Ведро, тряпка и немного криминала

Мария Самтенко, 2023

Эта история началась с того, что на меня упал труп.Ну, не совсем на меня. Рядом. Все же, скажу я вам, ощущения просто незабываемые.Потом, правда, стало еще интересней. Новые трупы, полиция и расследования, увольнения и разборки. И я ведь не виновата, оно само…

5

Увы, но вчерашним надеждам на отдых и сладкий сон не суждено было сбыться. И дело не в покойном Денисе Костыеве, увы — кому-то после трупов кошмары снятся, но я, напротив, спала как убитая (наверно, из солидарности). Часа этак три.

Потом под окна нашего дома принесло пьяного Петьку, который теперь, после развода, живёт в коммуналке в соседнём районе. К сведению, раньше мы вместе обитали в бабушкиной квартире, а комнату он всё порывался продать и непременно продал бы каким-нибудь чёрным риелторам, если б не ухитрился потерять паспорт.

Первоначально бывшего мужа принесло не под окно, а в подъезд — но тут его ждал сюрприз: после случая с вилкой я таки поскребла по сусекам, заняла у соседей и поменяла замок. Так что, поныв у двери минут двадцать и спровоцировав соседа сбоку на активные действия в виде спуска нежелательного элемента с лестницы, искомый нежелательный элемент поплёлся под окна, где долго изливал на весь двор свой не шибко богатый словарный запас. В какой-то момент у меня, признаться, мелькнула мысль попросить соседского сына вновь включить ту ревущую музыку на немецком, которую мне так прекрасно слышно из спальни. Потом захотелось набрать кастрюлю воды и плеснуть её в Петьку через окно, благо я живу на втором этаже и точно не промахнусь.

Но не успела я определиться с кровавой местью, как оказалось, что соседи снизу не выдержали первыми. Ещё бы, им-то его слышно лучше. Не размениваясь на попытки заткнуть алкоголика своими силами, они позвонили в полицию и вызвали участкового, который сначала поговорил с Петькой, а потом поднялся наверх. Я приоткрыла дверь, показала свой паспорт со штампиком о разводе, бумаги на бабушкину квартиру, но от бывшего мужа, к сожалению, не избавилась. Вместо того чтобы прогнать алкоголика нафиг, служитель порядка принялся уговаривать меня пустить пьянь к себе и прекратить тем самым конфликт.

Ага, щас! Подобные идеи уже посещали меня на прошлой неделе, и дело кончилось вульгарным скандалищем со втыканием в меня вилок — о чём я и доложила участковому с предъявлением вещественных доказательств. Увидев «боевое ранение», тот сдержанно посочувствовал и ушел. А Петька, зараза, остался и услаждал слух соседей своими алкогольными воплями ещё как минимум два часа. Когда он убрался, я выждала четверть часа и злобно пошла убирать подъезд от следов его жизнедеятельности.

В итоге я ужасно не выспалась, и теперь, дрожа от холода, бреду в свою школу по покрытым тоненькой корочкой льда осенним лужам. Ледяная корка ломается, ботинки скользят, а я тихонько ругаюсь и вспоминаю, куда убрала перчатки.

В школу захожу со двора. На проходной у нас Галька, а я не знаю, как с ней общаться. Делать это всё равно придётся, но хотелось бы как-нибудь не с утра — дайте уж я хоть кофе перед этим попью. Благо время позволяет — до первого урока ещё полчаса.

Увы, но надежда выпить горячего (сладкого, вкусного!) кофе обламывается — железная дверь таинственным образом оказывается закрыта.

— Не поняла.

Недовольно дёргаю ручку. Пинаю створку ногой. Что там, что там эффект нулевой. Ну что ж, придётся сходить на вахту за ключами.

Благодаря директору и его жабе у нас нет личных ключей от каморки. Один-единственный ключ висит на вахте, его официальный дубликат у дворника (который перманентно в запое), а сделать себе копии у нас с девчонками за год с момента установки нового замка так руки и не дошли.

И, похоже, так и не дойдут, потому, что сейчас на вахте ключа не имеется, зато почему-то присутствует злая до чёртиков Катька.

Подхожу к ней:

— Привет! А где ключ?

Катька пожимает худыми плечами, поправляет тёплую шаль и неопределённо поводит рукой:

— А кто его знает? Исчез вместе с Галей, — в её голосе проскальзывает раздражение — не нравится, видно, на вахте сидеть. — Борис Семёнович бегает, ищет, думаю, скоро найдёт.

Киваю. Это он может. Носиться по школе и что-то искать — как раз в духе директора, он обожает быть в гуще событий. Прирождённый руководитель. Ещё он очень не любит, когда кто-то из нас не появляется на работе, и постоянно приговаривает: «Проспал — позвони, заболел — позвони, попал под машину — так пусть хоть из морга звонят». Ох, чувствую, Гальке достанется.

— Давай, раздевайся, повесь куртку в гардероб, — предлагает Катя.

— Да нет, спасибо, я лучше так похожу.

Угу-угу. Знаем мы их гардероб. Вроде и дети-то все приличные, но из карманов детей всё равно пропадает мелочь (хотя мне это не грозит, я всё храню в кошельке), пару раз терялись перчатки (в общей сложности восемь пар, у какого, наверно, коллекция) а однажды пропала шапка (правда, потом она обнаружилась в туалете). Не сказать что я сильно боюсь за хранящееся в куртке имущество (два носовых платка и стандартный набор карманного мусора), только… да что уж врать, мне просто-напросто лень.

Открываю рот, чтобы сказать что-нибудь из области вселенской мудрости… и тут к нашей вахте подлетает директор. Ну что сказать, валерьянкой от него не несёт. Уже хорошо. Неизменный деловой костюм идеально отглажен, ботинки — начищены, на лице ясно читается лёгкое раздражение. В общем, всё в норме.

— Марина! — зовет непосредственное начальство, не снижая крейсерской скорости. Повелительно машет рукой, я торопливо бросаюсь за ним, благо ждать он не собирается. — Галину не видели?

— В прошлый раз вчера днём, — честно признаюсь я. — Могу дать её телефон…

— Который она не берёт! Нет уж, идите за мной…

Директор заворачивает в коридор и подлетает к нашей каморке, негромко бурча о тех страшных карах, которые непременно постигнут того, кто забрал ключ. Я незаметно вздыхаю. Да-да, виновата, конечно же, Галька, а не та интересная личность, которая экономит на всём подряд. Я это к тому, что к тем замкам, которые продаются в хозяйственных магазинах, в комплекте идёт три-четыре ключа, но новые замки у нас никто не покупает — используют хранящееся в запасах старьё.

Хотя, может, это не экономия — возможно, что он нам просто не доверяет.

Директор подлетает к каморке и энергично толкает железную дверь. Эффект нулевой. Я подхожу следом, хватаюсь за ручку — всё ещё заперто. Сзади насмешливо фыркает как-то неожиданно собравшийся консилиум в лице двоих физруков (и где они прятались, что я их не видела?). У одного, как мне помнится, сейчас должны быть занятия — видно, директор решил, что дело серьёзно. Впрочем, детишки, наверное, только рады.

— Борис Семёнович, вы посмотрели? — интересуется один из физруков, Валерий Не-помню-чеевич Колобков. Он у нас, кстати, мелкий и лысый, правда, в объёмах слегка подкачал — до настоящего колобка ему толстеть и толстеть.

— Я отправил трудовика, — опускает глаза директор (не от смущения, просто он выше). — Скоро придёт.

Трудовик появляется минут через пять: высокий, сутулый, взъерошенный и без шапки. На вид ему лет двадцать пять, и для него наша школа это первое место работы.

Мне сложно представить, кто в двадцать первом веке пойдёт учиться на трудовика. Народ идёт в педагогические вузы или по принципу «куда взяли», или как продолжатель учительских династий. Но трудовик не очень похож на представителя династии, да и особых способностей к этому делу у него явно не наблюдается. Зато он хотя бы не жалуется (поневоле вспомнишь нашего физика, тот вечно ходит с кислым лицом).

Впрочем, сейчас и трудовик не выглядит особо довольным.

— Г-галина там, — запинается он, — сидит. Голова на столе, лицо набок, вся… синяя. Рядом лужа…

— Крови? — уточняю я. На меня тут же шикают. А что тут такого? Вопрос, как по мне, резонный.

Трудовик запускает в волосы пятерню. Директор убирает телефон в карман, физруки отлипают от стеночки, я навостряю уши и подозрительно щурю глаза.

— Н-нет. Какая-то засохшая хрень вроде пены. Вот здесь, — он машинально подносит конечность к своей небритой физиономии, но тут, спохватившись, вертит ладонью в воздухе, — у лица.

— Ключи? — хищно осведомляется директор. И ведь никто, заметьте, его не затыкает!

— Рядом, на столике.

— Так-так, — директор ощутимо мрачнеет.

Я уже говорила, что он плохо скрывает эмоции? Так вот, по сравнению с обоими физруками Борис Семёнович просто Джеймс Бонд. За покерный стол им лучше вообще не садиться; впрочем, за «мафию» тоже. Хотя… да кто бы говорил! Я, кстати, тоже далеко не секретный агент — саму себя, мне, конечно, не видно, но окружающие наверняка отмечают что-то вроде неестественно бледности. А ещё у меня пальцы дрожат.

— Ломаем дверь? — предлагает Колобков. Директор хмурится, сводит брови на переносице, окидывает железную створку подозрительным взглядом и неуверенно заявляет:

— Сможете снять с петель?

Теперь уже дверь в каморку изучают специалисты (т.е. физруки), и что-то особого воодушевления на их лицах не наблюдается. У каждого свой букет эмоций, трудовика до сих пор пробивает мелкая дрожь, но мужики единодушны в одном — в здоровом профессиональном скептицизме.

— Тут, это… — выдаёт наконец трудовик, заметив, что старшее поколение предпочитает отмалчиваться, — лучше, того… с другой стороны.

То есть со стороны комнаты. В которую нам как раз не попасть, потому что окна мы закрываем на шпингалеты (собственноручно этим занималась — теперь вот жалею, почему же не поленилась!). Всё равно, значит, чем-то придётся пожертвовать — дверью, стеклом или… Галькой.

Тут меня словно дёргают за язык. Подскакиваю, как воробей, и бойко (словно за стенкой не лежит труп бывшей подруги) выкладываю то, что безуспешно пыталась сформулировать раньше:

— Нам нужно вызвать полицию!

Ну вот, пожалуйста, вякнула. Все мы задним умом крепки. Вроде бы и сказала всё правильно, но директор щурит глаза уже на меня (сначала он пепелил злобным взглядом трудовика). Поправляю куртку, рассеянно улыбаюсь. И эта улыбка почему-то выводит его из себя.

— Оставим полицию, — бухтит он, стремительно багровея. Как странно… раньше бледнел, а сейчас покраснел. — Вы двое, идите на уроки, дайте детям задание, пусть не сидят без дела. Мы с Колобковым остаёмся здесь, а вы, Марина, — он наклоняет голову набок, и я получаю возможность разглядеть его крючковатый нос с нового ракурса, — сходите-ка к Павлычу за ключами.

Павлыч — это наш дворник, достаточно бодрый, но постоянно злоупотребляющий алкоголем дедок. Зовут его вроде Семён (а, может, Иван). По непонятной традиции, корни которой восходят к тем тёмным, почти доисторическим временам, когда я и знать не знала об этой школе, у него хранятся дубликаты ключей от всех технических и подсобных помещений, включая кабинет трудовика. От главных ворот у него, как ни странно, оригинал, что создаёт нам дополнительные трудности. Почему получилось так, что директор (который, кстати, не слишком-то любит пьянь) до сих пор его не уволил, есть тайна за семью печатями. Кажется, Галька пыталась тут что-то разнюхать, но нарыла лишь то, что вакансия «дворник» у населения не в чести, и начальству нет смысла менять одного престарелого алкоголика на другого.

Кстати, о Гальке. Похоже, что ей уже не помочь. Пена из горла по пустякам не идёт. Но всё же… не могу я думать о её смерти. Просто в голове не укладывается. Кажется, что сейчас дверь откроется и…

— Что встали? Дверь сама не откроется!

Поток моих мыслей прерывает недовольный директор. Заметила я в последнее время, что в стрессовой ситуации он мгновенно теряет остатки своей обходительности. Что вчерашний эпизод с трупом, что сейчас.

Торопливо застёгиваю куртку и на всякий случай уточняю:

— А почему я?

Да-да, такой идиотский вопрос мог задать исключительно мазохист, а я к ним вроде не отношусь. Но всё-таки интересно, какими соображениями он руководствовался.

— От вас всё равно толку нет, — любезно просвещает начальство (угу, я, в принципе, и предполагала что-то подобное) и, подумав, добавляет, — к тому же вы знаете, где он живёт.

Ну, это бабка надвое сказала (директор, конечно, не бабка, но всё же какое-то сходство имеется). Я знаю дом. В конце сентября директор послал нас с Галиной с каким-то там поручением. Работу, естественно, сделала Галька, меня она, похоже, взяла с собой для моральной поддержки (чтобы было с кем поболтать по пути), потому, что велела остаться во дворе. Я существо не такое уж любопытное, так что не стала ругаться, достала из торбочки детективчик и примостилась с ним на скамейке.

А теперь вот жалею, потому, что с дворником надо что-то делать. Не могу же я мотаться по всему дому, выспрашивая у каждого встречного-поперечного, где можно найти конкретного индивидуума. Нет, ну, конечно, могу… но не тогда, когда в школе, возможно, уже лежит труп!

Так что, собрав свою волю в кулак, я, уже развернувшись к выходу, поворачиваюсь обратно и тихонечко говорю:

— Борис Семёнович, я не знаю номер квартиры…

— Двенадцать, — без запинки отвечает тот. — Комната номер два.

— Спа… спасибо.

Вот это да! Какой же он у нас информированный. Настоящий шпион. Мой дом он, случайно, не знает? А Катькин? А физика? Странные дела творятся…. Да ничего, разберемся. Даша Васильева же как-то разбирается!

Стоит мне вспомнить героиню обожаемых детективов, как настроение неуловимо ползёт вверх. Я перехватываю торбочку поудобнее, бодро припускаю по коридору, обгоняя дефилирующих в том же направлении физруков… и тут нашему директору почему-то приспичивает меня задержать.

— Марина Васильевна!

— Да? — откликаюсь я и тут же ловлю подозрительный взгляд директора. Тот, видно, не понимает причины охватившего меня воодушевления (ну ладно, ладно, какое воодушевление в такой ситуации, это просто выброс адреналина).

— У вас есть с собой телефон?

— Нету.

Стыдно признаться, но телефона у меня нет ни с собой, ни вообще. Последний мой аппарат (самый простенький и, к тому же, б/ушный), нагло пропил бывший муж аккурат перед эпизодом с вилкой. Я тогда не особо расстроилась, благо звонить было некому (впрочем, хотелось бы посмотреть на того, кто купил эту рухлядь).

Впрочем, пропажа магнитофона и телевизора ещё в «доразводные» времена тоже не сильно меня возмутила, но вот когда он повадился таскать мои детективы и продавать их букинисту, мне пришлось изменить своим правилам и устроить грандиозный скандал. Вообще-то, я очень тихая, безобидная и спокойная, но это если не доводить (а доводить нужно долго, потому, что с первого раза до меня не дойдёт). Петька, кстати, вполне впечатлился — во всяком случае, книги он больше не воровал.

Новый телефон планирую взять с зарплаты, осталось перекантоваться три дня.

— Хорошо, пойдёмте со мной.

Мы добираемся до кабинета директора, после чего Борис Семёнович находит в столе старенький полуразряженный аппарат.

— Возьмите вот этот. Вот здесь, — он тычет в кнопочки, на экране высвечиваются цифры. — Мой второй номер. Будут проблемы — позвоните.

Хватаю телефон и бросаю его в торбу, символизирующий сумочку. У директора дёргается мускул под глазом. Ладно, ладно, впредь буду поаккуратней. Подумать только! «Будут проблемы — позвоните». Он сказал это так, как будто уверен — будут, и непременно. Нет, я, конечно, тоже подозреваю нечто подобно — только директор, похоже, знает это наверняка.

Закидываю торбу на плечо и вылетаю из школы. Катька, которая до сих пор сидит на вахте, не обращает на меня внимания. Впрочем, это и хорошо — вот Галька бы непременно устроила мне допрос. Кто, куда, что случилось, зачем же так быстро? Ну, мы, конечно, подруги, но любопытство — это святое. А Галька…

Никак не могу поверить, что Галька умерла. Нет! Она жива, конечно, жива. Подумаешь, пена. С чего бы ей умирать? Наверно, у подруги случился сердечный приступ, она же полная, с ними такое бывает. Или… инсульт! Конечно! При инсульте лицо должно посинеть. Ну, ничего, сейчас я раздобуду ключи, вызовем «Скорую»… можно, конечно, вызвать её немедленно, но железная дверь-то закрыта, а директор, наверно, не позволит её ломать. Потом ведь придётся её ремонтировать, а на это нужны деньги. Которых у школы, естественно, кот наплакал. Так что он, наверно, и пытается всеми силами предотвратить расход средств. Но… там ведь Галька! Ей плохо. Ей надо помочь!

Я машинально ускоряю шаг, и, задумавшись, поскальзываюсь на ещё не растаявшем утреннем льду. Ноги уезжают вперёд, я опрокидываюсь на спину. Торопливо встаю, сворачиваю в подворотню, ещё какая-то сотня метров — и вот он, долгожданный подъезд! Благо наш дворник живёт неподалёку от школы. Да все мы, в сущности, обитаем поблизости — вот ещё, при такой-то зарплате тратить денежку на проезд! Лучше поискать что поближе, благо уборщицы всем нужны.

Значит, так: забегаю в подъезд, стучусь в первую попавшуюся квартиру, вызываю в школу «Скорую» и «МЧС» (надеюсь, они-то откроют железную дверь), и уже потом, не торопясь, выполняю просьбу директора. Можно, конечно, сразу побежать к школе, но я не хочу, чтобы он что-нибудь заподозрил. Мне же потом это все и аукнется. А так наш директор, надеюсь, подумает на кого-то из физруков, а я останусь не при делах. Нет, я, конечно, могу не париться, принести ключи и прикинуть, чем он займётся потом, но ведь там Галька… А вдруг она всё же умрёт?

Как ни странно, проблем с осуществлением плана не возникает. Я спокойно проникаю в подъезд, благо о такой нужной вещи, как домофон, жильцы, видно, и слыхом не слыхивали (хотя кто бы говорил, у нас его тоже нет). О лифте, видимо, тоже… впрочем, зачем он в советской пятиэтажке? Поднимаюсь на второй этаж и нахожу нужную дверь. Она обита кирпичным дерматином (ей-богу, наш, вишнёвый, выглядит куда лучше) и украшена тремя звонками. Вот уж дурацкая причуда, даже если это коммуналка (а, наверно, так и есть, потому, что в обычных квартирах комнаты не нумеруют).

Звоню в ближайший звонок. Эффект нулевой. Поочерёдно тыкаю пальцами в остальные кнопки и, наконец, добиваюсь того, что в глазке (он, кстати, всего один) мелькает какая-то тень.

— Добрый день! — безуспешно пытаюсь придать голосу несвойственную ему официальность. — Мне требуется алкого… э-э-э, дворник Павлыч. Не помню, Иван он или Семён. А ещё — телефон. Нужно вызвать «Скорую» и полицию.

Ура! Дверь распахивается, в проёме появляется мрачная тётка моложе меня лет на десять. Она скептически оглядывает мою скромную персону, хмыкает и ловко перегораживает своим телом вход.

— Чего надо?

Похоже, с первого раза она не расслышала. Повторяю свою патетичную речь, на меня гневно сопят, заставляют снять обувь, после чего всё-таки пропускают к телефону. Осторожно шагаю по длинному, грязному коридору, борясь с желанием зажать нос. Воняет в квартире ужасно. Хозяева, наверно, уже принюхались и почти не чувствуют, но я ловлю себя на мысли, что то и дело поглядываю на стены в надежде обнаружить противогаз.

По пути нагибаюсь, чтобы погладить по спинке метнувшуюся под ноги кошку (о, генератор запаха обнаружен!) и отчётливо отмечаю, что в не особо приятное амбре кошачьего туалета каким-то неведомым образом вплетаются куда более омерзительные нотки. Выпрямляюсь и следую за хозяйкой, смерив подозрительным взглядом неплотно прикрытую межкомнатную дверь. Между прочим, вторую справа.

Ускоряю шаг, добираюсь до большой комнаты и, машинально пересчитывая выцветшие цветочки на грязном халате не рискнувшей оставить меня одну женщины, последовательно вызываю «МЧС» и «Скорую» (пожалуй, опустим подробности того, как я втолковывала первым, что железная дверь закрыта, а за ней человек без сознания, а вторым — приметы, по которым я вычислила, что у Гальки случился инсульт). Хозяйка ведёт меня обратно, бурча под нос, что зря я пришла, потому, что «дружок-алкоголик в запое». Кивает на ту самую, источающую подозрительные миазмы дверь, и отступает в сторону. Заходить туда она явно не собирается.

Переступаю через порожек и попадаю в небольшую, тёмную комнату. Хм, хм… признаться, жилище дворника выглядит довольно уютно (запах, правда, с уютом не сочетается, ну да ладно). Ни книг, ни телевизора в комнате не имеется, но стены покрыты относительно новыми бежевыми обоями, на окнах — симпатичные шторы в цветочек, а мягкую, удобную кровать, на которой и возлежит господин алкоголик, я с удовольствием забрала бы себе. На полу, правда, не ковёр, а линолеум… тоже мне новшество! Как говорится, хозяин — барин, но стелить линолеум в спальню….

Качаю головой, раздвигаю занавески, подхожу к растянувшемуся на кровати дворнику…и принимаюсь лихорадочно шарить в торбе. Достаю телефон и набираю номер директора.

На «Скорую» я уже не размениваюсь. Если у мужика в груди торчит нож, она едва ли ему понадобится.

Особенно если он уже начал пахнуть…