Нежизнь и несмерть Октахора Симплекса

Мария Фомальгаут

Жизнь Октахора Симплекса нельзя было назвать счастливой. В детстве даже не было пары деревянных ботинок, если он родился в веке, скажем, шестнадцатом, или не было телефона, если он родился в двадцать первом веке, или ему не всегда удавалось найти себе горстку кореньев, если он родился где-нибудь в глубокой древности, когда люди плели соломенные хижины и охотились на мамонтов. Или у него не было… а вот чего у него не было, если он родился в двадцать третьем или тридцать втором веке, мы не знаем.

Будете дружить

— Нравится? — тетя Венера показывает на кукольный домик, совсем как настоящий, только маленький-маленький, — нравится?

Ника отрицательно качает головой, по лицу слезы. Нет, домик ей, конечно, нравится, еще как нравится. Сама долго ходила вокруг да около домика, вокруг да около магазина, как тетя Венера пойдет за покупками, так и Ника с ней, и все смотрит на домик, и поговаривает, вон какой, как настоящий, а у меня три куклы, а домика у них нету… И тетя Венера крыльями захлопает, ну Никуш, ну пойдем, поздно уже, сейчас мультики будем смотреть… На что Нике эти мультики, они же не настоящие, а домик вот он, его руками потрогать можно.

А теперь… домик вот он, конечно, и руками его потрогать можно, только на что он Нике теперь…

А тетя Венера уже с другими тетями хлопочет, чтобы домик упаковали, а где ценник от него, а ценника нету, счас, счас, будет, Лина, ты товар выставляла, я тебе счас ноги повырываю, в уши вставлю…

А у Ники слезы по лицу градом.

— Ну пошли, Никуш, поздно уже, — говорит тетя Венера, — мороженного хочешь?

Это тетя Венера говорит, когда мимо киоска с мороженым прошли, когда проходят, Ника всегда тетю Венеру за рукав дергает, хочу-хочу-хочу, а тетя Венера только руками разводит, горлышко заболит, что я папе скажу…

–…мороженого хочешь?

— Не-а.

Вот так говорит Ника. И слезы градом.

В таксюшку сели, поехали, водила одной рукой баранку крутит, второй сдачу считает, третьей курит, четвертой по телефону говорит.

— Ну, присаживайся, присаживайся, сейчас поедем, улетишь, — говорит тетя Венера, — ну-ка, хватит сырость разводить! Ты чего, а? ты чего?

Ника говорит, слова Нику не слушаются, путаются, спотыкаются одно за другое.

— А… ма-ма… сов-сем… уш-ла?

Тетя Венера кивает.

— Совсем, Никуш. Совсем.

Лучше бы не говорила. Снова слезы текут. Ника их назад загоняет, они градом льются.

— О-на ме-ня не… лю-бит…

— Ну что ты, Никуш, такое говоришь, любит тебя мама, еще как любит.

— Уш-ла… зна-чит я… пло-ха-я…

Это так мама говорила, когда Ника напортачит что-нибудь, ну там стекло раскокает или обои разрисует, вот мама и говорит, ох, Ника, плохая ты, вот уйду я от тебя…

Мама говорит…

Говорила…

— Что ты, Никушенька, говоришь, ты у нас самая-самая лучшая.

— А… ма-ма тог-да… по-че-му… уш… ла?

— Ну… как тебе объяснить, Никуша… Ну давай попробую тебе объяснить, только ты не плачь, ладно?

— А-га…

Ника слезы обратно загоняет, тпру, стоять, кто вас пустил…

— Ну вот видишь… мама с папой решили, что они больше вместе не живут.

— Почему-у?

— Ну… ну они так решили, понимаешь? Ну… ну потому, что они так решили. И мама ушла…

Снова слезы.

— Она тебя любит, ну очень-очень любит. Она тебя даже с собой взять хотела. Очень хотела. А папа не пустил.

— А по-че…

— Ну, Никуш, у тебя тут школа, у тебя тут секции, а школу надо кончить, куда без этого…

Ника хочет сказать, что не надо ей никакой школы, и секций никаких не надо, только слова ее не слушаются, и слезы не слушаются, градом текут.

— Ну как без школы, Никуш, нельзя без школы, — говорит тетя Венера.

— По-че-му… нельзя?

— Ну… вырастешь, поймешь. Трудно тебе объяснить. Потом поймешь. И почему папа с мамой расстались, и почему школу надо кончить…

Слезы градом. Тетя Венера обнимает Нику, вытирает Нику платочком, приговаривает, ну не плачь, не плачь…

И не хочется плакать. А плачется.

— Ты когда вырастешь, вы с мамой обязательно будете дружить, — говорит тетя Венера, — правда?

— Правда…

— Ну все, все, успокойся… пойдем, нам выходить… тортик купим, чай с тортиком пить будем…

Ника кивает. Через силу. Не хочет Ника чай с тортиком. Ничего не хочет. И почему так бывает, по жизни просишь, просишь что-нибудь, а тебе не дают, а дадут только когда беда какая случится, ну там ногу сломаешь или вот как сейчас… мама ушла. А теперь на что тебе все это, были мечты, рассеялись как дым…

Ника выходит из таксюшки, смотрит в серое небо, затянутое тучами. Папа говорил, что мама там, там…

Ника выходит на балкон высотки, перебирается через перила.

Прыгает.

Вся жизнь проносится перед глазами.

Вот, например. Не далее, как вчера. Ника стоит на крыше сарая, прыгает, отчаянно машет руками.

Учится летать.

Беспомощно взмахивает, раз, другой, третий, падает вниз, в траву.

Не получилось.

Пробует еще раз, забирается на гараж, машет руками, порх-порх-порх — взлетает, держится в воздухе.

Еще в детстве пробовала, пока никто не видит, махала руками, прыгала, с кровати, со стола, со шкафа, или на улице бежит-бежит, подпрыгнет, полетит.

Папа сердился, когда Ника так делала, хмурился, гляди, улетишь, не воротишься. А маме нравилось.

А вот сейчас, получится или нет…

Ветер свистит в ушах.

Город несется навстречу.

Ника кричит, зовет маму, будто мама ее услышит, ах да, не услышит, она же ушла…

И у самой-самой земли Ника взмывает в небо. Держится на весу, машет руками. Летит.

Получилось.

Так Ника когда-нибудь и к маме полетит, чего там ждать, пока Ника вырастет, Ника сейчас с мамой дружить хочет.

Случайный прохожий смотрит в упор на Нику, делает вид, что ничего не видит. Люди, они всегда такие, если видят что-то, чего быть не может, делают вид, что ничего не происходит. Поднимает воротник, идет дальше.

И Ника летит дальше. Назад, на балкон. Не забыть бы еще, с какого балкона сиганула.

— Мама! Мама!

Ника видит маму, мама не видит Нику. Или делает вид, что не видит. Взгляд у нее, как у того прохожего на улице, который летящую Нику увидел. Смотрит, как будто Ники здесь нет.

Ника бежит к маме, вот она, мама, за невысокой оградой, за красными флажками, там еще палки какие-то понатыканы, ну да какая разница. Ника к маме бежит.

И дядьки за Никой бегут. Большие дядьки, незнакомые, в форме, как это у них форма называется, цветохаке, или как там. Это они бегут, чтобы Нику к маме не пустить. Злые дядьки. Нехорошие. Это их папа, наверное, подговорил, чтобы к маме не пустили, папа тоже нехороший, не хочет, чтобы Ника с мамой виделась.

— Мама!

Мама видит Нику. Уже не может делать вид, что не видит, когда подбегает Ника к самой ограде, за которой всякие палки понатыканы и светятся. Делает Нике знак, назад, назад!

Да как назад, если Ника вперед хочет…

Дядьки бегут к Нике, врете, не догоните, зря, что ли, Ника быстрее всех в классе бегает, уж на что Выдра длинноногий, и то Нику догнать не мог…

Ника хватается за ограду.

Мир вспыхивает огнем.

— Тетя Венера!

И хочет Ника броситься к тете Венере, и боится, а что если тетя Венера заругает, тетя Венера никогда не ругает, а вдруг…

— Никуш!

Обнимает Никушу, и не как обычно, а будто хочет уберечь от чего-то. От беды какой-то.

— Вот она, свиристелка ваша. В целости и сохранности.

Это дядьки говорят. Которые цветахаке. Которые Нику каким-то дрянным чаишком отпаивали. Конфеты какие-то совали, которые еще до сотворения мира сделаны.

— Пойдем, Никуш. Домой пойдем, поздно уже.

У Ники губы дрожат, и не хочет Ника, чтобы губы дрожали, а они дрожат.

— А… к маме… пойдем?

— Не пойдем к маме, не пойдем.

— А… почему? Она там, там…

Ника показывает в темноту ночи, где светится ограда.

— Ну… пойдем, пойдем… как тебе объяснить… трудно объяснить. Давай попробую…

Садятся в таксюшку, водила одной рукой рулит, другой рукой девочку рядышком обнимает, пятой по телефону говорит, шестой автомат держит, сейчас все дядьки с автоматами ходят, а то мало ли что…

Тетя Венера объясняет. Ника слушает. Не понимает. Не верит. Что такое война, почему война, война — это раньше было, давным-давно, прадедушка что-то там говорил такое, была война, а сейчас какая война, сейчас войны вымерли все.

— Ну, ты понимаешь… раньше мы с ними вместе жили, а вот теперь между нами война.

— А… почему?

— Ну, не знаю. Не поделили что-то.

— А что не поделили?

— Ну, не знаю я…

Что-то тетя Венера путает. Тетя Венера часто путает, то Нику из школы забрать забудет, то еще чего…

Ника бросает в кусты осточертевший портфель, бежит через дворы. Пропади оно все, и школа эта, и химичка эта, которая сама балда осиновая и кукла накрашенная. И все, все пропади.

Ника к маме бежит.

Пропади оно все, нечего ждать, пока Ника вырастет, Ника уже выросла, вон, курточку осенью покупали, а весной она мала уже.

Так что пора Нике с мамой дружить. Только надо ее сначала найти.

Мама, она высоко, Ника знает, что мама высоко. Ника, правда, не видела, как мама в небо высоко улетала, только знает. Папа в разговоре с большими дядями и тетями нет-нет да и покажет вверх, в небо, мол, мама — там.

Так что надо Нике вверх лететь. Где мама.

Ника забирается на крышу высотки, по пожарке, оглядывается, не видит ли кто. А то повылезут всякие тетки, а-а-а, вон пошла, мусорите только, да кто вас пусти-и-ил… кто-кто, дед Пихто…

Ника расставляет руки, прыгает вниз. С высотки, чтобы наверняка. Когда с высотки прыгаешь, оно страшно, а когда страшно, сама не поймешь, как полетишь.

Вот и летит Ника. У самой земли вспорхнула, и вверх, вверх. Здорово так. Ветер в ушах. И поднимается Ника все выше, выше.

Холодно. Это Ника знает, что там, наверху, будет холодно, на географии учила. И что там дальше воздуха будет не хватать, это тоже Ника знает. Ничего, Нике не привыкать, она уже знает, как не дышать, в бассейне нырнет на полчаса, и не дышит.

И как не замерзнуть, Ника тоже знает. И как лететь, чтобы от земли оторваться, Земля-то, она большая, держит людей, не отпускает. Это надо раз несколько вокруг земли облететь, разогнаться хорошенько, а там и за пределы Земли вылететь…

Это у Ники от мамы. У Ники вообще много что от мамы. И летать уметь — от мамы, и без воздуха дышать — от мамы, и перепонки на пальцах тоже от мамы, и глаза желтые, фасеточные, это тоже от мамы, Пашка, дубина стоеросовая, идиотище, Нику за глаза эти засланкой из космоса дразнил, и камнями швырялся. А Ника его током шибанула, ох, взвыл. Это у Ники тоже от мамы, током бить.

Много у Ники что от мамы. Вот Ника к маме летит, никто ей не сказал, куда лететь, Ника сама знает. Это у Ники тоже от мамы, знать, куда лететь.

Хватилась Ника, что маме ничего в подарок не взяла, альбом не взяла с рисунками, вот Ника их маме показать хотела. Ну да ничего, не возвращаться же теперь, куда денешься…

То-то мама обрадуется, когда Ника прилетит. Сказала же тетя Венера, ты вырастешь, вы обязательно будете дружить…

Вот и земля, где мама живет. Только земля у мамы не голубая, а лиловая, и солнце не желтое, а красное. Знать бы еще, где маму найти, а то земля вон какая большая, кто ее знает, где мама… Ничего, Ника к кому-нибудь на улице подойдет, спросит, где мама, ей скажут. Да быть не может, чтобы никину маму везде не знали.

Ты вырастешь, обязательно будете дружить…

ПОСТОРОННИЙ ОБЪЕКТ В ЗОНЕ ДЕЙСТВИЯ

Спускается Ника, знает, что спускаться надо плавно, чтобы в атмосфере не сгореть.

НАВЕСТИ ЦЕЛЬ

Ника спускается, вон уже огни какие-то видно, города, знать бы еще, где мама…

ПУСК

Вон и что-то сияющее летит навстречу, мама, наверное, то-то она обрадуется…