Осень в розыске

Мария Фомальгаут

Сколько было рук у Ча Родея? Каково настоящее имя Имени? Сколько сотен дней в январе? Сколько стоит будущее? Можно ли раскрыть семейную тайну семейной тайны? Что снится разуму? Каким будет лето у лета? Почему луна не падает… на луну? Что будет, если ложь скажет правду? Только осторожнее смотрите на крылатую свирель, а то сами станете крылатой свирелью…

Зима-сирота

— Куда вы дели зиму? — спрашиваю осень таким тоном, что уже не сомневаюсь — она во всем сознается.

— А я тут вообще при чем? — вскидывается осень, еще пытается что-то возразить.

— А кто, по-вашему? Весна, что ли? Да не скажите, весна только в марте появилась, как и положено, а вы тянулись и тянулись с сентября по март, черным бесснежием окутывали землю! Где… где зима?

— Сейчас… сейчас я вам все объясню… — осень поднимается по изогнутой лестнице, распахивает неприметную дверцу чердака, я вижу зиму, связанную по рукам и ногам, с кляпом во рту, — бросаюсь к пострадавшей, развязываю, даю хлебнуть горячего какао, то, что надо зимой, а вот еще, бокал шампанского в новогоднюю ночь… зима оживает, искрится не то шампанским, не то снегом, понимаю, как я истосковался по снегу…

— Ну а теперь будьте любезны объясниться, уважаемая осень, чего ради вы пытались захватить власть над годом, если можно так выразиться… если бы весна вам не помешала, уж не знаю, что было бы…

— Неправда! Неправда! — весна распахивает дверь, вбегает, пахнущая свежими ветрами, проталинами, апрельскими сумерками, первыми подснежниками, первыми грозами, — все не так! Все не так!

— Что… что не так? — оторопело смотрю на весну, ну что еще такое…

— Неправда… Осень не виновата… вернее, виновата, но… вернее, не виновата… сейчас, сейчас… — весна птичьей стаей делает круг над комнатой, опускается в кресло, — сейчас я вам все объясню… Вы понимаете… осень сделала это ради меня…

— Ради вас? Но… но зачем?

— Вы понимаете… — весна встряхивает головой, белые лепестки летят на ковер, уже усеянный пестрыми листьями осени, — осень… дело в том, что осень… мы с осенью… осень любит меня, вот что.

— Но… осень же никогда вас не видела… вернее, не видела до сегодняшнего момента…

— Не видела, но мы немало слышали друг о друге… мне рассказывала зима… и лето… лето говорило мне про осень, расцвеченную всеми красками, лето обмануло меня! — весна заливается слезами, — обмануло, обмануло!

— Да что такое… что вы… почему… обмануло…

— Да вы посмотрите на эту осень! В ней и близко нет ничего такого… ничего пестрого, разноцветного, только голая черная земля… а осень так умоляла о встрече…

— Да вы сами-то хороши, почтенная весна, лето обещало мне, что я увижу изобилие белых цветов, заросли сирени, аромат яблонь… а это что? Все те же голые ветви…

— На себя посмотри! Чего заслуживаешь, то и получила в самом-то деле!

— Я уже понял, что их не примирить, я уже понял, что любовь безнадежно рассыпалась на кусочки, так и не успев вспыхнуть. Здесь нужно сказать — вы арестованы — здесь язык не поворачивается сказать — вы арестованы, я умоляюще смотрю на зиму, которая уже отогрелась у очага и даже начала потихоньку подтаивать…

— Госпожа зима… у вас есть… какие-то претензии к этой… гхм… парочке?

— Да… пожалуй, что нет…

— Вы уверены? Вас все-таки держали взаперти…

— Ну, знаете… ради встречи двух влюбленных сердец…

— Боюсь, у них ничего не сложится…

— Ну, это вы так боитесь, а я почему-то верю, что у них получится…

Говорю, сам не верю в то, что говорю, какое там получится, две черные облетевшие пустоши смотрят друг на друга, каждая ждет от другой цветущих садов или пестрого разнолистья…

–…и вы поверили? — лето с презрением смотрит на меня, — и вы им поверили?

— А… простите… а что не так?

— А все, все не так, глупый, глупый вы человек! Выдумали тоже… любовь у них, страсть… разыграли спектакль…

Понимаю, что проиграл, и что мне ничего не остается кроме как спросить:

— А что… что было на самом деле?

— Вот с этого и надо было начинать… вы бы хоть спросили у зимы, зачем она умоляла осень связать её по рукам и ногам, отвести в башню! Да вы хоть понимаете, что время года невозможно связать по рукам и ногам, где вы вообще у времени года руки-ноги видели? Вот тог-то же…

— Но… но зачем тогда…

— Вот это нам и предстоит выяснить…

Смотрю на лето, понимаю, что моя роль детектива кончилась раз и навсегда, так толком и не успев начаться, и лето берет все в свои руки, если у лета вообще есть какие-то руки, да вы о чем вообще…

— Пойдемте… — лето хватает меня за руки, мне не по себе от этих теплых рук, за этими теплыми руками хочется идти в бесконечность… — пойдемте… поговорим с зимой, спросим у зимы, что она себе задумала…

Зима встретила нас холодком, обещавшим ближе к ночи перейти в крепкий морозец, уютным камином, чашечками чего-то ванильно-пряного, шоколадно-зефирного, что бывает только зимой…

— Уважаемая зима… — начинаю сразу, без обиняков, — где вы были… когда осень якобы связала вас?

— Что значит, якобы, что значит, якобы, да вы её не знаете, эту осень… коварное создание, она…

— Хватит, хватит, мы раскусили вас… что вы делали все это время… после того, как вымолили у осени эти три месяца, когда она подменит вас?

— Как вам сказать…

–…вы занимались какими-то радиоволнами, — вставляет лето, — зачем?

— Почему вы направляли их в небо… в космос?

— Понимаете, я… сейчас, сейчас… давайте устроимся у камина, поговорим…

Устраиваюсь у камина, думаю, убьет она меня или нет, или скажет правду, или это ловкий стратегический ход, чтобы ничего не рассказывать, а просто расправиться со мной…

— Понимаете… — зима откашливается, видимо, простужена, — я ищу зиму…

— Простите… но вот же вы.

— Это да, да, — зима нетерпеливо кивает, — но я ищу другую зиму…

— В смысле… другого года?

— Нет… другую зиму… зиму там… — показывает в ощеренное звездами небо… — там…

Начинаю о чем-то догадываться, но недостаточно быстро, перебираю записи на столе, письма, письма, письма, если это можно назвать письмами — на неведомых языках…

— Это…

–…зимы.

— Простите?

— Зимы. Зимы, зимы и зимы… Вот, взгляните… зима Урана… зима Мафусаила…

— Это, простите…

— В созвездии Скорпиона в компании двух давно умерших звезд… пишет, как ежевечернее садится ужинать с погасшими звездами в свете их мертвого сияния. Или вот, зима-сирота на планете-сироте, у неё нет звезды, понимаете… она скитается в пустоте космоса, спрашивает меня, что такое лето…

— Гхм… — меня передергивает — а если пригласить её сюда? Ну, например… пока в гости?

— Боюсь, я это уже сделала…

Мне не по себе, меня неприятно передергивает, еще не хватало, чтобы все зимы, зимы и зимы разум ринулись к нам, хорошо хоть зимы, а не лета, а то бы вообще пришлось несладко, если бы раскаленные звезды ринулись к нам…

И все-таки мне не по себе, что все зимы придут сюда, и все-таки мне так и кажется, что с этих зим случится что-то… что-то… еще не знаю, что, но явно что-то недоброе…

–…а зима-сирота очень благодарна нам… — начинает с порога зима, наша настоящая зима, — погрелась у нашего солнца… наконец-то узнала, что такое настоящее лето…

— Замечательно, просто замечательно… а теперь будьте добры объясните, что это за испарения поднимаются от вашей сиротливой зимы и движутся в нашу сторону.

— Ну… что-то тает…

— Так я вижу, что что-то тает, а что именно?

— Ну что вы у меня спрашиваете, я же всего-навсего зима…

— Но я не знаю, кого мне еще спрашивать… и сколько нам вообще осталось…

Смотрю на то мерцающее, что поднимается от бездомной планеты, думаю, что будет с нами дальше…