И охотник вернулся с холмов

Мария Пастернак, 2022

Уолден Мак-Грегор – студент, он учится, путешествует с друзьями, подрабатывает на бензоколонке и пишет работу об исторических корнях кельтских мифов. Его собственная семейная история тоже уходит в глубь веков: ведь предки Уолдена принадлежали к древнему шотландскому клану, из которого вышел легендарный герой Роб Рой. Детство Уолдена прошло в Шотландии, в уединенном поместье «Королевская рыбалка», где остались обожаемые дед и отец. А теперь он живет в Оксфорде – с матерью, отчимом, братом и сестрой. Прошлое манит его: он знает и любит семейные предания, с детства сочиняет истории об Одиноком Рыцаре, страстно увлекается исторической реконструкцией и фехтованием. А еще Уолден пытается разобраться в своих чувствах к родителям, когда-то при разводе разлучившим его с братом. Встреча с юной клоунессой Джо, русской студенткой Гилдхоллской школы музыки и театра, помогает ему по-новому и с любовью взглянуть на мир вокруг и на свою собственную семью. Новая книга Марии Пастернак, чей исторический роман «Золото Хравна» уже завоевал симпатии читателей, говорит с нами о современности, но прошлое главного героя, его семьи оказывается важнейшим участником событий. Ведь из прошлого прорастает будущее, и только из него.

6 глава

Любуйся, странник: любой торфяник

душе умеет дарить уют.

Стоят упорно стволы Мамлорна

и многим птицам жилье дают.

Рассвет весенний; стада оленей

измучил голод, измаял страх —

они по круче идут в живучий

Раздол Туманов в родных горах.

Дункан Бан Мак-Интайр. «Раздол Туманов».

Тяжелые копыта Боба мягко ступали по прелым листьям, сминая невесомый снежный покров. Лес на склоне был вырисован тонким пером белой тушью на белой бумаге — хрупкая красота, которую и не назвать, настолько она мимолетна. Скажешь слово, точно неловко ткнешь пальцем, — и все расколется и окончится сон.

Однако Боб был вполне реален. У него бурчало в животе, время от времени он встряхивал гривой и фыркал, иногда срывал листья малины вместе со снегом, которыми они были припорошены, точно пирожное в сахарной пудре. Чтобы заставить его идти рысью, пришлось быть очень убедительным: лошади совершенно разленились, катая туристов. За ручьем я вынудил его перейти в галоп, он наконец продышался на бегу, встряхнулся, пошел резвее, явно получая удовольствие от движения.

Ветки клонились низко над дорожкой, я то и дело задевал их, и мне на голову и на плечи, на круп Боба постоянно обрушивались снежные вавилоны. Мокрые ветки хлестали меня по коленям, очень скоро бриджи вымокли насквозь.

По стальной поверхности озера время от времени проходила рябь, сминая в гармошку запрокинутые внутрь чаши белые берега, такое же белесое небо, прочерки крикливых галок в нем и мутное солнце. Плотно укутанное в кокон, оно так и не выбралось, не протиснулось сквозь облака. Мне всегда нравилось, как большой водоем отражает пространство, как береговые звуки и голоса идут по его поверхности, раздаваясь далеко. Иногда поймаешь обрывок разговора, неизвестно чей, и так никогда и не узнаешь, где и кто это говорил. Только мужской голос, девичий смех и скрип уключин.

На обратном пути мы с Бобом встретили наших пони — я видел издалека, как лохматый их табунок спускается с берега. Когда мы поравнялись, доминантная кобыла^[37] — гнедая Марсия — пристроилась к нам с Бобом, и так, вместе с косяком пони, мы вернулись домой. Пони обросли, точно медведи, шерсть свисала с них клочьями, глаза блестели из-под челок, как из-под копен сена.

Я отвел Боба в конюшню, закрыл леваду за пони и вошел в дом. Зеленая входная дверь была украшена большим венком из веток, сухоцветов и остролиста. Венок привезла Марта. Он был не простой, занятный, я даже остановился, чтобы разглядеть его. Внутри много всего понатыкано, какие-то маленькие деревянные звездочки, крошечные башмачки, домики из бересты, птички, мох, из глубины таинственно мерцали синие бусины. «Марта знает толк в сказках», — подумал я. Такой венок может выбрать только тот, кому не все равно, где обитать мелкому народцу. В детстве я непременно счел бы такую штуку волшебной.

Хорошо, что дед с отцом с утра основательно протопили дом: я вошел и прямо сразу стал оттаивать.

Гости разъехались. Отец и дед сидели в гостиной в креслах, курили трубки и лениво беседовали. На кухне Эви грохотала противнями. Повар уехал на каникулы. На обед нас ждали остатки вчерашних пирогов — ничего вкуснее я не знаю.

Я постоял у камина, отогревая колени и зад.

— Как прогулялся? — поинтересовался Дуг.

— Отлично. Встретили пони. Они пришли домой вместе с нами. Я им сена навалил в кормушку.

— Хм, — сказал дед.

Я взял свою трубку — отец мне подарил ее полгода назад — и пододвинул стул поближе к огню. Вообще-то я почти не курю. Вот разве что трубку и в хорошей компании. Гостиная в доме Короля-Рыбака как-то особенно располагает.

— А где Марта? — спросил я.

— Легла вздремнуть. Говорит, что после городского воздуха здешний ее усыпляет. Пусть отсыпается.

— Так вы завтра улетаете?

— Самолет ночью, дешевый рейс. Мартины родители встретят нас в аэропорту. А у тебя какие планы? Не жалеешь, что отказался лететь в Италию с нами?

Я щурился на огонь и потихоньку дымил своей трубочкой. Чувствовал себя совсем взрослым. Я видел, что и дед, и отец смотрят на меня и посмеиваются втихую. Возможно, в их глазах я и в самом деле выглядел забавно. Ну вот как Лукас иногда. Ну и пусть.

— Нет. — Я покачал головой. — Я же был в Италии два раза. Да и все равно билетов уже не достать. И что бы тут Алистер делал совсем один? Кто будет отвечать на сайте?

От камина к моему лицу шел живой жар, облако табачного дыма щекотало ноздри. Мне было хорошо. Я получил кучу подарков на Йоль, о них тоже было приятно думать. От отца — новый рюкзак, очень хороший, с кучей разных карманов. Я его долго разглядывал, думал, в каком из карманов какую вещь поселю. Возьму его в Корнуолл. Летом в Норвегию — нет, там нужна штука побольше. От Марты — пару теплых носков и свитер, который сейчас на мне — очень удобный серый рыбацкий свитер с аранами^[38]. От деда — альбом о мечах.

— Видишь, как я угадал? — сказал он довольным голосом, когда я содрал упаковку с подарка.

В рождественском хлебе, который я преломил с мистером Кокрейном, мне внезапно досталось маленькое колечко с бирюзой — я чуть зуб себе не сломал. А Кокрейну досталась монетка.

— Ваджи женится в наступающем году! — рассмеялась Бренда Кавендиш.

Я примерил колечко на палец, но оно мне даже на первую фалангу мизинца не налезло, все смеялись.

— У тебя же каникулы, — пожал плечами отец. — Ты так и просидишь все праздники в Троссаксе? И на Хогманей^[39] не поедешь в Эдинбург?

— Американцы свалят в Стерлинг на Хогманей, — сказал я. — Будут махать огненными шарами. А Адам вернется только второго. Не бросать же деда тут одного. Да и навидался я этого, можно разок пропустить.

— Поезжай в Эдинбург, если хочешь, — хрипло сказал дед. — Что мне этот Новый год? Я спать завалюсь в одиннадцать. И потом, я же не один, тут будет Эви с семьей, а утром приедет отец Мак-Ги. А ты ведь любишь смотреть, как жгут корабль викингов, и вообще все это веселье.

Это правда. Я люблю безумие, которое устраивают в Эдинбурге на Хогманей. Было время, и я мазал морду синим и белым^[40], махал факелом и вместе со всеми орал «Шотландия! Хогманей!». Да вообще-то не так уж и давно, прямо скажем, это время и было. Не далее как в прошлом году. И вчера мне писал Лиам, мой бывший одноклассник, и спрашивал, встречаемся ли мы, как всегда, у памятника Вальтеру Скотту, чтобы идти на парад вместе. Но нет. И не потому, что Хогманей изначально был противопоставлен нашему католическому Йолю. Не такой уж я фанатичный католик, чтобы презирать Хогманей. А просто — ну я уже как-то напрыгался и хочу побыть здесь, в Троссаксе. И деда не хочу оставлять.

— Я уеду третьего, — напомнил я. — Я же говорил. Мы с Бармаглотом едем в Корнуолл кататься на сёрфах. А потом я вернусь в Оксфорд.

— Едешь в Корнуолл что делать? — изумился Дуг.

— Ловить волну, — пояснил я. — Ну, сёрфинг.

— В январе?

— Хочу попробовать.

Он смотрел на меня в упор несколько секунд, подняв брови, потом нахмурился, после рассмеялся и сказал:

— Ладно. Уши не застуди. Ну и шею не сверни.

— Постараюсь, пап.

Дуг докурил трубку, выбил ее о каминную решетку и встал с кресла.

— Пойду посмотрю, как там Марта. Не проснулась ли.

Некоторое время я глядел в камин, где в черной глубине возникали, росли и гасли одна за другой гибкие огненные саламандры.

— А что Лукас? — спросил вдруг дед.

— Мы говорили утром по скайпу. Мы с Дугом поздравили их с Рождеством. Лукас строил рожи в камеру. Они все улетают сегодня в Египет на неделю.

— Он не хочет приехать в Королевскую Рыбалку? Он здесь не был три года.

Я молчал. После того как Джоан увезла Лукаса на юг, он в Шотландию приезжал всего-то четыре раза, причем дважды — в не вполне сознательном возрасте. Джоан не слишком нравилось в Эдинбурге, как я понимаю, а отпускать Лукаса одного ей не хотелось. Да и он сам никогда не высказывал такого желания. Наверное, все это можно понять. Не знаю. Я вообще за полную свободу в этом смысле. Может быть, потому, что задумываться о причинах всех этих вещей мне не шибко приятно.

Мне захотелось ответить, что у Лукаса так много уроков, что он, конечно, мечтает приехать, но у него совсем нет времени. Но вместо этого я промямлил:

— Не знаю.

Откровенно говоря, я был почти уверен, что Лукас не хочет ничего подобного, но не мог же я прямо заявить об этом деду.

— Скажи ему, что я жду его в любое время. Пусть он знает. Меня всегда огорчало, что вы, родные братья, живете врозь. Жизнь так распорядилась. Тогда, много лет назад, я был против того, чтобы они разделили вас. Братья должны расти вместе. «Не разлучай их, — сказал я Дугу. — Всегда будь с ними обоими, не оставляй их. Если вы их разделите, одного из них ты точно потеряешь. Пусть лучше оба живут с ней, только не разделяй их». И что же? Он не послушал меня, и получилось, как я говорил.

— Дед…

Он не отозвался, некоторое время хмуро смотрел в камин, потом пробурчал, не глядя на меня:

— Знаешь, Ваджи, я рад, что ты у меня есть.

— Хм. В принципе, я тоже.

Мы сидели молча, покуривали свои трубки и оба смотрели в огонь, как там все меняется, как огонь лижет березовую кору. Дед почесал бороду и вдруг пристально глянул на меня поверх очков.

— Настоящий Мак-Грегор, — сказал он. — Ты. Настоящий. Плоть от плоти. От этих камней и туманов. Корень от корня. Ты думаешь, старик напился виски и пока еще не протрезвел?

Я с удивлением смотрел на него. Не так уж часто он позволял себе сказать сразу столько слов подряд, но мысль о виски не приходила мне в голову.

— Когда она сказала, что хочет, чтобы ты учился в Оксфорде, я согласился сразу, — продолжал он хмуро. — Дуг поначалу прочил тебя в Эдинбургский университет, а я говорил, что университет есть и в Стерлинге и ничем не хуже других. В конце концов, я там учился. Ты бы жил в двух шагах от Троссакса и мог бы проводить здесь сколько угодно времени. Но как только она предложила, чтобы ты приехал в Оксфорд и жил у нее, я сразу сказал Дугу: «Пусть она думает, что дело в деньгах, будто то, что она оплатит половину стоимости твоей учебы, решит дело». Ты ведь тоже так думаешь, Ваджи? Думаешь, ты учишься там потому, что старый скупердяй Алистер не пожелал раскошелиться на твою учебу в Эдинбурге?

— Если честно, что-то в этом духе я и думал, — сознался я. — Но мне так сказал отец. И Джоан. Она тоже не раз давала мне это понять. И не то чтобы я жалел, что учусь там. Мне нравится.

— Мне казалось, будет неплохо, если ты и Лукас какое-то время проведете вместе. Это не восполнит прошлых лет. Но когда родные братья встречаются только по праздникам и в дни каникул — это неправильно.

Я был удивлен. Я молчал, не зная, что сказать.

— Ты говоришь с ним о маноре, о нашей жизни здесь? Вы разговариваете?

— Дед, — сказал я. — Прости. Мы почти не общаемся, если честно.

— О ваших предках, — продолжал он, — об истории этого дома? О Ласар Гиале? О католичестве? Когда ты ходишь к мессе, ты берешь его с собой? Он ведь крещен в католичестве, как и ты.

Я покачал головой.

— Прости.

Он тяжело вздохнул и замолчал, глядя в огонь.

На дворе уже совсем стемнело. Снова пошел снег, за окном, подсвеченные нашей лампой, летели и летели снежные хлопья.

— Три года назад, когда Лукас приезжал, я провел его по всему манору, показал Арсенал и часовню. Но ему было не интересно. Он все время смотрел в свой этот, как вы его называете, айфон, что ли? Я хотел рассказать ему о Стюартах и Мак-Грегорах, которые жили в этих местах бок о бок. О том, как здесь, в часовне Святого Колумбы, тайно, под угрозой смерти, служили мессу каждое воскресенье в то время, когда у власти был Кромвель и его банда. Но я просто понял, что он не слушает меня, и замолчал.

— О том, как круглоголовые^[41] пришли, когда священник уже приступил к Евхаристии, и женщины и дети спустились во двор и отвлекали солдат?

Алистер кивнул.

— Именно это, да. Отвлекали солдат, пока отец Гилберт не освятил хлеб и вино и не унес Святые Дары в тайную комнату, и там его спрятали вместе с Чашей. Солдаты обыскали весь дом, но не нашли ничего и никого и ушли. А после этого Святые Дары снова перенесли в часовню и мессу завершили уже там.

— У меня с детства мурашки по коже от этой истории. Как представлю, как оно было. Ну и гордость. И горечь вместе с ней.

— Это было очень опасно, — кивнул Алистер. — В доме в то время почти не было мужчин, защитить его было некому.

— А всё добрые люди, — добавил дед после короткого молчания. — Кто-то же из них донес, что в доме у Короля-Рыбака служат мессу. И во времена Кромвеля, и после Каллодена солдаты приходили сюда. Только однажды Кэмпбеллам удалось разграбить манор, и тогда пропал Ласар Гиал. Но во все другие дни Господь хранил этот дом и всех, кто в нем.

Мы оба долго глядели в осыпающиеся руины раскаленных углей. От них шел сильный жар. В комнате стало совсем темно.

Дед протянул руку к столу, взял бутыль с остатками виски, разлил в два стакана и подал мне один из них. Виски было совсем немного, на дне. Так, по глотку.

— С Рождеством! — сказал я. — Счастливого Йоля!

Примечания

37

Доминантная кобыла — кобыла-вожак табуна или косяка лошадей.

38

Араны — узоры на вязаных изделиях. Название произошло от наименования группы островов в западной части Ирландии. Аранский свитер — изначально теплый рыбацкий свитер из овечьей шерсти. Каждый узор имеет свое значение: «волны», «водоросли», «сети» и т. д. Каждому ирландскому клану соответствует свое сочетание узоров.

39

Хогманей (Hogmanay) — новогодние праздники в Шотландии.

40

Синий и белый — цвета шотландского флага.

41

«Круглоголовые» (roundheads) — так за короткие стрижки называли сторонников парламента и Кромвеля во времена Английской революции.