Исповедь суккуба

Мария Хроно, 2022

Я и сама не заметила, как эта книга оказалась посвящена сексуальной магии, как она стала моей исповедью о наивной надежде, что союз двоих может быть подобен прекрасному танцу, а не беспощадной битве. И помни тот, кто пойдет этим путем – вы даны друг другу для наслаждения, для того чтобы познавать друг друга как божественное откровение. И пусть Связь послужит ключом, что открывает все двери и дороги, а не непроходимым лабиринтом из стен ограничений.

Встань и иди

Верх и Низ — понятия относительные.

А что если Смерть — это рождение в Мире Мертвых?

Стоит мне протянуть руку тебе — и я наталкиваюсь на тонкую, но ощутимую грань. Касаясь ее, я чувствую, когда ты нажимаешь на нее, я чувствую тепло и холод, исходящие от тебя, твои прикосновения, твои удары. Но я не могу коснуться тебя — всегда есть разделяющая пленка, граница, всегда я по другую сторону от тебя.

В моем ящике темно и тесно. Не увидеть, ни вздохнуть — лишь касаться давящих стен.

В темноту ночи летят темные комья земли. «Расхититель» бесстрашно протягивает ладонь прямо в хищную пасть раскопанной могилы, и из нее, из лона земли к нему тянется другая рука.

Я наконец то могу коснуться тебя.

Где же

Она помнит голос, что звал ее. Помнит звук падения капель Его крови, приготовленной для неё. Осторожно, крадучись, она подходила все ближе и ближе, затаившись в темноте ночного леса. А Он, закутанный с ног до головы в черные словно окружавший его лес одежды, стоял — с распростертыми руками, с капающей с запястья кровью, ожидая ее прихода.

Она — нагая и дикая, словно лесной зверек, обходила его кругами, крадучись на четвереньках, пока не подошла совсем близко. И тогда она поднялась — медленно, вползая по нему словно змея, пока Он не ощутил ее дыхание на своих щеках. Она смотрела на Него горящим взором, а Он смотрел лишь вперед, боясь шелохнуться.

Раз за разом Он приходил в ночной лес, а она приходила к нему. В маленьком домике, затерянном во мгле, она сидела подле него. Она помнит тусклый свет лампы в полутьме, помнит его руки, мастерящие что — то на деревянном столе, помнит Его дыхание и биение крови в Его сосудах.

А затем Он пропал. А она все ждала и ждала. А она все искала и искала. Устремившись через лес — наружу, кричала, звала — под землей, над землей. Меняла маски одну за другой, затерявшись среди людей, но под маской той всегда скрывались ее глаза — её горящий, немигающий взор.

Она проникала везде и всюду, просачивалась через трещины, распуская щупальца — усики. Словно многоножка, цепляясь сотнями ножек, расстилалась по стенам, проползая, проникая, иссушая, питая.

Где же, где же, где же, где же, где же, где же, где же, где же…

Она — Женщина, что заставляет меня кричать.

Грань

Холодные воды озера обволакивают меня, кожа покрывается мурашками, но я упорно, пусть и медленно спускаюсь вниз — вглубь, в ледяную воду. А внизу — чернота. На мгновение нога ощущает опору, но стоит немного шевельнуться — и под ногами ничего кроме мягкого ила, в котором вязнут ступни, проваливаясь все больше и больше.

И на мгновение я хочу нырнуть туда, в эту черноту, позволив темной воде поглотить меня. И на мгновение мне хочется зарыться в этом иле, ощутив всем своим телом его холод и мягкость. Раствориться в этой воде, раствориться в этой земле. Смешаться с частичками тысяч существ, некогда обитавших тут, а сейчас затерявшихся в этом черном вязком илу.

И я, раскрываясь, прошу воду принять меня. Но погружаясь, я пугаюсь и всплываю наверх, а вода бережно держит меня на плаву. И я лежу на ней, на грани этой холодной тьмы и яркого света слепящего летнего солнца.

Черная вода — сама Бездна, держит меня, и так я могу смотреть вверх — на ясное небо, на яркое солнце, на остов мертвого дерева — белый, оголенный ветрами, тянущийся ввысь.