Мороженое из муравьев

Мария Чемберлен

Мороженое из муравьев? Кажется, что это нонсенс, но это реально существующий десерт, который подают в одном из ресторанов Лондона. Так же и истории Марии Чемберлен кажутся выдумкой, тогда как почти все в них чистая правда.

Попытка №5

1. Попытка выйти замуж

Произошла еще на первом курсе института. Девушка я была скромная и больше всего любила учиться. Читать книжки, ходить на лекции и много заниматься.

Однажды на студенческой вечеринке на меня почему-то обратил внимание главный ловелас всего курса. Что он во мне такого нашел, было совершенно непонятно. Как он потом объяснял, его сразило мое упрямство и неумение одеваться. Он с детства много путешествовал и поэтому привык носить все самое лучшее. Мне же было все равно — кеды к платью или каблуки к джинсам.

Ловелас активно начал распускать передо мной перья и хвастать недавней поездкой в Америку. Я оставалась холодна. Тогда он попробовал меня напоить — не действовало, тогда он попробовал сразить меня своей щедростью и привез мне из очередной поездки роскошное платье. Оно было на два размера больше.

Тогда он окончательно разозлился и вдруг… стал читать книги, ходить со мной в театры и даже в консерваторию.

Через полгода мы сидели в кафе и, жмурясь на солнце, беседовали о книжных новинках.

— С тобой хорошо, — сказал он. И неожиданно добавил: — Давай поженимся.

— Давай, — согласилась я, недолго думая.

Мы расплатились и направились к ближайшему Загсу на Кутузовском подавать заявление.

Когда мы подходили в полном молчании к массивному серому сталинскому зданию, каждый думал о своем.

На двери нас ждала маленькая записка, написанная от руки: «Загс на ремонте».

Мы оба облегченно выдохнули, сказали друг другу «не судьба» и разошлись.

Так однажды я чуть не вышла замуж за самого красивого парня во всем институте.

2. Попытка серьезных отношений

Произошла однажды 1 мая. Мы с подругой плыли в пестрой толпе празднично наряженных граждан по направлению к Александровскому саду. Граждане уже были слегка разомлевшие от хорошей погоды и праздничного безделья.

По дороге произошел такой диалог.

— Почему все мужики сволочи? — начала для затравки подруга, которая недавно рассталась со своим молодым человеком.

— Да, — вздохнула я горестно, не найдя что возразить.

— Вечно тебя используют, а потом исчезают.

— Ужас, ужас, — качала головой я.

— Особенно эти студенты с их жизненной философией: хочешь — не хочешь — как хочешь.

— Ну не все, бывают ничего, душевные, — поправила ее я.

— Все козлы! — категорично заявила подруга. — Под каток их всех, под каток! — добавила она, грозно сверкая глазами.

Мы обошли поток людей, и на углу во дворе заметили большой оранжевый каток, должно быть, закатывавший асфальт на этом участке недавно. Какое-то время мы молча постояли, пораженные мгновенной материализацией наших мыслей, потом зашагали дальше.

— А самое обидное, — добавила подруга, — что им на всех, кроме себя, наплевать.

— Угу, эгоисты чертовы, — сочувствовала я изо всех сил.

— Ну почему, почему мне так не везет? И вечно я встречаю типичное не то. Какая-то ловушка для уродов.

— Не переживай, — утешила я, — Мне тоже все какие-то мальчики незрелые попадаются. Так хочется встретить кого-то серьезного, надежного, который знает, что делает, и берет ответственность на себя.

— Ой, ну мне пора, дома ждут, — взглянула на часы подруга, чмокнула меня в щеку и убежала.

Как только она исчезла из виду, тут же на светофоре ко мне прислонился какой-то мужчина средних лет.

— Д-девушка! — сказал он преувеличенно радостно. — Какая вы… — Тут он потерялся в определениях.

Выглядел он взросло и прилично, но, к сожалению, был уже безнадежно пьян.

— Я вас… еще со спины заметил. У вас такое т-т…

— Туловище? — помогла я.

— Да, т-талия, — справился он с заплетающимся языком. — Вы не думайте, я серьезно. Я вообще человек серьезный. Директор фармацевтической компании… — он потянулся за визиткой, но, вспомнив, что без костюма, развел руками. — Друг сегодня вернулся из командировки. И… это… праздник же. Мир, труд, май! — сказал он и полез целоваться.

Я попыталась перейти на другую сторону улицы.

— Д-девушка, — догнал он меня, — я не того, вы не подумайте. Вы мне правда очень понравились. Хотите, поедем с вами завтра на озера? Я такие места в Подмосковье знаю! Возьмем вина, шашлычок, фруктов. У меня новый «Опель». Недавно купил. Ой, ну не смотрите на меня так… у вас такие глаза… о-о-одухотворенные, — выговорил он не без труда. — Я… это… можно сказать, с первого взгляда и наповал…

— Со спины? — спросила я с недоверием. — Пить меньше надо.

— Ну, так друг ведь. И это… праздник…

С лексикой у него явно было небогато.

— Так едем на озера? — Он попытался приобнять меня, чтобы не упасть.

— Вы знаете, у меня адаптационный период длительный, — ответила я, чтобы его запутать.

— Чего? — удивился он. — Это сколько?

— От трех до пяти месяцев, — пояснила я.

— Ха, от трех до пяти дней, — «расшифровал» он, самодовольно усмехаясь.

— Ну, тогда от трех до пяти с конфискацией, — улыбнулась я хитро и нырнула в ближайший переход метро, слившись с толпой.

Возможно, если бы он был трезв, его слова и возымели бы действие. Но сказанные, к сожалению, в таком состоянии не вызывали ничего, кроме брезгливости.

— Ну, девушка-а-а-а, — доносился до меня еще какое-то время эхом голос серьезного, взрослого кавалера, который даже не догадался спросить, как меня зовут.

3. Попытка изнасилования

Произошла утром. В понедельник. Когда я опаздывала в институт, где должна была делать доклад на тему «Четвертое измерение Эйзенштейна». Соответственно, всю ночь провела над книгами и утром, не позавтракав, вылетела с красными глазами, накинув на джинсы и свитер новенькое итальянское кремовое пальто. У него был капюшон и невероятной красоты костяные пуговицы. Это была моя настоящая гордость, я купила его на три сэкономленные стипендии. Для поднятия тонуса, так сказать.

Когда я неслась по улице, рядом со мной притормозил синий «Вольво», и седовласый мужчина солидной внешности спросил, как проехать к метро.

— Это здесь направо, налево до светофора и потом опять направо, — ответила я.

— Давайте я вас подвезу, а вы мне покажете, — сказал он вежливо, — я вижу, вы торопитесь.

— Ой, да, — сказала я, обрадовавшись перспективе добраться без опозданий, которые строго карались нашим завкафедрой.

По дороге водитель приветливо расспрашивал, где я учусь, и почему так спешу. Я откровенно рассказала, что делаю доклад и это очень важно, потому что засчитывается как часть дипломного проекта.

Проникнувшись моими проблемами, он предложил подбросить меня поближе к институту, ему по пути на работу.

Я спросонья и в запарке согласилась, но, когда машина въехала в какой-то тихий тупик, мне стало не по себе.

Участливый мужчина действовал молниеносно и без комментариев.

Поставив двери в автоматическую блокировку, одной рукой он опустил кресло, на котором я сидела, а другой стал сдирать с меня кремовое пальто. Костяные пуговицы с жалобным свистом застреляли по окнам. От неожиданности я потеряла голос, и только слезы автоматически брызнули из глаз. Седовласый мужчина, деловито расстегивая брюки, схватил меня за волосы и стал подтаскивать к себе. Я отчаянно замолотила в воздухе руками и случайно заехала локтем по рулю. Протяжно загудел сигнал. Из окна в угловом доме высунулась любопытная старушка — из тех, которые всегда на посту.

Тут ко мне вернулся голос, и я завизжала так нечеловечески громко, будто озвучивала фильм про дельфинов. Мужчина выругался, отшвырнул меня от себя и, вырулив со двора, открыл дверь и выпихнул меня на асфальт, выбросив вслед мою сумку с распечатанным докладом. А немыслимой красоты пуговицы так и остались где-то под сиденьем. Зато я была живая и невредимая.

Опоздав на сорок минут, растрепанная и заплаканная, я ввалилась в аудиторию.

Оценив мой внешний вид и не задавая лишних вопросов, завкафедрой только сказал:

— А, хорошо, что вы заглянули, осталось ровно двадцать минут для вашего доклада.

Сняв испачканное нежно-кремовое пальто и достав помятые листы, я вышла на середину аудитории и дрожащим голосом начала читать:

— Сергей Эйзенштейн верил в то, что кинематограф способен изменить восприятие человека на эмоциональном уровне, взывая прежде всего к его гуманному началу…

4. Попытка прославиться

Происходила регулярно. С отроческого возраста за мной ходили фотографы и художники, приговаривая: вас рисовать и рисовать. Но тщеславие никогда по-настоящему не одерживало победу над здравым смыслом, и потому я не соблазнялась на приглашения «попозировать».

К тому же, учитывая предыдущий опыт, я стала относиться к противоположному полу настороженно. Особенно к мужчинам за сорок.

Но однажды, уже за границей, один пожилой итальянский фотограф все-таки растопил мое сердце. Мы познакомились на фотосессии, куда я пришла брать интервью у модели.

Фотограф, делавший снимки для итальянского «Вога», в перерыве вдруг стал фотографировать меня. Он ходил за мной без всяких объяснений и молча щелкал камерой. Выглядел он очень солидно — кудри с проседью, массивные очки. Чем-то он напоминал моего дедушку, и потому вызывал доверие.

— Мария, белла, — подошел он в следующем перерыве, — Я хочу сделать фотосессию с вами отдельно, для моего проекта. Вы обещаете мне позвонить в Милан? — и протянул визитку. — Я куплю билет и все организую через свою компанию. Обещаете?

Мое сердце дрогнуло, все-таки не дядя Вася из местного фотоателье зовет тебя попозировать на продавленной кушетке.

Через неделю я долго мяла визитку в руках, потом решила, что пора, наконец, украсить обложку «Вога», и набрала его номер.

— Мария, ми аморе, — обрадовался итальянец, — Твои глаза, твоя улыбка, наш проект!

— У меня есть время в конце месяца, — сказала я деловым тоном.

— Моменто, я посмотрю в календарь. О каррина, — запричитал он, — следующая неделя full — выставка во Флоренции, фотосъемка Феррари. Я перезвоню тебе.

И, конечно же, не перезвонил. Я не стала настаивать.

Отсюда мораль, даже две: все итальянцы обманщики, что и требовалось доказать. Сказок не бывает, что и так хорошо известно.

Но вскоре представился следующий шанс стать «музой художника». На одном аристократическом балу я познакомилась с молодым английским живописцем. Он долго следил за мной взглядом, а потом подошел и пригласил меня на ужин.

Мы встретились в центре через пару дней, и решили зайти в его любимый ресторанчик неподалеку.

— Я только заброшу кисти домой, я прямо из мастерской, — сказал он мне, солнечно улыбаясь. Видимо, хотел убить меня расположением его «холостяцкой норы», как он обозвал свою двухкомнатную квартиру в центре Кенсингтона.

Ее обстановка поражала дорогой скромностью — полупустое белое помещение в японском стиле, новейший белый «мак» с яблочком, собственные картины маслом по стенам, и даже в углу, где у нормальных людей находится мусорная корзина, стояло ведерко с рапирами.

— А, да, я фехтую немножко, — объяснил он скромно, перехватив мой изумленный взгляд. — Недавно вернулся с чемпионата. Любительского, не смотри не меня так, — добавил он, все так же лучезарно улыбаясь.

«Ах, какой милый, скромный, ну просто принц. Но почему он все время улыбается, как заведенный? Что-то не так, — думала я, — Но что именно?»

Выглядел тридцатитрехлетний художник отменно, и был даже чем-то похож на Киану Ривза. Одет, как и подобает современному английскому аристократу: белая футболка, черный пиджак и потертые джинсы — типичный портрет лондонского денди XXI-го века.

Мы отправились пешком в маленький уютный ресторанчик. Ели морепродукты, пили прозрачное, как вода, итальянское вино и говорили об искусстве.

— Я обожаю Венецию, — восторженно восклицал художник, — я постоянно езжу туда на пленэр. А у тебя такие мягкие линии, как у итальянцев. Я хочу нарисовать твой портрет. Под душем, в этом синем шелковом платье, которое будет струиться и прилипать к мокрой коже…

Он по-прежнему улыбался, и глаза его неестественно блестели.

— Извини, я сейчас, — сказал он посредине фразы, еще ослепительнее улыбнулся и исчез.

Я мысленно перебрала все за и против и не могла понять, что же все-таки не так. Слишком уж все сказочно, так не бывает.

Когда он вернулся из туалета, я заметила белую пудру на черном рукаве его пиджака, вздохнула про себя и попросила счет.

Заплатив свою половину, я пожалела аристократа с лихорадочно блестевшими глазами, но никогда не звонила ему больше. Он тоже исчез надолго. И мои худшие предположения потом подтвердились. Возможно, он и сейчас где-нибудь в одной из закрытых и дорогостоящих загородных клиник.

5. Попытка быть счастливой

И вот я поняла в какой-то момент, что для полного счастья не обязательно быть замужем, иметь лучшую в мире работу и самую дорогую машину. Ведь счастье — оно в самом ощущении счастья. Можно попробовать быть счастливой и с тем, что есть? Что в конце концов все крысиные бега за деньгами, карьерой, благополучием оборачиваются бессонницей и пустотой. Может быть, гораздо важнее просто уметь смотреть? Видеть. Слышать. Дышать. Наслаждаться простыми вещами. Хорошей книгой перед сном, телефонным звонком от старого друга, посылкой с теплыми вещами летом от мамы. Заботой неизвестных людей, твоей заботой о них.

Пусть это только возможность рассчитывать на себя и быть довольной тем, что есть, способностью удивляться, влюбляться и плакать, способностью, которая бесконечно обновляется вместе с клетками самого организма.

Можно просто вечером ехать с работы домой, смотреть из окна автобуса на мелькающие дома, деревья, лица и чувствовать себя счастливой. В любом городе любой страны, потому что и счастье, и несчастье мы носим с собой.

А еще можно не готовить ужин, а купить в местной греческой лавочке отменный гриль. Можно смотреть, как проворно мелькают лопатки под накрахмаленной белой курткой продавца, грека Теодороса, когда он разрезает розовое мясо осьминога для гриля.

— Чикен сувла? — улыбается он мне.

— М-м, — улыбаюсь я в ответ.

— Ты выглядишь усталой, Мария.

— Я устала, Теодорос.

— Все будет хорошо, ведь ты очень счастливый человек, я знаю. Я вижу столько людей каждый день. Ты мой самый счастливый покупатель, — добавляет добряк грек.

— Спасибо, я знаю, Теодорос. Я знаю.