Аромат ландыша

Мария Чекоданова

В семье уездного доктора Бориса Бенедиктовича Алмазинского все идет своим чередом. Практика, красавица жена, дети. Что может изменить это спокойное и размеренное течение жизни и устоит ли семейная лодка в круговороте событий? Читайте в новом романе Марии Чекодановой.

VI

Исполатов был крайне взволнован. Он то и дело запускал в волосы длинные и тонкие пальцы и долго ерошил их.

— Добрый вечер, мы ждали Вас, — как можно более спокойно и даже немного равнодушно начала было Аглаида Афанасьевна.

— Мы? — Исполатов словно вынырнул из тревоживших его дум и с неподдельным удивлением посмотрел на неё. Его глаза стали прозрачны, а слегка растрёпанные волосы придавали ему романтический вид.

— Ваша сестра с супругом и мой муж, Борис Бенедиктович, — терпеливо пояснила Аглаида Афанасьевна, стараясь с вниманием и усердием смотреть исключительно в сторону беседки.

— Да, действительно. Простите меня великодушно. Я сегодня сам не свой. Пойдёмте к ним.

— Поль, ну наконец-то. Рассказывай скорее. Мы все в нетерпении.

Павел Андреевич пожал мужчинам руки, сел в большое плетёное кресло, откинувшись на спинку, и, соединив перед собой пальцы в форме пирамиды, начал рассказ.

— Франтов Константин Александрович — мой давний знакомец. Отец его учился вместе с моим в духовной семинарии. Мы дружили в детстве, но потом наши пути разошлись, я поступил учиться в училище правоведения, а Константин в духовную семинарию, откуда был отчислен с соответствующей фамилией за неподобающий будущему духовному сословию внешний вид, любовь к роскоши, мотовству и множественные пропуски занятий.

Надо знать Константина. Его сильно отрезвило это отчисление. Он до последнего рассчитывал, что заступничество влиятельного отца убережёт его от изгнания.

Но отец, истощив все свои убеждения нерадивому сыну, буквально отрёкся от него. Так что Константин лишился не только возможности приобщиться духовному сану, но и крепкой поддержки своей семьи, что совершенно переломило его жизнь.

Он бросил своё безделие, перестал думать о роскоши, занялся книгами и молитвами, вспомнил про своё прекрасное знание иностранных языков, зарабатывал уроками и переводами. Спустя два года своего полного перерождения он подал документы и прошение о восстановлении в духовной семинарии. Специальная комиссия, внимательнейшим образом рассмотрев его персону, отзывы семей учеников и работодателей, приняв во внимание раскаяние и полное исправление, приняла решение восстановить его в правах студента.

Но здесь вмешался злой рок, не иначе. По столице прокатилась волна гнусных историй с подлогами и растратами с использованием фальшивого паспорта. Следователь, ведший это дело, вышел на Франтова. Все пострадавшие безоговорочно опознали его. Для Константина это был конец всего, конец его мечтам, если не всей жизни. Родители его, смягчившиеся после его исправления, наняли ему адвоката. Им был я. Франтов очень обрадовался, увидев меня. Он полностью отрицал свою вину и надеялся, что я вытащу его из этой беды. Я принялся за работу с энтузиазмом, но потом скоро сник. Прямых свидетельств о работе Франтова и его участии во всех преступных делах было неимоверно много. Речи о его освобождении и быть не могло. Я мог только добиться снижения срока заключения, что и сделал весьма успешно. Франтов был очень бледен на суде, не проронил ни слова, кроме последней фразы: «Я не виновен!», и не подал мне более руки.

После осуждения он лишился возможности учиться в семинарии, потерял вновь обретенное доверие и уважение своей семьи и полностью разочаровался в былом друге.

И вот, выйдя недавно из тюрьмы, Франтов совершенно случайно узнаёт о том, что было абсолютное и непоколебимое доказательство его невиновности. Он в гневе едет ко мне на квартиру, не найдя там меня и узнав, что я на даче, едет сюда. Здесь в хлебной лавке он становится свидетельством воровства и, ослабев от голода, почти помутившись рассудком, наконец встречает меня.

Исполатов сжал голову руками, поморщившись как от сильной боли. А затем, схватив стакан, стал жадно пить воду.

— Да, и забыл сказать, что вора отпустили. Мукомолов смягчился, дело заводить не стали. Закончили на том, что он отдал этому бродяге караваи обратно и радушно приглашал заходить к нему в лавку.

— А Франтов как?! Что же, что же это было за доказательство? Не томи, Поль!

Аглаида Афанасьевна молча подалась вперёд, безотрывно глядя в посеревшее и словно бы осунувшееся от переживаний лицо Исполатова.

— Да, Павел Андреевич, сделайте милость, расскажите нам скорее, что это было, — в один голос сказали Борис Бенедиктович и Владимир Александрович.