Волбешная нчоь

Мария Фомальгаут

– А вот за этой тенью кто стоит? – Вон та тень. Видите, в углу? – Ага, вижу. А за той тенью в углу кто стоит? – Вот эта тень. – Которая? – Да вот эта же, в конце коридора. – У, огромная какая… А вот у нас директор в офисе, за ним какая тень стоит? – Да за ним много теней. Всех не перечислишь. – Ну, хотя бы первые две. – Вы бы лучше последние две попросили… – мне стало смешно, – ладно, смотрите. Первая вон та, возле вагона, а вторая в дальнем коридоре. – Это вон та? – Нет, нет… дальше…

От фонаря до фонаря

Кри-ик-крик, кри-ик-крик, кри-ик-крик…

Покачивается, едет куда-то, из ниоткуда в никуда маленькая повозка. Здесь все ездят на таких повозках, и Змум ездит, торопится за всеми, боится отстать…

— Не отстава-ай!

— Торопи-ись!

— Далеко до фонаря?

— Бли-изко-о!

Змум подгоняет повозку, повозка нехотя скрипит, покачивается по темноте — кри-ик-крик, кри-ик-крик… плохонькая у Змума повозка, да какая есть, другой-то никто не даст. Если кто из стариков умрет, так их повозка кому посильнее достанется, где Змуму с ними тягаться…

— Поторопи-ись!

— А ты что, Змум? К свету не торопишься?

— Да как не тороплюсь, а я что делаю?

Кри-ик-крик…

Кри-ик-крик…

И непонятно, по чему катится повозка — так и кажется, что ни по чему, по пустоте. Вот так, сама по себе, по черной пустоте, и в черной пустоте не видно других повозок, не видно лиц — только тусклое сияние света далеко впереди.

— Ты меня видишь?

— Нет! А ты меня?

— И я тебя не вижу…

— Не отставай!

Повозки катятся к свету — Змум уже знает, надо катиться к свету…

— Далеко еще?

— Да вот, рядышком…

— Да знаем мы это рядышком, кажется, близко, а потом катишь, катишь, а света все нету…

— Да вот он уже…

— У-ух, све-ет…

— Да вы бы хоть поздоровались с тем, кто свет дает!

— Здорово, парень…

— И вам того же…

— Хороший у тебя фонарь, крепко светит.

— Рад стараться. Да вы грейтесь, что как не у себя дома-то…

— Расступитесь, люди, что. Не знаете, что ли, как у света сесть, чтобы всем хватило…

— Классный у него фонарь, правда?

Змум поднимает усталые глаза:

— Правда.

Фонарь, костер, свет… называется по-разному, смысл один — сияющий круг, пятно света в темноте, свет этот сделал вон тот парень, сидит, щурится на сияние. Парню кланяются, парню приносят подарки, у кого что есть, кто хлебца, кто мясца, кто-то и красивый плащ подарит… кто-то протягивает теплый полушубок, парень у огня только смеется в ответ, зачем ему полушубок, если есть огонь…

— Жарко от него, верно?

Змум понимает усталые глаза.

— Жарко.

— А ты чего… не радуешься даже.

— Что радоваться… завидую я ему…

— Кому?

— Да… парню этому.

— Который светит-то?

— Ну… Ты же видишь, как ему… ему и подарки, и почет, и про него только все говорят, на него и смотрят… Как на прошлой стоянке кто-то вообще додумался мужику этому, у которого свет, в ладоши хлопать! Аплодисменты ему…

— А что ты хочешь… он же свет дарит… Ты хлеб кушаешь, мясо кушаешь, а свет-то кушать тоже надо?

— Надо…

— То-то же…

Где-то гремят аплодисменты, Змум нехотя хлопает в ладоши вместе со всеми…

Кри-ик-крик… кри-ик-крик…

— Куда торопишься-то так?

— Да… ухожу я от вас.

— Ты что? От отряда отбиваешься?

— Ну…

— А что так? Надоели мы тебе, что ли?

— Да нет… большие фонари пойду искать, большой свет.

— А маленького тебе что, мало?

— Да не мало… может, кто меня научит давать свет.

— Хи, кто научит… они свое ремесло в тайне держат, это же их хлеб.

— Ну, хлеб не хлеб, а может, найдется кто, кому тайну свою не жалко…

— Держи карман шире…

— Говорят, где-то там за полосой тьмы обучают свет давать…

— Это где?

— Это где темнота долго-долго, и фонаря ни одного нет…

— Ха, туда и не доберешься живой… без света-то…

— Да, говорят, как-то добираются…

— Ну. Дело-то твое…

Кри-ик-крик, кри-ик-крик…

–…ты вообще, парень, живой или нет?

Змум с трудом разлепляет веки.

— Не… не знаю…

— А кто знает, я что ли?

— Я… не…

— Ну, если болтаешь, значит, живой… Ты откуда вообще?

— Да… ниоткуда.

— Что один-то? отряд твой где?

— Да я сам… без отряда.

— С ума сойти… первый раз такое вижу, чтобы без отряда ходили… Или тебя изгнали за убийство какое-нибудь?

— Да нет… сам ушел… Можно у огня у вашего посижу, умираю уже без света, недель пять…

— Что-о? пять недель? Ты как это так умудрился-то…

— Да как… я через темную полосу к вам шел.

— А что… за темной полосой своих фонарей нет?

— Ну, есть… Я это… ничего, что бесплатно сижу? Ей-богу, нечего взамен дать…

— Да сиди… что делать…

— Спасибо…

— Тебя как зовут-то?

— Змум.

Змум не спрашивает, как зовут парня, который дарит свет. У того, кто дарит свет, нет имени, есть только свет.

— Ты что шел-то сюда?

— Да… я это…

— Ну, говори, не таи… а то прямо боязно как-то, может, ты человек десять зарезал, тебя из отряда выгнали…

— Да нет, я… это самое… вы научите меня делать свет.

— Чего-о?

— Это… я учиться пришел… Ну… научите меня свет делать… вот как вы.

— Еще что хочешь?

Змум краснеет, понимает, что сболтнул что-то не то.

— Да… больше ничего.

— Ну давай, спать ложись, с ног уже валишься… Завтра учить тебя буду…

— Да вы что…

— Что да я что? Сам просил тебя научить…

Змум не верит своим ушам. И почему-то чует, что незнакомец не возьмет ничего взамен.

Кри-ик-крик…

Кри-ик-крик….

— Вставай, что ли, что спишь-то?

— А что…

— Что, что… ты дрыхнуть сюда пришел или учиться?

— Да… учиться…

— Вот и славно… давай, вставай… завтракать будем.

— Да я… не хочу особенно…

— Что значит, не хочешь, с голодухи-то как свет давать будешь?

— Ну…

— Вот тебе и ну… я тоже есть не хочу, а надо…

Змум нехотя жует черствый хлебец с холодным мясом.

— Ну, давай… Ножичек у тебя какой-нибудь есть?

— Н-нет.

— Мой возьми. Давай. Режь.

— Что резать?

— Руку себе режь.

— Что?

— Руку себе режь.

— Зачем?

— А чем ты свет делать будешь, как не кровью?

— А что… свет кровью делать надо?

— Ну… а ты что хотел, работенка-то тяжелая. За день литра полтора кровушки уходит, тут пока насветишься, только что не околеешь.

— Да вы что… слушайте… я не знал…

— Ну что, резать-то будешь? Смотри как надо, тут чуть-чуть на локте кольнешь…

— Да нет… пойду я… То есть куда пойду, светом подзаряжусь чуть-чуть…

Горит золотым облаком фонарь, сгущается вокруг непроглядная темнота вечной ночи.

Кри-ик-крик, кри-ик-крик…

— Что, далеко до фонаря?

— Далековато еще… Не видать. Но где-то здесь должен быть…

— А почему у одного фонаря жить нельзя?

Змум смотрит на тощего юнца, неумело погоняющего свою тележку. Сам когда-то был такой, сам когда-то ничего не знал, не умел. Плохонькая повозка у парня, того и гляди развалится, а что делать, молодым хороших повозок не дают…

— Смешной ты… у одного фонаря… фонари-то выдыхаются, им отдыхать надо. Так и истощишь фонарь, что он погаснет.

— А так вечно гореть будет?

— Ага, жди. Фонарь-то от человека живет, а где ты видел, чтобы человек жил вечно?

Кри-ик-крик, кри-ик-крик…

Катится по темноте отряд, катится в повозке Змум, хорошая повозка у Змума, добротная, легко едет, быстро. А что, всю жизнь, считай, прожил, уже и на повозку себе заработал, и на зонтик над повозкой, и на мягкие подушки в повозке, и еще много на что. А что, живем, когда хорошая повозка есть, что бы не жить-то…

— Что-то фонаря не видать…

— Да, не видать, — Змум щурится, — тоже, поди, фонарщик умер, а нового нет… Как вон, на позапрошлой стоянке… Ну ты что там, спишь, что ли? Давай живей, к фонарю опоздаешь!

Кри-ик-крик, кри-ик-крик…

— Здорово фонарщиком быть.

Змум презрительно смотрит на юнца.

— Что здорово-то?

— А что… вот так поклоняются тебе все, в ладоши хлопают, подарки несут… и не надо тебе шарится по темноте, искать свет — вот он, свет, пылает…

— Ага, хорошо… — Змум фыркает, морщины на лице собираются в складки, — ты хоть знаешь, из чего они этот свет гонят?

— Это у них секрет мастерства…

— Ага, секрет… ладно, парень, никому не говорил, тебе скажу… из крови человеческой.

— Людей убивают?

— Да зачем убивают… свою кровь отдают, она и светится. Потому и нельзя подолгу у одного светильника сидеть, так его вчистую истощить можно…

— Жуть…

— Еще бы не жуть… я тоже по молодости такой был, все хотел светильником стать… Только кровушку-то свою растрачивать не каждый решится, верно? Страшное это дело…

— Страшное…

— Ты, парень, откуда будешь?

— Да… школу кончил, в ваш отряд пришел, может, в институт поступлю…

— А, святое дело… Давай, учись парень, если на менеджмент пойдешь, карьера тебе обеспечена… я там одну фирму знаю хорошую, если что, могу походатайствовать…

— Вот спасибо…

Кри-ик-крик… кри-ик-крик…

Змум снисходительно смотрит на тощего юнца в повозке-развалюхе. Сам когда-то такой был, ни кола ни двора…

— Леве-ей заворачивай!

— Леве-еей!

— Куда это мы?

— Да куда… видишь, здесь раньше фонарь был, а хозяин умер, фонарь погас — все, другой пошли искать…

Змум отвечает так, потихоньку задумывается — куда исчезают тела умерших, то ли проваливаются в бесконечную темноту, то ли растворяются в ней, сами становятся тьмой…

Лучше не думать…

— Да это уже пятый фонарь так проезжаем.

— А что делать… новых-то фонарщиков нет, дураков-то нет туда идти…

— Так вообще фонарщиков не останется…

Змум хочет прикрикнуть на парня, чтобы глупостей не болтал — задумывается.

Кри-ик-крик… кри-ик-крик…

— Вы куда?

— Куда… — Змум оборачивается на голос — к фонарю.

— Так нет же там фонаря, погас давно.

— Ну. Фонарь-то все равно есть… Хоть и погасший…

— А зачем вам погасший фонарь?

— Зачем… зажечь, зачем еще.

— Кровью?

Змум смотрит в темноту, представляет себе юнца, которого не видит.

— А то чем же…

— Вы же говорили… не ваше это.

— Мое не мое, а должен кто-то зажечь… так и вообще фонарей не останется… Ты-то куда за мной катишь?

— Да… у фонаря погреться… светом подкормиться, а то я вообще скоро сдохну.

— Тоже верно… ножичка у тебя нет?

— Валялся где-то… вон…

— Ага, спасибо…

— Вы что, собираетесь…

— Ага…

Змум осторожно колет себе руку, роняет в невидимый в темноте фонарь несколько капель крови. Масло в огонь… тут не масло, тут кровь в огонь подливают…

Тишина…

И темнота, не нарушаемая ничем. И вообще непонятно, есть что-то в этой темноте — или непрогдяный морок, вакуум, в который случайно затесались двое путников.

— И что же?

— А что, что же… не знаю, — Змум хмурится, — я же это первый раз делаю, видно, не учел что-то…

Змум снова и снова роняет капли крови в мертвый фонарь — ничего не происходит.

— Наверное… этому учиться надо.

— А?

— Учиться этому… надо, — голос юнца звучит как будто издалека.

Змум чувствует, что краснеет.

— Учиться… да, надо учиться… Старые-то фонарщики померли все… а молодых нету, учиться не у кого…

Юнец молчит.

— Я же хотел у фонарщика учиться… передумал… сам виноват…

Юнец не отвечает. Может, уже ушел, правда, что тут стоять, когда света нет…

Можно еще поискать по темноте фонарщика какого-нибудь, верно? — Змум говорит непонятно с кем в темноте, может, с самой темнотой, — не может же быть так, чтобы во всем мире света не было, верно? Не может быть… где-то есть…

Темнота не отвечает.

— Или сам как-нибудь свет этот зажгу… не боги же горшки обжигают, верно? Ну… если у них свет получался, и у меня как-нибудь получится…

Темнота молчит…

— Как-то они это делали… правда ведь? — Змум смотрит в темноту, ищет что-то, — как-то… кровью фонарь зажигали… надо зажечь… надо… Надо же, чтобы был свет…