Двенадцать повестей

Мария Французская

«Меня зовут Мария, я из Франции» – это единственная фраза, которую оставила о себе потомкам великая поэтесса конца XII – начала XIII веков, и по ней в литературоведении с 1820 года, когда ее драгоценные «Двенадцать повестей» впервые были опубликованы, она получила имя. О том, что она прибыла в Англию (где и жила при дворе короля Генриха II и королевы Альенор Аквитанской), свидетельствует лишь ее бретонский диалект; сюжеты же ее «повестей» всецело принадлежат миру кельтской истории и мифологии. Вот уже почти двести лет книга Марии Французской входит в сокровищницу европейской литературы, однако по сей день на русском языке были опубликованы лишь 3–4 повести, притом в малодоступных изданиях. Вероника Долина, пересказавшая лэ Марии Французской русскими стихами, открывает читателю мир бретонских легенд, от которого и по сей день веет свежестью.

Предисловие переводчика

Пришло время рассказать об этом. Не знаю, как справлюсь.

Эти переводы — надолго, на много лет отложенная, отодвинутая интрига.

Я обнаружила «Лэ Марии Французской» очень давно, в школьные еще годы, фрагментарно, в каких-то учебниках. Марию Французскую по-русски изредка печатали с начала двадцатых годов ХХ века. Возможно, потрудившись, можно было бы восстановить, где именно, когда, кто и что переводил. Но «моя» Мария Французская оказалась именно моей сразу же, а впечатление от ее повестей стало пожизненным, как заключение.

По преданию, Мария Французская жила и сочиняла при дворе Альенор Аквитанской. Писала «для своего короля». Точнее, для Генриха II: на старинной гравюре именно ему она подносит рукопись своей книги. Возможно, что и так: Генрих Плантагенет по прозвищу «Короткий Плащ», основатель династии Плантагенетов, был английским королем, мужем Альенор, и среди их детей были короли — от Ричарда Львиное Сердце до Иоанна Безземельного. У Генриха было много титулов, и первым среди них — после «король Англии» — подчеркнуто стояло: «Герцог Нормандии». Хотя благодаря браку с Альенор под его властью находилась практически вся нынешняя часть Франции, в том числе, конечно, и Нормандия. Альенор, кстати, была внучкой герцога Аквитании, великого трубадура Гильома IX, которого нередко зовут «Вийоном XII века». Поэзию в те времена ценили очень высоко. А дарование Марии Французской, судя по всему, чтили многие ее современники.

Я уже не раз побывала на развалинах замка Альенор в городке Домфрон, в Нормандии. Ничьих следов там не обнаружила. А перевести текст мне стало просто необходимо.

Итак, это — цельная конструкция из 12 лэ (баллад) и пролога.

1. «Гижмар» — фантастическая повесть со сказочными аксессуарами (говорящая лань, самоходный корабль, заговоренная рубашка), близкая к истории Тристана и Изольды. Имя героя можно попытаться расшифровать — кроме бретонского происхождения, не откинешь латынь и французский. Вероятно, оно означает Бедняга, Бедолага, и, кстати, всюду намеки не на злоключения, а на незаинтересованность в дамах; все его раны как-то неспроста. Одно замечание: Мерьядюк — это противник Гижмара, а ведь Мершадуком звали отца Тристана. Ну, а мачеха Тристана — дочь короля Хеля, с которого повесть-то и начинается…

2. «Эквитан» — что-то вроде фарса с грозным юмором, а имя героя сообщает о том, что он был, натурально, весьма совестлив, не труслив, а вот именно стыдлив, для короля это незаурядно. Похоже, имя Эквитан происходит от «уравновешенный, компромиссный». Ну, плюс Аквитания, плюс «аква», любителю средневековья хорошо знаком «Фарс о лохани».

3. «Ясень» — это классическая история о близнецах. В литературе предание прирастает и «Беляночкой и Розочкой», и «Легендой о близнецах» Цвейга, и «Двенадцатая ночь» Шекспира тоже тут.

4. «Бисклаврэ» — насколько можно расшифровать, это причудливое для нашего слуха имя означает «двуликий» или, по-русски, именно «оборотень», хотя и «говорящий волк» — тоже. Наверное, излишне указывать на «Аленький цветочек» Аксакова, на все вариации «Красавиц и Чудовищ», — это очевидно. Вервольфы и гару изобильны во всех мифологиях. Проспер Мериме написал своего «Локиса» будто на материале литовской сказки. «Бисклаврэ» — оригинальный сюжет мелюзинного рода, правда, двойную жизнь ведет мужчина, а не дама-фея. И он не погибнет от руки человеческой, как это было с Мелюзиной. Предателей накажут, герой уцелеет. А тайны свои надо охранять; все уж очень хрупко, между нами говоря.

5. «Ланваль» — единственная повесть из артуровского времени. Герой присутствует за Круглым столом, его следы обнаруживаются и в списке рыцарей, и в реальной Бретани. Рыцарь попадает в обольстительный плен царицы иных миров. Пушкинская «Сказка о Золотом Петушке» приветствует нас, да и Шехерезада тоже. Лояльности верноподданической тут нет никакой: Артур глуп и жесток, а Гиневра отвратительно, не по-королевски коварна. Зато появляется Авалон — туда-то Ланваля и эвакуируют, от беды подальше.

6. «Влюбленные» — вневременная универсальная история о тех, кто шел, да не дошел, был слишком простодушен и чист. Чтобы выжить и остаться с выигрышем, следовало схитрить. Оказывается, не все на это способны. Кстати, юноша командируется в Салерно, а это тогда — нормандский городок с развитой собственной фармакологией, оттуда и тонизирующий напиток в кувшинчике…

Это единственная нормандская повесть у Марии Французской. Похоже, этот холм, неподалеку от города Эвре, существует. К тому же, сказку Ш. Перро «Гризельда» считают происходящей от этой повести. Овдовевший король влюбляется в дочку — довольно скоро сказители закроют эту небезупречную тему, появятся «Белоснежка», «Мертвая царевна с семью богатырями». Про-

межуточная фигура злой мачехи прикроет исторический грех короля-отца.

7. «Йонек» — это бретонское имя. Яник, Янник вообще часты, а это, возможно, вариант Иоанна. Рыцарь-птица и в «Финисте-ясном соколе» рыцарь. А героя повести зовут иначе — Мулдумарек. Он тоже существо, живущее в двух мирах, а все же сказание о нем — не мелюзинного цикла. Он не стремится жить среди людей, знает, что они опасны. Его мир четко очерчен, выписан с деталями, и это «нижний мир». Похоже, из судьбы и имени его исходя, что он из падших ангелов. Сказочница XVII века Мадам д’Онуа написала свою «Синюю птицу» по мотивам «Йонека». Упомяну вскользь, что край Бретани — это мыс Финистер.

8. «Соловей» начинается с трогательного разъяснения автора того, что бретонское слово «аостик» она не променяет на французское «россиньоль» или английское «найтингэйл». Чуть помедлив, поэтесса возвращается к нежному «аостик». Это маленькая поэма о нравах жизни города, где дома — вот беда-то! — стоят стена к стене. Поэмка проста, да не очень, и в ней вновь отсыл к Тристану и Изольде.

9. «Милон» — это имя встречается среди рыцарей Круглого Стола. История младенца, отданного на воспитание, пущенного «по волнам», отодвинутого отцом и матерью до лучших времен — этих сюжетов не счесть: от Моисея, через Мольера, Шекспира, да и пушкинская «Сказка о царе Салтане» встроится, хоть дитя отправили не в одиночку, а с мамой. Как зовут юного рыцаря, так и не выясняется, а Милон — имя героического отца. Между прочим, отец Роланда тоже звался Милоном и был родич Карлу Великому.

Имя премудрой матери, отправившей младенца в ссылку на 20 лет, тоже остается неизвестным, по прихоти автора. Присутствует волшебный лебедь, который носит любовникам почту эти самые 20 лет, жалкая участь птицы из баллады «Соловей» его минует. Вообще, у этой странной семьи все будет хорошо.

10. «Несчастный» — это курьезный средневековый (а может, и актуальный?) эпизод о невольном дезертирстве, о человеке, попавшем в неловкое положение. Мне кажется, скорее так, чем считать это повестью о капризной красавице, возможно, королеве Альенор, или о графине Шампанской. Чуть анекдот, чуть поклон рыцарству с его догматами. Не с чем, пожалуй, и параллель провести, это какой-то капитан Тушин из «Войны и мира».

11. «Жимолость» — единственная вещь Марии Французской, представленная во всех антологиях, хрестоматиях средневековой литературы. Это изолированный фрагмент из «Тристана и Изольды», извлеченный поэтессой, по ее словам из рукописей, из старых книг. Отчего-то именно встреча влюбленных в лесу, кульминация их отчаяния привлекла внимание автора. Возможно, собранная в этом эпизоде пороховая энергия боли и безвыходности впрыснула в строки «Жимолости» нечто, что многих и многих притягивает к этим стихам по сей день. Автор терпеливо разъясняет слово «шеврофей» — козий листик по-русски, приводит английское «готлиф», перевод тот же, а нам достается загадочное ботаническое «жимолость».

12. «Элидюк» — это даже небольшой стихотворный роман, полифонический вполне: внутри него есть и «Гижмар» с таинственными плаваниями, и «Влюбленные», где король-отец неравнодушен к дочке, и Милон с его воинскими заслугами, и «Жимолость» с лесным колдовством. Но это абсолютно самостоятельный сюжет. Множество мужчин всех эпох примут эту историю близко к сердцу. А имя Элидюк вновь подает нам знак: это, пожалуй что, «избранный» и «изгнанный» в одном лице.

Что-то из моих комментариев покажется наивным, что-то забавным.

* * *

Для меня нет сомнений в том, что сказочные повести в стихах Марии Французской — одно из первых подлинно литературных событий старинной, очень старой Европы. Обольстительная складность, мед для переводчика. Я даже взламывала эту чуть монотонную музыку синкопами и секвенциями.

Ее усмешка, твердая рука драматурга, простоватые с виду «входы и выходы» каждой из баллад, ее доверительные отношения с высшим и низшим миром — все это было вне поля зрения тех, кто читает только по-русски.

Магическая реальность — так издавна это называется, и поэтесса была не сказочница, не фольклорист, а рассказчица. Пересказчица даже: она ведь перевела с латыни эти старые бретонские сюжеты, выбрав их из старых книг, потрудившись, видимо, в скрипториях. Так она пишет. Перевела она их на свой старофранцузский язык. Отчего? Я не знаю. Возможно, нуждалась в поддержке магией. Какой магией?

Настоящей, литературной, рифмованной.

Есть в мире Европа. Есть в Европе Франция. Там есть Бретань. Множество сказок там лежит, где их положили очень давно. Корабли там заходят в бухты; контур побережья таков, чтобы спрятаться, как кораблик Гижмара.

А люди там живут, дети ходят в школы, по некоторым признакам.

В книжных магазинах продают карты местности — для тех, кто…

* * *

Моя пожизненная спутница, моя Мари де Франс кое-что завещала нам и, как всегда, сделала это тихим голосом, гибко, между сказочными строчками:

* читать и почитать старые книги;

* литературную работу делать тщательно и упорно;

* выбирать лучшее из того, что предлагает реальность, для высшей цели;

* обрабатывать и пересказывать, рифмовать и импровизировать, осваивать старинный сюжет как свой собственный, быть его хранителем.

Литературное изделие живет неправдоподобно долго, в некоторых странах особенно; в десятки раз дольше каждого из нас.

Полюбит ли мой современник, говорящий и читающий по-русски, этих героев, их приключения?

Кое-что рискованно, кое-что очень по-моему.

Дело в том, что давно уж «нет в мире короля, которому смогу все песни перепеть, что в сердце берегу».

Вот они — эти двенадцать.

Вероника Долина