Август, в который никто не придет

Мария Фомальгаут

Что делать, если ваш недописанный роман не хочет ложиться спать, потому что боится ночных кошмаров? Что делать, если Лондон-Париж-Бенилюкс, накрывая на стол к ужину, задает неудобные вопросы? Как городу стать луной? Какое время года начинается в городе после Дрездена? Можно ли плыть не поперек ночи, а вдоль? Куда пропадают карты из головы? А где достать на ужин свежие жареные шляпы? А что делать, если сказка не помнит своих родителей? Наконец-то мы знаем ответы на эти вопросы…

Человек без тайны

–…Вы понимаете… что это просто неприлично?

Пол уходит из-под ног. А на что, собственно говоря, я надеялся, когда сюда пришел. Ну, хотя бы… хотя бы там — мы рассмотрим вашу заявку, или там — мы вам перезвоним, даром, что телефоны у нас еще не изобрели…

А тут — вот так — в лоб — сразу:

— Вы хоть понимаете… что это неприлично уже?

— Ну… — мысленно хлопаю себя по затылку, ну неужели не мог ничего поумнее сказать, ну там, хотя бы, а что вы против меня имеете, или там — почему вы считаете это неприличным, — а тут нате вам, ничего кроме му да ну сказать не могу, еще с самого детства, училка начнет прикапываться, почему тетрадь забыл, а ты в следующий раз себя забудь, и я вместо того, чтобы — да со всем моим превеликим удовольствием забуду — вот так вот стою, мычу что-то, только колокольчик на меня повесить и в коровник пустить…

Констебль смотрит на меня. Пристально.

— Кого вы убили?

Меня передергивает.

— Да никого я не убивал, я…

— Ну, хотя бы признайтесь, скольких человек…

–…да нискольких, говорю же вам…

Снова смотрит, снова пристально:

— Что вы украли?

Чувствую, что краснею, какого черта я краснею, я же не крал ничего…

–…да ничего я не крал…

— Что. Вы. Украли.

— Ничего, — отчаянно пытаюсь вспомнить хоть что-то, какие-нибудь яблоки у соседей, да ничего подобного, отродясь на дух не переносил яблоки эти, все крыльями хлопают, ах, витамины, ах, полезно, а меня с одного запаха воротит…

— Может… жизнь кому-то разрушили?

— Да… как-то так больше мне жизнь рушили… все, кому не лень…

Констебль оживляется:

— Вы… мстили?

— Да ну вас, делать мне больше нечего, мстить… если всем и каждому мстить буду, так это проще сразу весь город взорвать… и весь остров вообще…

— Так-так-так… — констебль оживляется, — значит… хотите взорвать остров?

— Боже упаси, что вы, в самом деле…

— Но вы же сами сказали — весь остров вообще взорвать!

— Да то-то и сказал, что я это делать-то не буду ни за что в жизни вообще!

— Но вы же сами…

Понимаю, что уже не отвертеться, что чем больше буду с пеной у рта доказывать, что ничего такого и в мыслях не было, тем больше будут думать, что было, еще как было…

Хватаюсь за соломинку:

— Тогда… тогда это будет уже не тайна…

Констебль вздрагивает, смотрит на меня, расстреливает взглядом:

— А тайна у вас какая? Тянем, тянем черта за хвост, и все без толку…

— Ну… э… — мысленно добавляю, ты еще «му» скажи, ну скажи «му», — ну а почему что-то плохое должно быть? Может… может, там тайно влюблен в кого, или мечта какая… невозможная… несбыточная…

Презрительный смешок:

— Мы мечтами и влюбленностями не занимаемся, колышек вы наш квадратный в круглой дыре… Вы хоть вообще отдаете себе отчет, чем полиция занята?

— Преступлениями…

— Совершенно верно! Преступлениями! Так и дайте нам преступление, убийство, грабеж, разбой, присвоение чужого наследства, козни, интриги, безумные планы по уничтожению мира в конце концов!

Хватаюсь за соломинку:

— Я думал, для полиции это не так важно…

— Друг мой, это важно для всех, понимаете, для всех! Как вы думаете, для чего вообще живет человек?

Понимаю, что ответа — жить, чтобы жить, — от меня не ждут.

— Тайны, друг мой, тайны! Скелеты в шкафах, мыши под крышей, игрушки в избушке, гномики в домике, тайны, тайны, тайны! Вон, посмотрите на улицу!

Смотрю, — осторожно, как будто улица может меня укусить.

— Ничего не замечаете?

— Дома… пешеходы… экипажи…

— Дома! Что вы заметили в домах?

— Ну… свет горит… а там не горит…

— Вот именно, друг мой, вот именно! И как вы думаете, почему есть дома, в которых никогда не зажигается свет?

— Никто не живет?

— Ошибаетесь! Живут, и еще как живут!

— Но…

–…тайны! Друг мой! Там живут тайны! Люди умерли, дом опустел… а тайны остались, тайны, как величайшее сокровище… город, наполненный тайнами… А вы хотите прожить свою жизнь впустую? Спустить все семьдесят лет псу под хвост?

— Но…

(му, еще скажи — му…)

— Я вынужден арестовать вас.

— Но…

–…а как вы хотели, а? Думали и дальше жить, ничего не делая, да…

–…господин констебль…

Поворачиваюсь к вошедшему, желторотый юнец, смотрит на меня с подобострастным восхищением.

— Слушаю вас.

— Я нашел тайну умершей графини…

— Отлично. Позаботьтесь, чтобы тайна получила поместье графини и что там полагается в наследство…

…говорю, сам себя одергиваю, сейчас окажется, что никакого поместья у графини отродясь не было, а по завещанию все отходит племяннику, в том числе, и тайна…

— Будет исполнено. А…

–…что такое?

— А этот… который вчера приходил…

–…мне жаль, но пришлось его казнить.

— Ничего себе… вы меня пером с ног сбили…

Приказываю себе запомнить, сбить с ног пером, хорошая фраза…

— Позовите людей, пусть уберут тело из подвала…

Поправляю униформу, получилась широковата в плечах, ну да, констебль был помясистее меня, держу пари, сейчас каждый второй, если не каждый первый будет мне сочувственно говорить, что-то вы исхудали сильно, болеете, что ли…

Юнец ускользает за дверь — моя тайна только того и ждет, соскакивает со шкафа, потягивается, забирается мне на плечо. Почему мне кажется, что у тайны глаза убитого, ведь ничего подобного, ничего похожего, желтые звериные глаза с узкими зрачками..