Галопом на болота. Любителям походов посвящается

Мария Петровна Семина, 2021

По приказу научного руководителя Кузьмича аспирантка Вика отправляется в экспедицию по Мурманским болотам. Верные товарищи девушки аспиранты Саня Белый, Саня Черный и Гена следуют в путешествие вместе с ней. Компанию ребятам составляют опытный проводник Олег Петрович и незадачливые туристы, прибившиеся к аспирантам. Приключения, неожиданные встречи, неурядицы и смешные нелепицы – неотъемлемая часть экспедиционной миссии. В изнурительном походе ребятам открывается тайна болотной страсти Кузьмича.

— Василий Кузьмич! Ну, нету в этой тьмутаракани перспектив для развития туризма! Не-ту! — по слогам произнесла последнее слово Вика, потрясая перед носом научного руководителя бумагами с текстом, который в перспективе обещал обернуться диссертацией.

— Как же нет? Есть перспективы, просто искать нужно лучше, — спокойно пробубнил под нос Василий Кузьмич.

Вика заканчивала первый курс аспирантуры. Ее руководитель, которого за глаза звали Кузьмичом, подвизался на кафедре туризма и питал непонятную любовь к болотам. Он истово нес болотную страсть в народные массы, поэтому и диссертационное исследование ученицы направил в русло изучения перспектив развития туризма в заболоченных местностях Мурманской области. Год исследований показал, что в самых сказочных и непроходимых болотах эти условия слабоватенькие: ни тебе дорог, ни жилья. Ничего. Это и пыталась втолковать Вика упертому руководителю.

— А на что тогда наука? Скоро поедешь с экспедицией на болота, составишь туристические маршруты, потом подготовишь несколько публикаций… — знакомил Кузьмич подопечную с ударными перспективами на лето.

— Да Вы что?! — возмущалась Вика. — Я же сгину в этих топях!

— И не мечтай! Тебе еще два года учиться, — не разделял тревог аспирантки Кузьмич, — к тому же твои верные товарищи Саня Черный, Саня Белый и Геннадий не дадут случиться беде.

— При чем здесь Сашки?! — возмутилась Вика. — Они-то в болотную экспедицию не поедут!

Верные товарищи, о которых говорил научный руководитель, до поступления в аспирантуру учились с Викой в одной группе на геофаке. Более того, все друзья жили в университетской общаге.

ВУЗ, одаривающий ребят знаниями, был скромным и не выделялся на фоне десятков других подобных заведений, расположенных в центральной полосе России. Общага тоже была так себе, но Вике, приехавшей в город из глухой деревни, условия проживания казались сказочными: не нужно таскать воду и топить баню, чтобы помыться-постираться, не нужно бежать по морозу до дощатого туалета, чтобы по-быстрому справить нужду. Одним словом, цивилизация.

Учеба давалась Вике легко, так как мать девушки, школьный учитель физики и математики, вымуштровала в дочери прилежное отношение к поглощению знаний. Сосредоточившись на учебе, Вика проявляла полное равнодушие к тусовкам и вечеринкам. Ее присутствие на вечеринках было чисто номинальным: алкоголь она не употребляла и вместо того, чтобы веселиться, выполняла роль хозяйки — тут нарезать, там принести, отнести, вымыть.

Соседки по комнате считали Вику чудненькой, искренне не понимая, отчего «она не пользуется выгодной внешностью для охмурения какого-нибудь зачетного кадра». С фигурой и внешностью Вике действительно повезло. Роскошные, длинные светлые волосы она заплетала в незатейливую косу или скручивала пучком на затылке. Пухлые губы, аккуратный носик, большие голубые глаза и стройные ноги студентки притягивали внимание парней, но Вика этого не замечала. Привычка ставить на первое место учебу заставляла девушку не отвлекаться на посторонние предметы. Даже если посторонними предметами были ее одногруппники — Саня Черный и Саня Белый. Черный и Белый были прозвищами, прочно закрепившимися за парнями с первого курса.

Тезки жили в соседней с Викой комнате. Саня Черный, бородатый брюнет, являл собой олицетворение первобытной мощи. Его волосатое тело было невосприимчиво к холоду и вполне могло бы обойтись без одежды. Подчиняясь условностям цивилизации, парню приходилось носить спортивные костюмы. Брюк и пиджаков Черный не признавал. А если бы и признавал, они категорически не подходили бы его простоватому лицу.

Саня Белый, подобно соседу, был ростом под два метра, но обладал при этом астеническим телосложением. За Белым прочно закрепился образ романтика. Белокурые прямые волосы и античные черты лица заставляли чахнуть по их обладателю добрую половину общажных девчонок. Девичье внимание Сане льстило, но не более того. Оба тезки соревновались за сердце Вики. Та не принимала их ухаживания всерьез, поэтому, когда у одного или второго «жениха» случались короткие любовные интрижки, не расстраивалась.

Третий товарищ Вики — Геннадий разительно отличался от тезок: был замкнутым и нелюдимым. В общаге его недолюбливали и за глаза называли Блатной. По неведомой причине Гена жил в комнате один, к нему никого не подселяли. Те немногие студенты, которым удавалось побывать в жилище Блатного, говорили, что «у него как в Пентагоне все есть: от тостера и кофеварки до оргтехники и тренажеров». Никто и никогда не видел Геннадия небритым. Одевался он в невероятно дорогие шмотки, чем добавлял себе нелюбви в голодном общажном сообществе.

Вика была единственным человеком, с которым Блатной водил дружбу. Ему импонировала дисциплинированность девчонки, ее равнодушие к дорогим вещам, отсутствие жеманства и кокетства. Когда соседки Вики зачинали в комнате пирушку с гостями, та уходила в Генкину комнату готовиться к занятиям. Поначалу им приписывали роман, но тезки эти мифы развенчали, вступившись за честь дамы и показательно наказав сплетников.

Тезки с удовольствием наваляли бы и Блатному, но Вика взяла с них клятву Генку не трогать. Впрочем, Блатной был темной лошадкой, поэтому исход потенциальной битвы был непредсказуем.

Генка олицетворял собой золотую середину: не высокий и не низкий, не толстый и не тощий, не красавец, но и не страшненький. Вот прямо такой, каким полагается быть обычному мужику в российских отчетах по статистике. Если бы кто-то спросил у Вики, каким цветом глаза ее друга, она, наверняка, не ответила бы. Ей и в голову не приходило его разглядывать. Более наблюдательные люди сказали бы, что Генкины зрительные анализаторы подтверждают среднестатистичность парня и не могут служить источником вдохновения для поэтов, художников, музыкантов и иных творческих личностей.

Генка был умным. С ним было интересно вести разговоры. Зато с тезками было весело. Почти каждый вечер Вика ходила с ними на прогулку.

— Представляешь, вчера с тезками мы познакомились с Германом. Он такой интеллигентный, приятный, рыженький, — делилась Вика новостями с Геной.

Тот изумленно уставился на нее:

— Это что-то новенькое! Ты раньше никогда с таким восторгом о мужиках не отзывалась.

— Ну так раньше я и не знала Германа. Он такой благородный. Мы ему дали сосиску, а он не набросился на нее, как другие сделали бы на его месте, а подождал, когда мы отойдем. И только потом стал трапезничать.

— Я не понял, вы бомжей что ль по вечерам подкармливаете?

— При чем тут бомжи? Неужели ты ни разу не обращал внимания, что вокруг общежития ходит много бездомных собак. Они же голодные. Вот и Герман…

— Так Герман — это пес? — дошло до Геннадия. — А я все думал, какие уроды стаю подкармливают? Псы эти множатся и множатся. Домой возвращаться иной раз страшно. А это оказывается ты с тезками.

— Нельзя быть таким бездушным! — не соглашалась Вика. — Мы вот когда с Сашками впервые увидели Стаса…

— Тоже пса?

— Ну да. Так вот. Когда увидели его впервые, такого черненького, хорошенького… сразу поняли, что это Стас. А еще Макс…

— Все, хорош. Я понял — ты с тезками уходишь в стаю, — Генка был далек от сентиментальности и тему бродячих животных не жаловал.

***

Получив дипломы о высшем образовании, все четверо: Белый, Черный, Вика и Гена подались в аспирантуру. Тезок прикрепили к кафедре экологии и природопользования, Геннадия — к кафедре геодезии и картографии.

— Давайте в парк сходим, потом в кафешке посидим — отметим окончание учебного года, — предложила Вика. Предложение было одобрено. Теплым вечером аспиранты разместились на веранде летнего кафе.

— Кто куда отправится на каникулы? — спросил Черный, доедая третью порцию мороженого.

— Я в деревню к родителям поеду, там сейчас самая страда, — ответила Вика. — Ближе к августу сюда вернусь, получу наставления от Кузьмича, некие письма наподобие верительной грамоты и отправлюсь рисковать жизнью на болота.

— Странный он, твой Кузьмич, и идеи у него странные — зазывать туристов в топи, — прокомментировал слова девушки Саня Белый. — Ведь по сути, болота — это смерть!

— Вот тут ты не прав, — встрял в речь Белого Геннадий. — Если отвлечься от устоявшихся мрачных мнений-клише и посмотреть на положение дел объективно, мы получим совершенно иную картину. Болота — это жизнь.

— Ну-ну, — скептически усмехнулся Белый.

— Во-первых, болота зачастую являются истоками ручьев и рек, — не обращая внимания на выпад Белого, продолжил Гена. — Во-вторых, болота — это мощная планетарная система дыхания. Болото выделяет в атмосферу примерно в десять раз больше кислорода чем лесной массив той же площади. И углекислый газ болото поглощает намного интенсивней чем растительность. А вот если болото осушить, чем так увлекались в двадцатом веке, все пойдет с точностью наоборот: мы получим гарантированное ускорение парникового эффекта.

— Ты, Блатной, мужик, умный, но при этом невероятно занудный. У нас каникулы начались, а ты нам академическую дичь втираешь. Итак, с Викой все ясно. Она вначале едет родню навестить в деревню, а потом рванет в обитель жизни — на болота. А ты, Белый, куда?

— Я тоже в деревню поеду, — с готовностью ответил Черному тезка, — поживу пару недель у родителей, а потом к тебе в гости поеду.

— Я тебя не пущу, ты мне в общаге надоел, чтоб еще летом на тебя пялиться, — возроптал негостеприимный Черный.

— А ты-то чего молчишь? А, Блатной? На Мальдивы махнешь? — усмехнулся Белый.

— Да нет, я тоже поеду с родителями повидаться. А в конце лета с Викой на болота отправлюсь, — спокойно ответил Геннадий.

— Чегооо?! — почти одновременно завопили тезки.

— Это с какого перепугу ты с Викой поедешь? — продолжил возмущаться Черный.

— Я тему взял по Мурманской области, поэтому к Северному Ледовитому океану мы отправляемся вместе с Викой.

— А сколько билет на самолет до Мурманска стоит? — спросил Белый у Геннадия.

— Без понятий.

— Как это? Не поверю, что ты не узнавал.

— Зачем мне узнавать про билеты? Мы на машине поедем.

— Ты чего гонишь? На какой машине?! — кипятился Белый.

— У меня машина есть, на ней и поедем.

— У тебя?! Машина?! А что ж ты никогда про нее не рассказывал? Я с вами поеду! Это не обсуждается! А то встрянет твой тарантас посередь болот, а ты и сделать-то ничего не сможешь один.

— Я тоже поеду. Я не могу Викуську в опасности оставить, — поддержал тезку Саня Черный.

— Хорошо, — ответил Гена, — поедем все вместе, но бензин тогда делим на троих.

— А сколько бензина уйдет? — опасливо спросил Черный.

— Около пятиста литров. Плюс-минус. Потянете? — насмешливо поинтересовался Гена у тезок.

— Потянем, — одновременно выпалили те.

— Ну и прекрасно, — ответил Гена. — Раз уж у нас намечается такая коллективная экспедиция, давайте здесь на берегу обсудим, что с собой возьмем и когда встречаемся в городе. Предлагаю приехать загодя, хотя бы за пару дней до отъезда.

— Чтобы рассчитать запас провизии, нужно знать, на сколько дней растянется экспедиция, — ответил Белый и уставился на Вику.

— Нууу, — протянула та, — Кузьмич говорит, что неплохо бы недельки три по болотам побродить.

— Рассчитывайте на месяц пребывания, — ответил Гена.

— А чего так долго? — не понял Белый.

— Перед марш-броском в болота пройдем недельный адаптивный курс походной жизни с инструктором. С ним я уже договорился. Без проводника мы не сможем добраться до нужных болот. Инструктор, он же проводник, возьмет нас к себе в лагерь с другими туристами-походниками. Поживем недельку в тундре в палатке, адаптируемся к новым условиям жизни. Потом проводим группу походников на большую землю и уйдем с проводником в болота.

— Где нам столько денег набраться на адаптивы и проводника-инструктора? — заговорила в Сане Черном прагматичность.

— Об этом не беспокойся. Инструктора и расчеты с ним я беру на себя, — ответил Гена.

— Я что-то не понял… ты незаконнорожденный отпрыск Рокфеллеров? Машина у него есть… с инструктором он расплатится… — встрял Саня Белый.

— Сам ты незаконнорожденный, — огрызнулся Геннадий.

Вечер подходил к концу. Ребята вернулись в общежитие и разошлись по комнатам. Ранним утром, ни с кем не прощаясь, Вика уехала на автовокзал.

***

В райцентре ее встречал отец с двумя младшими братьями-близнецами.

— Ах, сорванцы! Не могли меня дома подождать, — бросилась им навстречу Вика. — Разбирайте гостинцы, — протянула она одинаковые пакеты с лакомствами. — Где наш танчик? — улыбаясь, спросила аспирантка у отца.

— Придется немножко пройти. Я его подальше оставил, чтоб гаишники не довязались, — ответил тот.

Семья Вики была счастливой обладательницей трактора Т-150К. Танчик, как ласково его называли в семье, был незаменим в ведении сельско-хозяйственных работ, в чистке снега и в транспортном сообщении с ближайшими населенными пунктами по бездорожью. Именно на нем отец ежедневно возил мать с детьми в школу в соседнее село.

Идти до танчика пришлось километр. Вбившись в кабину, семейство тронулось в путь через поля, леса и перелески.

Не тратя время на пустые разговоры, близнецы принялись за гостинцы. Отец отвлекся от дороги и прокомментировал импровизированный пир:

— Шустрей грызите, чтобы мать не увидела.

Встретив недоумевающий взгляд Вики, отец пояснил:

— Твои братья наказаны и лишены десертов, если что… В департаменте образования мать выхлопотала этим бандитам путевки в оздоровительный лагерь. Решила их побаловать, так сказать. Лагерь от дома в двухстах километрах. К тому же у нас работа-огород… сама понимаешь…. Короче, навещать Витьку с Федькой нам было некогда и совершенно невозможно. А к другим детям родители ездили. У них там, оказывается, родительский день есть. Так вот, Витька с Федькой вначале тихо завидовали товарищам, а потом случилось позорище. В родительский день на второй неделе пребывания в лагере Федька начал плакать: мол, ко всем детям родители ездят, а нас бросили…

Вика с жалостью посмотрела на брата, но тот увлеченно грыз грильяж, будто речь шла вовсе не о нем.

— Так вот, — продолжил отец, — прибывшие жалостливые мамаши стали Федьку пытать: «Отчего такой хороший мальчик плачет?» Хороший мальчик давай им жаловаться на судьбу. «А, действительно, что ж вас родители не навещают?» — продолжали докапываться мамаши. И тут, со слов Витьки, чтоб от них отстали, он возьми, да и ляпни: «А не могут они к нам приехать. Мамка у нас пьет, а папка ее сторожит, чтобы, значит, всех поросят не пропила, а то ведь с голоду по миру пойдем». Мамаши в ужасе: что да как? Хотят подробностей. А Витька уже в образе. Да и Федька тоже — развлечение же у детей: они сроду такого внимания к себе не видали, опять же их все жалеют — вкусности отдают.

Суть да дело, мы с матерью ни о чем не подозреваем, а тут к нам раз — и органы опеки являются. И, как назло, в этот момент соседка Верка дает матери бутыль самогона на сохранение от мужа. Мать с бутылью идет в дом, а тут эти… И получается, будто слова пацанов находят подтверждение. Скандал был чуть не районного масштаба: мол, чему может научить детей учительница-алкоголичка? Как можно оставить ей на попечение родных детей? И так далее и тому подобное. Короче, пока разобрались, потеряли уйму нервов и времени…

— Ребят?! Да вы что?! Как вам такое могло в голову взбрести? — потрясенно спрашивала Вика у братьев.

— Мы больше так не будем, — не моргнув глазом, ответили жующие мальчики.

— Вот именно так действительно не будут. Они что-нибудь новое изобретут. Изобретатели. Помнишь историю с ДПС-никами? — вновь отвлекся от дороги отец.

Вика хмыкнула. История с ДПС-никами случилась, когда близнецам было по 6 лет. Как-то летом они начали канючить, выпрашивая костюмы ДПС-ников. Лишних денег в семье не водилось, отчего требуемые наряды мальчишкам пошила мать. Фуражками советского образца отец разжился у знакомых мужиков за деревенскую сорокоградусную валюту, а в качестве жезлов пацанам торжественно вручили деревянные толкушки, умело разрисованные бело-черными полосами.

По деревенским меркам 6 лет — это вполне разумный возраст, отчего участие взрослых в воспитании детей сводилось к накормить-обстирать-дать дельное, посильное поручение. Предоставленные сами себе Федор с Виктором взялись реализовывать давнишнюю мечту о больших деньгах. В полном обмундировании они отправились в дальнее путешествие к оживленной трассе и приступили к исполнению профессиональных обязанностей: тормозили проезжающий транспорт, вели разъяснительную работу с водителями и собирали дань. Отчего-то ни у одного водителя не возникло закономерного позыва отправить пацанов домой подальше от опасной дороги. Зато доподлинно известно, что за три дня «работы» казна близнецов превысила месячный заработок матери. Водители останавливаемых машин поголовно умилялись мальчикам и совали кто шоколадку, кто десятку. А кто и сотню.

Халява оборвалась на четвертый день, когда мимо близнецов проехала настоящая патрульная машина. Посмеиваясь, ДПС-ники привезли юных конкурентов в отчий дом под вой сирен и уважительное гавканье местных собак. Для пресечения незаконного обогащения детей отец их выпорол, а мать использовала новенькие костюмы в качестве одежды для огородных чучел.

***

Дом встречал Вику непередаваемым ароматом печных щей и пирогов. Быстро переодевшись, она уселась за стол и протянула матери конверт:

— Мам, возьми, это тебе. Купи ребятам что-нибудь к школе.

— Нет, Викусь, не возьму. Тебе для снаряжений в экспедицию пригодится.

— На экспедицию я уже отложила, — возразила Вика и насильно втиснула матери деньги.

Еще будучи студенткой-первокурсницей, Вика стала востребованным репетитором по географии. Она никому не отказывала и добросовестно делала свою работу. «Ой, да чему может научить эта деревня?» — посмеивались Викины соседки по комнате. Как бы то ни было, но двое Викиных учеников за ЕГЭ по географии набрали сто баллов, и вот тогда за репетиторшей началась настоящая охота. Девушка подняла расценки на свои услуги, и с тех пор она не только перестала зависеть от родителей, но и начала оказывать им материальную помощь.

За повседневными заботами аспирантка не заметила, как пролетели каникулы. Пора было возвращаться в город.

***

— Викуся! Это тебе! — вручил на автовокзале девушке нежный букетик петуний Саня Белый.

— Возьми лучше мои цветы, они дольше простоят! — сунул в Викину руку бархатцы практичный Черный.

Аспирантка покосилась на оплешивевшую городскую клумбу:

— Медведи!!! Вы зачем красоту разоряете!

— Да ладно, они скоро опять вырастут, — примирительно протянул Черный.

— Кстати, а как вы тут оказались? — запоздало удивилась Вика.

— Дедукция, — загадочно ответил Белый.

— Мы ж договорились завтра утром встретиться, — ответил бесхитростный Черный. — У тебя автобус только в пять вечера приходит, следовательно, ты должна сегодня приехать. Вот мы и приехали тебя встретить. А Генка отказался с нами идти, — с удовольствием произнес последнюю фразу Черный.

Впрочем, нужного впечатления заявление про Генкино равнодушие на Вику не произвело.

После каникул, проведенных дома, девятиэтажное здание общежития показалось аспирантке исполином. «В комнате, наверное, пылищи море накопилось, — машинально подумалось ей, когда ребята поднялись на свой этаж. — Полчаса уйдет на уборку. Потом нужно в магазин сбегать чего-нибудь прикупить. Зря я отказалась еду из дома взять», — запоздало сокрушалась Вика.

— Вик, заходи ко мне ужинать! — словно подслушав горестные девчачьи мысли, Генка высунулся из комнаты и позвал подругу на застолье.

— Мы тоже ужинать хотим, — заявил Черный.

— В чем же дело? — парировал Генка. — Семь раз уже приготовили бы ужин вместо того чтобы муниципальные клумбы обносить.

— То есть нас с Белым ты не приглашаешь? — вносил в ситуацию ясность Черный.

— То есть не приглашаю, — вынес вердикт Блатной.

— Я все равно зайду к тебе чай пить, — сказал Белый, — не переживай, я со своей заваркой и со своим батоном.

— Ну раз со своим, тогда милости просим, дорогой гость, — усмехнулся Геннадий.

В комнату Блатного тезки ввалились одновременно. Саня Белый с кружкой готового чая и обещанным батоном, Саня Черный — тоже с чаем и с засохшим за каникулы обгрызышем черного хлеба. Под завистливые взгляды тезок Гена положил себе и Вике плов, порезал помидоры и огурцы.

Вике было неудобно ужинать в присутствии голодных тезок. Геннадий, правильно истолковав ее смущение, подбодрил подругу:

— Не обращай на них внимания.

Плов действительно был вкусным. Просто не оторваться. Поэтому вскоре Вика забыла о смущении и получала полноценное гастрономическое наслаждение. Саня Черный вдумчиво окунал свой сухарик в литровую кружку чая, доставал, обмусоливал и, подобно Вике испытывал своеобразное вкусовое удовольствие. Из общей компании довольных жизнью людей выбивался Саня Белый. Он уныло жевал батон и подозрительно пялился на Блатного. В конце трапезы он задал мучавший его вопрос:

— А у тебя тачка все еще на ходу?

— Конечно на ходу, что ей сделается, — легкомысленно отозвался Геннадий.

— Какие у нас планы на завтра? — продолжал допрос Белый.

— Предлагаю купить, кто еще этого не сделал, снаряжение для экспедиции.

— А ты сам уже экипировался? — спросила Вика Геннадия.

— Разумеется.

— Ну-ка, покажь! — попросил Черный.

— Пожалуйста, смотрите, — пожал плечами Блатной. — Рюкзак у стола стоит.

Не заметить рюкзак было невозможно. При желании в нем поместился бы один из тезок.

— Что такого можно туда понапихать? — недоумевал Черный.

— Палатку, спальный мешок, сапоги, коврик, трекинговые палки… — начал было Гена, но Саня Черный его перебил:

— Это такие палки, с которыми в городе по лесу старухи гуляют? Типа, для скандинавской ходьбы? На фига они нам?

— Во-первых, с ними легче переходить вброд ручьи, они помогают сохранить равновесие, во-вторых, мы идем в болота, и если кто-то начнет тонуть…

— Тьфу-тьфу-тьфу, — в унисон застучали по дереву аспиранты.

— Если кто-то начнет тонуть, без палки не обойтись, — продолжил Геннадий.

— Ага, — заржал Белый, — тюкнул по темечку бедолагу, чтоб не мучился и дотопил.

— Именно так мы с тобой и поступим, — обиделся Блатной.

— Ген! А это чего такое? — спросил Черный, брезгливо разглядывая картинку на упаковке со шмотками Блатного. — По телику в таком балеруны по сцене скачут.

— Это термобелье, — терпеливо ответил Гена.

— Мне западло в такое наряжаться, — сказал куда-то в сторонку Черный.

— Никто и не заставляет. А вот без спального мешка в тундре не обойтись. Кстати, Вик, ты можешь спальный мешок не покупать. Если что, у меня двухместный.

Тезки захлебнулись от услышанной наглости, но Вика пресекла скандал на корню:

— Спасибо, Ген, у меня свой есть.

— Я из дома ведро картошки привез, — похвастался Черный.

— Ты сейчас к чему это сказал? — не понял Геннадий.

— Ну как же? Считай, что еда на неделю уже есть.

— Какая картошка в тундре?! — изумился Гена. — Мы уходим в экспедицию на месяц. Там нет ни рынков, ни магазинов. Ничего нет, если ты еще не понял. Поэтому все свое добро придется таскать на себе. Неужели мы будем шляться по тундре с мешком картошки? Из еды берем только самое необходимое: тушенку, консервы, галеты, сушеное мясо… Насчет сушеного мяса я договорился. Оплачиваю я, — ответил Гена на немой вопрос Сани Черного.

— Я настаиваю на картошке, — гнул свое Черный. — Разве может человек обходиться без первого? Как без картошки похлебку-то варить?

— А еще и без морковки, и капустки, и лучка, — саркастически отозвался Генка. Однако, увидев искреннее расстройство на лице Черного, Блатной проявил человечность. — Ладно. Будут тебе овощи. Возьмем мешочек сушеных.

— Неужто бывают сушеные картошка с капустой? — проявила живое участие в беседе Вика.

— Бывают, — ответил Блатной.

— А это что за штуковина? — сдул челку со лба Белый.

— Свисток, чтоб медведей отпугивать.

— Не свисти!!! — подорвалась со своего места Вика и отобрала у Белого свисток.

— Ты чего?! — обалдело уставился тот на аспирантку.

— Не свисти в доме — денег не будет, — спокойнее объяснила та.

— Спасибо, что спасла от разорения, — засмеялся Генка.

— То есть то, что мы едем к медведям, тебя не страшит, а вот что у Блатного деньги перестанут водиться — тебя пугает. Так, да? — надулся Черный.

— Я уже устала бояться. И болот. И медведей. А насчет денег… Белый так свистнет — всю общагу звуком накроет. И мою… и вашу комнату.

Последняя фраза примирила тезок с выходкой Вики.

— Кстати, я слышала, что есть специальные ультразвуковые приспособления для отпугивания медведей, — вернулась Вика к теме спасения от диких животных.

— Верно, их называют портативными ультразвуковыми отпугивателями крупных животных, — отозвался Геннадий. — Но они требуют подзарядки. А где мы их будем в тундре заряжать? Есть еще специальные спреи, заряженные красным перцем. Там такая дозировка, что сбивает медведей с ног. Но здесь нужно изощриться, не растеряться, выйдя на контакт с хищником. Еще один минус спрея — вес. Если бы мы таскались по тундре только с одним баллончиком в руках, тогда и вопросов бы: взять-не взять не возникло. Но когда месяц таскаешься с тяжелым грузом за плечами, лишние граммы имеют значение. Так что свисток в нашем случае — оптимальная защита от медведей. А ты, Вик, купи ножик: ты упертая и запросто затыкаешь крупного хищника насмерть.

Парни одобрительно заржали, представляя, как именно Вика будет утыкивать грозу тундры.

Следующие сутки были полностью посвящены подготовке к экспедиции: закупили все, что еще не было куплено, Вика и Гена получили последние наставления от научных руководителей. Оставалось ждать утра.

***

Двери комнат Вики и тезок открылись одновременно. Саня Черный торкнулся в комнату Геннадия. Дверь не поддалась.

— Блатной! Проспал что ль? — пробасил на весь этаж Черный.

— Гена полчаса назад ушел, я слышала, как хлопнула его дверь, — сказала Вика.

— Отлично! Значит заходим на посадку, — гаркнул Белый и, выхватив Викин рюкзак, помчался вниз по ступенькам.

Выйдя из подъезда, ребята заозирались по сторонам.

— Я чего подумал, — протянул Саня Черный, — а с чего мы, собственно говоря, так доверились Блатному? И в машину его поверили, и вообще. Сейчас как причалит на Запорожце…

Внезапно машина, стоявшая напротив подъезда, призывно заморгала ребятам фарами.

— Че за фигня? Че за перец возле общаги на такой тачке запарковался? — прокомментировал моргание фар Саня Белый, с завистью разглядывая Линкольн Навигатор и наглую морду водителя в черных очках.

— Долго будете в гляделки играть? Может, уже рассядетесь? — высунулась из окна джипа наглая морда с голосом Блатного.

— Ёёёёшечки-матрешечки! — завизжала Вика и побежала к машине.

Тезки изумленно переглянулись.

— Ты замочил что ль кого, а в болота прятаться едешь? — глухо пробасил Саня Черный, ерзая на сиденье. Джип Блатного вполне мог занять Викино сердце, и тогда, ему Сане, места там уже не останется.

— Никого я не убивал, это подарок бабушки, — не отвлекаясь от дороги, сообщил Генка.

— Я ж говорю, подарок клановой Рокфеллеровской бабушки незаконнорожденному внучку, — изрек Белый.

— Мальчики! Это просто неприлично так изводиться от зависти! — выступила Виктория.

Обсуждение родства Блатного закончилось. Деятельная натура Сани Черного статичности не терпела, он елозил на сиденье и то и дело лез с разговорами к своим попутчикам:

— Слышь, Ген? Ты вот тут запретил мне картошку брать, а я чего подумал… А как же с водой-то нам быть? Если мы на месяц в тундру уходим, нам этой воды на четверых целый вагон нужно. Как быть-то? Нет, я понимаю, конечно, что теоретически мы будем встречать чистые озера и пополнять тем самым наши запасы. Но все равно, сколько той воды придется таскать на себе от стоянки до стоянки, от озера до озера…

— С водой вообще никаких проблем не будет, — ответил Гена, — цепляем на пояс кружку. И все. Захотел пить, зачерпнул — выпил. К счастью, в тундре источники воды повсюду: озера, реки, ручьи. Арктика еще достаточно чистая для того, чтобы без опаски пить воду без кипячения. Главное, совсем уж из копытц не пить… короче, не будет проблем с водой.

— А мне вот интересно, откуда ты у нас такой всезнающий? — с сарказмом в голосе спросил Саня Белый. — Книжки любишь читать про тундру или телепередачи смотреть?

— Я там жил, — ответил Гена.

— Надо думать, ты там проводил лето у бабушки из славного рода Рокфеллеров, — не унимался Белый.

— Почти угадал. У моей бабушки по линии отца был небольшой домик на севере, только к Рокфеллерам она никакого отношения не имеет.

— Ну да, ну да, она же спекулирует престижными джипами, ей некогда с Рокфеллерами родниться.

— Машину мне подарила другая бабушка. По линии матери. А если ты от меня сейчас не отстанешь, я тебе репу начищу! — вышел из себя Генка.

— Да прекратите вы в конце концов! — выпалила в сердцах Вика.

— Кстати, мужчины, у вас права есть? — не без издевки спросил Геннадий. — А то нам до Мурманска больше суток ехать — менялись бы время от времени местами, чтоб на ночевку не останавливаться.

— Нашел лохов, — набычился Саня Черный, — у него тачка неизвестно сколько лямов стоит. Сядешь за руль, стукнешь по нечаянности — и в пожизненное рабство. Кстати, на фига жить в общаге, если есть такая машина? Продал бы: и на квартиру в центре города хватило бы и на машинку поскромнее.

— Тебя забыл спросить, как мне с бабушкиным подарком половчее обойтись, — огрызнулся Генка.

Поездка утомила ребят. Тезки зевали, ерзали и лезли к Вике с разговорами.

— Эх, сейчас бы селяночки, — мечтательно протянул Черный.

— Саша, угомонись. Что ты как малое дите? Мечтай молча и усиленно: не зря же говорят — мысли материальны и имеют свойство сбываться, — отмахнулась Вика от аспиранта.

В салоне воцарилась блаженная тишина. Правда, ненадолго.

— Если бы мысли материализовались, я бы мечтал о том, чтобы на тебя напал дикий кабан, — сообщил изумленной Вике Белый. — Я бы тебя спас, — на чистом глазу продолжил он, — про нас бы написали в газете, и мы бы прославились, а потом ты бы вышла замуж за своего спасителя.

— Да ты сам как дикий кабан! — возмутилась Вика. — У разумного человека подобной дичи даже в помыслах не возникнет!

— Два, — возник Блатной.

— Что два? — не поняла Вика.

— Два диких кабана, — пояснил Генка. — Первый вечно о жратве мечтает, а второй, как ты сама сказала, — Белый.

***

В Мурманске Геннадий подрулил к частному дому. К ребятам вышел мужчина средних лет:

— Здорово, племяш! Знакомь дядьку со своей гвардией!

— Здравствуй, дядь Вить!

— Народ! Знакомьтесь — мой дядя, Виктор Павлович.

— Дядь Вить, это Александр, Александр и Виктория.

— Александр Черный, — учтиво поклонился первый тезка.

— Александр Белый, — повторил ритуал второй тезка.

Вика, посмотрев на концертное выступление парней, старательно исполнила книксен.

— Что ж, гости дорогие, добро пожаловать. Проходите, разувайтесь. Комната налево в распоряжении мальчиков, комната направо — для дамы. Даю вам полчаса на то, чтобы прийти в себя после дороги. В доме два душа и два туалета. Так что делайте свои дела и подходите на кухню.

Радушие Виктора Павловича было не натужным, он искренне лучился гостеприимством. Через полчаса ребята с удовольствием ели уху, грызли соленые грибы вприкуску с отварной картошкой.

— А откуда у вас здесь грибы? — задался вопросом Саня Белый.

— Из леса. Да они и в тундре растут, — ответил Виктор Павлович.

— А в тундре какие растут? — допытывался Белый.

— Красноголовики.

— Подосиновики что ль по-нашему?

— По-вашему подосиновики, — улыбнулся гостеприимный хозяин.

— А как же они в тундре растут, коли там осин нету? — изумился Черный.

— Кто ж его знает. Вы ученые, вот и исследуйте, почему подосиновики на севере без осин растут.

Из-за стола выходили еле-еле. В дороге ребята изрядно изголодались и остановиться вовремя не смогли, сметая со стола все, за что цеплялся голодный глаз.

— Ребята, не стану вам надоедать. Занимайтесь своими делами, кто чем хочет. Можете телевизор в гостиной посмотреть, можете по городу погулять. Кто сильно с дороги устал, прилягте, — выполнял программу гостеприимства Виктор Павлович.

— Ген! А когда мы уже в тундру пойдем? — вспомнил об экспедиционной миссии Саня Черный.

— Завтра, — ответил Геннадий, — группа походников встречается с инструктором в аэропорту. Дядя Витя подвезет нас туда же, и мы вместе с походниками двинемся к Северному Ледовитому океану.

— Ну ты и аферюга, племяш, весь в отца. Не сиделось тебе в теплом местечке, в болота потянуло, — с ноткой гордости произнес дядя Витя.

— А что не так с Генкиным отцом? — озвучил Саня Черный вопрос, ответ на который сейчас хотели бы узнать и тезка и Вика.

— Ну как же, из обычной семьи моряков мой брат Костя подался в Москву, стал известным…

— Дядь Вить, не надо, я когда-нибудь сам все ребятам расскажу, — прервал Виктора Павловича племяш.

— Ну, как знаешь.

«Наверное, пошел Генкин отец по извилистой преступной дорожке, загремел лет на десять, нет, на двадцать лет в лагеря. Награбленное хорошо припрятал и, выйдя на свободу, сделал сыну царский подарок в виде джипа, — стала жалеть Генку Вика. — Мальчишка рос безотцовщиной, поэтому он такой и нелюдимый. Да ладно бы просто безотцовщиной, сейчас этим никого не удивишь, а вот когда твой отец — свирепый урка… Все. Не буду на ночь думать о плохом».

Тезки думали примерно в том же направлении, что и Вика. Они тоже сразу сообразили, что рассказ про бабкин подарок — попытка Геннадия избежать объяснений про родственника-убийцу.

***

Олегу Петровичу Лебедеву несказанно повезло. Недавно ему исполнилось сорок пять лет, но выглядел он лет на десять моложе. Однако везение было не в этом. Олег Петрович любил дело, которым занимался. Прекрасно, когда за хобби тебе еще и деньги платят.

Сегодня он встречал в аэропорту очередную группу туристов-походников. Состав группы ему нравился. Ребята были молодыми: от 22 до 30 лет. Значит, никто не будет жаловаться на суставы и усталость. Инструктор повидал сотни групп и с лету мог понять, кто с кем в походе сойдется, кто кого возненавидит, кто будет рваться в лидеры, а кто постарается вести себя незаметно.

Вот и сейчас, глядя на Генку и его друзей, инструктор чуть заметно усмехнулся и задумался: «Девчонка что надо: настоящая русская красавица. Видно, что с характером и упрямством. Тезки разве что копытом не бьют, стараясь обратить на себя ее внимание, а вот Генка… Генка — молодец, в детстве был всегда горячим пацаненком, не способным усидеть на месте, а с годами заматерел, сразу и не поймешь, что у него на уме творится… А девка определенно хороша. Возможно, парень из-за нее с тундрой расстарался…». Генку Олег Петрович знал сызмальства, так как по молодости был дружен с его отцом.

Подходившие один за другим к Олегу Петровичу туристы из прибывающей группы отвлекли его от раздумий. Вновь прибывших было 9 человек: три парочки, собирающихся пожениться и проверить перед браком свои отношения на прочность в суровых арктических условиях, и трое парней из Тулы. Парочки добирались самолетом. Парни, как и Генка со своей компанией, в Мурманск прибыли на машине.

У аэропорта путешественников ждала газель с прицепом. Водитель раздавал команды куда и как складывать багаж. Наконец, все было загружено, и путешественники заняли места. Ребята из Тулы сели в салоне спиной к водителю, Виктория разместилась на одиночном сиденье у выхода, Гена за ней, а тезки уселись напротив тульских парней. Поход начинался от реки Белоусиха, туда и неслась газель. Оставалось преодолеть полторы сотни километров.

***

— Давайте познакомимся что ль, — предложил Черный, — и протянул руку тульскому парню, — Александр. Для друзей — Саня Черный.

— Павел, — ответил на рукопожатие парень, — для друзей — Паша или Рыжий.

Паша, рыжий, покрытый густыми веснушками, мгновенно располагал к себе. Из него фонтаном била ребячливость и неугомонность. Его друзья были ему под стать. Юрий, сидящий рядом с Пашей, был смуглым и вертлявым. Мелкие черные кудряшки давали повод подозревать, что среди кровных родственников парня может запросто отыскаться арап. Вика то и дело поглядывала на него, изумляясь схожести Юриной внешности с великим Пушкиным. Юра знал о сходстве с гордостью России и сообщил, что Пушкин — его прозвище, и если ребятам захочется обращаться к нему по прозвищу — без проблем. «Скромно, однако», — хохотнула Вика. Третий уроженец Тулы, Алексей, чем-то напоминал Гену: русые волосы, ничем не примечательная усредненная внешность. Но как и в друзьях, в нем угадывалась готовность вляпаться в приключение.

— Вик, можно на «ты»? — спросил тульский Пушкин и, не дожидаясь ответа, продолжил, — а зачем тебя в тундру понесло?

Вика стала рассказывать о диссертационном исследовании, о влюбленном в болота Кузьмиче, об экспедиции.

— Ты такая умная, такая отважная, такая целеустремленная…

Хвалебная речь Пушкина текла сладким медом. И чем дольше она лилась, тем больше наливались кровью глаза тезок.

— А мне вот мама говорит, — беспечно продолжал Пушкин, — «Жениться тебе сынок давно пора». А я смотрю на тебя, Вик, и думаю…

— Прищеми свою думалку, — не выдержал Саня Черный, — у девушки парень есть, она в отношениях состоит.

— Правда? — усмехнулся Пушкин. — И с кем же?

— Со мной! — одновременно завопили тезки.

Произошедшее было такой глупостью, что Вика не сочла нужным вдаваться в какие бы то ни было объяснения. Генка старательно прятал улыбку, тульские путешественники не знали, как вести себя в неловкой ситуации.

— Ну так вот, продолжил Пушкин… говорит мне мама: «Жениться тебе сынок пора», а я ей говорю: «Рано мне, мама, жениться. Молод я еще. Мир не повидал да себя не показал».

— Правильно, Юр. Ничего хорошего в женитьбе нет, — поддержал разговор Паша, — вон у нас Леха был женат… Впрочем, он и сейчас женат: супруга развода не дает. И чего? Приходится бедолаге по тундрам от семейного счастья прятаться.

Несчастный супружник достал из маленького рюкзачка бутылку какого-то пойла и горестно приложился.

Две парочки походников прибыли из Воронежа и, судя по всему, были знакомы между собой. Вчетвером они тихонько шушукались и хихикали, не обращая внимания на тульских парней и Викину компанию. Оставшиеся парень с девушкой внимали разговору между Викиной компанией и путешественниками из Тулы, но реагировали на происходящее по-разному.

Девушка была смешливой, веснушчатой. Тонкие белокурые волосы выбивались из-под косынки непослушными полукудряшками. Она с интересом вслушивалась в диалог и заразительно смеялась, если ситуация ее забавляла. Спутника девушки, казалось, все раздражало. «Ну и сноб! — подумал про себя Саня Черный. — Непонятно, что эта девчушка в нем нашла? Да и вообще, за каким лешим этот снобище в тундру поперся?!» Веснушчатая девчушка приглянулась Черному. Такая открытая, веселая, просто украшение тундры! «То, что девчонка классная, ничего не меняет. Люблю-то я только Вику, — продолжал рефлексию собственных помыслов Саня Черный. — Она моя дама, я — ее рыцарь!»

Судя по всему, девчушка приглянулась не только Черному, потому что вскоре поток Саниных мыслей грубо прервал голос Пушкина:

— Девушка! А что ж Вы сидите как неродная? Подсаживайтесь к нам поближе. Меня Юра звать. А друзья Пушкиным кличут.

— Я слышала, — улыбнулась девчушка, — а я Рита.

Ритина улыбка была чудо как хороша. Сане Черному хотелось бесконечно долго смотреть на эту улыбку, но бестолковый Юрка все испортил:

— Слышь, братан, а ты чего там затюкался? — обратился он к Ритиному спутнику. — Двигай к нам, у нас тут весело.

— Пока я ничего веселого у вас не заметил, — злобно огрызнулся «братан» и уставился в окно.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — виновато обратилась Рита к компании. Понимаете, Базиль не любит шумные сборища. Он у меня очень талантливый человек. Поэтому ему нужно уединение, тишина, чтобы черпать вдохновение.

— Аааа… мы так и поняли… Талантищи, они завсегда чудненькие. А позвольте спросить, в переводе на человеческий язык, если забыть про талантище земли русской и все такое прочее, Базиль — это Васька что ль? — вносил ясность в ситуацию лишенный деликатности Пушкин.

— Сам ты Васька, меня зовут Базиль. В кругу близких допускается обращение Василий, но вам до этого круга как козе до Москвы.

Путешественники изумленно переводили взгляд с Базиля на Риту.

— Ты с ним из-за денег мутишь? — спросил девушку нетрезвый Леха, познавший тяготы и невзгоды неудачной женитьбы.

— С чего ты… Вы… взяли? — ахнула Рита. — Как Вам не стыдно?

— Да ладно, че ты. Кстати, давайте все на «ты» перейдем. Негоже на краю земли «выкать», — продолжал ораторствовать Леха. — С таким как твой Базилик…

— Базиль, — машинально поправила Вика.

— Без разницы, — отмахнулся Леха, — такого Василька только за большие деньги можно терпеть. Кстати, кто он у тебя? Художник?

— Поэт, — тихо ответила девушка.

— Рит! А я тоже поэт! И маленько певец! Бард, короче! — выдал неожиданное для друзей амплуа Саня Черный. — А чего? — обвел он взглядом обалдевших товарищей. — Все в себе носил, не хотел вас загонять своей ранимостью. Итак! Гитару мне! Песня посвящается моей даме! — и, имитируя игру на гитаре, Саня начал исполнять собственное сочинение на дворовый манер:

Викуся-куся-пуся!

Я от тебя тащуся!

Я за тобой попруся

На край света и ваще!

— Брависсимо! — неожиданно ожил поэт Базиль. — Это и есть та самая романтика тундры, про которую ты говорила? Та романтика, которая открывает глаза и заставляет пламенеть сердце? — гневная тирада поэта была обращена исключительно к Рите, остальных присутствующих Базиль принципиально не замечал. — А знаешь, ты была права! Твоя романтика действительно открыла мне глаза! И я понял! Понял, что ты, Рита, дура! Овца в перьях! Я не оговорился! Нет! Не овца в репьях, как другие бабы, а овца в перьях. Потому что ты — недоразумение! Абсурд! Жаль, что я не могу сказать: «Останови, водитель, я здесь выйду! В иных обстоятельствах я бы так и поступил!»

Поток пафосной речи иссяк. Риту было жалко. Она, словно воробушек на сильном морозе, сжалась в комочек и старательно сдерживала готовые сорваться слезы. Сашка Черный подхватился с места, сорвал Риту с сиденья и затискал в середину между собой и Белым.

— Ну-ну-ну, — приобняв девушку за плечи, тихонько успокаивал ее Саня. — Еще чего не хватало… Этот поэтишка ни одной твоей слезинки не стоит! Не смей даже думать о том, чтобы из-за него разреветься!

— Рит, а зачем вы с ВаськОм в тундру-то поперлись? — артистичным шепотом, таким, что его было слышно в самых отдаленных уголках газели, поинтересовался Леха, приканчивающий третью бутылку пива.

— Мы с Базилем, — начала Рита, — встречаемся уже год. Он предложил мне как-то отметить годовщину этого события. Я спросила, куда он хочет поехать. Базиль ответил: «На море». Вот я и решила сюрприз ему устроить. Я всегда мечтала побывать в тундре. А раз Базилю все равно, куда ехать, то я и взяла тур в Мурманскую область. Здесь же море. Как он хотел…

Ребята засмеялись, представляя реакцию сноба Василия на пляж и волны Северного Ледовитого океана.

— Если бы мне благоверная на мои деньги такой романтический сюрприз устроила, я бы, наверное, уже сидел. За нанесение особо тяжких, или даже за убийство, — изрек ерзавший на сиденье Леха. Полтора литра пива активно перерабатывались молодыми почками и настырно просились наружу.

— Но ведь я устроила сюрприз на свои деньги, — пробубнила под нос Рита, но ее все услышали.

— Это как? — в унисон спросили Пушкин и тезки.

— Да что вы к девчонке прицепились?! — встряла в интересный разговор Вика. — Что вы как дикари, в самом деле? Что тут непонятного? Девчонка на свои деньги купила две путевки на тур по тундре: себе и Базилю. Отстаньте уже от человека. Разве вы не видите, что Рите ваши расспросы неприятны! Рит, зачем ты перед ними отчитываешься? Эти упыри во всем найдут повод для веселья. Даже в человеческой трагедии.

***

Обсуждение человеческой трагедии скрасило путешественникам дорогу. Время в пути пронеслось незаметно. Газель въехала на берег реки Белоусиха.

— Базиль, если хочешь, можешь с водителем вернуться в Мурманск, — обратился инструктор к поэту.

— Это с какого… интересно? Деньги за поездку уплачены, с чего бы мне в Мурманск возвращаться?

Сообщение про «уплаченные деньги» породило в рядах путешественников волну восторга и сарказма.

— Ну как же, — растерялся инструктор, — ты ведь сам говорил «была бы возможность, я бы велел водителю остановиться и непременно вышел бы».

— То была гипербола, — отозвался Базиль, — впрочем, откуда экскурсоводу по тундре знать о таких вещах. Так что, путеец, будь любезен, исполняй свои должностные обязанности и не лезь в высокие материи.

— Путейцы на железной дороге, я — инструктор, — ответил Олег Петрович снобу и обратился к группе. — Ребята, сейчас подходим к прицепу, разбираем рюкзаки. Затем делим общак, то есть недельные съестные припасы группы, прямо пропорционально по числу участников похода и имеющейся у каждого физической подготовке.

Вике выпало быть хранительницей хлебцов. Хлебцы были легкими, но занимали большой объем — почти мешок. Генка помог Вике выпотрошить содержимое рюкзака и закрепить выпотрошенные вещи поверх рюкзака крюками-навесами, из-за чего Вика приобрела угрожающий вид со спины. Место внутри рюкзака заняли хлебцы.

— Прямо Халк! Как есть чудище! — не смог сдержать восторгов по поводу преображения подруги Белый.

Быть Халком, а еще хуже, подцепить такое прозвище Вике категорически не хотелось, поэтому она холодно посмотрела на Белого, отчего тот немного смутился и решил принести извинения:

— Ну а че, зато на тебя медведи не нападут. Они ж боятся крупных… предметов.

— Ребят, — обратился к туристам Олег Петрович, когда вопрос с дележом общака был решен, — у нас есть два варианта переправы через Белоусиху: либо мы переплываем ее на лодке, либо идем пешком 6 километров и переходим реку вброд.

Общим голосованием решили преодолевать реку на лодке. Плавсредство было закреплено обыкновенной веревкой к колу, торчавшему из воды. «Интересно, чья это лодка?» — подумала Вика. Покрутив головой по сторонам, она не увидела признаков присутствия человека. Как бы то ни было, в условиях безлюдья владелец лодки за свою собственность не переживал.

Олег Петрович сажал в лодку по одному человеку и брался за весла, не доверяя это дело никому другому. Переправив пассажира на противоположный берег Белоусихи, возвращался за следующим. Когда в лодку села Вика, Гена умостил свой рюкзак рядом с ее вещами, разделся и пошел на противоположный берег Белоусихи по дну реки. Вода в месте перехода еле-еле доставала до подмышек. Олег Петрович, переправив последнего туриста на противоположный берег, водворил лодку на место и вернулся к группе так же как и Геннадий.

— Ну, други мои! — провозгласил инструктор, одевшись после речного перехода. — В путь! Не забываем о безопасности. Увидев впереди медвежьи гОвны, свежие следы зверья, укрытие из камней, заросли кустарника, в которых запросто могут отдыхать хищники, пускайте в ход свистки. Лучше упредить прямой контакт со зверем, чем потом по ходу придумывать способы спасения от него.

После долгой поездки на газели идти пешком было сущим удовольствием. Пейзаж разительно отличался от привычных видов средней полосы России: ни тебе лесов или одиноко стоящих деревьев в поле, ни травы по пояс. Вокруг, куда ни кинь взглядом, открывалась дорога в бесконечность. Ноги размазывали по плотным мелким кожистым листьям черники фиолетовую дрязгу ягоды, переступали на ягель, приминали к земле еще незрелую бруснику, останавливались и сгибались в коленях перед морошкой, чтобы человек набрал горсточку янтарного северного лакомства. Иногда на пути людей вставали высокие сопки, укрытые мягкими кочками мха. Ноги любили островки мха. Уютного, как прикроватный коврик.

Вика отделилась в сторону от группы и шла параллельным курсом. Глупо, конечно, но ей хотелось чувствовать себя единоличной владелицей мховых ковриков. Так приятно, когда стопы утопают в «своих», никем не топтаных кочках мха. Она уже занесла ногу над очередной кочкой, как вдруг увидела чуть поодаль что-то чужеродное, не вписывающееся в полюбившуюся ей тундровую гармонию. Вика присмотрелась. Так и есть! То, о чем говорил инструктор: гОвны! Вне всяких сомнений, медвежьи! Вика сунула в рот свисток, болтавшийся без дела на шее, и с чувством засвистела. Видимо, завод-изготовитель выпускал продукцию на совесть, соблюдая все ГОСТы: извлеченный свист обездвижил Вику, оторвав сердце и сунув его куда-то под левую пятку.

— Что случилось?!! — неслись к Вике тезки.

Та молча тыкала в кучу медвежьих экскрементов пальцем и выразительно вращала глазищами. Саня Черный не без усилия вытащил изо рта девушки свисток:

— Хватит уже! Посвистела и будет!

— Ну и звук! — похвалила Вику Рита. — От такого свиста все росомахи в округе обосрутся!

— Если б только росомахи… Я думал, сам уделаюсь со страху, — делился неприятными впечатлениями Черный.

После пережитого потрясения Вике перехотелось быть единоличной владелицей мховых кочек. Теперь она разбавляла группу походников, затесавшись в самую середину. Иллюзия безопасности. Но пусть лучше так, чем в одиночку бояться.

В первый день туристы преодолели около двадцати километров и вышли к кромке моря.

— Ставим лагерь, — распорядился Олег Петрович. — Самое главное, о чем следует знать — ночью ходить по нужде исключительно командным составом со свистком. Животные, конечно, чаще всего стараются избежать встречи с людьми, но может быть всякое. Поэтому чем вас больше, тем хищникам страшнее. В качестве туалета будем использовать вон ту сопку, — ткнул пальцем влево от себя инструктор. — Сделали дело, оторвали шапку мха или вороники, положили сверху, прикрыв результат своей жизнедеятельности. Все. Можно возвращаться в лагерь. Мы пришли в чистую тундру. Оставляем ее за собой такой же. Рита… твою налево, что ж ты делаешь? Оставь красноголовик в покое! — обратился Олег Петрович к девушке, держащей в руке сорванный гриб и меланхолично откусывающей от него маленькие кусочки.

— В самом деле! — разделила негодования инструктора Вика. — Что ты как ребенок! Наешься сейчас сырых грибов, а потом… Я не буду с тобой всю ночь по горам из-за сортирных нужд лазить!

— Я буду! — выразил готовность помочь девушке Саня Черный.

— Базиль, если хочешь, можешь со мной в палатке жить, — предложил инструктор, отвлекая молодежь от глупых разговоров, — у меня она двухместная.

— Чего встала столбом? — обратился поэт к Рите, игнорируя слова инструктора. — Пойдем палатку ставить.

Девушка покраснела и молча придвинулась к компании Вики.

— Слышь, светило российских поэтов! — провозгласил Саня Черный. — Ты еще не понял? Нет у тебя больше девушки! Мы приняли овцу в перьях в свою стаю! И тебе, недостойному, не отдадим!

— Рит, пойдем поможем мальчишкам, — предложила Вика, сглаживая неловкость ситуации.

Нужды в помощи не было. Гена быстро собрал палатку, состоящую из двух отсеков, и отправился помогать ставить палатки парочкам. Базиль, чертыхаясь, пытался поставить свой «домик», но у него ничего не выходило. Желающих помочь поэту не было. Тундру накрыла ночь. Олег Петрович хлопотал у костра, организовывая нехитрый перекус для странников.

— Я не понял, мне теперь под открытым небом что ль спать прикажете? — недовольно обратился к туристам, собравшимся вокруг костра, Базиль.

— Уважаемый, ты б помощи попросил у людей, коли сам не справляешься, тебе бы добрые люди и подсобили, — миролюбиво ответил инструктор.

— Добрые люди сами должны видеть, что человеку помощь требуется, — огрызнулся Базиль.

— Тебе, Васёк, никто и ничего тут не должен! — выступил Саня Черный.

— Паяц! — презрительно бросил ему поэт.

— За пайца ответишь! — вскинулся Саня, не знавший значения слова, но по интонации определивший, что слово, несомненно, обидное.

— Пойдем, Базиль, соберем твою палатку, — начал вставать инструктор, чтобы прекратить перепалку.

— Сидите, Олег Петрович, я помогу, — пошел в сторону Базилевой палатки Гена.

— И где ты только такое сокровище нашла? — непонимающе уставился на Риту Саня Черный, подразумевая под сокровищем поэта.

— Меня с ним Соломея Ильинична познакомила.

— Капец! Соломея… Базиль… Рита! Скажи мне честно! Ты якшаешься с масонами?! — потребовал правды Саня.

— Какие масоны? Саша! Что за бред ты несешь?! — изумилась девушка.

— А что мне остается думать? Плотность нечеловеческих имен в твоем круге общения зашкаливает. Это же не имена — это сектантские погонялки какие-то!

— Соломея Ильинична — мать Базиля. Она преподает философию в университете. Я училась у нее. Соломея Ильинична тонко чувствующая женщина, она безумно любит сына. В свою очередь, ее родители тоже были людьми творческими, а бомонд… он всегда старается заморочиться с именем… Вначале Соломея Ильинична присматривалась ко мне, а потом решила, что я неплохая партия для Базиля. Она нас познакомила, мы стали встречаться. Как-то так.

— «Нас познакомили», «мы стали встречаться»… — передразнил Риту Сашка, — у тебя своих мозгов нету что ли?

— Наверное, нету, — вспыхнула Рита, — раз их отсутствие все замечают: вначале в газели Базиль сказал, что я дура, теперь вот ты.

— Рит, прости меня, — засовестился Сашка.

— Да ладно, сама виновата, — оказалась отходчивой девушка. — Мне бы сразу внимание обратить на некоторые вещи, а я повторила самую распространенную женскую ошибку — думала, смогу изменить Базиля. Он уже год нигде не работает, пишет книгу, сборник стихов. Говорит, что работа будет отнимать у него вдохновение. Когда мы начали встречаться, я училась в аспирантуре по философии и параллельно подрабатывала на ногтях. Маникюр, педикюр. В свое время прошла курсы, и у меня оказался талант к этому делу. А тут я вижу, как Соломея Ильинична надрывается, чтобы себя с сыном обеспечить, и мне так жалко ее стало… Плюсом к ногтям я стала заниматься бровями, ресницами… Открыла кабинет. Аспирантуру пришлось бросить, зато теперь у меня небольшой салон красоты.

— Дети мои, ну его к лешему, Базиля этого, расскажите лучше, что заставило вас податься в тундру? — обратился к ребятам Олег Петрович.

Парочки из Воронежа закурлыкали о неземной любви и о том, что в условиях первозданной природы эта любовь станет еще гармоничней. Вика сухо донесла информацию о недобром Кузьмиче, заславшем ее в болота, и о благородных общежитских рыцарях, последовавших за ней.

— А нас в тундру Пашка ехать заставил, — заявил словоохотливый Пушкин. — Пашка говорит, тундра открывает человеку его предназначение и отшелушивает все ненужное. Сам Пашка уже третий раз здесь.

— И что же тундра отшелушила от Пашки в прежние два заезда? — обратил взор на главного тульского путешественника Геннадий, вернувшийся от Базиля.

— Раньше я играл… — начал Пашка.

— В карты?! — ахнула Рита, не смеющая плохо думать о ближнем.

— В классики, — не удержался Пашка от ехидства. — После первого путешествия я перестал играть. Тогда я завис в тундре на месяц. В следующую поездку я понял, что хочу работать по специальности. У меня за плечами химфак, а работал я тогда обыкновенным шоферюгой.

— И что? — завороженно спросила Рита.

— И все, — ответил ей Пашка, — уже год как работаю в лаборатории.

— А друзей-то ты зачем в тундру согнал? Им от чего избавляться нужно? — поинтересовалась Вика.

— В основном от скуки. И от пьянства до кучи, — ответил Павел.

— Сейчас кто-то договорится! — пообещал Леха.

— Вообще Пашка у нас молодец! Он наш идейный проходимец! — вставил свое слово Пушкин.

— Может, первопроходец? — уточнила Вика.

— Может, и первопроходец, — охотно согласился Пушкин. — Слышь, Паш, ты у нас кто?

— Я многогранен, — важно ответил Пашка. — Когда надо — первопроходец, когда не надо — проходимец. Ребят! Хорош трепаться! Давайте народу праздник устроим по поводу первой стоянки.

Уговаривать тульских товарищей не пришлось: Пушкин с пьяненьким Лехой вскочили на ноги, похватали рюкзаки и отбежали от костра метров на тридцать. Павел неспешно последовал за друзьями.

Народ у костра заинтересованно смотрел на происходящее, и только инструктор был напряжен. Он не любил экспромты: никогда не знаешь, чем это обернется в суровых условиях тундры. Тем временем, уроженцы Тулы быстро сновали подобно муравьям по ведомой только им траектории, втыкая в податливые кочки мха какие-то предметы. Через 5 минут тайна раскрылась. Взору туристов предстало невероятное по своей красоте фаершоу. Безмолвная тундра окрасилась яркими всполохами огней. Славные сыны Тулы отплясывали что-то первобытное, потрясая руками с зажатыми в них приспособлениями, высекающими полосы огня. Все вокруг свистело, взрывалось и дребезжало.

Рита хлопала в ладоши и визжала от восторга, остальные туристы вели себя более сдержанно, но по всему было видно, что им нравится. На звуки огневой вакханалии вылез из палатки Базиль. Он щурился и любовался зрелищем поодаль ото всех. Единственный, кто не поддался эмоциям, был Олег Петрович. Он незаметно перевел дух, когда все закончилось, и обратился к тулякам:

— Парни! Я вам удивляюсь! Как вам взбрело в голову тащить рюкзаки с пироманией в такую даль?! Хорошо хоть отстрелялись. Завтра все легче идти будет.

— Чегой-то? — не согласился нетрезвый Леха. Мы еще не все, не отстрелялись. Есть еще порох и всяко-разно в наших пороховницах!

Туристы у костра оживленно загалдели. «Ладно, гусары, я вам покажу завтра и порох и пороховницы», — тихо, чтобы не быть услышанным, пробубнил инструктор. И далее уже громко произнес:

— Новорожденные дети тундры! Слушай вводную! Подъем не оговаривается: кто во сколько хочет, тот во столько и просыпается. Завтрак у костра в десять! К завтраку не опаздывать! Потом свободное время до полудня. В обед выступаем в поход. А сейчас все сдаем съестные припасы мне, а затем идем спать! Поверьте, завтра вам очень понадобятся силы!

— Я не понял, а зачем еду сдавать? — спросил Черный, не терпящий неизвестности.

— Чтобы ненароком не приманить в палатку дикое зверье, — терпеливо объяснял инструктор. — Сейчас я свалю все в одну кучу, прикрою специальной накидушкой. А завтра остатки еды разделю всем поровну — чтобы каждый нес примерно одинаковый вес общака.

Лагерь постепенно погружался в сон. И только из палатки туляков периодически раздавался то одиночный гогот, то взрывы смеха.

Олег Петрович задумчиво сидел у костра, пламя охотно прожигало остатки упаковок из-под тушонки и кетчупа. Инструктор обыкновенно ложился поздно, вставал рано, тратя на сон по 6 часов. Впрочем, ему хватало этого времени, чтобы полностью восстановить силы и бегать целый день под рюкзаком свежим огурцом. Возможно, дело было в хорошей наследственности, переданной ему предками — уроженцами севера, а может в уникальности самого Олега Петровича. Устроившись в спальном мешке, он впадал в анабиоз: не видел снов, выпадал из реальности, не реагируя на происходящее снаружи. Даже если бы около палатки прошло стадо слонов, это не могло бы вывести инструктора из покоя. Так он думал, но ошибся.

Конец ознакомительного фрагмента.