Исповедь любовницы

Марк Агатов

Это был красивый курортный роман на берегу Черного моря. После него остались не только письма и воспоминания, но и книга о любви, в которой главная героиня, изменив мужу, так и не решилась вернуться в знойное крымское лето к мужчине своей мечты.

Предсмертная исповедь гинеколога Казимира Краснова

Казимир Петрович Краснов умирал тяжело. Он прерывисто дышал и громко кашлял. Рядом с кроватью сидела опрятно одетая старушка в завязанном на голове белом платочке.

— Так ты позвала тех, кого я просил? — спросил врач.

— Из списка только Пронина нашла. Он сказал, что остальных уже похоронили.

— Ну, и где он?

— Прибежит сейчас. Я сказала, что вы наследство ему передать хотите. Может, попа позвать? — спросила женщина.

— Поп к моей кандидатской диссертации никакого отношения не имел.

В этот момент широко распахнулась дверь и в палату влетел лысый, помятый жизнью старик.

— Казимир, ты это брось, только жить начали, а баба Нюра кричит, что умираешь, наследство делить собрался. А мне чужого не надо. Бабе Нюре отпиши. У нее пенсия малозаметная, как «МИГ-35».

— Это твое наследство — не мое и не Анастасии Владимировны. Я должен был перед смертью всем четверым тайну открыть, но не успел. Те трое раньше меня в иной мир ушли. У тебя сколько детей было?

— Ни одного. Я же всю жизнь в холостяках прожил. Женой так и не обзавелся. Откуда дети?

— У тебя тринадцать детей: мужчины как на подбор — армию отслужили, у всех высшее образование. Вот это я хотел тебе сказать перед смертью.

— Казимир, может сюда психиатра вызвать. Такое бывает от температуры и кашля или священника?

— Психиатр тебе не поможет, — продолжил врач. — Фамилии, имена и местожительство твоих детей назвать не могу. Это был секретный эксперимент.

— Какой эксперимент, ты что несешь, какие дети?!

— Не ори, а то с ума сойдешь! Ты же знаешь, что я бесплодие лечил в санатории «Дюльбер».

— Знаю, ты еще мне пропуск на танцплощадку выдал постоянный. За что отдельное спасибо. Только связи не усматриваю между бесплодием и мной. У меня с этим делом все ажур! Никаких проблем и сейчас.

— Теперь слушай и не перебивай. У нас в санатории на пятьсот коек было три палаты совершенно здоровых женщин, которые родить не могли из-за бесплодных мужей. А лечиться эти олени не хотели, чем портили нам статистику и лишали премии. И вот вызывает меня главврач и говорит, что надо спасать статистику иначе мою «кандидатскую» никто не утвердит. Короче выбрали мы с главврачом четырех подходящих доноров, проверили их по учетам в диспансерах и поликлинике, после чего выдали вам постоянные пропуска на танцплощадку. А дама уже сама выбирала из вас того, кто был больше похож на ее супруга. Для рыжего мужа — у нас был рыжеволосый Леша. Для блондинов — Петр Петрович. Жен брюнетов окучивал Ахмат, а ты как самый неприметный и не запоминающийся всех остальных. В результате у Алексея трое детей, у Петра — четверо, у Ахмата — пятеро, а у тебя — тринадцать.

— А нельзя было предупредить, что вы эксперимент проводите на живых людях? Я думал, женщины ко мне в гости по любви напрашивались.

— Какая любовь, Пронин? Это в кино женщина-красавица с чудовищем в одну постель ложится. А в реальной жизни ни одна из них на такого замухрышку как ты и не посмотрела бы. Тебе просто повезло, что в СССР в то время не было аппаратов для искусственного оплодотворения.

— Так меня что, вместо бездушного железа использовали? Да если б я знал об эксперименте, ни за что не согласился. Я же знакомым мужикам о своих победах на женском фронте рассказывал, а они не верили. Но я-то с этими дамами реально «дзин-дзин» делал и не по одному разу.

— Вот поэтому мы и держали все в глубокой тайне. С одной стороны, чтобы советскую семью образцовую не разрушить аморалкой, а с другой — премию хотелось получить без скандалов и в полном объеме. И еще одно — длительность акта и периодичность посещения твоей квартиры регулировал лично я в зависимости от состояния здоровья испытуемой.

— Какая же ты сволочь, Казимир! — неожиданно вскочил со стула Пронин. — Ты меня как мужчину уничтожил. Я из-за тебя жениться не смог. После этой танцплощадки я рассчитывал на красавицу жену с ногами от ушей. У меня дома таких красавиц десятка три побывало: стюардессы, гимнастки и даже одна мастер спорта по фигурному катанию была. И ни с одной не было проблем. Телки эти любили меня от души как последний раз в жизни.

— Не тебя они любили, Пронин, а своего будущего ребенка. Зачать наследника женщины должны были в любви и для этого на своих кавалерах отрывались по полной программе. Им было разрешено делать с донором то, что они никогда бы не сделали со своим мужем.

— А я въехать не мог, откуда такие продвинутые телки в Саратове? А из Иваново сорокалетняя дама такое вытворяла, что я на ней чуть инфаркт не заработал.

— Моя школа, смотри, как сработало, — неожиданно расплылся в улыбке гинеколог. — У бездетных женщин главная проблема была не в животе, а в голове. Никто из них уже не верил, что сможет детей родить. И когда до меня дошло, что им нужно голову лечить, а не живот, все как по маслу пошло.

— У них по маслу. К мужьям вернулись, детей нарожали, а я так и не женился.

Старик неожиданно всхлипнул и протер рукой сухие глаза.

— Не надо из себя корчить жертву аборта, — резко оборвал Пронина Казимир. — Я тебе после окончания эксперимента, предлагал в жены свою медсестру Луизу Андреевну. Женщина она положительная, работящая. И в любви толк знала, ивановских и пензенских лично инструктировала. Если б ты послушал меня, то жил бы с ней как у Христа за пазухой.

— Так она же маленькая и кривоногая, а у меня красотки были одна лучше другой. Ты мою самооценку этими телками поднял до самых небес. И все, что было хуже, я для семейной жизни даже не рассматривал.

— Я ему самооценку испортил. Да благодаря моему эксперименту, тебя дурака целовали лучшие женщины СССР. Среди твоих любовниц были не только стюардессы, но и школьные учительницы, и директор швейной фабрики из Иванова. Сейчас этих дам назвали бы элитой России, — повысил голос врач. — И попа Нюра сюда не зови, потому что это не грех был, а благо. Два десятка бойцов советской армии дополнительно я отправил на срочную службу благодаря эксперименту.

Сказав эти слова, Казимир умер. А Пронин, выйдя из больницы, подумал: «Как же несправедливо мир устроен. У меня выходит тринадцать сыновей есть, а перед смертью некому будет стакан воды подать. И мамаши у них — те еще птички. Один раз дала и бежит в санаторий доктору доложить, что и как».

Врача-гинеколога Казимира Краснова провожали в иной мир сотни женщин

Были среди них и те, кто лечился от бесплодия в санатории «Дюльбер».

После того, как обитый красной материей гроб Краснова, под аплодисменты женщин, опустили в могилу, к бывшей медсестре «Дюльбера» подошли три высокие стройные дамы в траурных платьях. Несмотря на возраст, они были весьма привлекательны.

— А почему Пронин не пришел? — спросила бывшая гимнастка из Москвы. — Я увидеть его хотела. Такой старательный мужичок был. Я двойню родила после «Дюльбера».

— Он в реанимации с инсультом. Правды жизни не выдержал. Ему Казимир Петрович перед смертью рассказал об эксперименте, и о том, что вы его не любили.

— Почему не любили? — возмутилась гимнастка. — Да я впервые в жизни с ним на облака слетала. А два сына красавца? Такие только от большой любви получаются. Где ваша реанимация?

— На Некрасова, но туда не пускают посторонних.

— А мы не посторонние. Мы его жены! — сообщили медсестре бывшие пациентки «Дюльбера». — А он наш любимый мужчина! Мы спасем его как тридцать лет назад он с Казимиром спас нас от позора, развода и клейма «бесплодные».