Вчера я убил свою мать

Марк Перовский

Страдания никогда не заканчиваются. Боль никогда не утихает навсегда. Счастье не длится вечно.А смерть неотвратима. И только сам человек решает, кому жить, кому умереть, а кто будет вечно рабом.Но хватит ли смелости у других освободиться от этих оков?

Горящие корабли

Часть III

После того ужина мать была сама не своя. Нет, совсем не злая, даже наоборот, непривычно спокойная, статная, без намёка на агрессию. Из неё словно высосали весь гнев, который копился в ней всю жизнь, кипел внутри, словно вода в кастрюле, стоящей на открытом огне. И в доме с тех самых пор воцарилась тишина. Хотя этим словом трудно описать, как было странно ощущать себя отрезанным от всего мира и его звуков весенней оттепели, умирающего ветра, приносящего со стороны моря тяжесть солей и запах водорослей, плавающих на поверхности воды, изредка выбрасывающихся на безжизненный берег.

Я в то время уже начинал готовить подарок для Филиппа, ему должно было исполниться ровно десять лет. Он всегда мечтал стать рыцарем, грезил об этом круглые сутки, и даже когда оставался один, то делал вид будто держит меч и щит, продвигаясь сквозь сложные испытания на пути к спасению своей прекрасной принцессы.

— Почему принцесса? — спросил Филлип как-то раз, когда я присел рядом с ним и стал расспрашивать, как выглядит его будущая дама сердца, которую он отправится спасать, когда слегка подрастёт.

— А кто же ещё? — я слегка нахмурился.

— Я друга буду спасать, — улыбнулся он и стал махать рукой как мечом, рассекая ею затхлый воздух нашей общей комнаты. Мы в ней были одни: Джон и Сэм сидели в комнате Лейлы и помогали ей с уборкой.

— Друга… мальчика, — как-то неуверенно процедил я, прокручивая у себя в голове, правильно ли я понял его слова.

— Да, мальчика. А что такого? — спросил братец, опуская руки. В его взгляде я заметил едва заметное разочарование. — Это что, плохо?

— Конечно нет, Филипп, — я протянул руки и крепко обнял его, тот сжал свои маленькие ручки на моей спине, положив голову на моё плечо. — Ты можешь спасать того, кого хочешь. Сердцу не прикажешь.

— Правда? — прошептал он. — Мама просто говорила, что… что я не должен так делать. И сказала слово, которое я не должен произносить вслух.

— Я понял, о чём ты. Не слушай её, она врёт, — я легко взял его за плечи, улыбнулся, чтобы поднять ему настроение. — Просто не говори об этом при ней, хорошо? Не будем лишний раз давать поводов для крика.

Филипп в ответ расплылся в улыбке от уха до уха и кивнул. Затем вновь обнял меня и прошептал:

— Ты самый лучший брат.

— Спасибо, я это ценю, — выдавил из себя, чувствуя, как застревают слова в горле.

Подарком на день рождения Филиппа я решил сделать фигурку рыцаря из дерева. Даже покрасить решил вручную, хотя мои способности художника оставляли желать лучшего. Заготовку я сделал из старого полена, что просто лежало у стены сарая, обколол его топором, и дальше принимался работать небольшим отцовским походным ножиком, которым он обычно срезал грибы. Пока я вырезал очертания рыцаря, успел раз десять точно порезаться, поэтому к концу моей работы все пальцы у меня были замотаны слегка застиранной тканью.

Дни рождения у нас обычно не праздновали в привычном смысле этого слова. Мать иногда даже не удосуживалась поздравить кого-то из своих детей или мужа, но про свой праздник она не забывала никогда. Стоило солнцу выйти из-за горизонта, как тут же начинался театр абсурда: мать выходила из комнаты — вся размалёванная, как в последний путь — и вальяжно спускалась по лестнице на первый этаж, где её уже ждали мы. Я улыбался, хотя на самом деле мне хотелось лишь кричать от злости и негодования, да и по лицам остальных я видел, что не всё так радужно, как кажется на первый взгляд. Даже отец был не совсем уж счастлив с ней, хоть и столько раз говорил, что любит её больше жизни.

Ну да, с такой особой жить — жизнь ненавидеть.

В последние дни февраля уже начиналась настоящая весна, и весь лёд, что окружал наш дом всю зиму, начал сходить. Он трещал круглые сутки, отламываясь, скатываясь по пологому склону в сторону дороги, шедшей рядом с нашей фермой. К началу весны она превратилась в сплошное месиво из грязи и мутной воды, как и наш задний двор, который нам всё равно придётся откапывать и расчищать ото льда. Оставалось дождаться середины марта, чтобы начать ненавидеть свою жизнь ещё больше.

Одним ранним утром я вышел из дома, был сильный мороз, даже почти растаявший лёд вновь схватился, делая из дороги один большой каток. Мне не нужно было колоть дрова, на то утро у меня была другая задача. Каждую неделю я ходил за водой со старым, слегка помятым ведром в другой конец Ист-Пойнта — нашей маленькой деревушки фермеров. Путь мой пролегал вдоль той самой дороги, что превратилась в ледовое полотно, ласково отражающее косые лучи ещё только восходящего солнца.

Я шёл под сенью голых деревьев, где-то в вышине щебетали дрозды, летая над Ист-Пойнтом, выписывая невообразимые пируэты в воздухе. Они были похожи на отчаявшихся балерин, решивших взмыть в небеса, разочаровавшись найти своё счастье здесь, на земле. И, похоже, у них получилось, и я им даже немного завидовал — у них была возможность полететь куда угодно, осесть в любом месте, быть счастливым, не завися от того места, где они находились. Самое странное заключалось в том, что они продолжали сидеть в родных краях и делать вид, что их всё устраивает. Смешно и грустно. Люди ведь делают точно так же.

До колонки идти две мили, не меньше. Уже на половине пути я весь взмок и даже расстегнул свою большую куртку, чтобы холодный ветер продувал меня со всех сторон. Но уже спустя пару минут мне стало холодно, и мне пришлось застегнуться обратно, чтобы не заболеть, иначе работать будет некому, кроме Лейлы или Филиппа. Уж лучше я буду делать всё, чем мои ребята.

Когда колонка уже виднелась на горизонте, я заметил, что возле стояла какая-то девушка — низенькая, с круглым лицом, в тёплой лисьей дублёнке и серым платком на голове. Выглядела она довольно старомодно для этих мест, но… отчего-то добродушно.

Я остановился прямо напротив неё — она набирала воду в новенькое блестящее ведро. Спустя пару секунд она обратила на меня внимание, подняла свои карие глаза и вопросительным взглядом окинула меня с ног до головы.

— Привет, — только и смог сказать я, случайно громыхнув своим ведром, которое до этого старательно прятал за спиной, чтобы она не подумала, что я нищий. Хотя кого я обманываю? Я выглядел как самый настоящий бедняк.

— Доброе утро, — вдруг улыбнулась девушка, голос у неё был приятный, не слишком высокий. — Ты здесь живёшь?

— Да, в паре миль отсюда. А ты? Я тебя здесь что-то не видел, — выпалил я нервно, всё ещё надеясь произвести хорошее впечатление.

— А… мы с мамой переехали сюда только недавно, вот вещи разбираем, — она указала на ведро, — и моем.

— Я слышал о вас, — улыбнулся я, вспомнив глупый трёп матери и её дуры-подруги. — У вас ещё дом похож на корабль.

— Да, он самый.

— Только не забывай, что все мы здесь тонем и горим одновременно, — как-то мрачно и одновременно буднично сказал я.

— Горим… и тонем, — она призадумалась. — Я переживу, сколько раз уже так было. Кстати, как тебя зовут?

— Уильям. Можно просто Билл.

— Я Элис, — она протянула мне руку, я осторожно её пожал и улыбнулся. — Приятно познакомится, Билл.

— И мне.

Мы одновременно усмехнулись.

— Не хочешь зайти к нам на ужин? — спросила она, когда мы вдвоём шли по своим домам. Нам было по пути. — Думаю, мама будет рада новым знакомствам с местными. Друзья везде нужны, даже там, где их, казалось бы, и быть не может.

— Я подумаю, — пожал плечами я. — Дел по горло, иногда даже нет времени присесть и спокойно отдышаться, не то, что по гостям ходить. Но за приглашение спасибо.

— Для всего можно найти время, если очень сильно захотеть. Всё остальное — лишь предлоги, чтобы ничего не делать и потом безнаказанно жаловаться на жизнь.

Элис вдруг остановилась на перекрёстке двух дорог: похоже, ей нужно было в другую сторону. Вдали виднелся большой белый дом с голубыми ставнями и серой черепичной крышей.

— Ну, что же… — начала она неуверенно, — я пойду?

— Да, конечно, — глупо улыбнулся я. — До встречи, Элис.

— До встречи, Билл.

Она помахала мне рукой и, развернувшись, легко побежала по хрупкому льду. Я слышал, как он захрустел у неё под ногами, но по-прежнему оставался цел. Дублёнка плотно облегала её ещё пока детское тело. Платок на голове слегка съехал на бок.

И только когда она скрылась за воротами своего участка, солнце выглянуло из-за тёмного оплота туч, прямо из-под горизонта, и огненными лучами озарило тот самый дом, что был похож на корабль. В тот миг мне показалось, что он действительно вспыхнул.

Дом-корабль. Дом-горящий-корабль. Такой далёкий и такой близкий. Как и все остальные дома в Ист-Пойнте, в которых я предпочёл бы оказаться. Но затем вспоминал, что мне не на кого было бы оставить своих братьев и тут же отбрасывал эти глупые мысли о побеге. И так всё неплохо, никто пока не умер, значит всё хорошо.

Только вот горящий корабль не давал мне покоя. Слишком он был величав и спокоен.