Правда или забвение

Мария Юрьевна Сурконт, 2021

Эрна, молодая девушка, недавно попавшая в аварию, приходит в себя в больнице, рядом с незнакомым человеком, утверждающим, что он ее муж. Девушка не помнит, как оказалась в другом городе и когда успела выйти замуж. Что она делала последние два года? Муж пытается ей помочь вспомнить, однако о многом не рассказывает. А когда на пороге дома появляется полиция, Эрна узнает, что была последней, с кем разговаривала пропавшая без вести девушка, которая исчезла как раз в вечер аварии. Эрна должна восстановить события и понять, что ее связывает с пропавшей, о чем недоговаривает муж и какая истинная причина потери памяти. Перенесись в суровый Берлин и погрузись в мрачную историю Эрны Кайсер.

Глава 4

На следующий день, когда завтрак был съеден, а утренний обход врачей подошел к концу, Эрна полулежала в больничной постели. Укрытая одеялом, она без особого интереса смотрела сериал «Адвокаты». Из-под бинта, которым все еще был перемотан лоб, небрежно торчали темно-каштановые волосы. Девушка медленно хлопала ресницами, веки становились тяжелыми, а мысли разлетались, как птицы, согнанные с ветки. Еще чуть-чуть — и она погрузится в сон, так и не досмотрев нудную серию.

Из-за яркого солнца окно было завешено ночными шторами, создавая в палате полумрак. Неожиданно дверь скрипнула, и перед пациенткой предстала невысокая женщина около шестидесяти лет. Девушка перевела сонный взгляд на гостью в бахилах, и чары Морфея вмиг развеялись, как дым от огня.

В ухоженном лице с довольно глубокими морщинами вокруг глаз и слегка подвисающим вторым подбородком девушка узнала мать. Как неожиданно женщина вошла в палату, так же неожиданно Эрну одолели не самые приятные воспоминания. Девушка была удивлена появлением матери, и в то же время ей овладела злость.

Яркий макияж глаз, губы, выведенные красной помадой, выходившей за контуры, высоко прочерченные, создающие вечно удивленный взгляд полукруглые перманентные брови. За то время, пока Эрна не виделась с матерью, та успела постареть.

— Как ты узнала? — холодно спросила дочь.

— А как же «здравствуй, мамочка»? Мой номер все еще указан в твоей карточке на какой-нибудь экстренный случай. Вот как сейчас, например.

«Постарела, а вот русский акцент остался», — фыркнула про себя Эрна, отводя взгляд на телевизор.

Не услышав желанного приветствия, женщина подошла к креслу, осторожно положила на него сумочку коричневого цвета вместе с пакетом и направилась к Эрне. Мама молча обняла дочь, но Эрна лишь слегка дотронулась руками до ее спины. В воздухе расплылся аромат сладких духов, от которого закрутило в носу.

— Хоть ты меня и вычеркнула из своей жизни, но я все-таки твоя мать, — строго произнесла женщина. — Я волнуюсь за тебя! Что случилось? Я приехала сразу же, как узнала о происшествии. Почему твой муж не позвонил мне раньше? Если бы не медсестра, я бы так и не узнала, что ты попала в аварию.

— Мам, — освобождаясь из объятий женщины, сказала Эрна, — тебя ведь никогда не интересовала моя жизнь. С чего вдруг сейчас интересуешься?

— Что бы ты там себе ни напридумывала, но я волнуюсь за тебя. Могла хотя бы позвонить мне…

— Мама, не начинай… Как я тебе позвоню, когда мой телефон выключен?!

— Что значит не начинай? Для меня он всегда у тебя выключен, — возмущенно перебила женщина свою дочь. — Последние два года я просто не понимаю твоего отношения ко мне. Не звонишь, не пишешь…

— А может, потому что ты этого заслуживаешь? — огрызнулась Эрна, скрещивая руки на груди.

Женщина сморщила лоб и посмотрела на дочь круглыми глазами, которые, казалось, сейчас вылезут из орбит.

— Эрна! Как можно разговаривать с матерью в таком тоне? Где твои манеры?

— Мама! — фыркнула дочь. — А как можно… как можно…

Эрна хотела высказать все, что думала о матери в эту минуту, но все-таки не решилась. Она привыкла жить без нее, привыкла считать себя ненужной, предметом интерьера или пустым номером в записной книжке. Кто такая — мама? Та, что лишь строит карьеру? Та, что считает дочь обузой?

Глубоко в душе Эрна винила эту женщину за то, что случилось с ней до потери памяти. Если бы только она приехала, с ней бы ничего не случилось. Она бы не лежала здесь в больнице и не чувствовала себя рыбкой с пятиминутной памятью. Гнев, что накапливался и разрастался в ее теле со скоростью света, готов был вырваться наружу, но девушка медленно выдохнула, пытаясь погасить свою злость, и продолжила более спокойным тоном:

— Ладно, не будем ворошить прошлое. И чтобы ты знала: я не имею ни малейшего представления, как вела себя эти два года. Я просто их не помню!

— Господи… — Женщина присела возле дочери. — Ты своими шуточками совсем меня добить хочешь?

Эрна недовольно цокнула.

— Мам, это не шутка! — чуть ли не вскрикнула она. Затем мягче добавила: — Я правда не помню, что происходило последнее время. Скорее всего, это последствия аварии, по крайней мере, так сказал врач.

Женщина несколько минут изучала выражение лица дочери, как будто искала подвох, но затем мягким голосом спросила:

— Что, совсем ничего не помнишь?

— Только то, что стоило бы забыть, чтобы поменять о тебе свое мнение… — огрызнулась девушка.

— Не говори так! Я понимаю, что у нас не все гладко, но я твоя мать и хочу знать, что происходит с моим ребенком!

Эрна ничего не сказала, лишь пододвинулась к стене, устроившись на постели в позе лотоса, и опустила руки, устремив взгляд куда-то на стену. Женщина также сидела молча, пока не осмелилась спросить:

— Как ты себя чувствуешь?

Девушка ответила не сразу.

— Нормально, если не считать того, что мои два года канули в небытие. Я не помню ни Джакоба, ни день аварии, не понимаю, почему ты считаешь, что последние годы я веду себя странно.

Она отвечала холодно, так как сейчас ей меньше всего хотелось разговаривать с этой женщиной. Эрна действительно была бы рада забыть все, что ее связывало с матерью, стереть воспоминания так же бесследно, как стерлись эти несчастные два года. Позабыть ее так же, как та позабыла собственную дочь больше пяти лет назад. Но женщину, которая родила тебя, невозможно выкинуть из памяти. Пусть даже она причинила тебе много боли. Воспоминания не уничтожишь, с этим стоит научиться жить.

В глазах мамы блеснули слезы, а губы задрожали. Казалось, она вот-вот расплачется. Мама хорошо умела манипулировать чувствами дочери. Ну нет, теперь ее фальшивыми слезами не проведешь!

— Мы так долго с тобой не виделись. Ты постоянно избегала меня. Я думала, смогу с тобой еще раз поговорить… а тут видишь как… — сетовала женщина.

Эрна ничего не ответила. Где-то в глубине души она жалела, что так холодно относится к матери, но как только смотрела на женщину, мозг штурмовали воспоминания, и она переполнялась гневом. Дважды усмирив свою злость, она, переступая через себя, убрала одеяло и села возле матери.

— Я бы хотела попросить у тебя прощения за то, что не звонила или еще как-то странно себя вела, хотя совершенно не помню этого, но ты же меня знаешь… Это будет неискренне. А я не говорю тех слов, которые не исходят из моего сердца.

Женщина кивнула, вытирая слезу, которая успела пробежать по щеке.

— Надеюсь, что ты хотя бы все вспомнишь и сможешь объяснить мне свои поступки.

Дочь не понимала, что под этими словами имела в виду мама, но и расспрашивать ее сейчас не хотела. Им обоим было больно и не по себе. Маме — от того, что дочь потеряла память и не может выяснить отношения, Эрне — от прошлого.

Раздался стук в дверь. В палату зашла молодая медсестра, высокая и худощавая, отчего белый костюм сидел на ней бесформенно. Она приветливо улыбнулась, оставляя дверь за собой открытой.

— Доброе утро. Меня зовут Агна. Я медсестра.

— Здравствуйте! Это вы разговаривали со мной по телефону? Я мама Эрны, Юлия Шварц.

— Нет, скорее всего, вы разговаривали с моей коллегой.

Медсестра устремила свой взгляд на пациентку.

— Я пришла снять повязки и провести вас на магнитно-резонансную томографию. — Агна подошла к кровати. — Как вы себя чувствуете? Голова не болит?

— Нет, все хорошо, — ответила Эрна, поднимая глаза на медсестру.

Та стояла так близко, что можно было уловить еле слышный запах порошка, который исходил от ее одежды. Агна осторожно сняла повязку с головы и рук Эрны и осмотрела затянувшиеся раны.

— Отлично. Уверена, со временем не останется и следа.

Медсестра скомкала повязки и выбросила в мусорное ведро, которое стояло недалеко от кровати.

— Что ж, можете собираться на МРТ.

— А я могу пройти с вами? — спросила мать, которая все это время сидела на краю постели и не сводила глаз с медсестры.

— Мама! — возмутилась дочь. — Тебе там точно делать нечего.

— Я думаю, ваша мама никак нам не помешает, — любезничала медсестра. — Наоборот, во время исследования многим требуется поддержка близкого человека.

«Вот именно, близкого!» — подумала в сердцах пациентка.

— Я иду с вами, — не отступала мать. — Я хочу знать, что с моей дочерью все хорошо.

Эрна бросила на неё возмущенный взгляд.

«И когда это у тебя проснулся материнский инстинкт?»

— Ладно, — сдалась девушка. — С тобой все равно нет смысла спорить. Мне нужно что-то с собой взять?

— Ничего не нужно. Я попрошу вас только не забыть снять все металлическое. Агна повернулась к матери Эрны: — И если вы пойдете вместе с нами, то к вам это тоже относится.

— Да-да, конечно. — Та оглядела себя.

Пациентка поднялась с кровати и осмотрела комнату. Она хотела переодеться, но взглядом не нашла ни одной своей вещи. Только девушка сделала пару шагов к шкафу, который стоял по правую сторону от ее кровати, как мама остановила ее, легко схватив за руку:

— Подожди!

Мать подошла к креслу, взяла пакет и достала оттуда футболку, спортивные штаны черного цвета с розово-белыми полосками по бокам и белые кроссовки, на которых еще висели бирки.

— Мне как раз медсестра сказала, чтобы я захватила для тебя чистой одежды. — Женщина повернулась к дочери и положила вещи на кровать. — У меня нет ключей от твоего дома. Так что вещи я купила новые. Надеюсь, с размером не ошиблась.

— Вы тогда переодевайтесь, а я подожду вас в коридоре, — ответила медсестра и вышла из палаты, закрывая за собой дверь.

— Спасибо, — сухо произнесла Эрна.

— Пожалуй, я тоже подожду в коридоре. Переодевайся, милая.

И она вышла. «Милая». Дочь фыркнула, раздраженно посмотрев маме в спину, но принесенные вещи все-таки надела, предварительно оторвав зубами бирки.

И кто ее вообще звал? Не была заботливой, когда Эрна действительно в этом нуждалась, а теперь строит из себя мамашу.

Девушка небрежно бросила больничную одежду и вышла в коридор, широкий и достаточно светлый. Прямо напротив ее палаты размещалась дежурная точка. Из-за высокой деревянной стойки выглядывал только чей-то пучок черных волос. Мать с медсестрой стояли недалеко от дежурного пункта и оживленно о чем-то разговаривали. Эрна огляделась — белые стены и потолок выглядели свежо, как будто совсем недавно красили. На полу лежал линолеум светло-серого цвета. Девушка закрыла за собой дверь, нечаянно громко хлопнув, чем привлекла внимание всех, кто находился в коридоре. Мать и Агна перестали разговаривать, одновременно посмотрели на Эрну и подошли к ней.

— Готовы? — спросила Агна, смотря прямо в глаза пациентке.

— Как видите, — ответила девушка, вглядываясь в лицо медсестры.

«А у Агны милое личико. Большие серые глаза, густые длинные ресницы, неестественно устремленные вверх. Чем она их так закручивает?»

— Пройдемте за мной, — обратилась Агна к женщинам. — Нам нужно поспешить, после вас будут еще пациенты. — Она развернулась к Эрне спиной и зашагала вправо по коридору.

Агна шла впереди. Она прижимала белую бумажную папку к груди и при каждом шаге широко размахивала рукой. Ее худощавые бедра качались то вправо, то влево. Казалось, что медсестра идет по подиуму, а не по больничным коридорам. Девушка поймала себя на мысли, что пристально смотрит на ее походку. Она перевела взгляд на коридор, затем на маму, которая шла рядом с ней и ни на шаг не отставала. Та, как обычно, смотрела куда-то вперед. Она гордо держала осанку, в отличие от дочери, привыкшей сутулиться, и почти не глядела по сторонам.

Дойдя до конца коридора, они повернули влево и спустились по лестнице на два этажа. Агна остановилась возле пластиковой двери, сняла со своего кармана бейдж и прислонила его к маленькому прямоугольному устройству. Красная лампочка на нем загорелась зеленым цветом, издав характерный короткий писк. Агна толкнула дверь и придержала ее, подождав, пока Эрна с матерью пройдут.

Нижний этаж отличался от того, на котором находилась палата Эрны. Здесь был приглушенный искусственный свет, отдающий синевой. Из разных углов коридора доносились звуки медицинских приборов.

— Вторая дверь налево, — раздался голос медсестры.

Агна легкой походкой обогнала пациентку с гостьей и жестом пригласила в кабинет, предварительно попросив Эрну надеть бахилы.

В самом центре просторной комнаты стоял огромный круглый прибор с дырой в середине. Платформа, на которую должен ложиться пациент, была уже подготовлена — устелена одноразовой тканевой пеленкой. Агна попросила пока что оставаться на месте, а сама скрылась за одной из дверей. Эрна увидела медсестру в окне, располагавшемся по правую сторону, оно выходило прямо на громоздкую машину. Агна положила на стол папку, сказала что-то парню, сидевшему на стуле и глядевшему в телефон, тот, не поднимая взгляда, пошевелил губами, и медсестра, ничего не ответив, вышла из каморки.

— Что ж, пройдемте, — все тем же любезным голосом проговорила она. — Все металлическое сняли?

— Угу.

— И вы тоже? — посмотрела на мать Эрны Агна.

— Да-да. У меня нет ничего металлического, — ответила женщина.

— Отлично. Тогда, Эрна, я попрошу вас лечь сюда.

Медсестра указала на платформу. Пациентка легла, чувствуя под собой твердую поверхность.

— Чуть выше.

Эрна подвинулась.

— Еще чуть-чуть.

Еще раз подвинулась.

— Отлично! Теперь не бойтесь. Я зафиксирую вашу голову.

Что-то белое, похожее на шлем с отверстием для глаз и рта, пролетело мимо глаз пациентки.

— Так, — вздохнула Агна, как будто готовясь произнести скучную и до боли заезженную речь. — Процедура длится около сорока минут. Все это время я буду рядом, вон в том окошке. Смотрите, это кнопка, которой вы сможете воспользоваться, если внутри аппарата почувствуете себя плохо. Нажимайте на нее вот здесь сверху, и мы сразу же приостановим процедуру. Хорошо?

— Поняла.

Агна всунула в правую руку Эрны какой-то продолговатый предмет.

— В аппарате нельзя двигаться, иначе мы не сможем сделать снимки. Будет громко, но вы не пугайтесь. Рядом с вами будет ваша мама. Я также буду подходить к вам каждые пять-восемь минут.

— Угу.

И чего бояться? Это ведь не комната страха с пауками. Да и клаустрофобией Эрна вроде не страдала.

— Дочь, — мама подошла ближе к платформе, — ты только на кнопочку жми, если что. Или говори со мной. Ей же можно будет говорить? — уточнила она у медсестры.

— Только в перерывы. Во время снимка ей вообще нельзя двигаться.

— Мам, не переживай, — ответила дочь.

Когда Агна задвинула платформу в отверстие аппарата, Эрна почувствовала себя трупом, которого только что поместили в холодильник. Внутри прибора было тесно и… жутко. Круглые стены давили на девушку. Не пошевелиться. Ее взгляд был устремлен вверх. Она не могла даже повернуть голову набок, чтобы рассмотреть свои ноги или стоящую неподалеку мать.

— Через две минуты начнем, — послышался голос Агны.

Эрна тяжело вздохнула и закрыла глаза. Она представила себя маленькой. Как она сидит в кафешке с отцом и ест любимую пиццу по-гавайски. Он смотрит на нее таким нежным и любящим взглядом, что-то рассказывает ей, смеется. Отчего и она заходится смехом. Его голубые глаза останавливаются где-то на уровне подбородка дочери. Он подносит руку и вытирает большим пальцем томатный соус, собравшийся в уголке губ. Сколько ей тогда было? Восемь? Десять?

— Начинаем, — раздался голос медсестры. — Потерпите пять минут.

«Что значит „потерпите“? Мне будет больно?»

Видимо, процедура уже началась, так как девушка услышала странный вибрирующий звук, исходящий из аппарата. С каждой секундой он усиливался, пока не стал вовсе невыносимым. В таком громком маленьком пространстве Эрна еще не была. Она зажмурилась, пытаясь расслабиться или как-то привыкнуть к звуку, но ничего не выходило. Стало не по себе. Гул был настолько сильным, что казалось, может расколоть голову. Эрна боялась пошевелиться, чтобы не испортить процедуру. Она жмурилась, кусала губы, но расслабиться не могла. В ее голове крутились какие-то события, отрывистые, бессмысленные. Скрежет тормозов, звук бьющегося стекла. Вот она уже летит в дерево и разбивается. Темнота. Затем события кардинально и быстро меняются. Кладбище в пасмурный день. Закрытый темно-коричневый гроб, много людей, одетых во все черное. Гроб спускают в яму. Люди по очереди подходят к могиле, берут горсть земли и кидают ее на крышку гроба. Глухой стук растворяется в воздухе. Доходит очередь до Эрны. Она чувствует себя пьяной. Окружающий мир качается вокруг нее, но она старается держаться на ногах. Подходит к могиле, хочет нагнуться, чтобы взять землю, но подворачивает ногу. Земля уплывает из-под ног, и она падает. Напуганная, летит прямиком в могилу.