Школа

Мария Чайка, 2020

Страна чудес и знаний или царство мертвой скуки? Доброжелательная помощь педагогов или ярлык «трудного ребенка, мешающего учиться нормальным ученикам»? Каково приходится в школе ученику, который ежедневно слышит о том, что по нему "плачет колония"? Как выжить в коллективе учителей молодому педагогу-энтузиасту? Что делать маме гиперактивного ребенка, доведенной до отчаяния школьными проблемами сына? Удастся ли главной героине повести – начинающему завучу – добиться того, чтобы школа стала местом безусловного принятия детей и доброжелательной поддержки родителей?

1988-1998 год. «Школьные годы чудесные»

В школе я считалась «трудным ребенком».

Марина Сергеевна, мой бывший классный руководитель, любит теперь повторять: «Ты просто головокружительную карьеру сделала: из хулиганки — двоечницы — в завуча по воспитательной работе!» И в самом деле забавно получилось. Хотя я, окончив школу, была уверена, что «в эту тюрьму больше ни ногой, даже детей своих туда не стану отдавать». Но, как говорится, жизнь любит сюрпризы.

Когда я пришла учиться «первый раз в первый класс», то первой моей эмоцией было — удивление и разочарование. Я к тому моменту уже «Тома Сойера и Гекльберри Финна» дочитывала — а тут только буквы начинали учить. Я умела складывать и вычитать в уме трехзначные числа — а учитель объясняла детям, сколько будет « 2 +2». Поэтому на второй или на третий день учебы я заявила: « Я это все и так знаю — можно, мне домой пойти?»

С учительницей начальных школы мне повезло: не удивившись и не возмутившись моей наглой браваде, она выдала мне контрольную работу для третьего класса, предупредив: «Не справишься — поставлю единицу. А будешь шуметь и других отвлекать — вызову родителей. Молодец, что так много знаешь — но другим детям мешать не нужно».

Поэтому первые три класса школы мне удалось пережить с минимальными потерями. Хотя порой приходилось тяжко. До сих пор помню, какой пыткой для меня было высидеть 45 минут урока — молча и без движения. Однако моей первой учительнице удавалось с этим справиться. Если она меня ругала — то по делу. И двойки за поведение ставила только тогда, когда поведение было совсем уж ни в какие ворота. А в целом, относилась ко мне с уважением и симпатией и всегда находила, за что похвалить.

Ну и я, соответственно, старалась вести себя хорошо — не хотелось подводить любимого учителя. Хотя «хорошее поведение» в школе мне всегда давалось ценой немалых усилий.

Но начальная школа вскоре подошла к концу. И перейдя в пятый класс, я имела возможность испытать настоящий культурный шок.

Так, например, дома родители на меня никогда не орали. Не оскорбляли и не унижали. Строго спрашивали за учебу и поведение, и наказать могли за дело — но при этом очень любили и ценили.

Поэтому была крайне удивлена, когда в первый же день учебы в пятом классе услышала нечто вроде « закрой рот, дура бессовестная». Пришла домой и поинтересовалась у мамы, имеет ли право учитель так разговаривать с детьми.

–Вообще — то не имеет, — серьезно ответила мама. — Но, если называть вещи своими именами, ты ведь тоже не имеешь права так себя вести в школе.

— И поэтому на меня можно кричать, и можно оскорблять?

–Маша, я все понимаю. Но постарайся не делать глупостей и вести себя нормально.

«Вести себя нормально»…Легко сказать. Сидеть, не шевелясь, на скучном уроке, когда учитель рассказывает то, что я давно и так знаю? Я бы, наверное, и сейчас не смогла повторить такой подвиг. К счастью, сейчас и не нужно. Навык «тихо сидеть, поднимая руку перпендикулярно парте» мне во взрослой жизни ни разу не понадобился.

Справедливости ради, нужно отметить, что некоторые учителя реагировали на мои выходки, по возможности, адекватно. Реакцию «положи дневник на стол», «выйди из класса» или «придешь завтра в школу с мамой» я считала вполне адекватной. Сама понимала, что вести себя на уроках так, как вела себя тогда я — ну это просто ни в какие ворота.

Но чаще встречалось другое.

— Колония по тебе плачет!

–Тебя же на учет в детскую комнату надо!

–И куда вообще смотрят твои родители?

–А вот это уже не Ваше дело, куда они смотрят! — огрызнулась я в ответ на последний вопрос. Потому что очень любила и уважала своих родителей. И в обиду их давать не собиралась.

Учительница, естественно, в слезах убежала в учительскую — размахивать валокордином и рассказывать, что таким детям, как я, не место в порядочной школе.

–Ты в своем уме? — ругала меня мама вечером. — Кто тебе дал право так со взрослыми разговаривать?

–А зачем она лезет не в свое дело?

–Что???

–Ну, говорит, что вы меня плохо воспитываете. Это же неправда!

Если минуту назад мама еще раздумывала, стоит ли меня отлупить за такое дерзкое поведение или все же не стоит, то факт, что я защищала собственных родителей, разрешил ее сомнения в мою пользу.

–Вести себя в школе нужно нормально., — строго заметила она. — Раз уж не хочешь, чтобы о родителях плохо думали.

— Мамочка, я стараюсь. Просто у меня не всегда это получается.

— Я знаю, — мама смягчилась и погладила меня по голове. — Продолжай стараться, и глупостей больше не делай.

Пытаюсь вспомнить: были ли уроки, на которые я ходила с удовольствием. Кажется, были. Например, английский язык. Правда, я и там сильно опережала программу. К тому времени, как мои одноклассники начали учить английский алфавит, я уже читала адаптированную версию оригинала «Алисы в стране чудес».

— Откуда ты так хорошо язык знаешь? — удивилась учительница. — За границей, что ли жила?

— Нет. У меня мама — учитель английского, и дома книжек много. Вот и занимаюсь, в свое удовольствие.

— Замечательно, но ты теперь будешь на наших уроках делать? В пятом классе мы должны читать учиться, и с основной лексикой знакомиться!

–А мне учительница в начальных классах всегда отдельные задания давала, более сложные. И говорила, что если я не справлюсь, поставит единицу. Может, и Вы так будете делать? — предложила я.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Вот учебник для подготовки к олимпиадам — выполняй задания оттуда. Только на уроках не шуми, и других детей не отвлекай.

Похожая ситуация была на уроке литературы. Хрестоматию, выданную нам в конце августа, я прочитала за один день. В итоге учительница начала мне задавать писать сочинения к произведениям за седьмой класс.

Признаюсь, это льстило моему самолюбию. И — что немаловажно — времени на баловство на уроках почти не оставалось.

На остальных уроках мне было невыносимо скучно.

Так, например, на географии я научилась буквально засыпать с открытыми глазами, под монотонный голос учительницы. Правда, долго так спать не получалось: поэтому большую часть урока я проводила в разговорах с соседом по парте или теми, кто сидел сзади меня. Сам предмет казался мне интересным — но то, что мы проходили, я знала уже в первом классе. А учебник за пятый класс к началу сентября был прочитанным от начала до конца. К счастью, учительница ( кажется, ее звали Нина Георгиевна) была хоть и скучной, но добродушной — и особых конфликтов с ней у меня возникало. Самым худшим, что я от нее могла услышать, было « ну как же тебе не стыдно» — или « ну когда ты научишься вести себя нормально?»

Но самым запоминающимся в пятом классе были уроки истории.

Дело в том, что сам предмет мне был очень интересен. Настолько интересен, что учебник по истории я проглотила в конце августа, сразу же, как только взяла его в руки.

Однако мне показалось, что в школьном учебнике информации как-то маловато. Решила почитать еще и детскую энциклопедию. Потом добралась до большой всемирной…

Словом, когда Ирина Петровна, наша учительница истории, вызвала меня к доске, я естественно, не помнила, из какого именно источника почерпнула знания по теме, которую спрашивали. Но наивно думала, что история — она и есть история. Ошибалась

–Что за бред ты несешь???

–Почему — бред?

–Откуда ты это взяла вообще?

–Не помню, — честно ответила я.

–Дебилка, — удовлетворенно кивнула учительница. — Садись, два. Учебник дома читать нужно.

Ладно, два так два. Учебник так учебник. На следующем уроке я рассказала заданный параграф практически слово в слово. И Ирина Петровна, которая, очевидно, не держала в руках никаких книг, кроме этого самого учебника, осталась вполне довольной.

Но, честно говоря, на уроки этого учителя мне ходить расхотелось. Тем более, уроки выглядели следующим образом.

–Открыли страницу пятнадцать. Первый ряд, читаем по цепочке.

Вы издеваетесь, что ли? Слушать монотонное чтение одноклассников в течение урока, когда я этот учебник уже давно наизусть выучила?

Естественно, «тихонько сидеть и следить за строчкой» мне не удавалось. Поэтому, боюсь даже вспомнить, какими только эпитетами не награждала меня Ирина Петровна. Самым безобидным было: «тебя нужно отдать в интернат для недоразвитых». И, естественно, после каждого урока истории в моем дневнике было зафиксировано гневное обращение к родителям с требованием принять срочные меры.

Маме я рассказывала честно, все как было.

–Ты вот меня ругаешь за замечания в дневнике или за то, что я с учителями грубо разговариваю — но не могу я по-другому вести себя на ее уроках!

–Дорогая, я все понимаю. Но, к сожалению, учителя не всегда бывают такими, как нам хочется. Поэтому — очень тебя прошу — постарайся не делать глупостей.

Тогда я решила, что ходить на уроки Ирины Петровны — напрасная трата времени. Зачем? Чтобы услышать, как класс монотонно, по цепочке, читает учебник? Или чтобы в очередной раз узнать, что я «дебилка, тупая, недоразвитая, скотина бессовестная» и все в таком духе?

В классе я всегда пользовалась репутацией безусловного лидера. И большая часть одноклассников всегда повторяли следом за мной все шалости. Особенно мальчишки. Теперь-то я понимаю почему. На самом деле, им самим хотелось пошалить, но смелости не всегда хватало. А раз девчонке можно — то почему им нельзя?

Правда, когда наступал час расплаты, мальчишки, размазывая по лицу слезы, обычно говорили: «Мы не виноваты! Это все Машка нас научила!»

Так или иначе, одноклассники мои решили:если я не хожу на уроки Ирины Петровны, то и им можно.

В итоге больше половины нашего класса перестали посещать уроки истории.

Виданое ли дело, чтобы пятиклассники массово, в открытую, прогуливали уроки? Лично я за двенадцать лет работы в школе не сталкивалась с таким ни разу.

Но тогда мне это казалось настолько логичным, что даже прятаться от классного руководителя и администрации в голову не приходило. Прогуливали нагло, прямо у них на глазах.

–5-В, вы почему не на уроке?

–Потому что мы не хотим идти на историю, — ответила я за всех.

— Что значит — не хотите?

–Не хотим — значит не хотим. И не пойдем.

–К директору!!!

Ладно. К директору, так к директору.

Директор наш до этого момента был со мной не знаком. Хотя наверное, правильнее сказать, я была с ним еще не знакома. Все-таки я была ученицей, а он директором.. Впрочем, неважно.

Это был первый мой «привод» в кабинет директора, и как следовало, отнюдь не последний.

Классный руководитель и завуч думали, что я испугаюсь. А лично я считала, что бояться мне нечего, потому что ничего плохого я не сделала. И вообще, директор — такой же человек, как и все остальные.

Директор, окинув меня беглым взглядом (на вид мне вполне можно было дать пятый класс, а младше ) и вздохнул. Вероятно, подумал, что учителя совсем работать разучились — с такой малявкой справиться не могут.

–Что тут у вас случилось? — небрежно поинтересовался он.

–Ну, помните, я Вам рассказывала! Окунева Маша, 5-В класс, из-за нее скоро все учителя уволятся! — патетически воскликнула завуч, Ольга Борисовна.

–Из — за кого — уволятся? Из — за нее? — директор беззаботно рассмеялся. Он явно не оценил масштабы бедствия.

–Иди, девочка, на уроки. И больше не прогуливай.

–Я же сказала, не пойду.

Бровь директора удивленно поднялась вверх.

–Почему это, интересно знать?

–Потому что учительница — дура.

–Вот! Вы слышали! Я же говорила! Я сколько раз вам говорила, что мы не должны учить таких детей у себя! По ней же спецшкола плачет!

–Не кричите, — я спокойно уселась напротив директорского стола и небрежно закинула ногу за ногу.

Не потому, что я была очень смелой. Наоборот. Мне на самом деле всегда становилось не по себе, когда учителя со мной так разговаривали. И в ответ на «спецшкола плачет» я запросто могла ответить завучу что-нибудь, что сильно бы ей не понравилась. И сдерживало меня только то, что мама просила «не делать глупостей».

–Встань, когда с тобой разговаривают! Тебе вообще-то сесть не предлагали!

— Вам тоже не предлагали. Почему это Вы сидите, а я стоять должна?

Директор молча слушал нашу словестную баталию с завучем — и, казалось, его мозг был готов взорваться Наверное, к нему не каждый день приводили пятиклассников, которые открыто прогуливали уроки., и хамить завучу не стеснялись.

–Ладно, — устало махнул он рукой. — Придешь завтра с мамой.

И он туда же…интересно, зачем всех детей пугают директором, начиная с первого класса? Если максимум на что он способен — это пожаловаться на ребенка родителям?

–Мам, тебя завтра к директору вызывают, — сообщила я вечером.

–Что на этот раз у тебя случилось?

К моему пятому классу мама уже успела привыкнуть, что в мою школу она приходила едва ли не чаще, чем к себе домой. Правда, это был первый раз, когда ее вызывали со мной к директору.

–Да ничего особенного. Сначала прогуливала уроки истории, потом нахамила нашему завучу.

–Понятно. Прогуливать уроки и хамить завучу — это для тебя «ничего особенного»? Ты вообще соображаешь, что говоришь?

–Соображаю. А на уроки Ирины Петровны я ходить больше не собираюсь. И никто меня не заставит. Даже ты.

Развернулась и ушла к себе в комнату.

Такое было со мной в первый раз. Ведь, не смотря на свой непокорный характер, маму я, как правило, слушалась.. И не потому что боялась, как думали мои глупые учителя. А потому что очень любила и уважала.

Поэтому мама поняла, что тут что-то не так. Зашла ко мне в комнату, села рядом и взяла меня за руку.

–Маша, — мягко произнесла она, — ну я ведь просила тебя не делать глупостей.

–Прости, мамочка. Не получилось.

–Хорошо. Я постараюсь разобраться, что у вас произошло. Но пока я не разберусь, не делай новых глупостей, ладно?

На следующее утро мы собрались в кабинете у директора. Я с мамой, завуч, классный руководитель и Ирина Петровна. Последняя картинно размазывала тушь и рыдала:

–Я не могу работать в этом классе, с этой девчонкой! И если вы не выгоните ее из школы — я сама уйду!

–Скоро из за нее все учителя уйдут! — добавила завуч.

–Подождите, — директор махнул рукой. — Ты..как тебя зовут? Маша? Можешь нам объяснить, почему ты решила не ходить на уроки к Ирине Петровне?

–Могу. Мало того, что она ничего не знает, а просто заставляет учебник. Мало того, что она ставит двойки, если я отвечаю не все по учебнику, а добавляю что-то из энциклопедии, например. Она меня оскорбляет на каждом уроке. И тупой, и дебилкой, и недоразвитой, и..

–Ну вот, дожили. Теперь уже пятиклассники выбирают, на какие уроки к ходить, а на какие-нет! Ты будешь учителю указывать, как ей уроки проводить? — взорвалась завуч.

–Не собираюсь я ничего ей указывать. Меня спросили, почему я не хожу на уроки — я ответила.

–Ну вот! Вы слышите, как она разговаривает.!И ты еще жалуешься, что Ирина Петровна тебя оскорбляет! А ты разве по-другому понимаешь? Или у тебя не хватит смелости при маме рассказать, как ты ведешь себя у Ирины Петровны на уроках?

–Почему же не хватит? Хватит. Я и вправду ужасно себя веду. Но разве это дает право меня оскорблять?

–Нет, так больше продолжаться не может! — завопила Ирина Петровна. — Я этого больше терпеть не намерена! Выбирайте — она или я! Если вы ее исключите из школы — тогда уволюсь я!

–Увольняйся, — махнул рукой директор.-Ну а Вы, — повернулся он к моей маме,-что скажете?

–Маша, — кивнула мне мама, — подожди, пожалуйста за дверью.

Совещание в кабинете директора длилось долго. Во всяком случае, мои друзья-одноклассники, которые решили оказать мне моральную поддержку и стояли рядом со мной в коридоре, успели усомниться в том, что завтра увидят меня живой.

–Ну что там было? Сильно ругали?

–Да ничего нового. Все как всегда..

–И что теперь будет?

–Да ничего не будет. Не убьют, и из дома не выгонят. В самом худшем случае — побьют. А потом — пожалеют.

–А вдруг тебя из школы исключат?

–Ну исключат — и что? Пойду учиться в другую.

–А мы без тебя как же???

–Мы ведь говорили тебе, что не надо прогуливать уроки!!!Говорили, что нельзя. А ты как всегда: нам ничего не будет, нам ничего не будет..

–Слушайте, отстаньте, а? Я вас прогуливать не заставляла. Ничего все за мной повторять. Кстати, если вы боитесь, что и вам влетит — можете не бояться. Я сказала, что вы не виноваты. Так, что вас точно из школы не исключат. И даже родителей вызывать не будут..

–Фуух….

–Ладно…мы пойдем, а?А то дома ждут..

–Ты давай тут..держись!

Как всегда. Прогуливать — так вместе, а как отвечать — сразу «дома ждут». Мальчишки, что с них возьмешь.

По дороге домой мама молчала. И дома какое-то время тоже. Как-то от этого молчания мне было совсем нехорошо. Лучше бы отлупила.

–Мам, ну что там сказали? Решили исключить меня из школы? И теперь ты меня отправишь в интернат для трудных подростков?

–Глупостей не болтай.

–Ну, а что тогда?

–Ты знаешь, — наконец серьезно сказала мама, — я и вправду не представляю, как ты будешь дальше учиться в школе. Если уже в пятом классе решаешь — к какому учителю ходить, а к какому нет.

–Значит, ты тоже считаешь, что она имеет право меня оскорблять, потому что я ужасно себя веду? Так?

–Я считаю, — мама говорила медленно, словно собираясь с мыслями, — что оскорблять тебя никто не вправе, как бы ты себя не вела. Более того — если эта учительница оскорбит тебя еще хоть раз — я лично позабочусь, чтобы больше она в вашей школе не работала.

Ну вот. Есть все-таки правда не Земле.

— И мне жаль, что ты не рассказала обо всем этом раньше.

–Я пыталась…Но ты тогда говорила, что учителей мы не выбираем, и что взрослым хамить нельзя.

–Да, я говорила…

Наверное, в тот момент мама подумала, что зря она мне это говорила. Но виду не подала. И строго сказала.

–А еще я считаю, что ты не имеешь права вести себя так, как ведешь. Поэтому если прогуляешь еще хоть один урок в школе или еще хоть раз нахамишь кому-то из учителей… Словом, не говори потом, что я тебя не предупреждала

— Хорошо, не буду.

–Не будешь — что?

–Не буду говорить, что ты меня не предупреждала…

Вскоре после этого Ирина Петровна уволилась — как и обещала. Кто после нее преподавал у нас историю — я даже не помню…

Зато, я думаю, пришло время вспомнить, как я познакомилась со своей «классной мамкой» Мариной Сергеевной. Той самой, с которой я теперь работаю в одной школе, с которой мы вместе пьем кофе на переменах и вспоминаем мои «школьные годы чудесные».

По своему учительскому опыту, я хорошо знаю: новоиспеченным пятиклашкам, как никому, нужна твердая рука. Иначе, оказавшись после тесной началки на просторах «большой» школы, вкусят непривычно-сладостной свободы — и привет.

Самая я, получая классное руководство над пятиклассниками, обычно первые несколько месяцев хожу за ними по пятам. Шаг влево-шаг вправо — расстрел.

Потому что хорошо помню свой пятый класс. Я думаю, многих неприятностей удалось бы избежать, попади мы сразу в надежные руки.

В начальной школе (я уже говорила) у нас была прекрасная учительница. Она не только хорошо преподавала, но и классным руководителем была отличным. Во всяком случае, проблем с дисциплиной никогда не возникало. Помнится, она даже двойки за мое ужасное поведение ставила редко. И замечания в дневник писала, только если совсем караул. Как-то получалось навести в классе порядок и без двоек.

Зато когда мы пришли в пятый класс, классным руководителем у нас оказалась пожилая, уставшая женщина предпенсионного (или уже пенсионного) возраста. Так или иначе, на пенсию она с нашей помощью ушла раньше, чем планировала. После двух месяцев классного руководства.

Я ее даже не запомнила. Ни как ее звали, ни какой предмет она вела.

Вместо нее нам дали учительницу географии, добродушно-флегматичную Нину Георгиевну — ту самую, на уроках которой я научилась спать с открытыми глазами. Она, к счастью, быстро, поняла, что с ее темпераментом за нами не угнаться. И от классного руководства отказалась через месяц.

Потом у нас какое-то время не было классного руководителя…Или были временные. Но на добровольной основе никто вешать ярмо на шею не хотел.

Дошли слухи, что в учительской чуть ли не жребий кидали. Чья очередь на гаупвахту, классруком в 5-В? Нас это забавляло, если честно. Надо же — учителя нас боятся! О какие мы крутые!

Позже я узнала, что директор и в самом деле предлагал или жеребьевку, или в рулетку сыграть: кто пойдет в 5-В постоянным классруком? Ну где это видано — класс второй месяц без хозяина?

Трудно даже представить, до какой степени могут разболтаться пятиклассники, на протяжении двух месяцев предоставленные сами себе.

.И если кто-то из учителей в октябре месяце еще позволял себе смелые мысли: « а не попробовать ли свои педагогические способности и взять 5-В на перевоспитание», то к декабрю иллюзии улетучились без следа.

И как раз в декабре в нашей школе появилась Марина Сергеевна.

Новый человек, ни дня до нас не работавший в школе, уже в первый день своего прибытия стала нашей «классной мамой».

Причем сама попросила классное руководство! Что в данной ситуации было равносильно просьбе заполучить пулю в лоб.

Теперь, когда мы с Мариной Сергеевной работаем вместе, она обожает в учительской, за чашкой чая, рассказывать коллегам — учителям о моих школьных проделках. И в частности о том, как пришла устраиваться в нашу школу. Свой первый диалог с директором и завучем она рассказывает по ролям настолько искрометно — что в голове моментально возникает живая картина.

Итак, молодая энтузиастка, возрастом двадцати пяти лет, с горящими глазами и горящим сердцем Данко, педагог-романтик, мечтающий сеять разумное — доброе — вечное, устраиваясь в школу математиком-предметником, попросила, чтобы в ее руки дали класс. И добавила: чем сложнее, тем лучше, я с трудными подростками работать люблю!

Директор от такого предложения аж поперхнулся.

–Вы точно с трудными подростками работать любите?

— Конечно!

–Тогда отлично. На ловца и зверь бежит. У нас как раз есть класс, который никто из учителей брать не хочет.

–Да нет! Она с ними не справится! — авторитетно заявила Ольга Борисовна. — Тут опытные преподаватели отказались от этого класса. А Вы им молодую девчонку хотите дать. Она же уволится на следующий день!

Однозначно, такое недоверие задело Марину Сергеевну для глубины души.

— Какой класс хоть? И на фига вы тут держите учителей, которые с малолетками справиться не могут? Что значит — отказались?

–Пятый, — растерянно пробормотала Ольга Борисовна, явно не ожидавшая такой отповеди от «молодой девчонки».

–Пятый???? Вы шутите? Какие там могут быть трудные подростки в? Это же малыши еще!

–Ну знаете, я бы на Вашем месте так не говорила, — Ольга Борисовна с трудом начала приходить в себя. — Там класс очень сложный.

— Чем он сложный? Болтают что ли, на уроках? В школьном туалете курят? Или кого-то из учителей уже успели зарезать?

–Да просто там девчонка одна у них есть….-Ольга Борисовна окончательно растерялась. — Которая мало того, что сама неуправляемая, так еще и весь класс дезорганизовала.

–Дезо…что? Девчонка — пятиклассница? Это из — за нее от классного руководства отказываются?. — Марина Сергеевна повернулась к директору. — Я на вашем месте поувольняла бы их всех к чертовой матери. Дожили — с сопливой девчонкой справиться не могут. Дать ей пару раз по шее — мигом станет шелковой!

–Бесполезно, — обреченно махнула рукой завуч.

— Что значит-бесполезно? — удивилась Марина Сергеевна. — Семья, что ли, асоциальная? Родители алкоголики? Наркоманы? И ваши учителя боятся, что их прирежут вечером в темном переулке?

–Да нормальная там семья, — заступился директор. — Папа — инженер на заводе, мама в соседней школе преподает английский. Внимательная такая, приходит всегда, интересуется…побольше бы таких родителей..

–Каких родителей — побольше бы? Которые не могут своему ребенку объяснить, как вести себя нужно — чтобы учителям не приходилось от класса отказываться? Да я бы на месте этих родителей…Впрочем ладно. Хватит тратить время на разговоры. Где этот ваш 5-В?

–Ладно, коллега. Дерзайте. — Директор поднял кулак, изображая жест «но пассаран». — Я бы Вам за вредность доплачивал, да нечем. Даже молоко учителям не положено.

–Молоко для ваших коллег оставьте, — иронично заметила Марина Сергеевна, — которые не могут справиться с этой вашей звездой…как фамилия ее, кстати?

Теперь, когда Марина Сергеевна рассказывает это диалог в учительской, под дружный хохот коллег, я каждый раз думаю: жалко, что я не слышала этого тогда.. Потому что если бы услышала — прониклась бы любовью и уважением к своей «классной мамке» с первого дня.

А так — у нас с Мариной Сергеевной ушло несколько месяцев на выяснение того, кто хозяйка в классе: я или она.. И только к весенним каникулам пришлось признать: увы, не я.

Помню, как после знакомства с новоиспеченным классным руководителем ребята обступили меня.

–Ну, что? Как тебе эта? Будем ее слушаться или нет??

Для того, чтобы понять, стоит ли слушаться нового учителя или нет, нужно было определить, к какому типу он принадлежит. Если вроде нашей первой учительницы, которая была строгой и справедливой — то скорее слушаться, чем нет. Если вроде добродушной, но скучной Нины Георгиевны — скорее нет, чем да. Ну а если вроде бывшей учительницы истории, Ирины Петоровны или завуча Ольги Борисовны — однозначно нет.

Я пыталась понять, к какому типу относится Марина Сергеевна — и не могла. Она не походила ни на одного из учителей, с которыми мне приходилось сталкиваться. И тем не менее — она мне нравилась.

Необычная. Яркая. Энергичная. Веселая. Как говорится — с огоньком.

— Не знаю, ребят…пока не разобралась.

В общем, приглядывались мы к новому человеку. А она к нам.

–Окунева — это ты, что ли? — спросила меня Марина Сергеевна, когда мы собирались домой.

–Ну да. А что? — я насторожилась. Не понравилась мне как-то ее интонация

–Мда, — Марина Сергеевна презрительно скривила губы. — И с этой малявкой никто в школе справиться не может? — и, посмотрев в мои округлившиеся от удивления глаза, добавила. Если мне хоть один человек в школе пожалуется на твое поведение — по стенке размажу. Поняла?

А вот это было зря. Я очень не любила, когда мне угрожали. Тем более, было непонятно, за что нужно «размазывать по стенке», если я ничего плохого еще не сделала.

«Очередная истеричка ненормальная» — подумала я. И собрав одноклассников на школьном крыльце следующим утром, объявила:

–Эту дуру мы слушаться не будем — однозначно.

Что мы и решили доказать: на первом же уроке Марины Сергеевны.

Пока кто-то из одноклассников решал задачу у доски, мы с друзьями демонстративно громко разговаривали, перебрасывались записками, смеялись — в общем делали все то, что делали на нелюбимых уроках.

–Ты чем занимаешься? — услышала я у себя над головой звонкий голос Марины Сергеевны.

— Это не Ваше дело, — бойко ответила я. — Чем хочу, тем и занимаюсь.

В следующий момент властная рука вытащила меня из-за парты:

–Я ведь предупреждала тебя: попробуешь только пикнуть у меня на уроке — убью!

— Пустите! Вы не имеете права! — возмутилась я.

— Я сейчас покажу тебе, где твои права! — Марина Сергеевна встряхнула меня за шиворот.

Одноклассники настороженно наблюдали за этой сценой. Некоторые начали хихикать. Остальные напряженно ждали, как я отреагирую на нападение. В большинстве случаев, в баталиях с учителями мне удавалось одерживать верх — поэтому одноклассники всегда слепо шли за мной, как за поводырем. Теперь они наблюдали за нашей стычкой с Мариной Сергеевной — и не знали, за кем из нас следовать. Тем не менее, до конца урока воцарилась непривычная для нашего класса тишина.

–Мне кажется, — спросила я у мамы вечером, — или учитель все же не имеет права трясти меня за шиворот и угрожать, что размажет меня по стенке?

— Это ты о ком?

–О новом классном руководителе.

— И что у тебя с ней произошло?

–Да в том-то и дело, что ничего…ну почти ничего…на уроки математики я сказала, что это не ее дело, чем я занимаюсь.

–Опять ты за свое? Ладно, — мама вздохнула, — приду завтра, разберусь.

–Ага…это Вы — мама той самой девочки, из-за которой учителя на работу ходить отказываются? — радостно воскликнула Марина Сергеевна, когда мама на следующий день пришла в школу. — Я сама хотела Вас в школу вызвать, но, как говорится, на ловца и зверь бежит. И как же Вы допустили то, что Ваш ребенок тут всю школу в страхе держит? Вы же сама — учитель!

Мама, чуть ли не с самого моего рождения привыкшая к постоянным жалобам окружающих на мое поведение, спокойно ответила:

–Я прекрасно Вас понимаю. С тридцатью мальчишками-хулиганами проще справиться, чем с одной такой девочкой. Но что поделаешь? Не убивать же ее, в самом деле!

— Честно? Была бы она моей дочкой — убила бы уже давно! — эту фраза была произнесена Мариной Сергеевной с такой экспрессией, что мама не смогла удержаться от смеха.

–Охотно верю. Но думаю, со временем вы прекрасно поладите. Хотя мне кажется, кричать на ребенка не стоит, а угрожать запугивать — вообще бессмысленно.

— Что значит не стоит? — возмутилась Марина Сергеевна. — Если мне Ваша дочка еще раз скажет: «не ваше дело, чем я занимаюсь на уроке» — я и кричать не буду. Сразу врежу! И можете на меня не обижаться потом!

–Не буду обижаться, — согласилась мама. — Но бить ее тоже бесполезно.

–Обалдеть! Нет, ну я первый раз в жизни вижу таких родителей! Кричать не стоит, запугивать нельзя, бить бесполезно! Вы куда смотрите вообще? Слушайте, а давайте я Вашего ребенка возьму на воспитание, хоть на неделю! Я мигом из нее человека сделаю!

Мама снова рассмеялась, Марина Сергеевна, не выдержав, рассмеялась следом. И беседа, обещавшая быть очень серьезной, приобрела вполне дружеский оттенок.

–Ну ладно. Шутки — шутками, но если в пятом классе с ребенком никто справиться не может, что же дальше будет? — спросила Марина Сергеевна, решив повернуть разговор в нужное русло..

–Да ничего плохого дальше не будет, — уверенно сказала мама.

–Это почему Вы так уверены?

–Потому что — никогда нельзя думать о том, что из ребенка вырастет что-то плохое.

Этот диалог Марина Сергеевна тоже обожает сегодня пересказывать в учительской. Фразы «была бы моя — давно бы убила» и «давайте я возьму ее на первоспитание» уже давно стали нарицательно — анекдотичными.А вот про то, что «нельзя думать о том, что из ребенка вырастет что-то плохое» — Марина Сергеевна обычно повторяет без улыбки.

— Да, наверное, и в самом деле, в детей нужно верить.. Но с другой стороны, — гордо добавляет она, показывая на меня, — это же я из этой несносной девчонки человека сделала!

Попытки Марины Сергеевны сделать из меня в школьные годы «человека», носили весьма эксцентричный оттенок.

Так, например, выйдя из учительской, где учителя наперебой жаловались на «ужасный 5-В», она остановила меня в коридоре и грозно поинтересовалась:

–И долго ты будешь продолжать класс баламутить?

— А что? — я презрительно посмотрела на классного руководителя, словно решая, стоит ли вообще снисходить до разговора с ней.

Проигнорировав мой провокационный взгляд и нагловатый тон, Марина Сергеевна встряхнула меня за шкирку:

–Я из тебя эту дурь выбью, обещаю! Я из тебя человека сделаю! Хорошая девчонка — а ведет себя так, как будто по ней спецшкола плачет!

Тут, честно говоря, я растерялась. Конечно же, я была уверена, что никто из учителей не имеет права мне угрожать и, тем более, трясти за шкирку. Но, в то же время, в школе никто, никогда не называл меня «хорошей девчонкой». Чем — то это напомнило мне маму с ее словами: «ты ведь умная, хорошая девочка, не делай глупостей».

К слову, на уроках самой Марины Сергеевны было интересно. Она была одной из немногих учителей, которая, увидев, что работаю я намного быстрее своих одноклассников, давала мне задания повышенной сложности. Поэтому на безобразия на уроке математики времени не оставалось.

Зато было много других скучных уроков.. Учителя-предметники, не справляясь с нами, жаловались Марине Сергеевне. Но сентенции классного руководителя, направленные на то, чтобы призывать нас к порядку, мы встречали ухмылкой: «что хотим — то и делаем». И демонстрировали, что мы — сами себе хозяева.

— Может, мы Марину Сергеевну все-таки будем слушаться? — спрашивали у меня одноклассники. — Она вроде ничего, нормальная…

— Кто — нормальный? — я презрительно присвистывала. — Орет, как сумасшедшая. Думает, мы бояться ее будем, как же!

На самом деле, мне уже тоже расхотелось воевать с новым классным руководителем. Ну орет, ну угрожает, ну за шиворот может встряхнуть — и что? Зато от души. В отличие от других учителей — Марина Сергеевна не была к нам безразличной.

Однако свои позиции я пока сдавать была не готова. И продолжала подбивать одноклассников на то, чтобы нарушать школьную дисциплину на каждом шагу.

Так, в один прекрасный мы решили прогулять урок. Сейчас уже не вспомню, какой именно это был урок, почему мы решили его прогулять — и вообще кому в голову пришла эта светлая мысль. Скорее всего, мне. У остальных на такое смелости бы не хватило. Особенно на то, чтобы прогуливать урок в открытую, в коридоре, на глазах у разгневанного завуча:

–5 В, вы что себе опять позволяете?!

–Что хотим, то и позволяем. У нас свободная страна!-развязно заявила я, под дружный хохот одноклассников.

Завуч сначала покраснела, потом побледнела, потом снова покраснела — и ушла искать нашего классного руководителя. По — видимому, почувствовав, что ей с нами не справиться.

Марина Сергеевна, увидев свой класс сидящим в коридоре на подоконниках во время урока, не особо удивилась и не растерялась. Не зря ведь она мечтала работать с трудными подростками!

–5В, даю вам ровно минуту, чтобы вы заняли свои места в классе. Если через полторы минуты вас там не окажется — вечером позвоню родителям.

И так она это спокойно и уверенно сказала, что одноклассников и след простыл.

В общем, все отправились на урок — а я осталась сидеть на подоконнике.

— Ты еще здесь? — грозно спросила Марина Сергеевна.

— А я на урок не пойду, — нагло сообщила я, поудобней устроившись на подоконнике и закинув ногу за ногу. — Можете звонить моим родителям — мне все равно ничего не будет.

Сказала — и тут же поняла, что хватила через край.. Во-первых, я мне не хотелось продолжать войну с классным руководителем. Во-вторых, я обещала маме не прогуливать уроки. В третьих, мне и самой прогуливать особо не хотелось. И вообще, я сама плохо понимала, с какой целью я подбила одноклассников на очередной саботаж.

.Словом, в тот момент мне стало очень не по себе.Но не показывать же было свою слабость классному руководителю! Которому тогда я еще не доверяла.

Наверное, Марина Сергеевна, в своих мечтах о работе с трудными подростками, недооценила масштаб проблемы. Такой откровенной наглости она не ожидала даже от меня. Поэтому, с трудом сохраняя самообладание, пригрозила, что если я через минуту не пойду на урок, то она отлупит меня собственноручно — раз уж моим родителям до меня дела нет.

В ответ я отреагировала мгновенно — так, как привыкла реагировать обычно на учительские угрозы

–Кто? Вы? Да Вы меня не то, что бить — даже и близко подходить не имеете права!

Наверное, на этом стоило бы остановиться. Но я решила — погибать, так с музыкой. И добавила с торжествующей интонацией:

–Вы мне — никто! Поэтому Вас я слушаться не буду!

После чего я предпочла все же слезть с подоконника и удалиться. Не потому, что испугалась. Просто не хотела, чтобы Марина Сергеевна видела, как мое лицо заливает краска стыда.

Что дальше было в тот день — помню смутно. Запомнилось, что когда моя мама пришла в школу, Марина Сергеевна кричала в своей традиционно — экзальтированной манере: «Забирайте ее куда хотите — хоть дома сами учите, хоть в интернат для трудных подростков отдайте, но чтоб глаза мои ее больше не видели!», завуч в очередной раз рассказывала о том, что по мне плачет колония, а директор разводил руками и просил мою маму: « Ну сделайте уже хоть что-нибудь! Если так дальше пойдет, из-за вашего ребенка скоро в школе учителей не останется!»

Когда дома мама взяла ремень со словами «всему должен быть предел, в том числе и твоей наглости», — я лишь плечами пожала: бей, заслужила.

«Все — таки есть вещи, которые я не могу объяснить даже сама себе, — грустно размышляла я. Ну, например, зачем нужно было сегодня прогуливать урок. Вот в случае с уроками Ирины Петровны это было понятно и объяснимо. А сегодняшняя ситуация — обыкновенная глупость. И одноклассники мои тоже хороши…ходят за мной, как загипнотизированные, думают — раз Машка такая смелая, что уроки прогуливает, то чем мы хуже? Да никакая я не смелая — ,просто не всегда могу остановиться вовремя. Ну к чему была моя сегодняшняя бравада? Если бы я могла, как другие дети, слушаться учителей, всем бы было проще. А так…Вот мама не хочет меня наказывать, а приходится — ведь сколько раз она до этого меня просила не делать глупостей…Нет, все-таки зря мама считает меня умной и хорошей девочкой…»

Мама, естественно, через некоторое время пришла, чтобы меня успокоить. Вытерла мне слезы, обняла и попросила больше так себя не вести…естественно, в очередной раз напомнив о том, что я хорошая, умная девочка.

Не удержавшись, я спросила:

–Если я правда такая хорошая, как ты говоришь — зачем же ты меня бьешь?

Нужно отметить, что с того момента, как я озадачила маму этим вопросом — больше она меня не била. Ни разу.

— Я переживаю за тебя. Иногда боюсь даже представить, как далеко ты способна зайти, если тебя не остановить вовремя.

–Я стараюсь вести себя лучше. Просто у меня не всегда получается…

–Я знаю, солнышко.

Мама погладила меня по голове и добавила:

–А перед Мариной Сергеевной, я думаю, тебе стоит извиниться. И честно говоря, я не понимаю, зачем ты с ней воюешь. Она, конечно, бывает излишне эмоциональной, — тут мама улыбнулась, — но видно, что относится к тебе хорошо и искренне переживает за тебя.

На следующий день я с тяжелым сердцем подошла к Марине Сергеевне. Хотя я с детства умела признавать ошибки, отвечать за свои поступки и достойно принимать наказания — в этот раз просить прощения мне было тяжело, как никогда в жизни.

Справившись с волнением, я обратилась к классному руководителю:.

–Мне очень стыдно за мое вчерашнее поведение. Постараюсь, чтобы такого больше никогда не повторилось.

Марина Сергеевна подняла на меня глаза.

–Что? Досталось, небось, вчера?

Я пожала плечами:

— Вообще мама меня редко наказывает. Но вчера она сказала, что всему должен быть предел, в том числе и моей наглости.

Я думала, после такого моего признания учитель возликует. Подумает, что справедливость восторжествовала, и наконец — то нашелся кто-то, кто сумел поставить на место эту несносную девчонку.

Но, на удивление, в глазах Марины Сергеевны отразилось неподдельное сочувствие:

–Ну и зачем тебе все это было нужно? Хорошая, умная девчонка, а вытворяешь не пойми что.!

И тут я почувствовала, что сейчас расплачусь. Во-первых, потому, что никто, кроме мамы, не называл меня хорошей, умной девочкой. Во-вторых, вопрос «зачем тебе это было нужно?» был словно соль на рану…если бы я сама знала, зачем!

Я в детстве очень редко плакала, при посторонних — вообще никогда. А уж показать свою слабость учителю,принадлежавшему к вражескому лагерю — это было равносильно концу света. Однако Марина Сергеевна вовремя заметила, что мои глаза предательски заблестели и спасла меня от «грехопадения»

–Останься после уроков. Поговорим.

Если бы мне накануне кто-то сказал, что я в течение часа смогу изливать душу учителю, которого считала врагом — я бы не поверила. И уж точно не подумала бы, что учитель может выслушать внимательно, — с искренним интересом и сопереживанием. Не перебивая и не читая очередную нотацию на тему: «как тебе не стыдно»

— Вы думаете, я так себя веду, потому что я смелая? Это неправда. Мальчишки наши — дураки, раз так считают. И пытаются за мной все повторять зачем-то. На самом деле мне очень не по себе, когда меня ругают. А в школе меня ругают все время, почти на каждом уроке…Я знаю, что на уроках нужно сидеть тихо, не разговаривать, не мешать другим — только у меня так не получается. Поэтому учителя меня постоянно оскорбляют, говорят, что по мне плачет колония, что меня надо отправить в спецшколу, что мной не занимаются родители — а это ведь неправда! Родители меня очень любят, и я их очень люблю. Мама не хочет меня наказывать, но что ей еще остается? А потом она жалеет меня, говорит, что я умная и хорошая девочка, просит больше не делать глупостей….но если бы я и вправду была умной, я бы не совершала поступков, за которые мне очень стыдно…

Знаешь, — сказала Марина Сергеевна, выслушав меня. — Я вот уже который месяц смотрю на тебя и думаю: почему у нас не существует школ для одаренных детей? Конечно, при том, что ты решаешь в пятом классе задачи для седьмого, и по английскому произведения в оригинале читаешь, тебе здесь на уроках и делать особо нечего.

— Некоторые учителя дают мне дополнительные задания. Но большинство говорит, что нужно просто тихо сидеть и другим не мешать….А я так не могу..

–Да я знаю, что не можешь, — засмеялась Марина Сергеевна. — Зато что у тебя хорошо получается — это управлять классом лучше любого учителя! Вырастешь, закончишь институт — и обязательно иди работать в школу! У тебя талант педагога — это уже сейчас видно.

— Ага. Буду детей учить плохому, — вздохнула я. — Говорю же: мальчишки наши — дураки. Сами ни до чего додуматься не могут, зато за мной все что угодно повторяют. А потом плачут: «Мы не виноваты, это нас Машка научила!».

–Это точно. Мальчишки, в отличие от тебя, за свои поступки отвечать не умеют. Чуть что в слезы, « я больше не будууу» — а на следующий день все то же самое. Но ты зря думаешь, что только плохому одноклассников учишь. Благодаря тебе, и класс у нас очень дружный, и помогают все друг другу, и не обижают никого.

— А я здесь причем?

–Еще спрашиваешь? Это ведь ты слабых детей в обиду не даешь. И помогаешь одноклассникам всегда. Ну, а остальные с тебя пример берут. Нет, я серьезно говорю–после школы поступай в педагогический, а оттуда — снова к нам. Нам хорошие учителя нужны!

–Хорошо, — я снова вздохнула. — Постараюсь. Если меня до этого времени не отправят в спецшколу или в интернат для трудных подростков.

–Глупостей не болтай! — разозлилась Марина Сергеевна. — В этой школе учителя вообще работать не умеют, и ума хватает только на то, чтобы спецшколой запугивать.Поувольняла бы всех к черту! Так что можешь забыть все, что они тебе говорили. Я же пообещала, что из тебя человека сделаю! Но честно говоря — я сама тебя иногда понять не могу. Такое впечатление, что руки у тебя сами по себе, ноги сами по себе, а голова вообще непонятно где.. И остановиться ты никогда не можешь вовремя.

–Да, это точно…Делаю глупости — а сама потом жалею.

Так может — тебе помощь нужна? — великодушно предложила Марина Сергеевна. Давай, в следующий раз, когда ты разойдешься, я тебя по затылку буду бить, что ли? Не возражаешь?

И так искренне и по-доброму это прозвучало, что я не выдержала и рассмеялась:

–Не возражаю. Можете бить, если нужно.

После того, как я признала Марину Сергеевну полноправной хозяйкой нашего класса, стало легче. Все-таки сильный и добрый классный руководитель был нам необходим.

Не все, конечно, было гладко. Моя неспособность сидеть на месте и постоянная тяга к приключениям часто толкала на необдуманные поступки и экстремальные развлечения. А одноклассники, естественно, шли следом за мной.

Так, например, здание школы было построено так, что два корпуса были трехэтажными, а один — двухэтажным. И на крышу двухэтажного корпуса запросто можно было вылезти из окна третьего этажа. Таким образом, мы начали прогуливать уроки, забравшись на эту самую крышу. На глазах у разгневанного завуча, которая, естественно, видела нас из окна третьего этажа — но не лезть ей же было за нами? И это добавляло веселья.

Когда за этим развлечением нас увидела Марина Сергеевна, то терпеливо дождалась, когда мы влезем обратно. После чего, схватив меня за шкирку, орала на всю школу: « Упадешь с крыши — а мне отвечать! Я из-за тебя не хочу в тюрьме сидеть — у меня ребенок маленький!»

Я тоже не хотела, чтобы Марина Сергеевна из-за меня садилась в тюрьму — поэтому лазить на крышу мы перестали. Правда, через пару дней, когда наша классный руководитель увидела меня, висящей на пожарной лестнице, она орала, что сейчас убьет меня своими руками, и за это согласна даже в тюрьме отсидеть. Про собственного маленького ребенка она, очевидно, в тот момент забыла.

–Я из тебя дурь выбью! И человека из тебя сделаю!!!-кричала Марина Сергеевна, встряхивая меня за шкирку.

В следующий раз, когда мы устроили очередное бесчинство на уроке, и Марине Сергеевне долго пришлось выслушивать, что думают коллеги о 5-В классе, она вышла из учительской, раскрасневшаяся от гнева, и решительно направилась ко мне:

–Все, Окунева! Терпение мое закончилось, — объявила она, привычным движением схватив меня за шкирку. — На этот раз даже маме твоей звонить не буду — сейчас сама возьму ремень и тебя побью!

— Ладно, — согласилась я. — Можете бить. Заслужила.

Обескураженная такой покорностью, Марина Сергеевна отпустила меня — и некоторое время задумчиво разглядывала.

–Да нет, — произнесла она, наконец. — Я тебя, пожалуй, бить не смогу. Худенькая слишком. Пусть тебя твои родители откормят для начала — а потом воспитывать начнем.

Был еще эпизод, когда мы решили повторить былой подвиг, прогуливая урок в коридоре, сидя на подоконнике и флегматично отвечая разгневанному завучу:

–Ну что вы кричите? Еще пять минут — и мы пойдем.

Зачем мы это делали — до сих пор понять не могу. Скорее всего, нас забавляло то, что завуч, не смотря на громкие заявления и пафосные угрозы, на самом деле ничего поделать с нами не может.

Подошла Марина Сергеевна — и всех как ветром сдуло. Кроме меня, естественно. Потому что я никогда не умела остановиться вовремя.

–И долго ты собираешься тут стоять? Или мне тебе напомнить, что будет, если я маме про твои подвиги расскажу?

–А что будет? Да ничего мне не будет! — небрежно пожала я плечами. И в этот момент, Марина Сергеевна, решив сдержать свое обещание, ощутимо треснула меня по затылку:

–Ты опять за свое?!

— А? Что? — растерянно переспросила я, хлопая глазами от неожиданности.

–Ты опять за свое, я тебя спрашиваю?! В предыдущий раз мало получила?

–Ладно, — миролюбиво согласилась я, слезая с подоконника. — Простите, больше не буду. Только маме не звоните, пожалуйста.

-Ты мне условия не ставь. Марш на урок!!!

При этом, как я узнала позже, Марина Сергеевна всегда заступалась за меня перед другими учителями.

–Вы же видите, что эта девочка по знаниям сильно опережает одноклассников. Вот у нее и остается время на баловство. Загрузите ее чем-нибудь, дополнительные задания дайте.

— Еще чего! Ремня ей надо — а Вы говорите, задания дополнительные!

— Ремня ей, конечно, тоже бы не помешало, за безобразные выходки, — соглашалась Марина Сергеевна.-Но посудите сами: ребенок на математике в пятом классе решает задачи для седьмого. На английском читает в оригинале Люиса Кэррола, когда половина класса толком букв не знает. Учебник истории она прочитала еще до начала учебного года. И что прикажете ей делать на уроках?

–И что? Ей родители дома не объяснили, что если выполнила задание, не нужно мешать другим? Пусть тогда учат ее дома сами! А у нас в классе тридцать человек. Что нам теперь, подстраиваться под каждого?

–Ну вы как хотите, — пожимала плечами Марина Сергеевна, — но лично я думаю, что за этого ребенка стоит бороться.

Так что моя «классная мамка» боролась за меня всеми доступными ей методами: ходила за мной буквально по пятам, чередовала душеспасительные разговоры со встряхиванием меня за шкирку. А еще каждый день докладывала маме о моих хулиганских выходках.

Маме, естественно, каждый раз приходилось решать практически гамлетовскую дилемму «бить или не бить». Обычно она выбирала второй вариант, но, очевидно, после долгих колебаний. Все же мама была «правильным», строгим учителем, которую все ученики в школе слушались с одного движения брови. Поэтому у нее в голове с трудом укладывалось, как собственный ребенок может срывать уроки, или, хуже того прогуливать эти самые уроки на школьной крыше.

— Ну как ты до такого додумалась, объясни!

–-Сама не знаю, — честно отвечала я.

–Ты вообще понимаешь, что за такое поведение я должна взять ремень и тебя отлупить?

–Да, понимаю. Можешь бить. Заслужила.

После минутного раздумья, с тяжелым вздохом:

–Ладно…Сделаю вид, что я о твоих подвигах ничего не узнала.

Естественно, когда мама приходила в школу, на нее обрушивалась лавина гнева моих учителей, во главе с завучем, Ольгой Борисовной.

–Вы ее упустили!

–Как Вы такое допустили?

–Ребенок в одиннадцать лет никого из взрослых и в грош не ставит — что же вы дальше будете делать?

–Вы же сама учитель! Как же Вам чужих детей доверяют, если Вы со своим ребенком справиться не можете!

–Мы письмо напишем по Вашему месту работы! Сообщим о Вашей профнепригодности!

И так далее.

Что на это отвечала мама — я не слышала; как правило, во время подобных разговоров она просила меня подождать за дверью. Что тоже вызывало негодование учителей:

–Нет, нет! Пусть останется! Пусть послушает! Пусть, в конце-концов, объяснит, почему она так себя ведет!

–Незачем ребенку присутствовать при разговорах взрослых, — твердо отвечала мама.

Впрочем, как-то раз мне удалось подслушать диалог с завучем.

–Я больше двадцати лет работаю в школе, — убеждала маму Ольга Борисовна. — Но поверьте, такого ужасного ребенка я еще не видела!

–У кого ужасный ребенок? У меня? — иронично поинтересовалась мама. — У меня прекрасный ребенок. А вот Вам я бы посоветовала работу сменить.

–Что?! — взорвалась Ольга Борисовна. — Вы мне еще указывать будете?! Вы лучше бы своего ребенка научили, как вести себя нужно!

–Но Вы ведь не любите детей, — спокойно ответила мама. — Зачем же тогда работать в школе?

Кажется, после этой беседы завуч больше мою маму в школу не вызывала. Да и на меня махнула рукой.

–Если родители не хотят воспитывать своего ребенка, — пафосно заявила Ольга Борисовна на ближайшем учительском совещании. — То мы бессильны. Ну что ж… — добавила она со скорбной интонацией. — Мы как-нибудь этого ребенка выучим, так и быть..И не таких учили…А родители потом сами всю жизнь будут плакать!

–Глупости не говорите, — заступилась Марина Сергеевна. — Нормальные там родители. И девчонка хорошая. Правда, экстремальная очень…

— Ну вот, о чем и речь, — подхватывали другие учителя. — Что ее ждет с такими экстремальными наклонностями? Через год начнется: алкоголь, сигареты, наркотики…ну а потом…

–Хватит каркать, — грубо обрывала Марина Сергеевна. — Я сказала, что сделаю из нее человека — значит, сделаю.

Впрочем, со временем я начала вести себя лучше. Не хотелось маму подводить, да и Марину Сергеевну тоже. В конце — концов, они в один голос уверяли меня, что я — умная девочка, а ходить в школу для того, чтобы воевать с учителями — это слишком глупо. И с этим трудно было не согласиться.

Правда, и в дальнейшем со мной происходили разные эксцессы: вроде курения на крыльце школы или попытки залезть по дереву в учительскую, чтобы стащить классный журнал по просьбе двоечников-одноклассников. Было еще много разных мелких хулиганств, — впрочем, не особо запоминающихся.

А запомнилось мне другое.

Как-то (это был класс седьмой, наверное) на перемене я застала своего друга Дениса в коридоре, в слезах.

— Чего ревешь? — небрежно поинтересовалась я. Сама я в школьные годы не плакала почти никогда, поэтому слезы одноклассников (особенно мальчиков) вызывали у меня презрительное недоумение. Небось, натворил что-то, родителей в школу собираются вызывать — и что? За свои поступки отвечать надо.

— По английскому опять двойка. Меня дома убьют!

— И правильно сделают, — я пожала плечами. — К урокам готовиться нужно. Тогда и убивать тебя никто не станет.

— А как готовиться? Вы с пятого класса английский учите, а я в шестом к вам пришел! А в старой школе мы учили немецкий. И учитель здесь так объясняет, что я ничего понять не могу.

–Вот это да. Ты Ирине Ивановне говорил, что ты раньше не учил английский?

–Говорил, пожал плечами Денис. — Она сказала: «то, что ты не учил язык раньше, еще не повод не выполнять задания». А как я могу их выполнять, если ничего не понимаю?

–Балда! — я хлопнула одноклассника по затылку. — Что же ты мне раньше не сказал? Я бы давно тебе помогла с английским.

–Да я как-то и не подумал об этом, — растерялся Денис. — Но теперь — все пропало: в четверти будет «двойка».

— Не будет, — пообещала я. — Я поговорю с Ириной Ивановной.

После уроков я подошла нашей учительнице английского языка.

— Ирина Ивановна, вы пока Денису не ставьте «двойку» за четверть. Он все исправит.

Учительница подняла на меня удивленные глаза:

–Окунева, ты вообще в своем уме? Со своими «двойками» разберись для начала! А то твой дневник стыдно даже в руки брать: что ни строчка — то замечание!

–Обязательно разберусь, — пообещала я. — Но дайте Денису возможность исправить оценку.

–А что ему теперь исправлять? — возмутилась Ирина Ивановна. — Он же всю четверть бездельничал — вот и результат. Как говорится: «любишь кататься — люби и саночки возить».

–А Вы разве не знали, — спросила я, — что Денис в предыдущей школе не учил английский? Что ему было сложно и непонятно? Почему Вы не помогли? Ведь Вы же — учитель!

–Ты мне еще указывать будешь! — взорвалась Ирина Ивановна. Лучше бы научилась нормально себя вести на уроках! А то каждый раз, выходя из вашего класса, учителя плачут и валерьянку пьют.

Ну и пусть плачут, — я презрительно пожала плечами. — Вам ведь все равно, когда плачет ребенок, которому Вы не хотите помочь и которому ставите несправедливые оценки.

–Выйди отсюда! Или я сейчас позову твоего классного руководителя!

После этого разговора я начала заниматься с Денисом, и за пару месяцев его удалось подтянуть с «двойки» до твердой «четверки».

— Ну вот видишь, — резюмировала Ирина Ивановна. — Можешь ведь, когда хочешь! А то рассказывал мне тут: я раньше английский не учил, я не понимаю!

–Так это меня Машка научила, — похвастался Денис.

— Надо же, — учительница презрительно скривила губы и обратилась ко мне. — Я была уверена, что единственное, чему ты можешь научить одноклассников — это уроки срывать и учителям грубить.

— Вообще-то это Вы должны были его учить, — хмуро ответила я, — а не просто ставить «двойки».

–Так, все. С меня хватит. Придешь завтра в школу с мамой.

И был еще один случай — и вовсе феерический.

Так, в восьмом классе к нам пришла учиться новая девочка. Правда, не в наш класс, а в параллельный «8-А».

К слову, «А» класс на тот момент считался «элитным»: состоял он, по большей части, из детей «владельцев заводов, газет, пароходов» (дело происходило в начале 90-х). Вроде бы этот класс был с экономическим уклоном, не помню…В общем, ученики 8-А щеголяли по школе своими модными нарядами и до общения с простыми смертными из 8-В не опускались. Собственно говоря, мы тоже не стремились общаться с ними. Более того, в нашем коллективе всегда жизнь кипела ключом, и мы вообще практически не замечали, что происходит в других классах. Из учеников параллели мы мало кого даже по именам звали.

Но на девочку эту я обратила внимание сразу. Она мне показалась очень тихой, очень грустной и очень одинокой. И на перемене стояла сама в сторонке.

«Странно как-то. Пришла новенькая в класс — и никто с ней не дружит. У нас в классе такого не бывает, — подумала я. — Нужно познакомиться с этой девочкой».

Но, поскольку в моей школьной жизни и так хватало событий, познакомиться нам удалось не сразу. И произошло это, когда я в один прекрасный день увидела эту самую девочку на школьном дворе, горько и безутешно рыдающую.

–Эй, подруга! Какая беда с тобой приключилась? — встревоженно спросила я, положив руку на ее плечо.

— Не твое дело! — девочка грубо сбросила мою руку со своего плеча.

Честно говоря, я растерялась. Сама я в детстве не плакала почти никогда. Мои друзья одноклассники могли плакать, если им грозило наказание за «двойку» или какое-нибудь хулиганство. Как правило, я их за это высмеивала. Считала, что за свои поступки полагается отвечать, и наказания принимать тоже нужно уметь достойно.

. Но тут, очевидно, дело было в чем — то более серьезном. Поэтому смеяться над девочкой мне совсем не хотелось. Я присела рядом с ней и обняла за плечи.

–Что тебе нужно от меня? — проговорила девочка сквозь злые слезы. — Поиздеваться? Как все они?

-Успокойся, — миролюбиво проговорила я. — Тебя как зовут?

–Таня…

–Маша, — я протянула девочке руку. Та перестала плакать и недоверчиво посмотрела на меня.

–Расскажешь, что случилось?

–Тебе какое дело? — огрызнулась Таня, впрочем, уже с меньшим запалом. — И чего ты ко мне привязалась вообще, а?

–Пытаюсь спасти школу от неминуемого потопа в твоих слезах, — я попыталась перевести разговор в шутку. Но, увидев, что Таня изменилась в лице, решила сменить тон разговора: — Я могу тебе чем-то помочь?

И тут плотину прорвало:

–Они ненавидят меня! — в отчаянии закричала Таня. — Все! Все! Все! Они издеваются надо мной! Я не могу больше ходить в школу! Я не хочу жить! Не хочу!

И девочка залилась таким потоком слез, которые, казалось, остановить было невозможно.

–Ерунда какая-то. — произнесла я наконец, когда Таня, обессилев от слез замолчала. — Все не могут тебя ненавидеть. С чего тебе это вообще в голову пришло? Тебя какой-то придурок в классе обозвал, а ты решила, что тебя ненавидит весь мир?

–Какой-то придурок? Обозвал? Они каждый день обзывают меня все. Толкают, ставят подножки! Швыряют мои вещи! Демонстративно зажимают нос, если я прохожу рядом!

— Что это за сборище дебилов? — удивилась я.

–Это мои одноклассники…

Честно говоря, я была поражена. В нашем классе дети были отнюдь не ангельского поведения — но никто никого никогда не обижал. Впрочем, вспомнила: был эпизод еще в начальной школе. В третьем классе. К нам пришла новенькая девочка, похожая на эту самую Таню. Тихая, спокойная. Я хотела с ней познакомиться поближе, но не знала, как. И не придумала ничего лучшего, как выбросить за окно ее пенал. Думала — сейчас девочка выбросит следом мой пенал, или даст мне по шее, или пожалуется учительнице. А Светка — так звали девочку — начала плакать. Так же горько и безутешно, как сейчас Танька. Я тогда растерялась: сама в детстве я не плакала почти никогда, и что делать, когда плачут другие, не очень понимала. Поэтому, обозвав для приличия Светку «ревой-коровой», полезла доставать ее пенал.

Однако мои одноклассники, для которых я всегда была безусловным лидером, тут же подхватили волну: начали Светку обзывать, дразнить и прятать ее вещи.

Честно говоря, мне это не понравилось. Но и я продолжала обижать новенькую — уже по привычке.

К счастью, учительница вовремя заметила и быстро погасила начинающееся безобразие. Со всеми учениками очень строго поговорила, а мне велела прийти на следующий день с мамой. Дома, естественно, тоже состоялся очень серьезный разговор, и помнится, мама сказала тогда: «Я тебя очень люблю — но других детей обижать не позволю». После чего я взяла Светку под свою защиту, и мы с ней стали близкими подругами. И других детей я с тех пор тоже в обиду не давала. Если кто-то из моих одноклассников пытался грубо подшутить над другим, то непременно получал от меня подзатыльник, со словами: « У нас дружный класс, и обижать друг друга здесь запрещено». Ну, а поскольку одноклассники меня всегда слушались, то подобных ситуаций (как тогда, со Светкой) больше не возникало.

Все это промелькнуло у меня в голове, когда я успокаивала безутешно плачущую Таньку.. Мы тогда издевались над Светкой не со злости — просто по глупости. И хорошо, что рядом оказались взрослые, которые сразу же остановили это безобразие. А учителя в Танькином классе? Неужели они не видят, что происходят? Что они там — для мебели, что ли?

— Ладно, — хмуро сказала я. — С одноклассниками твоими я сама разберусь. Обещаю, что с этого дня они будут обходить тебя десятой дорогой. Но мне интересно, что обо всем этом думает классный руководитель вашего зверинца?

–Она говорит, что я сама виновата, — всхлипнула Танька.

–Что???

–Ну да…она и моим родителям так сказала: странная какая-то девочка у вас, ни с кем дружить не хочет, всех сторонится. У нас мол, дружный класс — только Таня ваша не хочет вливаться в коллектив.

— Вот значит, как? — я резко поднялась со скамейки.

–Маша! Что ты собираешься делать? — испуганно спросила Таня.

–А вот это уже не твое дело. Иди домой, и ничего не бойся. Обещаю, что больше тебя в этой школе не обидит ни одни человек.

Честно говоря, я и сама не знала в тот момент, что собиралась делать. Просто чувствовала, как меня захлестывает ярость.

Это надо же….девочка горько рыдает на глазах у всей школы — а учителя проходят мимо, словно не замечая. Неужели это правильно?. Лично я в свои тринадцать лет уже понимала, что никто просто так не плачет, да еще так отчаянно. А взрослые — они не понимают, что ли? Почему никто не подошел к Тане, не спросил, что произошло, не предложил помощь?

Почему над девочкой можно издеваться — на глазах у учителей? Возможно, они этого и не видели…но в таком случае — зачем им вообще глаза?

И самое главное: почему в итоге виноватой оказалась сама Таня?

Значит, девочку можно сколько угодно безнаказанно обижать. Зато попробуй учителю грубое слово сказать, так они сразу рыдают, пьют валерьянку и кричат: «колония по тебе плачет», «на учет в детскую комнату надо», «без родителей завтра в школу не приходи»….И возмущаются еще: ученики нас не уважают, за людей не считают…

Естественно, мы таких учителей за людей не считаем.. Ведь разве они себя ведут — по — человечески?.

Все это пронеслось в моей голове, пока я поднималась к кабинету Таниного классного руководителя.

Елена Анатольевна, учитель биологии, очень гордилась, что в ее элитном «8-А» классе рекордное (по сравнению с параллелью)количество отличников. «И никаких проблем с дисциплиной, — гордо добавляла она, — не то, что в 8-В! Потому что у меня все — очень строго!».

В кабинете, я застала Таниного классного в тот момент, когда она предавалась задушевным беседам за чашкой чая с учительницей химии.

— Тебя стучаться не учили? — хмуро спросила Елена Анатольевна.

— В следующий раз — обязательно постучусь, — пообещала я, подсев к учительскому столу и небрежно закинув ногу за ногу.

— Тебе вообще-то сесть никто не предлагал!-возмутилась учительница. — И вообще — выйди отсюда.!Не видишь, мы заняты!

— Чем же это Вы так заняты? — язвительно спросила я. — Лучше бы, вместо того, чтобы чай пить, посмотрели, что в вашем классе происходит!

–Ты мне еще указывать будешь?!! Выйди, я сказала!

–А я сказала, не выйду. Конечно, не моего дело, а Вашего. Но Вам, почему-то все равно, что в классе дети издеваются над другими детьми.

–Если через минуту не выйдешь отсюда — завтра без родителей можешь в школу не приходить, — подключилась учительница химии. — Совсем обнаглела уже!

— Да, вот так! — продолжила я, проигнорировав угрозу. — Девочку обзывают «жабой», «вонючкой», швыряют на пол ее вещи, ставят подножки, толкают. Ее бьют — мальчики! Вы, как классный руководитель, считаете это нормальным?

— Глупости какие! Не бывает у нас такого! — Елена Анатольевна наконец подняла глаза от чашки с чаем. У нас дружный класс! Это в твоем «8-В» вечно не пойми что творится!

— Не бывает, говорите? А как же Таня, новенькая?

— А, эта… — учительница изобразила презрительную мину. — Да никто ее не обижает! Она сама странная какая-то!

–Что же в ней такого странного?

— Да она пришла к нам в этом году из другой школы — и ни с кем не дружит. Ото всех шарахается. Ни с кем не разговаривает. Я так думаю — она просто больная, и ей психиатр нужен.

Это было уже слишком. Почти не отдавая себе отчета в том, что я делаю — я поднялась со стула. А затем резким движением опрокинула чашку Елены Анатольевны на стол.

— Ты что делаешь????? — завопила учительница.

— А что Вы так орете? Может, Вы больная, и Вам психиатр нужен? — затем я небрежно сбросила ежедневник Елены Анатольевны на пол и наступила на него ногой.

— Ну как? Вам хочется со мной разговаривать теперь? А дружить? Думаю, в следующий раз при виде меня вы тоже начнете шарахаться, — развернувшись, я пошла к двери.

–Завтра без родителей в школу не приходи!!! — прокричала вслед Елена Анатольевна. — Колония по тебе плачет!

Естественно, этот громкий случай произвел шум на всю школу. Елена Анатольевна на следующий день прибежала к директору, требуя немедленно меня исключить из школы — иначе она сама уволится.

–Восьмой класс — а такое себе позволяет! Чуть ли ногой открывает дверь в кабинет, а затем погром устраивает.! Скоро страшно будет вообще на работу ходить. Примите меры!

Потом был так называемый «малый педсовет», на котором Ольга Борисовна в очередной раз с пеной у рта доказывала, что «для таких детей существуют специальные заведения» — и еще много слов, которые я, честно говоря, даже не запомнила. За годы учебы в школе эти слова стали для меня настолько привычными, что я научилась их пропускать мимо ушей. Но, следует заметить, что в тот раз мой классный руководитель, Марина Сергеевна, горячо меня защищала. И с жаром уверяла директора, что учителя, который поощряет в своем классе травлю более слабых детей, «нужно гнать из школы поганой метлой».

–Вы всерьез считаете, что то Ваша ученица позволяет себе допустимые вещи? — удивился директор. — По-моему, это уже ни в какие ворота…

–На ее месте я бы поступила точно так же, — заметила Марина Сергеевна. — Мало того, что учитель над девчонкой позволяет издеваться детям, так еще и виноватой ее делает. Это вообще что??? Нет, я конечно, все понимаю: в школе с кадрами туго, зарплаты маленькие, и мы готовы взять любого, кто случайно мимо пройдет. Но таких людей вообще к детям подпускать нельзя на пушечный выстрел!

— В любом случае, это не дело школьницы — указывать учителю, что делать!

— Это верно. Очевидно, указать учителю на ошибку должны были Вы. Но почему-то не стали это делать. И никто не стал. Никто не обратил внимания на то, что девочку обижают, она постоянно одна, постоянно плачет. Хорошо, хоть не сделала с собой ничего… Так что «двойка» нам всем, товарищи педагоги. А ребенок, которого вы уже битый час ругаете, на чем свет стоит, — Марина Сергеевна посмотрела на меня, — человечней нас оказался.

— Ладно, допустим…-согласился директор. — Но заходить к учителю в кабинет и швырять на пол вещи..

— А за это она еще свое получит! — Марина Сергеевна бросила на меня грозный взгляд. — Я же говорю — ремня ей не хватает! И куда только родители смотрят…

По окончании «судилища», выйдя из директорского кабинета, моя классная руководитель с тем же пылом обрушилась на меня:

–Окунева, ты угомонишься, наконец? Ей — богу, я и вправду когда — нибудь тебя отлуплю собственноручно — и не посмотрю на то, какая ты маленькая и худенькая!

–Ваше право, — пожала плечами я. — А я считаю, что это несправедливо, когда весь класс издевается над одной девочкой. И когда учитель, вместо того, чтобы помочь ребенку, обвиняет его же самого — разве это справедливо?

–О, боже, — Марина Сергеевна схватилась за голову. — Опять ты за свое! В прошлом году, помнится, ты довела учителя до сердечного приступа, рассказывая, что несправедливо ученику ставить двойки за то, что он не понял тему…

— Я же Вам рассказывала. Денис в предыдущей школе не учил английский. А Ирина Ивановна, вместо того, чтобы ему помочь, просто ставила двойки. Разве это справедливо?

— Понятно, — Марина Сергеевна безнадежно махнула рукой. — Ты решила стать революционером,, борющимся за права детей в школе. Послушай, я тебе в который раз говорю: заканчивай институт — и обязательно приходи сюда работать.. Нам такие учителя нужны?

–Какие — «такие»?

–Как ты. С обостренным чувством справедливости.

–Ну уж нет, — я энергично покачала головой. — Закончу школу — и больше сюда ни ногой. Даже детей своих в эту тюрьму не отдам — ни за что!

Естественно, тогда я и мысли не допускала о том,, что спустя какое-то время я и вправду приду работать в школу. И не раз в будущем мне придется схлестнуться с учителями, защищая интересы детей и их родителей. Не раз придется вспомнить Таню, которую травили одноклассники. Дениса, которому несправедливо ставили «двойки».И свой собственный ярлык «трудного ребенка, по которому плачет колония».

Но это будет еще нескоро..

В старших классах я перешла учиться в лицей с углубленным изучением иностранных языков. Учеба там была поставлена серьезно, поэтому на баловство времени уже не оставалось. Школу я закончила с золотой медалью, после чего легко поступила на иняз. Ну, а дальше у меня было «все как у людей». Институт, свадьба, дети.. Относительно размеренная жизнь продолжалась до тех пор, пока я, неожиданно для самой себя, снова не переступила школьный порог. На этот раз — в роли учителя.

Жизнь любит сюпризы…