Дар-эс-Салам и сдаться полиции? Вряд ли ему удастся даже дойти до полицейского участка. К тому же у него было серьезные сомнения в честности танзанийских служителей закона, которые, скорее всего, не преминут сдать его Васифу, тем более что десяток свидетелей с давешнего дау с радостью поведают о том, как он проткнул гарпуном своего товарища. Там, на северо-востоке, на Сейшелах, его тоже не ждало ничего хорошего. Доказательств у него не осталось, а сейшельская таможня, если верить покойнику Салиму, была куплена Васифом. Поэтому, все на что он мог надеяться, так это на то, что в сейшельской тюрьме наркоторговец его не достанет. Впрочем, больших надежд на это тоже не было. Можно было еще найти где-нибудь израильское консульство и попросить помощи. Это, возможно, было бы реальным выходом из положения, если бы не те свидетели на дау. Нет, никакой консул не сможет защитить человека, обвиненного в убийстве.

Разве что это будет консул в очень далекой и очень непричастной стране. А кто непричастен? Наркотрафик идет в Европу, это понятно. Наверное, в этом замешаны многочисленные туристы, вроде таких придурков как ты, бездумно расслабляющиеся на белом песочке в компании раскрепощенных дам. Нет, только не Европа. Какая Европа, ты, идиот? До нее ведь еще надо дойти через охваченные войной акватории и Суэц. Нет, про Европу следует забыть. Африка тоже не подходит: ни Кения, ни Мозамбик, ни ЮАР. Назовите меня параноиком, думал Алекс, но я уверен что в каждой из этих стран либо у"господина Васифа", либо у его покровителей есть свои люди. Мелкие территории, вроде Коморских островов (Алекс с усилием вспоминал карту) или даже Реюньона тоже не подходят: там любой пришелец будет на виду. Мне нужна большая, но малонаселенная страна, думал он, такая, где можно появиться в затерянной рыбацкой деревушке, не привлечь внимания на дорогах и в столице и незаметно добраться до израильского консульства. Мадагаскар, ну конечно же Мадагаскар! Лемурия, блаженная страна милых полосатых зверьков и добродушных мальгашей. Вроде бы еще Гитлер собирался сослать туда евреев. Ну вот, значит там обязательно найдется израильское консульство или даже посольство в городе со странным названием Антананариву. Логики в этих рассуждениях было мало, но он и не искал логику.

Было и еще одно соображение. Картплоттера на скромной"Алисии", конечно же, не было, а планшетник, заряжающийся от бортового аккумулятора, большого доверия не вызывал. Поэтому Мадагаскар подходил как нельзя лучше хотя бы в силу своих размеров: был хороший шанс не промахнуться, после того как из всех средств навигации останется только компас. Только надо будет зайти на остров с востока, чтобы избегнуть Мозамбикского пролива с его интенсивным морским трафиком и непредсказуемыми течениями. Решено! Он развернул яхту на юго-восток и ослабил шкоты, ловя ветер в галфвинд. Автопилота на"Алисии"не было, но ему удалось заклинить румпель той же злополучной отверткой. Сколько ему придется провести в море? И хватит ли воды? Он благоразумно запасся водой на двоих с большим запасом и при известной экономии ее хватит месяца на три. К тому же, можно будет собирать дождевую воду, по крайней мере он слышал, что так делают. Так началось его безумное и безрассудное одиночное плавание…

К концу четвертой недели Алекс уже совершенно не представлял где находится. На борту не оказалось никаких карт, кроме бесполезной карты глубин Занзибарского пролива. На третью неделю окончательно сели аккумуляторы судна, а скромный запас солярки следовало беречь, поэтому зарядить планшетник не было никакой возможности. Астронавигацию на курсах шкиперов не преподавали, да и все равно не было у него нужных инструментов. Оставались лишь две лоции Индийского Океана, каким-то чудом попавшие в рундук. Но этого было явно недостаточно для определения местоположения. В конце второй недели слева по курсу промелькнул низкий, едва заметный на горизонте остров. Это мог быть один из южных Сейшельских островов или Коморы и Алекс даже не стал к нему приближаться. В какой-то момент следовало сменить курс и пойти на запад или на юго-запад, чтобы не пропустить Мадагаскар, но Алекс всячески оттягивал этот момент. Прежде всего он боялся промахнуться и уткнуться в материковый Мозамбик, худший для него вариант после Танзании из всех африканских вариантов. Но была и другая причина. Летний муссон постоянно дул в корму и"Алисия"довольно резво шла в бакштаг, делая положенные ей семь узлов или около того. Очень не хотелось менять комфортабельный галс, тем более что океан вел себя скромно, давно раскаялся в недолгой буре и гнал ровную двухметровую волну. И все же повернуть следовало. Поколебавшись еще два дня, Алекс переложил румпель и направил"Алисию"на юго-запад.

Прошла еще неделя, а земли все не было и Алекс забеспокоился. Воды оставалось еще почти на месяц, а вот еда начала заканчиваться. В первый же день он перебрал продукты и обнаружил непонятно зачем взятый им мешок муки. Пришлось печь блины на газовой горелке, благо все равно следовало использовать недолговечные яйца, а жарить яичницу было бы расточительством. Но вместо жидкого теста для блинов у него получилось нечто совершенно несуразное, наверное потому что он решил экономить жидкость и плюхнул слишком много муки. При выпекании этой субстанции получались даже не оладьи, а бесформенные лепешки, впрочем, вполне съедобные. Это было, пожалуй, и к лучшему, потому что выпекать блины во время качки — опасное занятие. На третий день прокисло молоко, несмотря на клятвенные заверения текста на упаковке. Впрочем, лепёшки можно было выпекать и на забортной воде, что он и продолжил делать, причем их вкус почти не изменился, лишь приобрел легкий привкус йода. К концу второй недели кончился газ в последнем баллоне и горелка стала бесполезной железякой, а остатки муки — бесполезным грузом. Так хорошо упакованные мешки с рисом тоже оказались лишними, тем более, что в них завелись долгоносики. Впрочем, он бы не отказался и от риса с долгоносиками, но варить было не на чем. Та же участь постигла и макароны. Оставались галеты (с теми же долгоносиками) и последний десяток банок тушенки, которую можно было есть и холодной. Спиннинг давно уже волок за кормой леску с блесной, но на нее никто не покушался, да и не был он уверен в том, что может есть сырую рыбу. На третью неделю после поворота, несмотря на жесткую экономию, кончились консервы. Вода тоже начала заканчиваться. Но самым неприятным было то, что заметно похолодало:"Алисия"явно промахнулась мимо Мадагаскара, а, возможно, и мимо Африки и теперь уверенно держала курс на Антарктиду. Очень не хотелось поворачивать на север, но выбора не было и Алекс малодушно отложил капитуляцию до утра. Спалось плохо, пустой желудок требовал свое, было нестерпимо страшно и, перед тем, как заснуть, Алекс твердо решил плюнуть на всех васифов и спасать свою шкуру в первой же подвернувшейся стране. С этой мыслью он и попытался заснуть.

Сон не шел. Алекс давно уже привык к качке и последние дни засыпал мгновенно, а вот сейчас почему-то не спалось. Он слушал, как океанская волна бьется в борт"Алисии"и в его голову приходили странные мысли. Почему-то он начал думать о том, как мореходы старых времен: финикийцы, поморы, варяги и греки уходили в море не представляя даже толком куда идут. Земля казалась им плоской и на дальнем краю Ойкумены был Конец Земли, ужасный, неописуемый словами, непредставимый. Никто не знал, что будет там, за границей изведанного и возможно, думали они, там нет вообще ничего, там кончаются все чувства и мысли. Или, еще страшнее, никакого края нет и можно идти вперед вечность, но так никуда и не прийти. И все же они поднимали свои паруса и, преодолевая холодный страх, плыли в неизведанное. А потом появился Аристотель, сказал умные слова и Земля стала конечной и познаваемой, а страх, казалось, исчез навсегда. Но он не исчез, понял Алекс, а лишь затаился. Вот как раз сейчас ему было страшно, страшно как никогда, потому что муссон толкал"Алисию"со скоростью в семь узлов прямо к Краю Земли, а качка мешала думать, путала мысли и лелеяла его страхи. Вдруг страх исчез, пропал, как и не было его, а вместе с ним куда-то исчезла мешающая думать качка. Но думать больше не хотелось и тогда Алекс понял, что спит.

Спал он беспокойно, ворочаясь с боку на бок на жесткой койке и ему снились безумные кошмары, которые он, к счастью, не запоминал. Наутро он проснулся от хлопанья парусов. Едва продрав глаза, он стремительно вскочил с койки: что-то было не так. Да что там, буквально все было не так. Еще вчера вечером его гнал на юго-запад крепкий муссон и"Алисия"с заклиненным румпелем уверенно взлетала на волну и легко скользила вниз. Теперь же ветра не было почти совсем, мачта смотрела вертикально вверх и"Алисию"почти не качало. Точнее, ветер был, но он никак не напоминал муссон. Это был легкий бриз, так хорошо знакомый ему по Средиземноморью. Провисшие паруса хлопали и медленно толкали"Алисию"в совершенно неожиданном направление: компас показывал юго-юго-восток, хотя румпель был по-прежнему заклинен. Впрочем, штиль мог повернуть его суденышко куда угодно. Сам же океан изменился напрочь, да и океаном-то перестал быть, легко раскачивая яхту мелкими, рваными волнами, которых не бывает в настоящем океане. И что-то еще было неправильно, но эта неправильность ускользала, играла с ним своей недосказанностью, пока он наконец не сообразил: было жарко, очень жарко. Вчерашняя прохлада, дыхание Антарктики, куда-то исчезла.

Алекс судорожно схватил бинокль и стал исследовать горизонт. Да, ну конечно же! Впереди по левому борту была суша, полускрытая туманом, из полосы которого виднелись покрытые зеленью вершины. Мадагаскар или Африка? Если это Африка, то наверное ЮАР, а там его могут ждать люди Васифа, но уходить обратно в океан, не зная своего положения, без еды и без воды, было уже верной смертью. Как легко действовать тогда, когда нет выбора! К берегу, решил он, разумеется, к берегу. Но бриз едва шевелил паруса и берег не приближался. Мысленно пожав плечами, Алекс включил двигатель, надеясь не только быстрее достичь суши, но и зарядить планшетник и выяснить наконец свое местоположение. Через полчаса планшетник начал подавать признаки жизни, но ловить сигналы позиционирования отказался. Это было более чем странно, однако будучи программистом, Алекс не доверял ни электронике, ни, в еще большей степени, программному обеспечению и махнул рукой на вредный прибор. Телефон, наспех заряженный, тоже не ловил сеть и это уже совсем не радовало. Тем временем берег заметно приблизился и прямо по курсу из низкой полосы тумана появилась лодка. Она шла встречным курсом, уже через пару минут ее можно было рассмотреть и Алекс не поверил своим глазам: то был"банка", хорошо знакомый ему филиппинский тримаран, похожий на огромного таракана. Он хотел довернуть поближе к тримарану, но"банка"сам сменил курс и начал сближаться. Только тут он заметил, что лодка гребная, с одним двухлопастным веслом, как на каное.

— Эй, на лодке — хрипло окликнул Алекс гребца по-английски — Привет!

Тот недоуменно уставился на него и произнес что-то на совершенно незнакомом языке. Алекс попробовал поприветствовать его на русском, на французском и на иврите, но гребец лишь недоуменно мотал головой, показывая, что не понимает. Вдруг он неожиданно сказал:

— Гой ест’е! Ряд’оватисья тыя!

…По крайней мере для Алекса это прозвучало примерно так и заставило вздрогнуть от неожиданности. Гребец выглядел странно. Одет он был в обтягивающую тунику цвета морской волны с поясом из металлических колец, а на голове имел серую фетровую шляпу с обвисшими краями, закрепленную под подбородком малиновой лентой. Не чернокожий, как следовало бы ожидать в Африке, но достаточно смуглый, он выглядел совершенным азиатом, однако его национальность Алекс не взялся бы определить. Еще меньше можно было ожидать от него слов, отдаленно напоминающих славянские, но это как раз можно списать на усталость. В таких случаях по всем канонам следует себя ущипнуть или уколоть чем-то острым, но Алекс был уверен, что не спит. Тем временем туман разошелся и открылся берег. Точнее, это был не совсем берег, а скорее нагромождение не то островов, не то выступов суши. Образующие их темные скалы, поросшие зеленью в самых неожиданных и отвесных местах, круто, порой даже под отрицательным углом, обрывались в море. Внизу, над самой водой, скалы поросли густыми наростами песчаниковых наплывов, напоминающих сталактиты. Зрелище было странное, совершенно потустороннее и, тем не менее, очень знакомое. Оно было настолько знакомым, что он даже узнал нависшую над морем скалу, которую в свое время успел сфотографировать, как раз в тот момент, когда из под нее выплывал здоровенный моторный тримаран, размахивающий на волне балансирами, как какое-то инопланетное чудовище. Конечно, это же окрестности острова Палаван в Филиппинском архипелаге, на котором он был с друзьями два года назад. Но как такое возможно? Как я мог за ночь перенестись из Индийского океана в Тихий? Может все же стоит ущипнуть себя?

— Палаван? — спросил он, обводя рукой горизонт жестом сеятеля.

Филиппинец (а кем еще он мог быть?) отрицательно покачал головой и произнес не то “тра’ан", не то какое-то похожее слово на своем языке. Все чудесатее и чудесатее, подумалось Алексу, но никакой иной, более здравой мысли в голову не приходило. Менее здравых мыслей было, однако, хоть отбавляй… Иногда бывает очень трудно смириться с фактами, противоречащими логике. А ведь специально для объяснений таких противоречий добрые люди в белых халатах придумали много красивых слов. Например, слово"шизофрения". Еще у них есть разноцветные таблетки, хитрые укольчики и замечательные халатики с завязками сзади. Впрочем, почему же именно"шизофрения"? Возможно, это просто голодная галлюцинация.

Тем временем гребец еще раз пожал плечами, снова пробормотал что-то на своем языке и направил свой"банка"в открытое море. Полностью сбитый с толку, Алекс первым делом доел остатки галет, наблюдая за улепетывающими долгоносиками, и выпил пол-галлона воды. Ну что ж, по крайней мере голодную галлюцинацию можно исключить. А-а, пропадать так с музыкой! Насколько ему помнилось, в каком-нибудь часе хода под мотором должен быть город Эль-Нидо. Пора сворачивать паруса и в путь! Только прежде следует поднять желтый флаг"карантин"на стеньге.

Уже через четверть часа, обогнув ту самую нависшую над морем скалу, он снова перестал понимать, где находится, потому что сразу увидел город. Но то, что ему открылось, никак не могло быть Эль-Нидо. Тот Эль-Нидо, который он помнил, был поселком одноэтажных лачуг и двухэтажных дешевых гостиниц, лишь по недоразумению названный городом. Да и не мог бы он увидеть малоэтажный Эль-Нидо с такого расстояния. Теперь же перед ним открылась панорама огромного, может быть даже миллионного города с небоскребами и башнями непонятного назначения. Но почему же непонятного? Он схватил бинокль. Да, ошибки не было. Одну из башен, утолщенную в основании, высокую и узкую, венчала дискообразная платформа, под которой виднелись три сигары дирижаблей. Серебряные дирижабли то ли на самом деле были огромными, то ли казались таковыми на расстоянии. Высотные дома тоже выглядели необычно, но изумленному Алексу никак не удавалось ухватить эту необычность: она все время ускользала от него.

— Что это? — прошептал он — Где я, вашу мать!

Алексу, разумеется, никто не ответил и лишь мотор"Алисии"продолжал уныло тарахтеть. А вокруг уже сновали многочисленные суда самого удивительного вида. Их было множество, самых разных и одни лишь только"банка"имели знакомый вид. Этих тримаранов было больше всего, от маленьких гребных, до огромных моторных. Над некоторыми из них, теми что побольше, висели небольшие дирижабли и, похоже, они-то и были двигателями. Остальные суда, относительно немногочисленные и крупные, выглядели странно и походили на какую-то помесь средиземноморского парома-катамарана с водометным двигателем и огромной китайской джонки. Только вместо красных парусов джонки над ними тоже висели по два дирижабля. Пассажиры ближайших тримаранов показывали руками на"Алисию"и всячески выражали свое недоумение: наверное парусная яхта выглядела непривычно для них. Но нет, понял Алекс, дело было не только в этом. Изумленный исчезновением Эль-Нидо, видом удивительного города, дирижаблями и прочими несуразностями, он выпустил из рук румпель и теперь"Алисия"описывала большую дугу между островами, мешая движению и распугивая тримараны. Алекс немедленно выправил руль и наклонил голову, приложив руку к груди и надеясь что его интернациональный жест поймут. Но было уже поздно: к"Алисии"на большой скорости и подрезая все суда по курсу, неслась узкая металлическая лодка, оставляй за собой пенную полосу: и у нее тоже был водометный двигатель. Хорошо, что хоть без дирижабля, подумал Алекс и тут же сообразил, что хорошего мало. Хотя на борту лодки ничего не было написано, это явно был патрульный катер морской полиции. Впрочем, почему не написано, сказал себе Алекс, заметив надпись на носу судна, вот только, похоже, не для меня. И действительно, буквы на борту лодки образовывали два непонятных слова одно над другим. Первое из них,"VIGILV̈M"было написано, вроде бы, латинскими буквами, но над последним"V"почему-то стоял немецкий “умлаут”. Буквы второго слова, “СТРѢЖЕНИѤ” выглядели на первый взгляд кириллицей, но тоже ни во что вразумительное упорно не складывались, не говоря уже о дореволюционном"яте"и непонятно откуда взявшейся последней букве. Но все же совершенно чуждыми они не были, вызывая подсознательные ассоциации и именно это было страшно, хотя и непонятно почему. Впрочем, как раз ясно почему: мир исказился, выглядел неправильным, как в кривом зеркале, и стал непредсказуемым.

Чужой мир

Потом, много позднее, вспоминая свое поведение в тот день, Алекс неоднократно удивлялся тому, что сразу не сошел с ума. Он даже не получил нервного расстройства, но, будучи достаточно самокритичен, не стал восхищаться своей стрессоустойчивостью. Просто в тот день в его мозгах сработал некий защитный механизм, нивелирующий эмоции и снижающий уровень удивления с запредельного до разумного. То что с ним произошло, наверняка было неоднократно описано в мудрых книгах, но Алекс этих мудрых книг не читал, да и ход событий запомнил плохо: наверное сказался шок от переизбытка непонятного и плохо объяснимого. Поэтому, для него это выглядело чем-то вроде раздвоения сознания. Некоторое время существовало как-бы два Алекса Кушнира. Один, робкий и послушный Алекс безропотно позволил двум странно одетым патрульным подняться на"Алисию"(что они проделали с большим трудом из-за отсутствия места) и осмотреть ее от носа до кормы (что не заняло много времени). Патрульные много и энергично говорили, задавали вопросы, вот только послушный Алекс не понимал ни слова. На робкую попытку этого Алекса продемонстрировать им оба своих паспорта, они ответили недоуменными взглядами и, повертев паспорта в руках, вернули их. Наконец патрульные, отчаявшись найти с ним общий язык, разделились. Один вернулся в свой катер и повел его вперед, указывая дорогу, а второй остался на"Алисии"и все время говорил что-то непонятное, с изумлением поглядывая на струю от винта за кормой. Медлительной яхте понадобилось около часа, чтобы дойти до гавани с причалами, распугивая мелкие тримараны и вызывая веселый ажиотаж на более крупных судах.

Все это время второй, мудрый Алекс из последних сил тщился не то вписать себя в картину окружающего мира, не то подогнать эту картину под себя. Получалось у него из рук вон плохо. Ну никак не соединялись друг с другом ни ночной переход в несколько тысяч миль, ни дирижабли над городом, ни сам город, неизвестно откуда возникший на месте Эль-Нидо, ни подозрительные надписи, ни полное незнание туземцами основ английского языка при владении ими каким-то псевдо-славянским наречием. На худой конец можно было вспомнить некогда читанные книги и предположить перемещение во времени, но странный город ну никак не походил на мегаполис будущего. В общем, призрак смирительной рубашки грозил в любой момент стать реальностью, а патрульные — оказаться вежливыми, но непреклонными санитарами.

Наконец"Алисию"пришвартовали к странному причалу из необычно пружинящего материала: ни кранцев, ни старых покрышек на стенке не было. Потом его везли через город в таком удивительном автомобиле, что он не мог, да уже и не пытался понять принцип его действия. За окном проплывали фасады домов и мелькали многочисленные вывески сделанные то латиницей, то кириллицей, но одинаково нечитаемые. Может быть у меня приступ дислектики, думал Алекс? Но как это объясняет надписи кириллицей на Филиппинах? Город тоже выглядел странно. Вроде бы дома, как дома: и небольшие, в два-три этажа и высокие, в десятки этажей, пропадающих в вышине и с трудом различимых сквозь прозрачную крышу автомобиля. Вот только такую архитектуру он не видел ни в одном из городов мира. Впрочем, каждый ее элемент по отдельности казался смутно знакомым. Например, такие глубокие оконные проемы, сберегающие прохладу комнат, встречались ему в Южной Индии. Декоративные элементы отделки фасадов своей лаконичностью напоминали бы скорее Северную Европу, если бы не использованный в них"иерусалимский. камень". Что тогда скажешь о крышах темно-красной черепицы с загнутыми по-китайски углами? Да, именно эта неожиданная эклектика и делала город чужим, вызывающим тревожное чувство. Впрочем, тревога не покидала Алекса с самого утра, грозя перерасти в нечто более серьезное. Тревожило и то, что автомобиль двигался почти бесшумно: ни гула мотора, ни шуршания шин, да и дорожное покрытие выглядело неестественно гладко. Когда они остановились на перекрестке, пропуская встречные машины (никакого светофора не было), Алекс, приглядевшись, заметил, что мостовая выложена одинаковыми деревянными плашками странной шестигранной формы.

Автомобиль остановился у подъезда двухэтажного здания, своей скромной категоричностью простых колонн на входе и отсутствием отделки напоминавшем древнеримскую виллу. Темно-бордовая черепица крыши и мелкие глазированные кирпичи неоштукатуренных стен подчеркивали впечатление. На фронтоне Алекс заметил те же две надписи, что и на патрульном катере:"VIGILV̈M"и “СТРѢЖЕНИѤ”, расположенные горизонтально. Похоже, его доставили в полицейский участок. Давешний патрульный не слишком вежливо подтолкнул его в спину, давай, мол, шевелись. Алекса провели по коридору и, еще раз подтолкнув, впихнули в небольшую комнату.

На первый взгляд обстановка комнаты выглядела не то что бы скудно, а скорее примитивно. И лишь присмотревшись, можно было заметить изящную отделку двух обитых красной тканью скамей по обе стороны низкого лакированного столика. Эти странные скамьи, довольно короткие, заканчивались по бокам витыми ручками красного дерева. Лучше бы спинки приделали, подумалось Алексу, но никаких спинок не было. Других предметов мебели в комнате не наблюдалось. Патрульный жестом руки велел Алексу сесть на одну из скамей и вышел. Вот тут-то и следовало бы немного прийти в себя и все хорошенько обдумать, но сразу вошел человек в голубом халате, принес поднос, поставил его на низкий столик и вышел, ни сказав ни слова и даже не повернув к Алексу головы. На подносе стояла плошка с едой и стакан с прозрачной жидкостью. Алекса давно мучала жажда и он, отбросив сомнения, залпом опорожнил стакан. Это была вода, холодная, свежая и даже, похоже, витаминизированная. К еде он не прикоснулся: несмотря на то, что со вчерашнего дня он не забросил в желудок ничего кроме галет с долгоносиками, есть не хотелось.

Патрульный отсутствовал недолго и вернулся с человеком одетым в такую же форму. Вновь вошедший вероятно уже выслушал от патрульного краткий пересказ алексовых злоключений, потому что на его неподвижном, как маска, лице застыло выражение презрительного недоверия. Был он смугл, также, как и его товарищ, и походил на типичного филиппинца но, в отличие от патрульного, его длинные волосы завивались кудрями. Только тут Алекс обратил внимание на одежду вошедших. Оба носили короткие туники цвета морской волны, оставляющие открытыми колени, нечто вроде гетр такого-же цвета и сандалии на босу ногу. Туники обоих были подпоясаны поясом из колец светлого металла, похожим на тот, что был у гребца первого встреченного им тримарана. Короткие рукава не скрывали обнаженных рук."Кучерявый"носил неестественно крупный браслет очень странной формы на левой руке, чуть выше локтя. На левой руке патрульного было надето нечто похожее, но еще большего размера, что заставляло предположить в браслетах некие таинственные приборы. Оба имели налобные повязки разного цвета (под цвет формы у патрульного и белого у"Кучерявого") с надписями латиницей.

Войдя в комнату, оба полицейских направились было к вскочившему Алексу, но"Кучерявый"вдруг остановился и что-то грозно спросил у патрульного. Тот отрицательно помотал головой с самым виноватым видом и начал что-то заискивающим тоном объяснять своему начальнику (нетрудно было догадаться, кто тут начальник, а кто подчиненный). Тот гневно посмотрел на него и грозно произнес пару слов, указывая подбородком на Алекса. Пытать будут, что-ли? Но патрульный всего лишь подошел к Алексу и прикоснулся своим гигантским налокотником к его левому локтю. Что-то длинно пискнуло и на лице полицейского появилось уже ставшее привычным выражение недоумения."Кучерявый"скривился и, словами и жестами, потребовал повторить. Вторичный писк вверг его в такое-же недоумение. Между полицейскими начался диалог, настолько изобилующий жестами, что Алекс, не понимая ни слова, был готов перевести его почти дословно.

— Ты уверен, дубина?

— Так точно!

— Ничего не понимаю!

— Так точно!

— Что!? Ты, что-ли, понимаешь?

— Никак нет! Не понимаю!

— Ну, то-то же. Ладно, свободен… И помалкивай пока что… Ты понял?

— Не извольте беспокоиться!

Если слова и были непонятны, то язык тела не оставлял сомнений. Патрульный исчез, а"Кучерявый", подозрительно поглядывая на Алекса, уселся на скамью и жестом предложил садиться. Когда Алекс сел на неудобное сиденье,"Кучерявый"приложил палец к своей налобной повязке, ткнул в нее пальцем, а потом в себя и сказал:

— Альюр!

Так это же его имя, сообразил Алекс. Действительно, у"Кучерявого"на головной повязке было написано"ALJUR"в сочетании с еще каким-то словом.

— Альюр — повторил Алекс и показал пальцем на"Кучерявого".

Возможно, указывать на человека пальцем считалось здесь неприличным, но Альюр только радостно (и, вроде бы, немного облегченно) заулыбался и ткнул пальцем в Алекса, сделав вопросительный жест подбородком.

— Алекс! — ответил тот, ткнув себя в грудь.

— Алекс! — радости полицейского не было предела — Алек-сэндэр?

Алекс не возражал. Звали его, в свое время, и Александром и Сашей и, даже, Санькой. Зовите как хотите, только объясните мне, бога ради, куда я попал? Но до этого было еще ой-как далеко. Улыбка потихоньку сползала с лица Альюра и на него набежало озабоченное выражение. Комиссар полиции (Алекс решил присвоить ему это звание, хотя Альюр был скорее всего лишь мелким чиновником) явно не знал, что делать дальше. Чтобы вывести беднягу из ступора, Алекс протянул ему свой паспорт. Это был израильский паспорт с семисвечником на обложке, который, подумав с секунду, Алекс предпочел канадскому. Альюр раскрыл паспорт и посмотрел на него с таким же выражением недоумения на лице, как и у давешних патрульных. Он явно был в затруднении, но в отличие от патрульных, которые просто-напросто сдали Алекса с рук на руки, ему следовало принять решение. Полицейский еще раз посмотрел на разворот паспорта и перевернул страницу. Выражение недоумения на его лице сменилось изумлением. Он осторожно провел пальцем по фотографии, перевел взгляд с нее на подследственного, потом обратно. Убедившись, что это один и тот же персонаж, он надолго задумался. И тут его расфокусированный взгляд, упавший на нечто в развороте паспорта, внезапно сосредоточился, а на лице появилось выражение, похожее не то на облегчение, не то на удовлетворение.

— Ехуда? — спросил он, добавив еще несколько незнакомых слов.

Алекс вздрогнул. Прозвучало подозрительно знакомо: арабы называли евреев очень похоже. Но выбора не было и он осторожно кивнул. Альюр радостно закивал в ответ и заговорил, периодически кивая куда-то за окно. Пришлось снова развести руками. Полицейский махнул рукой, мол хрен с тобой, и выбежал из комнаты, не убирая улыбку с лица.

Прошло еще часа полтора, в течении которых Алекс опять получил еду и воду. На этот раз он попробовал пищу и с удивлением узнал китайские овощи с кусочками рыбы в соусе"терияки". Прилагаемые к еде палочки делали сходство почти полным, если не считать отсутствие риса. Внезапно дверь резко распахнулась и вошли двое. Одним из них был сам комиссар Альюр, а второй, в отличие от полицейских и виденных в городе жителей, оказался представительным господином с вполне европейским, но слишком смуглым для европейца, лицом. Был он весьма молод, возможно и ровесник Алекса, а представительность придавало ему странное одеяние, белое с пурпурной полосой, напоминающее тогу древнеримских сенаторов из американского фильма, название которого Алекс не помнил. Альюр пригласил гостя сесть напротив Алекса и заговорил. Говорил он долго, но судя по его жестам он всего лишь представлял господина в тоге. Прозвучали смутно знакомы слова"легат","ехуда"и"кохэн". Альюр взял со столика израильский паспорт Алекса и уважительно протянул гордому обладателю тоги. Тот, брезгливо взяв его двумя пальцами, раскрыл книжечку, перелистнул и его брови стремительно подскочили вверх, сметая с лица презрительное выражение.

— Что это значит? — спросил он тоном великого изумления — И что это за странная вещь?

Изумление вообще стало господствующей эмоцией в этот день, потому что Алекс удивился не меньше: новый персонаж говорил на иврите.

— Это мой паспорт — машинально пробормотал Алекс — Израильский паспорт.

Ему следовало бы обрадоваться, но радости не было: еврея, никогда не видавшего израильского паспорта можно было увидеть только в джунглях Эфиопии, да и то вряд ли. Иврит гостя тоже не вызвал чрезмерной радости. Хотя слова и были понятны, но звучали до нельзя странно. Зато теперь стало ясно, что слово"кохэн"означало фамилию новоприбывшего, которого, судя по всему, звали"Коэн".

— Израильский паспорт?

Господин Коэн удивился так, как будто никогда раньше не слышал этих слов. Или действительно не слышал? Алекс решил не делать преждевременных выводов и быстро, как будто боясь что его прервут, затараторил:

— Господин Коэн, умоляю вас, помогите мне! Меня зовут Алекс Кушнир, я израильский гражданин и это мой иностранный паспорт. Пожалуйста! Вы можете хотя бы объяснить мне, где я нахожусь?

— Израиль? — Коэн все еще не мог оправиться от изумления — А что это за страна?

Алекс, который вскочил было при появлении Коэна, рухнул обратно на скамью.

— Страна Израиля — жалобно повторил он — А вы кто?

— Эфраим Коэн, второй заместитель посланника Государства Иудея в этой стране, к вашим услугам.

— Иудея?

Вот это было уже слишком и Алекс закрыл лицо руками и разрыдался. Последний раз он плакал так искренне и так от души, когда ему было шесть лет и красавица Наоми, любовь всей его жизни, сказала ему, тряхнув косичками, что любит другого. Тогда ему тоже показалось, что мир рухнул и жить незачем. Впрочем, тогда это быстро прошло. Прошло и сейчас и Алекс со стыдом понял, что то была истерика, постыдная и недостойная мужчины. Подняв глаза на Коэна, он увидел, что второй заместитель посланника чистит ногти специальной палочкой и профессионально (еще бы — дипломат) делает вид, что ничего интересного не происходит. Альюр достал где-то раскладной стульчик, раскрыл его и уселся в некотором отдалении с чрезвычайно заинтересованным видом, хотя явно не понимал ни слова.

— Итак, господин… Куш… — начал Коэн.

— Кушнир… Вы можете выслушать мою историю?

Коэн ободряюще кивнул.

— Только вы, пожалуйста, не перебивайте…

Теперь дипломат кивнул глубокомысленно.

— Я родился в 1989-м году… — начал Алекс.

— От рождения Иешуа? — тут же деловито прервал его Коэн.

— Я же просил не перебивать! — нагло потребовал Алекс.

— Прошу прощения, продолжайте!

–…От рождества Христова, разумеется — при слове"разумеется"Коэн поднял брови, но от замечаний воздержался — С трехлетнего возраста я живу в Израиле, но мои родители сейчас в Канаде, так что у меня есть и канадское гражданство. Канада, это такая страна в Америке…

Последнее было сказано им с легкой иронией, на случай, если здесь есть и Канада и Америка, но эти слова не произвели на Коэна никакого впечатления. Скорее всего, тот просто решил ничему не удивляться. Рассказ, наверное, длился долго, но Коэн терпеливо слушал, только переспрашивал, когда Алекс употреблял иностранные слова и тому приходилось, подобно некогда Бен-Иегуде, подбирать ивритские эквиваленты. Лишь однажды, когда Алекс сказал с кривой усмешкой:"Никогда даже и не мечтал о кругосветном плавании!", Коэн подскочил и округлил глаза:

— Кругосветное плавание? Это как?

— Это вокруг земли — Алекс сделал круговое движение кистью.

При этом, казалось бы совершенно невинном замечании, лицо собеседника приняло совершенно непонятное выражение и Алекс заподозрил, что что-то неладно. Но Коэн снова сделал невозмутимое лицо и махнул рукой, мол продолжай. Разумеется, свой рассказ Алекс слегка препарировал, убрав из него наркоторговцев, кокаин и Салима. Сделал он это по ходу изложения и немного грубовато, так что его одиссея явно пестрела лакунами, как платье изъеденное молью. Но Коэн даже глазом не моргнул.

— Странная история — задумчиво начал он, когда Алекс замолк — Откровенно говоря, она настолько фантастична, что мне очень трудно в нее поверить. Да что там, в нее просто невозможно поверить. Но приходится считаться с фактами. Во-первых (он начал загибать пальцы) ваш странный иврит. Откровенно говоря я его с трудом понимаю, хотя нет ни малейшего сомнения, что это какой-то варварский диалект нашего языка. Но и не это самое странное, а то что я вообще вас понимаю. Ведь вы, если не лукавите, не знаете ни одного из базовых языков. Мне, признаться, казалось, что в наш век коммуникаций (тут он использовал древнее танахическое слово) хотя бы один из двух базовых известен в самом глухом уголке Земли.

Коэн перевел дух и глотнул воды из стакана, принесенного полицейским.

— Во-вторых, ваше судно. Конечно, парусные суда широко в ходу в Киеве (последнее слово заставило Алекса вздрогнуть), но такой конструкции еще свет не видывал и она, несомненно, вызывает изумление, в особенности ваш таинственный двигатель. Ну и, наконец, то что вы называете"паспорт". Я такое видел только в собраниях редкостей.

Наверное, он хотел сказать — "в музеях"и Алекс подумал, уж не в будущее ли он попал на своей"Алисии"? Но отсутствие Израиля и наличие Иудеи никак не укладывались в это предположение.

— При всех этих странностях — продолжил дипломат — Я допускаю, что вы иудей и даже не попрошу вас снять вашу киевскую одежду (так он назвал шорты и майку Алекса) и предъявить доказательство, тем более, что это ничего не доказывает. Ну, а раз вы иудей, то моя обязанность вам помочь — он помолчал, выразительно посмотрел на Алекса и добавил — Если, конечно, вы не совершили ничего, скажем так, предосудительного. Вы ведь не совершили?

Смерть Салима вполне могла дать простор для толкования отпетым законникам, но Алекс имел все основания классифицировать ее как самоубийство, а не как причинение смерти по неосторожности. Пассажиры дау, видевшие это событие под своим углом зрения, могли думать иначе, но их здесь не было. В истории же с наркотиками он был склонен считать себя пострадавшим, а не совсем законно приобретенную крошку"Алисию"полагал компенсацией за свои страдания.

— Нет! — твердо, насколько мог, сказал Алекс — Не совершил!

Неизвестно, поверил ли ему Коэн, который, несмотря на молодость, был профессиональным дипломатом, но иудей улыбнулся и заметно расслабился.

— На этом предлагаю закончить официальную часть — сказал он — Если честно, то мне надоело взвешивать каждое слово. Я ведь совсем недавно в этой должности, а до этого был военным и даже повоевал немного. Быть легатом для меня внове.

— Легатом? — это слово звучало знакомо, но не вспоминалось.

— Понятно! — хмыкнул Коэн — В вашем Израиле, где бы он ни был, язык захватчиков не в почете. А у нас, уж извини, привычка: латинские слова застряли в глотке. Наверное, правильнее будет сказать"посланник"?

Посланниками в современном Алексу иврите называли молодежь, подрабатывающую доставкой заказанных в Сети товаров, но он предпочел не уточнять и просто кивнул.

— Так что я еще немного"зеленый", извини — продолжал каяться иудей в порыве откровенности — Не поверишь, сколько времени мне понадобилось, чтобы научиться правильно носить эту тряпку.

С этими словами он дернул свое одеяние за идеальную складку и скривился.

— Это тога? — спросил Алекс.

— Ага, и ты не чужд их речи — усмехнулся Эфраим — Да, она самая. Ладно, дай-ка подумать.

Он задумался на минуту и Алекс замер, боясь спугнуть того единственного в этом чужом мире, кто согласился ему помочь.

— Мне кажется… — неуверенно начал Коэн — Что я знаю человека, который может тебе помочь и сегодня же вечером я попробую найти его по дальней связи. Раньше все равно не получится из-за разницы во времени. Ты пока останешься здесь…

— Это полиция? — спросил Алекс.

Этого слова Эфраим не понял и пришлось сказать"стража”.

— Да — подтвердил Эфраим — Или"вигилы"по-латински, а по-киевски ты все равно не говоришь.

–"Стреженье"? — спросил Алекс наугад.

— Ух ты! — восхитился Коэн — Так ты что, из киевских иудеев?

— Вроде того, только у нас язык очень сильно отличается, а вот буквы похожи. Правда, не все — признался Алекс.

Картина мира, в который он попал, начала обретать очертания. Впрочем, назвать это очертаниями было рановато: пока речь могла идти только о туманных контурах.

— Ладно — твердо сказал дипломат — Местные вигилы тебя пристроят на ночлег. Не беспокойся, будешь не узником, а гостем, под мою ответственность. А я пока попробую договориться с первым посланником, чтобы тебя забрали к нам. Тем временем, надеюсь, придут вести из Парисии.

Быть гостем в тюрьме Алексу еще не приходилось. После ухода легата, Альюр снова провел его по длинному коридору и открыл перед ним дверь самой последней комнаты. Или камеры? Но комната, хоть и не блистала роскошью, выглядела достаточно уютно и никак не походила на тюремную камеру. Впрочем, в тюрьме ему до сих пор бывать не приходилось и, возможно, именно так должна была выглядеть камера комфортабельной северо-европейской тюрьмы. Для Филиппин это просто шикарно, думал Алекс, рассматривая низкий столик, знакомую скамью с поручнями, узкую кровать с такими же ручками по краям (к которой идеально подходило слово"ложе"), душевую кабинку за складчатой серой ширмой, совмещенную со знакомым по путешествиям в Азию"индийским"туалетом. Впрочем, здесь были совершенно иные Филиппины, если и Филиппины вообще.

Ему еще раз принесли еду и воду и на этот раз он с аппетитом умял все ту-же рыбу с овощами и рис в отдельной плошке. Теперь, на сытый желудок, утолив жажду и приняв душ, можно было бы поразмыслить и построить парочку непротиворечивых предположений о том, куда же его занесло? Но на сытый желудок думать не хотелось, а хотелось спать, поэтому первая ночь в новом мире прошла спокойно, без тревог и почти без сновидений. Под утро в комнату принесли завтрак и принес его не кто иной, как танзанийский"Господин Васиф". Наркоторговец униженно кланялся и извивался всем телом и, хотя он не произнес ни слова, его пантомима была более чем понятной: Васиф умолял простить его за отвратительную провокацию. Алекс собрался было гневно отклонить поползновения мерзавца, но вместо этого лишь вальяжно взмахнул рукой, отправляя негодяя восвояси, и попытался поправить недостаточно изящно лежащую складку белоснежной тоги. Но складка упорно отказывалась ложиться под углом, предписанным Синедрионом и пришлось проснуться.

Завтрак принес не фантомный наркоторговец, а давешний слуга. Еда выглядела по крайней мере съедобной и поесть стоило, но прежде следовало проверить кое-что. Алекс встал и убедился, что дверь комнаты-камеры не была заперта, но в конце коридора стоит полицейский-вигил, твердо пресекающий попытку пройти мимо. Комфортабельная, но тюрьма, понял он. Алекс вернулся в комнату и принялся за завтрак, попытавшись одновременно разобраться с мыслями. Это оказалось не так просто: мысли путались, цеплялись одна за другую и отказывались выстраиваться в каком-либо порядке. Итак… Еще вчера, один в маленькой яхточке, затерянной среди Индийского океан, без связи, без еды и почти без воды, он мечтал увидеть хоть какой-нибудь берег и встретить хоть каких-нибудь людей. Ситуация не из лучших, не правда ли? С тех пор прошло чуть более суток и его мечта осуществилась: вот он, берег и вот они, люди. Он даже попал в уютную, хоть и скромную обитель с трехразовым питанием и всеми удобствами. Правда на входе в ту обитель стоит грозный страж, но Эфраим Коэн заверил, что это временно и ему следовало верить. Итак, ситуация явно изменилась к лучшему, так почему же это не радует?

Конец ознакомительного фрагмента.