Против Сентября

Мария Фомальгаут

Ничего времени. Совиная сень по розе: в гостиную плоть большой мор. Прямо плачут часы, лабиринтом еще жизн часы, это они могут – идти… Королева гневается. Я продал мало два шахматного тира…Не то…Холодный, холодный оконный ветер… узорчатый час занавески Казнил окно, только потом признался, что у него жуткая фобия на котов, и выйдет он иногда весь прекрасный…Не то…Часы короновали полночь, призрачная площадь велик бежал круглым хвостом. Сто королевств и кровей шёлковая связьЕще нетее…

Не наша память

Хочу увидеть, как я родился.

Не успеваю.

Хочу хотя бы увидеть, как встретились мои родители — на этот раз смотрю пристальнее, внимательнее — все равно не успеваю, еле-еле вижу краешком глаза, как мой отец бросает в лужу палки…

Ты не так смотришь… не так…

Гедда лучше знает, как смотреть, Гедда умная, Гедда показывает мне — не понимаю, снова не понимаю, и еще раз не понимаю, и уже когда отчаиваюсь что-нибудь понять — до меня доходит, как надо смотреть, чтобы увидеть во всех направлениях.

Молчу.

Все равно не вижу, как встретились мои родители, мне кажется, они были вместе всегда, с того момента, как вместе бросали в лужу палки, а то и раньше…

Хочу увидеть самого себя, например, в тот момент, когда не сказал Гедде, что люблю её — снова смотрю и не нахожу, снова хочу спросить у Гедды, где этот момент, снова не спрашиваю — ищу сам, давай же, давай…

…нет….

…как будто его и не было никогда…

…никогда…

…не было…

И меня самого как будто тоже никогда не было в бесконечном потоке прошлого, напрасно смотрю тропинку за тропинкой, дорожку за дорожкой, по которым ходил до школы, здесь вот дрался с бандой Сысого, помню день в день, час в час, — нет, ничего, Сысой идет со своей бандой, а меня нет, нет…

Хочу спросить у Гедды — почему так.

Не спрашиваю.

Хочу спросить у Гедды, живые мы еще или уже мертвые — тоже не спрашиваю.

Мне кажется, она не знает.

Не знает.

Я хочу отвлечь внимание Гедды от пятнадцатого сентября — отвлечь любой ценой, нц пцсть даже не от всего пятнадцатого, хотя бы от трех часов пополудни, когда все случилось. Не успеваю, не могу — Гедда видит, Гедда смотрит, я еще надеялся, — отвернется, закричит — нет, нет. Пристально смотрит, я бы даже сказал — с интересом…

— Значит… значит, я…

Она хочет сказать — умерла, она не договаривает.

Не выдерживаю:

— А я? А мы все?

Хочу спросить, что будет с нами, когда мы вытянемся в бесконечные спирали — не спрашиваю.

Я все равно не могу увидеть прошлое от и до, стоит мне зацепиться за прошлое — и взгляд сам тянется в бесконечность, дальше, дальше, дальше…

…я жду.

Я жду, когда пришлые начнут строить города.

Время отматывается бесконечно назад, я вижу пришлых — за какие-то ничтожные годы до того, как они придут на нашу землю — или наоборот, уйдут с нашей земли, так будет правильнее, когда смотришь в прошлое? — но города все так ж стоят на побережьях, гордые и величественные.

Города…

…все так же…

…стоят…

Наконец-то я вижу — вижу, как пришлые возводят города из руин, из пепла, я вижу уникальные технологии, высочайшее мастерство, как пришлый одним ударом камня собирает из осколков окно…

…собирает…

…стоп…

…я смотрю, я не понимаю, вернее — понимаю, но не хочу понимать…

…пришлые уходят, оставляют после себя величественные города — уже без намека на руины, и то, что когда-то лежало в обломках, теперь возвышается во всей красе.

Я хочу снова посмотреть на пришлых — и снова не могу, время тянет меня дальше, дальше, дальше, города сжимаются, становятся все скромнее, ниже, меньше, вот уже маленькие деревушки ютятся там, где были дворцовые площади…

Я спрашиваю — почему все не так, как нам рассказывали — спрашиваю никого, в никуда, уже знаю, что мне не ответят.

Хватаюсь за единственное, что мне еще понятно, за настоящее — если в этом обезумевшем мире еще есть какое-то настоящее. День, когда небо стало черным. День, когда черное небо потянуло на себя землю. День, когда мы прыгали в поле — выше, выше, взлетали до верхушек тополей. Я говорю — мы, потому что рядом была Гедда, я даже не удивился, что рядом была Гедда — была по-настоящему, не во сне, не в мыслях, а вот так.

Понимаю, что даже это воспоминание о настоящем не вернет мне душевного покоя, что горизонт, который лихо закручивается в спираль, — не лучшая картинка, чтобы успокоиться.

Смотрю вперед — не вперед, а вперед. Почему я вижу будущее, спрашиваю я себя, я не должен его видеть, его уже не будет — после того, что случилось, случится, случается сейчас. Почему я вижу, как мы с копьями и пиками бросаемся на пришлых, почему я вижу, как наш народ гонит пришлых, почему я вижу самого себя, рассекающего горло Гедде, почему пришлая, как пришлая, почему я её… она же еще пятнадцатого сентября… тогда… почему… почему…