Аратта. Книга 6. Черные крылья

Мария Семёнова, 2022

В вендских лесах, где правят звериные боги, стало слишком много тех, кто куда хуже зверей. Киран, бывший узурпатор трона Аратты, ищет способ вновь обрести власть. Он давно забыл тех, кого погубил здесь в прежние годы. Но они не забыли. Они придут за ним, даже мертвые. Учая, повелителя ингри, беспокоит лишь одно: богиня-покровительница почему-то отвергла его! Что же делать, как вернуть ее любовь? Учай выбирает опасный путь… Тем временем слепой гусляр Зарни начинает свою игру. Его песни обладают великой властью над людьми, внушая им любовь или ненависть. Но для Зарни важнее всего, чтобы ему поверила Кирья. Если девочка сделает то, чего он хочет, судьба Аратты будет предрешена. Прекрасная женщина с черным волком появилась в земле дривов. Кто она, кого ищет и кому намерена отомстить? Слишком много зла стало нынче в вендских лесах. Звериные боги недовольны… Цикл «Аратта» – первый опыт сотрудничества создательницы знаменитого сериала о Волкодаве Марии Семёновой и талантливой петербургской писательницы Анны Гуровой, автора книжных сериалов «Князь тишины», «Лунный воин», «Книга огня», «Дети Змея» и других популярных произведений фэнтезийного жанра.

Глава 4. Старые раны

— Ширам, замри! — шепнула Янди, резко останавливаясь.

Бронзовые псы, охраняющие вход в покои святейшего Тулума, повернули головы в сторону входящих одним и тем же наводящим жуть плавным движением. Слабое гудение, наполнившее пространство, заставило Ширама окаменеть. Он кое-что слышал о храмовых чудесах. Некоторые из них могли устрашить даже бывалого воина. Всякий готов со славой погибнуть в бою, но мало кто пожелал бы сгореть, корчась в каменном колодце, облепленный огненной смолой, которая не погаснет, пока не прожжет насквозь плоть и кости…

— Маханвир Ширам! Саари Яндха!

Гудение смолкло. Оба бронзовых пса опустили морды и замерли. Двери внутренних храмовых покоев распахнулись, и навстречу гостям вышел Тулум.

— Входите, — приветливо кивнул он. — Рад, что вы немедленно откликнулись на мое приглашение…

Знатные накхи вошли в тайные покои верховного жреца.

— Ты кого-то ищешь, маханвир? — спросил Тулум, жестом приглашая их пройти к широкому столу, заваленному свитками и уставленному причудливыми приборами.

— Признаюсь, надеялся встретить здесь Хасту, святейший, — сказал Ширам. — Давно не видел его…

— И не увидишь, думаю, еще долго. Хаста с моим поручением отбыл на север, в Бьярму. Ему поручено важное и деликатное дело в Северном храме. Учитывая наши непростые отношения со Светочем Исвархи, пожалуй, только Хаста и способен его уладить…

Ширам кивнул, не выдавая разочарования. Стоящая на полшага позади него Янди глазела по сторонам, рассматривая тайное убежище верховного жреца. Поистине мало кто из людей Аратты побывал здесь, и еще меньше отсюда вышло…

Тулум жестом предложил им занять места в креслах и сам уселся за стол, внимательно глядя на вошедших. Бывшего саарсана накхов он знал едва ли не с его детских лет и вполне представлял себе, чего от него ожидать. Правда, когда стало известно, что Ширам возвращается во дворец, Тулум сомневался: будет ли толк от низложенного и искалеченного владыки накхов? Дружеские чувства Аюра понятны — но пригодится ли Аратте тот, кого лишили власти и имени, руки, отрубленной на священном камне, и объявили «мертвым саарсаном»? Однако, вопреки ожиданиям, пережитое не сломало Ширама. Он стал еще более молчаливым и замкнутым, чем прежде, но без колебаний выразил желание служить Солнечному Престолу и уже не раз проявил себя в деле. Отрубленная рука, кажется, ничем не мешала ему. Кроме того, с Ширамом прибыл немалый отряд накхов — все они прежде служили в Полуночной страже и вернулись в ее ряды, словно и не покидали их. А еще — Аюна, их будущий ребенок…

А вот «саари Яндха» пока оставалась для Тулума загадкой. Ширам привез эту женщину с собой из Накхарана. С недавних пор она повсюду его сопровождала. Он называл ее своей сестрой. Молодая, светлокожая, с жестким взглядом, одетая и вооруженная как жезлоносец Полуночи, с черно-белыми лентами Афайя в длинной русой косе, она возникла словно из ниоткуда. Хоть она и не появлялась во дворце без черной боевой раскраски на лице, Тулум отлично видел, что никакая она не накхини.

— Что скажешь, Ширам, об итогах государева малого совета? — без каких-то предисловий спросил верховный жрец. — Не правда ли, они были неожиданными? Особенно то, что ты сказал о зимнем походе в земли ингри…

Ширам сжал губы. Его «сестра», напротив, широко улыбнулась.

— Святейший, если желаешь, я повторю свои слова еще раз, — сказал накх. — Изучив все сведения, что принесла разведка, я пришел к выводу — поход в Затуманный край не нужен. Он принесет лишь вред. Дривы не воюют зимой. Они попрятались по своим лесным норам, и мы не найдем их. Все, что мы можем сейчас вернуть, — это развалины сгоревшего Мравца. Что касается ингри, наши соглядатаи все как один сообщают, что эти дикари и подавно не готовы к войне. Их якобы огромное войско — всего лишь скверно вооруженная толпа, неопытная, ничего не знающая о войне. Возможно, Учай смог бы что-то сделать из них к весне. Но до весны еще очень далеко…

Тулум слушал и кивал, словно все приводимые Ширамом доводы не имели значения. Янди внимательно следила за верховным жрецом. То, что говорил Ширам, она и так знала — это было верно, предсказуемо, а потому неинтересно. Куда больше ей хотелось узнать, зачем их призвал Тулум.

— Так ты полагаешь, Ширам, что этот дикарь Учай не стоит внимания? — рассеянно спросил Тулум.

— Я все сказал на совете. Он опасен. Я отлично его помню. Учай умеет повести за собой людей, он умен и хитер. Но его войско… Ингри живут родовыми общинами в раскиданных по лесам селениях. При первом же ударе они разбегутся по своим землянкам, растекутся, как вода сквозь пальцы… Надо готовиться к тому, что будет весной.

— Боюсь, весной нам всем будет не до войны, — хмуро заметил Тулум, глядя куда-то сквозь собеседников.

Ширам взглянул на него с недоумением:

— О чем ты?

— А может, и вовсе не будет никакой весны…

— Я тебя не понимаю, святейший!

Тулум вздохнул:

— Именно для этого я вас сюда и пригласил… Послушай, саарсан…

— Не зови меня так.

— Извини, Ширам, — печально усмехнулся Тулум. — Никак не привыкну. Ты — муж моей племянницы, а значит, мой родич, член семьи. Я буду говорить откровенно, а если ты услышишь странные вещи, не стесняйся переспрашивать.

Гости выжидающе уставились на Тулума. Внешне ничего общего — смуглый накх и маленькая русоволосая девушка, похожая на вендку. Но верховному жрецу стало не по себе от одинаковых взглядов немигающих зеленых глаз. Некогда он уже знавал одного жуткого накха с точно такими же глазами… «А может, они и в самом деле брат и сестра?» — впервые подумал он.

— Я позвал вас, чтобы сообщить волю государя, а затем добавлю кое-что от себя. Войны не будет — однако ты все же отправишься в Мравец, — негромко заговорил жрец. — Так решил государь Аюр. Возьми с собой достаточно большой отряд, чтобы устрашить лесных жителей. Возьми своих накхов или кого посчитаешь нужным сам…

— Но воевать…

–…ты не будешь, да это и не нужно. Задача твоего похода будет совсем иная. До меня дошли очень тревожные слухи об одном человеке. Опасном для Аратты человеке… Некогда он сбежал из столицы и много лет скитался по окраинам. И вот мне вдруг сообщают, что тот человек объявился возле Учая… Более того — что он и есть настоящий вдохновитель его завоеваний!

— Если ты о том, чтобы отыскать и притащить сюда изменника Кирана, святейший, — промурлыкала Янди, — с этим не будет никаких хлопот. Мы похитим его и притащим к тебе — живого или мертвого, как сам пожелаешь.

Ширам бросил на сводную сестру быстрый взгляд. Хотя порой Янди внушала ему нечто вроде ужаса, он привык к ней. Более того — она понемногу становилась ему необходимой. Она была умной, коварной и поистине смертоносной в битве. Ближе узнавая Янди, Ширам не мог не признаться себе, что Янди — один из лучших воинов, кого он встречал в жизни. Порой он ловил себя на том, что общается с ней так же, как в свое время с Маргой. Да и Янди быстро заняла при нем и в его войске то же место, которое прежде занимала Марга. Янди на удивление легко освоилась среди его воинов. Ее слушали, ее уважали. А если кто и узнал в ней неприметную служанку Аюны, тот держал язык за зубами… Конечно, в Накхаране никогда бы не приняли как равную какую-то светловолосую полукровку. Но Лазурный дворец был далеко не Накхаран.

— Если государь желает выкрасть изменника Кирана, то лучше моей сестры это никто не сделает, — подтвердил Ширам. — Яндха, дочь Гауранга, — прекрасный воин. Порой мне кажется, что в ней воплотилась сама Мать Найя. Мы считаем, что она рождается среди смертных…

— Ширам, оставь эти накхские выдумки, им не место в доме Исвархи! — замахал руками Тулум. — И Кирана тоже оставьте в покое. Государь же предельно ясно высказался на совете. Изменник сам себя загнал в ловушку. Пусть Кирана покарают его собственные злодеяния. Кроме того, я дал ему небольшую возможность выпутаться и теперь хочу поглядеть, как он извернется… Я вовсе не о нем.

— А о ком, святейший? — спросила Янди.

— Сейчас объясню. Так вот, Ширам, — Тулум повернулся к маханвиру, — ты приведешь малое войско в Мравец, и там вы зазимуете. Мои люди докладывали, что этот Учай сжег только крепость, а сам город остался невредим… Постарайся связаться с вождями дривов. Пригласи их на переговоры. Обещай им все, что посчитаешь нужным…

— Ясно. Ты предлагаешь мне тянуть канитель и отвлекать на себя внимание, — кивнул Ширам. — А в это время…

— А в это время славная саари Яндха и те, кого ты дашь ей в помощь, отыщут для нас одного человека, — продолжал верховный жрец. — Жизненно важно для всей Аратты, чтобы вы захватили его и привезли в столицу, прежде чем он натворит бед.

— Что же это за человек такой? — с любопытством спросила Янди.

— Скажем так… Он способен на вещи, недоступные обычным людям. Пусть он выглядит беспомощным калекой — поистине смертельно недооценивать его…

— Это чародей? — в лоб спросила жреца Янди.

— Его можно так назвать, — уклончиво сказал Тулум.

Накхи переглянулись.

— Ехать в земли ингри ловить чародея. — Янди вновь улыбнулась. — Смертельно опасного чародея! Братец, вот это мне по душе!

* * *

Зарни поднял лицо к небу, с удовольствием подставил чуть теплым лучам солнца.

— Ну, рассказывай.

Варак поспешно шагнул вперед и почтительно поклонился, хоть гусляр его и не видел, и даже голова слепца была повернута в другую сторону. Плот слегка покачнулся под ногами раба. Хотя земли ингри уже укрыл снег и болота покрылись коркой льда, озеро Встающей Воды и не думало замерзать. Где-то в его недрах изредка пробуждался кипун. Он бил в небо, повергая народ в священный трепет. Берега озера затягивало паром, а на поверхность всплывали серебристые тушки мертвых рыбин. Из-за источника священное озеро стояло безо льда всю зиму. Какой еще человек, кроме Зарни, осмелился бы поселиться в таком месте?

Причем устроился даже не рядом с сердитым озером, а прямо на нем. Два больших плота стояли у берега, привязанные к склонившимся над водой березам. На одном плоту высилась теплая палатка из бугристой шкуры неведомого зверя. На другом Зарни любил проводить время, размышляя, наигрывая на гуслях или занимаясь вовсе неведомо чем. Как, например, сейчас.

Варак опасливо косился на хозяина. Тот сидел, выпрямив спину и положив ладони на бедра, на самом краю плота. Белые глаза неподвижно глядели прямо на солнце. Кажется, чуть пошевелись слепой — и свалится в воду. Варак, однако, знал, что и без глаз Зарни видит получше многих, да и студеная вода его вовсе не пугает. Ожидающая поблизости на берегу дривская девка с полотенцем в руках — тому свидетельство. А Зарни будто и в самом деле пригрелся на солнышке! Даже шубу расстегнул, словно ему жарко…

— Как ты велел, я остался и слушал, господин, — негромко заговорил бывший дворцовый раб. — Повелитель Учай вовсе не замечал меня, пока я к нему не обратился, потом уж выгнал…

— Хорошо, — промурлыкал Зарни. — И что же сказал Учай, когда увидел девочку?

— Мне показалось, он растерялся, господин. И не был так уж рад встрече… Мне думается, он не знает, что с ней делать…

— Тебе думается или он сказал?

— Нет-нет, прости, господин, — забормотал Варак, съеживаясь. — Повелитель Учай так и сказал: дескать, ну и куда тебя девать, рыжая? Жены, чтобы приглядывать за девчонкой, у меня больше нет… Замуж выдать — еще мала, да и не за кого…

— Так и сказал? — захихикал Зарни. — Значит, уже прикидывает за кого и скоро ведь найдет. Ты сказал ему, что я тебе велел?

— Сказал, господин. Если будет на то воля повелителя, вещий Зарни пока научит девочку играть на гуслях.

— А что Учай?

— Посмеялся. Дескать, не девичье дело на гуслях играть… И про тебя, господин, изволил сказать всякого…

— Что я сдурел?

— Ну-у… Не совсем такими словами…

Слабое тепло зимнего солнца еле ощутимыми ручейками растекалось по коже. Зарни неспешно стянул кожух, положил рядом на настил плота, оставшись в одной рубашке. Варак поглядел на него, вчуже поежился от холода. Вспомнил, как они так же сидели на плоту — Зарни говорил, он записывал, — когда на той стороне озера показались чужаки. Два свирепых косматых дрива, по виду сущие разбойники; тощий, еле живой с виду молодой бьяр; мальчишка-ингри и девочка с огненной копной волос. Ох как перекорежило Зарни при одном звуке ее голоса! На миг Вараку показалось, что слепой гусляр вот-вот потеряет сознание…

— Так, а что мальчишка? Этот, как его… Мазай? Кирья к нему очень привязана, не так ли?

— Это правда, господин. Они как брат с сестрой. Вроде вместе росли…

Варак поколебался, добавил:

— Мальчишка очень испугался, когда увидел повелителя. Аж прочь из избы шарахнулся.

— Любопытно…

— Но повелитель ему ничего плохого не сделал. Наоборот, улыбнулся этак по-доброму… Спросил, как здоровье деда…

— Деда?

— Да, я тут поспрашивал: его дед Вергиз считался у ингри чародеем. Волчьим пастырем его прозвали.

— Откуда такое прозвище?

— Прости, еще не знаю, господин…

— Так узнай! — строго сказал Зарни, стягивая рубашку.

И снова застыл, словно изваяние, подставляя голый торс морозу и бледному зимнему солнцу. На шее сверкнуло солнечное колесо, вызывавшее неизменное любопытство Варака. В Аратте тоже носили знак Солнца — гладкий золотой круг на цепи. А у Зарни лучи загибались посолонь, словно Господь Солнце бежал по небу, подобно восьминогому скакуну или катящемуся колесу…

Варак мельком оглядел могучие плечи слепца и мысленно ядовито усмехнулся: «Учай-то, похоже, считает моего господина выживающим из ума старцем — а гусляру ох как далеко до старости! И вовсе не годы выбелили его огненные косы…»

— А что там дривы, с которыми пришла Кирья? — спросил Зарни, разминая руки.

— Эти сразу нашли в Ладьве сородичей. Старшего, Варлыгу, повелитель уговаривал остаться. На службу к себе звал. Тот сказал, что подумает, но сперва хочет поискать своих — может, кто выжил…

— Я вроде слышал об этом Варлыге…

— Да он знатный разбойник! Ну, то есть по-здешнему герой-избавитель, борец с проклятыми арьяльскими захватчиками, — ухмыльнулся Варак. — В те времена, когда Киран тут был наместником, того дрива Варлыгой прозвали. Говорят, он успел даже в столице в вендской страже послужить. Оттуда его сослали на Великий Ров, потом, видно, сбежал. Через Змеиный Язык с товарищем прошли, зимой — неслыханное дело! Тут на торгу болтали, будто сперва-то беглецов побольше было, а дошли всего двое — ох, неспроста…

Зарни зевнул:

— Все, ступай.

Гусляр оперся на руки и почти без всплеска соскользнул с края плота в воду. Варак проводил его неодобрительным взглядом, собрал одежду с настила и понес в палатку — греть над жаровней. Он уже не первый раз присутствовал при купании Зарни и всякий раз изумлялся, зачем тому нужно так себя мучить. Сам Варак все время кутался и мерз и опасался не пережить здешней суровой зимы.

* * *

Зарни дважды переплыл озеро и теперь медленными гребками возвращался к плоту. Изредка из глубин, лаская кожу, пробивались к поверхности горячие струи и тут же растворялись в студеной зимней воде. Хоть озеро и не покрывалось на зиму льдом, теплым его никто бы не назвал. Вода обжигала кожу, но Зарни это даже нравилось. Он мог бы плавать так еще долго, наслаждаясь своей выносливостью и свободой движения. Пожалуй, даже в прежние, куда лучшие времена гусляр не был таким сильным. Руки-то уж точно стали как у кузнеца — раньше было просто незачем. Зарни любил плавать, любил лес и воду. Они дарили ему множество звуков, запахов и ощущений и позволяли ненадолго забывать о своей ущербности.

Подплывая к плоту, он вытянул руку, безошибочно нашарил край бревна, подтянулся, выбрался из воды. Плечи и голову тут же окутало полотенце, женские руки принялись бережно вытирать длинные волосы. Местные бабы наперебой стремились услужить знаменитому гусляру, который вдобавок пользовался славой колдуна. Только успевай выгонять, не то поселились бы прямо в палатке! Уж чего Зарни не ожидал, так этого. В давние времена, когда он был красавцем, от женщин отбоя не было. Потом с горечью думал, что женщины будут относиться к нему, безногому слепцу, с отвращением. А вышло все наоборот. К прежнему восхищению добавилось почитание и преклонение, будто перед святыней. По всей Аратте ходили легенды о боговдохновенных певцах, которые пожертвовали частью себя за великий дар. Кто глаз отдал, кто оба, кто и жизнь — да ладно, если свою… Никто даже не сомневался, что страшное увечье гусляра было священной жертвой богам.

Зарни порой думал, что Тулум и это предусмотрел.

Насухо вытертая кожа, обдуваемая холодным ветерком, так и горела. Но Зарни, как всегда, наслаждался ощущением безупречной чистоты, которое дарило ему купание. Он до болезненности любил это ощущение. Как он сам сильно подозревал, оно появилось после зловонных подвалов государевой тюрьмы…

* * *

Жителям столицы сияющий Лазурный дворец кажется небесным градом, плывущим над пестрыми городскими крышами. Золоченый купол главного храма Исвархи в ясные дни слепит глаза, будто само солнце. Никто даже и не подозревает, как скверно пахнет в его темных подвалах глубоко под землей. Особенно в некоторых…

Зарни давно потерял счет дням. Все они были одинаковы — погружены во тьму и наполнены болью. Боль не проходила очень долго. Если бы ему просто выкололи глаза острым раскаленным прутом, как другим заговорщикам, раны давно уже зажили бы. Но жуткое зелье, которое влили ему в глазницы, разъело все, оставив незаживающие нарывы. Раны подсыхали и снова лопались, по лицу днем и ночью сочилась сукровица. Все, о чем поначалу мечтал Зарни, — поскорее умереть, лишь бы прекратилась боль. Но палачи, вовсе не заботясь о том, чтобы облегчить мучения осужденного, внимательно следили, чтобы раны не загноились. И вот понемногу муки начали отступать. Вчера Зарни наконец смог проспать целую ночь, не просыпаясь ни от боли, ни от кошмаров…

А следующим утром — или вечером, он уже не знал — его снова притащили в тот подвал. Зарни издалека учуял знакомый запах — благовония, которыми пытались перебить вонь крови и испражнений, — и едва не лишился разума от ужаса.

— Проходите сюда, святейший! Вот он, злыдень!

— Ну и запашок тут у вас, — брезгливо произнес вошедший.

Это был голос святейшего Тулума. В последний раз Зарни слышал этот голос как раз перед тем, как жгучая отрава полилась ему в глазницу.

— Уж простите, святейший, — раздался голос одного из палачей, — каждый день наводим чистоту, а все никак не избавиться! Видно, такое место…

— Мне надо осмотреть раны.

Зарни потащили, подняли на стол. Холодное железо сомкнулось на запястьях и щиколотках. Послышались шаги, шелест длиннополого одеяния. Слепец ощутил тепло на щеке, — видимо, к лицу поднесли факел. Он смог различить мутное пятно света, — стало быть, глаза умерли не совсем. Но какое это имело значение? Зарни знал: после того, что с ним сделали, былое зрение никогда к нему не вернется.

— Отлично, отлично! — Прохладные пальцы коснулись его щеки, поворачивая лицо. — Все чисто, гноя нет… Сукровица больше не сочится? Как ты себя чувствуешь, Зарни Зьен?

Гусляр не ответил. Однако Тулума это не смутило.

— А ты знаешь, что перестал моргать? — спросил он с любопытством. — Как интересно! Человек, видишь ли, не осознает, что моргает. Полагаю, мозг по привычке пытался смачивать глаза слезами, хотя слезные железы были полностью выжжены… Но этак наверняка было только хуже — одна раненая поверхность терлась о другую… Моргание причиняло тебе большие страдания?

Зарни стиснул зубы и опять промолчал.

— Несомненно причиняло! Но твой мозг наконец понял, что слез нет. Способность человеческого тела привыкать ко всему поразительна! Хочешь знать, как сейчас выглядишь? Совершенно белые глаза. Ни зрачка, ни радужки… Жутковатое зрелище, прямо скажем…

Тулум говорил ровным, даже доброжелательным голосом — ни дать ни взять многоопытный лекарь, вызванный к больному. Ни малейшего злорадства Зарни не слышал — разве что удовлетворение от хорошо проделанной работы. Мягкий тон ученого жреца пробуждал в гусляре жгучую ярость. Показывать которую отнюдь не следовало.

— Как он себя ведет? Не буянит?

— Нет, господин, тихо сидит, — ответил один из тюремщиков. — Все прислушивается к чему-то… Дергается от каждого шороха…

Конец ознакомительного фрагмента.